Ирина Сергеевна Утимишева
Истина
Связь
Тёплый ветер врывался в окна ночного поезда,
что вёз нас с тобой на юг страны,
обещали друг другу никогда не ссориться,
а теперь, вот, смотри…
Под одним развивались мы любящим сердцем
и в уютной утробе сидели одной,
одним голосом важным храним мы детство,
навеки связанные судьбой.
Дни беспощадно так мчатся, как тот же поезд,
жизнь развела мосты,
обещаю тебе никогда не ссориться,
где бы ни были мысли двоих.
Бином страданий
Мы лишь живём мурашками вечности,
разглаживаем её пол ветром беспечности,
сами с собой разговариваем о Боге,
смотрим осознанный сон, что в итоге?
В итоге ляжем костьми в этой плоскости,
как в невесомости будем парить,
завяжем узлы на всей своей скромности,
главный завяжем на шее души.
Люди-мурашки – банальные созики,
синергия множит, подобных себе,
кровью распишется каждое отчество,
каждое имя вдохнёт в себя тлен.
Мы лишь живём мурашками вечности,
клоны друг друга в истории лет,
эффект домино – сигнал внутриклеточный,
смерть, как заноза, как эксперимент.
Жил на свете человек
Жил на свете человек,
пил и вкусно ел,
умер, будто надоел,
жизненный предел.
И под проливным дождём,
даже в ясный день,
ходит-бродит по углам
тень его теперь.
То улыбка промелькнёт,
то его черты,
раздражается народ,
нет ничьей вины.
Просто призраку никак
не принять судьбы,
вот и мается душа,
где ж себя найти.
Брызги сердца
Брызги сердца на стенах и потолке,
рваный крик давит на уши,
солнечный зайчик отморозился на окне
и упал в кровяную лужу.
Этот кадр запомнился мне,
навсегда впечатался в память,
ни прежде, ни после я не был так близок к ней,
пропитан был ею квартирный воздух.
Миражи её звали меня так всю жизнь,
я замечал, но отводил взгляды,
приступы жизни потом накрывали вдвойне
не то, чтобы был я им рад всем.
Путями окольными водил ее за нос,
в прятки играл с ней, надевал маски,
злостно шутил над ней невпопад,
будто бы я не боялся огласки.
И даже, когда лихорадкой разбит был,
с ухмылкой смотрел я в глаза болезни,
я верил в себя, был непобедим,
так чем мне парировать в споре со смертью?
Гроб
Я ложился в этот гроб,
как в уютную кровать,
я вместился целиком
откровенно, я был рад.
Смыслы жизни все в одной
растворились тишине,
крышка мой последний сон,
красный бархат на кайме.
Я закрыл глаза навек,
ну, а может навсегда,
там снаружи моросил
нудный дождик без конца.
Я впервые осознал
всё, что так давно хотел,
но не применить сейчас
этих знаний сущих дел.
Вот отпели уж меня
и готова мне земля,
погрузите поскорей,
дома ждут меня друзья.
Любила
Ты наклонилась поднять взгляд,
упавший на мою могилу,
платочек именной, весь сжав,
чуть встрепенулась и застыла.
Твой силуэт вопросом стал.
Зачем так жадно ты любила?
Завеса скорби дымом шла
на проступающие жилы.
И чёрных одеяний мгла
пустые заполняла виды,
по дереву текла смола,
будто душа ещё слезлива.
За гранью ужаса и зла
искала мысль зацепиться
и, словно кто сказал пора,
ты к небу обратилась птицей.
Вязким смрадом сознания
Вязким смрадом сознания,
словно кожей обтянута жизнь,
за отвесной стеной мироздания
безмолвия белого крик.
Стальными ливнями боли
будит тебя ото сна
вечность жгучих моментов,
искрами полнится мгла.
Усталостью от воплощения
пронизаны тело, душа,
смерть на пороге прозрения
ждёт терпеливо дыша.
Смерти нет
Смерти нет во мрачном эпилоге,
есть душа в нём, вечности подстать,
не меняя жизни, на восходе
через огоньки смотрит на нас.
И судьбы коварная ловушка
не утянет мысли за собой,
тот, кто знает, что игра, лишь шутка
обречён на магию миров.
Точка начала
Мари, статуя девы на поле любви,
кладбище медных огней изнутри.
Зараженные птицы
с осипшими песнями
тянут во тьму, в изъяны души.
Греховные дни сочтены,
локон, упавший в яму мечты,
слился с надеждой, лучшей из лжи.
Последняя память
меркнет на фоне судьбы,
бьёт на осколки слёзы родных.
Боль порождает новую жизнь,
греет в ладонях, остывших теней,
в колыбели качает мрачных людей.
Интонации, блики, рассеянных фраз
скрывают отчаяние проклятых глаз.
Белый шум, окружённый вуалью лесов
затмевает молчание жутких основ.
И в точке начала будущих снов
зиждется сила движения вновь.
Красиво
Я сделаю это красиво
в полной ванне небесной воды,
на бретельках гордость учтиво
снимет шляпу пред воздухом тьмы.
И локоны крика в растрёпе
прилипнут мокрым ко мне,
пламя души одинокой
погаснет от сжатия в тиски.
Я та, что была оболочкой
в ярком свете размножусь на пыль
и нежного лепесточка
коснусь, как когда-то земли.
От понедельника до края кровати
От понедельника до края кровати,
между манией и эпизодом
я громко кричала внутри себя хватит,
не достигая простого покоя.
Разочарованные ожидания
и нефильтрованный сгусток традиций
утяжеляли мне снова ресницы,
оставалось лишь крепко напиться.
Не получалось себя переспросить,
кругом ходили тяжёлые мысли,
что виновата во всём, и что больно,
что жизни своей теряю страницы.
И неприятный ложился осадок
на моё сердце с порывами ветра,
я в генетическом эксперименте,
как безнадёжный участник обмана,
я пациент своей мнимой больницы
и бесконечно морально устала.
Ветер наигранно кружит листву
Ветер наигранно кружит листву,
словно кадр из пошлого фильма,
я умирать без тебя не хочу,
мне нужен твой воздух в моей могиле.
Обойма заряжена,
нас ждёт спусковой,
держу тебя крепко пристальным взглядом,
я никогда не стану другой,
ты не простишь немого обмана.
Сбито дыхание,
выжаты в ноль,
истерика сердца глушит сознание.
Не бойся моя ненаглядная боль,
я не оставлю тебя без внимания.
