Ирина Одоевцева
Елисейские Поля

2

Белое разорванное облако медленно летело по пустому темному небу. Лиза подняла голову.

– Смотрите, оно совсем будто ангел. – Она помолчала немного. – «По небу полуночи ангел летел», – прочла она нараспев. – Вы не понимаете?

Он внимательно смотрел на дорогу, стараясь обогнать автомобили.

– Нет, не понимаю. Это по-русски? Да?

– Вам не интересно, что это значит? Это русские стихи, но автор их по происхождению был шотландец, как вы.

– Отчего же не интересно? Но я стихов, даже английских, не люблю.

Лиза сидела рядом с ним. Ветер трепал ее длинные волосы.

– Как пахнут ваши волосы. Они закрывают мне глаза. Я не вижу дороги. Мы сломаем себе шею из-за ваших волос. Не убирайте их, прошу вас. Как они пахнут.

Лиза тихо смеялась:

– Они пахнут морской водой. Мне весело. Я не боюсь.

Они опять замолчали, ее колено касалось его колена. Она прислонилась плечом к его плечу.

– Вот и Биарриц. Неужели мы сейчас расстанемся? Хотите, поедем в Шато-Баск?

– Нет, – испугалась она. – Туда нельзя.

– Почему?

– Нельзя. Там поет… – Она остановилась. – Там поет моя родственница, – прибавила она смущенно.

Но он был англичанин и не стал расспрашивать.

– Так куда же мы поедем?

– Не знаю. Не в рестораны. Послушайте, хотите на маяк? Влюбленные всегда ездят на маяк. А ведь вы влюблены в меня?

Он серьезно посмотрел на нее:

– Да, я влюблен в вас, Изольда.

– Правда?

Теперь автомобиль медленно ехал по окраинной темной улице. Было тихо и пусто, и фонари не горели, и дома с закрытыми ставнями казались спящими.

– Вы правда влюблены в меня? Как хорошо, как я рада.

Лицо ее стало задумчивым, почти грустным.

– Но знаете, если вы влюблены в меня, я должна вам сказать. У меня уже есть друг. Он сейчас в Париже.

Кромуэль отодвинулся:

– Ах вот как.

Но Лиза быстро взяла его за руку:

– Нет, вы меня не поняли. Это ничего не значит. Вы можете быть влюблены в меня. Вы мне очень нравитесь. – Она робко взглянула на него. – Поцелуйте меня.

Он покачал головой.

– Но ведь это ничего не значит. Какой вы глупый. Целоваться так приятно.

Она обняла его шею рукой:

– Поцелуйте меня, пожалуйста.

Автомобиль остановился.

– Вот и маяк.

Он помог ей выйти.

Она пошла рядом с ним, стараясь заглянуть ему в глаза:

– Вы сердитесь? Не сердитесь на меня.

Свет маяка скользнул по ее светлым волосам и бледному лицу, осветил кусок скамейки, чье-то колено и чьи-то губы.

Кромуэль и Лиза молча шли. Она остановилась на краю. Ветер трепал ее широкую юбку, ее распущенные волосы. Она, немного приоткрыв рот, смотрела на волны печальным, покорным, ожидающим взглядом.

– Вот теперь вы опять похожи на Изольду.

Она не повернулась к нему, как будто не слышала. Ее юбка, как флаг, шумно билась по ветру. Она протянула руки вперед. Ему показалось, что она сейчас взмахнет руками и ветер унесет ее. Но она беспомощно опустила руки, будто сложила крылья.

– Чем я виновата? – сказала она грустно. – Я ничего не сделала. Пожалуйста, не сердитесь.

– Я не сержусь на вас.

Она протянула ему руку. Он пожал ее холодные пальцы.

– Поцелуйте меня, – жалобно попросила она.

Он нагнулся и поцеловал ее холодные губы. Она глубоко вздохнула и закрыла глаза.

– Я только хотела, чтобы вы знали, что я уже не ребенок, – смущенно сказала она.

3

Лиза открыла дверь в комнату Николая:

– Коля, Коля, иди кофе пить.

Николай завязывал перед зеркалом галстук. Он недовольно обернулся к сестре:

– Ты когда вчера вернулась?

– Совсем не поздно. И тебе похвалить меня следует, а не дуться. Поздравь меня – у меня собственный автомобиль.

– Откуда?

– В меня влюблен англичанин, у него «бьюик». Если у него, значит у меня. Он богатый. Ты бы видел, сколько у него денег в бумажнике.

– Ты не врешь, Лиза?

– Нет. Я тебя сегодня познакомлю с ним, если будешь милый. – Ну идем. – Она побежала вперед, перепрыгивая через ступеньки.

Перед белой дверью они остановились.

– Слушай, Коля, не проговорись у нее.

– Ну вот еще!

Лиза постучала и сейчас же, не дожидаясь ответа, вбежала в комнату и прыгнула на кровать.

– Здравствуй, здравствуй, Наташа.

Наталия Владимировна освободила руки из-под кружевных простынь и обняла Лизу:

– Здравствуй, моя птичка. Здравствуй, Коля.

Она нежно поцеловала их обоих. Лиза взмахнула в воздухе ногами и, откинув одеяло, легла в постель рядом с Наталией Владимировной.

– Я хочу спать, спать, – по-детски капризно проговорила она, целуя Наталию Владимировну. – Я хочу спать с мамочкой.

Наталия Владимировна испуганно обернулась. Но дверь была закрыта.

– Можно? Никто, никто не услышит, – крикнул Коля. – И я хочу к тебе, мамочка. – Он тоже взобрался на кровать и обхватил мать руками за шею. – Все для Лизы. А мне что останется?

Наталия Владимировна, смеясь, отбивалась от них:

– Тише, тише. Ну, милые, ну, маленькие мои, тише.

Но они, не слушая, целовали и тормошили ее. Горничная внесла кофе. Лиза и Коля уселись на краю постели. Наталия Владимировна налила им кофе.

– Мама, пенки, – капризничала Лиза, и Наталия Владимировна с довольной улыбкой выловила пенку.

– Ну, теперь пей, птичка.

– Мама, дай твой сухарик. Твой вкуснее.

Наталия Владимировна, смеясь, отдала сухарь.

– Ну как, мои маленькие. – Она погладила Колю по голове. – Хорошо тебе тут? Много бегаешь? Крабов ловишь?

– Угу, ловлю, – ответил он с полным ртом.

Конечно, следовало бы объяснить маме, что в Биаррице крабов нельзя ловить, оттого что их нет, но мама никогда не бывает на пляже, и в ее представление о том, как ее маленькие дети проводят время на море, непременно входила ловля крабов. Ее маленькие дети, которые ложатся в девять часов вечера и читают сказки Андерсена перед сном. Они все-таки были ужасно большие, ее дети, они ужасно старили ее, и она никогда ни за что не призналась бы, что она их мать. Она их кузина, они сироты. Потому она их и воспитывает.

Лиза потянулась к сахарнице и ударилась о стол.

– Я ушибла локоток, мамочка, больно.

Наталия Владимировна погладила ее руку, подула на нее, поцеловала:

– Не больно, Лизочка, локотку не больно. А гадкий стол мы сейчас стукнем, чтобы он не смел обижать мою Лизочку.

На кресле, возле постели, лежала розовая шелковая рубашка. Лиза взяла ее и, проводя пальцами по нежному, скрипящему шелку, задумалась. Глаза ее сузились от удовольствия.

– Мама, подари, – вдруг нерешительно попросила она.

– Подарить рубашку? Но зачем тебе?

Лиза покраснела:

– Пожалуйста, мне так хочется.

– Но на что? – удивилась Наталия Владимировна. – Кукле платье шить?

– Да-да, – обрадованно подхватила Лиза. – Кукле платье. Такое, в оборочках.

– Бери, если хочешь.

В дверь постучали.

– Можно к тебе, Наташа?

Наталия Владимировна быстро, по-заговорщически взглянула на детей и прижала палец к губам.

– Входи, Таня, – крикнула она.

Вошла Солнцева, подруга Наталии Владимировны.

– Ты не забыла, Наташа, что мы сегодня завтракаем с Грюнфельдом и будет Борис. Он просил передать…

– Потом, – прервала Наталия Владимировна, показывая глазами на Лизу.

– Ах, твоя кузиночка. – Солнцева погладила Лизу по голове. – Какая грациозная, как козочка. Я на твоем месте непременно отдала бы ее в балетную школу. С такой мордочкой.

– Вздор, перестань. – Наталия Владимировна недовольно поморщилась. – Лиза кончит лицей и выйдет замуж. Никаких балетов.

– Как хочешь, строгая кузина. Пусть выходит замуж. – Солнцева села в кресло, высоко положив ногу на ногу, и закурила. – Кстати, Лиза, как поживает ваш приятель, тот хорошенький, который на ястребенка похож?

Лиза покраснела:

– Андрей? Он в Париже.

– Жаль. Он прелестный. Да вы, должно быть, сами знаете и влюблены в него.

Наталия Владимировна дернула подругу за рукав:

– Таня, что ты говоришь, ведь Лиза ребенок.

– Ах, оставь, пожалуйста. Посмотри, какие у этого ребенка глаза.

Лиза, будто действительно можно было что-то прочесть в ее глазах, быстро опустила ресницы и стала рассматривать узор ковра.

– Он премилый, ваш ястребенок, такой хищный и грустный. Жаль, что молод немного. Сколько ему лет?

– Шестнадцать.

– Да, молод. Вот года через два, – Солнцева рассмеялась и встала, – через два года я непременно постараюсь его отбить у вас. Но к тому времени вы сами его давно бросите. – Она поцеловала Наталию Владимировну. – Мне пора. До свидания, Лизочка. До свидания, Коля.

Наталия Владимировна вздохнула:

– Слава богу, ушла. Ты не слушай, Лизочка, что она говорит. Она сумасшедшая. Как это глупо, только утром я вас какой-нибудь час и вижу, и то всегда мешают.

Внизу затрубил автомобиль. Лиза подбежала к окну:

– Наташа, это Кролик.

– Кролик? Дай мне зеркало, Лизочка. – Наталия Владимировна быстро напудрилась, поправила волосы. – Его только недоставало. С самого утра. Открой ему, Коля. Терпеть не могу, когда он скребется в дверь.

Абрам Викентьевич Рохлин, по прозванию Кролик, уже шел по саду. Он был очень маленького роста. Его короткие ноги в желтых сапожках неуверенно и осторожно ступали по песку аллеи. Круглые, светлые, выпуклые глаза растерянно и лукаво поблескивали из-под пенсне.

– Можно? Не спит? Не сердится? – спросил он робко.

– Здравствуйте, Кроличек. – Лиза протянула ему руку. – Наташа уже проснулась.

Он вошел как-то боком, держа в руке шляпу и сигару.

– С добрым утром, Наталия Владимировна. Как вы спали?

Наталия Владимировна поудобнее села, опираясь на подушки.

– Ах, это вы! – насмешливо и зло проговорила она. – А вчера почему не были? Принесли?

– Принес, принес. – Он осторожно стал доставать бумажник. Сигара упала на пол.

– Не пачкать тут. – Наталия Владимировна нахмурилась. – Сигару выбросьте в окно. Давайте бумажник. Идите, дети, играть.

– Тут не все. – Кролик вытер лоб платком. Его круглое, бритое лицо трусливо сморщилось. – Кажется, сердится. Пронеси, Господи, – прошептал он.

– Идите, дети.

Коля и Лиза вышли. Лиза, громко топая, выбежала на террасу, но, постояв с минуту, повернула обратно и уже на носках вернулась к двери. В замке торчал ключ и ничего не было видно. Лиза приложила ухо к замочной скважине. Наталия Владимировна что-то быстро и сердито говорила. Вдруг что-то хлопнуло. Что это – бумажник полетел в стену или пощечина?

– Ты, ты, ты сама! – пронзительно взвизгнул Кролик высоким бабьим голосом.

Лиза, зажимая рот рукой, чтобы не расхохотаться, выбежала в сад.

– Кролику влетает, – крикнула она, захлебываясь от смеха.

Николай сидел на качелях рядом с Лизиной подругой Одэт. Одэт подняла голову и подозрительно взглянула на Лизу:

– Что это Коля рассказывает? С кем это ты вчера?

Лиза пожала плечами:

– А тебе что? Завидуешь?

– Ничуть не завидую. Только что это за англичанин такой? Откуда взялся?

Лиза подпрыгнула и повернулась на одной ноге:

– Много знать будешь, скоро состаришься.

Одэт обиженно прикусила губу. Лиза дернула ее за рукав:

– Не дуйся. Мы сегодня кутить будем. Я возьму тебя с собой. Сама его и расспросишь. Хочешь?

Одэт кивнула. Брови ее все еще хмурились.

– Ну улыбнись. Поцелуй ее, Коля, ведь она влюблена в тебя.

– Глупости. Ты все выдумываешь.

– Кромуэль уже ждет нас. Надо снять эту амуницию. – Лиза подняла ногу в коротком чулке и сандалии. – Идем, Одэт, помоги мне одеться.

– Только не очень мажься, а то с твоими волосами у тебя вид глупый и неприличный, – крикнул им Николай вдогонку.

– Не твое дело, смотри за собой, – огрызнулась Лиза.

Николай остался в саду. Как всегда, когда он оставался один, он думал все о том же: где и как раздобыть деньги. Деньги были нужны, чтобы веселиться. Без денег не стоило жить.

Веселиться – ездить по ресторанам, покупать галстуки, играть в карты. Веселиться – значило жить. Без денег не стоило жить.

Но денег не было. Не считать же деньгами пятьдесят франков, которые он получал на «свои» расходы. Вот Лиза нашла этого англичанина. Надо посмотреть.

Николай оттолкнулся ногой и медленно закачался.

«Возятся тоже!» – раздраженно подумал он.

4

Кромуэль ждал их на пляже.

– Это мой брат, а это Одэт, – знакомила Лиза.

Кромуэль сердечно потряс руку Николая, показывая белые зубы:

– Очень рад с вами познакомиться. Прекрасное было купанье сегодня.

– Да, – ответил Николай.

– Я утром играл в теннис.

– Вот как.

– Выиграл шесть – два.

Николай старался казаться заинтересованным.

– Завтра поло, – продолжал Кромуэль. – Вы играете?

– Нет.

– А в крикет?

– Нет.

– А в баскетбол?

– Тоже нет.

– Но в футбол, по крайней мере?

– Нет, и в футбол не играю.

На лице Кромуэля ясно отразилось разочарование.

Но только на одну минуту. Ведь Николай был братом Изольды. Конечно, если бы он был англичанином, но он был братом Изольды, почти таким же загадочным и волшебным существом, как она. Он мог себе позволить не играть в футбол.

Вчетвером поехали в казино. Но Лизу не пустили в игорный зал.

– Детям нельзя.

– Вот с тобой всегда так, – сердился Николай. – Ничего не удается.

Лиза чувствовала себя виноватой.

– Ты можешь идти один или с Одэт. Мы подождем.

– Идти один? – по-русски насмешливо переспросил он. – На какие деньги? И все из-за твоих волос. А я бы непременно выиграл сегодня. Из ресторана тебя тоже выведут. Дождешься.

Они сели на террасу казино. Лакей подошел к ним.

– Мне коктейль, – сказала Лиза. – Какой? Все равно. Только чтобы были соломинки.

Одэт кивнула:

– И мне такой же.

Кромуэль пил виски.

– Очень хорошая погода сегодня, не так ли? Только жарко немного. Русские, говорят, прекрасные наездники. – Ему непременно хотелось сказать что-нибудь приятное Николаю.

Николай рассмеялся:

– Может быть. Но я ни разу в жизни не сидел на лошади.

– Неужели?

Лиза нагнулась к Кромуэлю:

– Вдвоем гораздо лучше все-таки.

– Да, завтра мы поедем одни.

– Завтра? – Лиза мечтательно оглядела соседний столик. – Кром, очень долго ждать до завтра.

Николай толкнул ее локтем:

– Видишь, опять все на тебя пялятся. Все из-за твоих волос.

Лиза дернула плечом:

– Отстань, – и снова нагнулась к Кромуэлю. – Кром, вы ни разу не поцеловали меня сегодня.

Потом вчетвером обедали в большом ресторане. Одэт застенчиво исподлобья рассматривала белые негнущиеся скатерти, цветы и слишком яркие люстры. Лиза спокойно улыбалась. Ей все нравилось. В особенности женщины в вечерних платьях и музыка. Она была довольна и горда. В сущности, ведь это она угощает брата и подругу.

– Ты не стесняйся, – по-русски говорила она Николаю. – Заказывай что хочешь.

– Нам непременно надо выпить за нашу дружбу. Хотите? – Кромуэль налил всем шампанского. – Только за настоящую дружбу, за дружбу навсегда, на жизнь и на смерть.

Первой чокнулась Лиза:

– Я только на жизнь. – Она рассмеялась. – Но на всю жизнь.

Кромуэль протянул стакан к Николаю:

– Тогда мы с вами на смерть.

Николай тоже рассмеялся:

– Шампанское я пью на что угодно. – Он чокнулся и выпил. – Весело вам сегодня, друг мой Кромуэль?

– Очень весело, – кивнул Кромуэль.

– Страшно весело. – Лиза забила в ладони.

– Тише, тише. На тебя и так все смотрят.

Лиза потрясла головой:

– Это оттого, что я ни на кого не похожа. Оттого, что я Изольда.

Домой возвращались поздно. Кромуэль правил, сзади сидели Коля и Одэт. На крутом повороте Лиза повернулась к ним:

– Слушайте, вы.

Но они не слышали, они целовались, и Лизе почему-то стало неприятно.

Когда подъехали к дому Одэт, из автомобиля вместе с ней вышел Николай.

– Я провожу ее по саду и приду пешком. Ведь два шага до дому.

– Спокойной ночи. – Кромуэль потряс ему руку. – До завтра. И не забудьте за ночь, что мы друзья.

– Конечно не забуду. Спокойной ночи.

Автомобиль тронулся.

– Еще пять минут, – просил Кромуэль. – Ну до того дома, видите. А потом до трамвая.

Лиза устало и счастливо соглашалась. Так они ездили, пока не рассвело. Лиза вздохнула:

– Как грустно прощаться. Но я совсем сплю. Спокойной ночи, Кром.

Она открыла калитку и вошла в сад. Длинная черная тень метнулась по дорожке.

– Кто там? – испуганно крикнула Лиза.

– Это я, я.

– Вы? Кролик! Что вы тут делаете?

– Я жду. – Кролик сел на скамью. – Я жду Наталию Владимировну.

– Но она теперь, должно быть, поет в Шато-Баск. Поезжайте туда.

– Мне нельзя.

– Почему?

– Она запретила. Посиди со мной, Лизочка.

Лиза села рядом с ним:

– Вам не холодно, Кроличек?

– Конечно холодно. Но пусть, пусть. Простужусь, схвачу воспаление легких, умру, и ей стыдно будет.

Лиза тихо засмеялась:

– Вы не Кролик, а институтка.

Но он не слушал.

– Нет, и стыдно ей не будет. Бесстыжая она. Бесстыжая, жестокая, подлая. Да, подлая. Как она меня измучила. – Он вдруг всхлипнул. – Подлая. Она там с любовником, с Борисом этим. А я тут жду. Ах, Лизочка, если бы ты знала. – Он громко заплакал, беспомощно вздрагивая.

– Ну, Кроличек, Кроличек, не надо.

Он положил голову на ее плечо, все еще всхлипывая.

Лиза смотрела на его круглое, обвисшее, жалкое лицо. Она знала: ей следовало обидеться за мать. Но он был такой бедный. Он плакал, а Наташа сейчас поет, все слушают ее, любуются ею. Он тут, а она далеко.

Лиза обняла его за шею.

– Не надо плакать, – уговаривала она, гладя его редкие волосы, – мой маленький, кругленький, беленький Кроличек. Мой красивый, мой удивительный Кролик.

– Подлая она, подлая, – всхлипывал он.

Лиза вытерла ему щеки своей кружевной юбкой, носового платка, как всегда, не оказалось в кармане. Он постепенно успокаивался. Теперь он только вздыхал жалобно. Голова его тяжело лежала на Лизином плече.

– Кроличек, я хочу спать. И вам тоже пора.

– Нет, нет, – вдруг быстро заговорил он. – Она не подлая, нет. Она чудная, она добрая, она благородная. Она все смеет. Она гордая. Она царица Савская. Ей молиться надо. Молиться. – Он выпрямился, тараща круглые, заплаканные, шалые глаза. – Она святая. Да, святая. Люби ее, Лиза. Чти ее. Я недостоин ее. Разве я смею ее осуждать? Хочется ей любовника иметь, и пусть.

Лизе стало скучно.

– Кроличек, идите домой.

– Домой? Хорошо. – Он встал и, не прощаясь, быстро, как шар, покатился по дорожке.

– Ничего не говори ей, – крикнул он, открывая калитку, и покатился дальше.

Лиза взглянула на качающийся легкий месяц, на верхушки сосен, глубоко вздохнула, не то от усталости, не то от грусти, и вошла в дом.

«Спать, скорее спать. Уже, наверное, шесть, а Коля еще у Одэт».

Она разделась, легла. В открытое окно тянуло сыростью. Шум деревьев смешивался с глухим шумом океана.

Лиза положила голову на подушку, и ей показалось, что звезды, как большие белые, светящиеся бабочки, кружатся в прозрачном небе.

– Кромуэль, – прошептала она и улыбнулась, засыпая.

Дверь открылась. Кто-то вошел в сон. В сон и в спальную.

Лиза подняла веки и уставилась на него светлыми отсутствующими глазами.

– Ты не спишь? – спросил неизвестно чей, но очень знакомый голос.

Лиза хотела ответить, но не было сил.

– Что ты так на меня смотришь? Не знаешь, кто я такой?

– Знаю, – прошептала Лиза, сонно шевеля губами.

– Кто же я?.. Андрей?

– Нет. Ты другой.

Сон тяжело давил на лоб, и ничего нельзя было понять.

– Кто же я? Кто? Скажи.

Лиза подняла голову, медленно соображая что-то.

– Ты Николай Николаевич Кофейник, – с трудом проговорила она.

– Кофейник? Прекрасно. Теперь моя фамилия Кофейник. И твоя тоже. Здравствуйте, Елизавета Николаевна Кофейник. – Николай сильно потряс ее руку.

Лиза еще шире открыла глаза. Николай наклонился над ней:

– Проснись, Кофейник.

Какой Кофейник? Что ему нужно от нее? Отчего он смеется?

Лиза протерла глаза. Теперь она совсем очнулась.

– Перестань, Коля. Чему ты?

Но Николай продолжал смеяться:

– Счастье твое, что ты живешь не в Средние века. Тебя бы непременно сожгли на костре как ведьму. И правильно сделали бы, ведьма зеленоглазая.

– Я ведьма, а ты кофейник. – Она приподнялась и села. – Жили были брат и сестра, кофейник и ведьма. Вот однажды говорит кофейник ведьме: вскипяти меня, – начала она рассказывать и вдруг громко рассмеялась. – Ты прав, я ведьма. Посмотри, какое у меня родимое пятно. – Она расстегнула ночную рубашку. Под нежной, детской, едва округленной грудью темнело треугольное коричневое пятно. – Видишь, у ведьм, говорят, всегда отметины были. – Она снова легла и натянула одеяло. – А ты где так долго пропадал?

Николай пожал плечами:

– Одэт не отпускала. Надоело.

– Она влюблена в тебя. И понятно. Ты такой хорошенький.

– Это тебе кажется оттого, что я похож на тебя.

– Нет, не оттого. Я влюбилась бы в тебя, если бы ты не был моим братом.

– Ну конечно, ты во всех влюбляешься. Давно ли по Андрею умирала, а теперь этот Кромуэль.

Лиза покраснела:

– Ты ничего не понимаешь.

– Что уж тут понимать! Влюбилась в англичанина.

Лиза трясла головой:

– Нет, нет. Я люблю Андрея. А Кромуэль… Он красивый, веселый. У него автомобиль. Он мне нравится. Но… – Она прижала руки к груди. – Ах, я не умею тебе объяснить.

Николай насмешливо улыбнулся:

– Да ты не волнуйся. Мне-то что? Влюбляйся в кого хочешь. Уже шесть часов. Я иду спать – и тебе советую.

Он вышел из комнаты и закрыл за собою дверь.