bannerbannerbanner
полная версияЧехов – детектив

Ирина Мухаметова
Чехов – детектив

Полная версия

– А вы не знаете, где он его хранил?

– Хранил? Нет, конечно, не знаю.

– Может, в библиотеке?

– Не знаю. Ермолай Алексеевич, но я хочу вам сказать кое-что…

– Что? Говорите! Не томите же!

–Знаете, я хотела, чтобы дяди не было. Он был хороший, добрый, но из-за него я не уезжала из этих мест. И…

– Что?

– Из-за него я не выходила замуж! Я решила, что счастье – это не мое… Мужчины – не для меня… Вы знаете, что Василий Васильевич ко мне сватался?

– И вы согласились за него выйти замуж?

– Почти.

– Как это?

– Ведь дядя только что ушел, мне надо было подумать… А теперь и Васи нет. И он будет похоронен рядом с дядей Ваней. Вы знаете об этом?

– Нет.

– Я так решила. У него же никого из родственников не осталось.

– Сонечка, вы плачете? Но почему?

– Ну, разве вы не видите? Мой дядя и …

– Жених?

– Да. Они же ко мне хорошо относились, а теперь их нет… Но дядя знал, что я из-за него не выхожу замуж, но он ничего не хотел менять в нашей жизни, а, значит, и в моей.

– А Соленый?

– Я ему не дала вчера ответ, что не выйду за него. Хотя если бы я согласилась, он был бы жив.

– Я думаю, что такова ваша судьба.

– Вы, в самом деле, так считаете?

– Софья Александровна! Соня! Верьте мне, я ваш друг! И вы, по-моему, заслуживаете счастья!

– Да? Спасибо! Спасибо, Ермолай Алексеевич!

И они разошлись. Соня пошла в дом, а Лопахин в парк. Всем надо было как-то прийти в себя и собраться с мыслями. .

Ирина же Прозорова бродила по парку и тоже думала о случившихся здесь самоубийствах.

Может быть, мне вернуться в город? Хотя бы на время? Нет, тогда точно все будут думать на меня, тем более, что завтра похороны Соленого, а люди знали, как я его ненавидела. Придется терпеть…

Ирина пошла к озеру. Вот и сцена. Кто-нибудь уберет когда-нибудь эти свисающие сверху лохмотья? Но почему Василий погиб именно тут? Почему? Хотя это так театрально и так ему не свойственно. Впрочем, может, он этого и хотел? Ничего не понимаю.

Так, рассмотрим эти два случая еще раз. Дядя Ваня застрелился в доме, а Соленый на сцене. Есть между этими уходами какая-то связь? Никакой! Да, еще Войницкий неожиданно нашел эти развалины, хотя сроду о них никто не слышал. И Иван Петрович как-то догадался, что это не просто камни, а нечто большее, но тогда получается, что и Вася из-за их обнаружения тоже ушел? Странно!

Пойду-ка я опять к этим камушкам. Нет, как он все-таки догадался, что это остатки какого-то сооружения? Ведь для всех это был просто крутой берег озера. Ирина стала пробираться вдоль камней. А это что? Какая-то металлическая табличка внизу. И что на ней? Буквы какие-то! Но ничего не разобрать. Ничего!

Нет, во всем этом надо как-то разобраться! Я не могу просто так уехать! Не могу! Пойду-ка я в дом.

А в это время на скамейке около веранды сидела Аркадина, и в руках у нее был большой черный платок. Тригорин же как раз в этот момент вышел из дома и подошел к ней.

Прозорова, чтобы не привлекать к себе их внимание, крадучись, поднялась на веранду, но эти двое были так увлечены разговором, что все равно ее бы не заметили.

– Ирина Николаевна! Ирина!

– Что?

– Мы вроде еще не говорили с тех пор, как ты сюда приехала. Но, мне кажется, с тобой явно что-то происходит.

– Это так заметно?

– Да. Мы всегда были друзьями. Тебе не нужна моя помощь?

– Молчи! Друзьями мы никогда не были. Никогда. Но сейчас я не знаю, как поступить, и мне действительно надо с кем-то поговорить.

– Я могу тебе чем-то помочь?

– Не знаю, но, скорее всего, не можешь! Никто не может! Я приехала сюда, чтобы в тишине почтить память своего сына, вот даже платок черный с собой привезла. А тут вдруг все это завертелось! Дядя Ваня неожиданно объявил, что Костю убили, но подробностей не назвал. Я вообще не поняла, с чего это он так решил. Ну, я и пошла к сцене у озера, потому что мне думалось, что туда любит приходить душа моего сына… И тут он, Иван Петрович, вдруг взял и почему-то застрелился!

– Подожди! Так это ты была тем самым монахом в черном платке?

– Каким еще монахом?

– Когда все кричали «черный монах, черный монах», за окном была ты?

– Все так кричали? Не слышала. Я приехала сюда, потому что это то место, где я была с сыном в последний раз. Начинался дождь, я надела платок и пошла к озеру, но дождь становился все сильнее, поэтому я поспешила обратно к дому.

– Но ты никого около дома не видела?

– Нет. Я старалась лишь побыстрей укрыться от воды, которая лилась сверху.

– Ладно, хоть с этим разобрались!

– Это мне надо разобраться со всей этой чертовщиной, с непонятно откуда взявшимися рассказами о черном монахе и разрушенной кельей. С непонятным уходом Соленого… Понимаешь, это же я привезла его сюда, чтобы не быть одной, и чтобы попытаться понять, что же все-таки тогда произошло. И Вася всю дорогу совершенно не высказывал никаких мыслей о том, что хочет свети свести счеты с жизнью. Ну, ты меня понимаешь… Может, на него так повлияла встреча с Ириной Прозоровой? Нахлынули былые чувства?

– Не думаю. Говорят, он вчера сватался к Соне.

– К Соне? Ничего не понимаю.

– Но она ему отказала.

– Да? Какой любвеобильный человек!

– Но не стреляться же ему из-за этого?

– Кто знает… Понимаешь, я сейчас очень всего боюсь!

– Чего именно?

– Того, что я, как и Иван Петрович, тоже теперь почти уверена в том, что Костя не сам ушел. Не сам! Не мог он!

– Костя не сам ушел? Ты думаешь, что… Я правильно тебя понял?

– Да. Ты же тогда был со мной и теперь ты опять в этом доме, и знаешь, что Иван Петрович лежал почти в той же позе, что и Костя тогда. А это не может быть простым совпадением! Вот это меня и пугает. Я ведь Соленого сюда привезла, чтобы он был моим защитником, а теперь и его нет. Мне страшно! Приехала, называется… А тут такое…

– Но почему? И кого ты боишься?

– Не знаю, не знаю, хотя нет, я думаю, что… В жизни Кости была какая-то тайна перед его уходом. И не только в его жизни, но и в самом этом поместье…

– Какая? Связанная с черным монахом?

– С монахом? Не знаю. Но вполне возможно… Я теперь вспоминаю, что, когда мой брат покупал это имение, его от этой покупки все отговаривали. Но я была молода, у меня только что родился сын, и мне было не до этих разговоров! Хотя о какой-то тайне, связанной с этим местом, я слышала, но почему-то не могу припомнить никакие подробности, о чем сейчас очень жалею.

– То есть в поместье было что-то таинственное? Черный монах?

– Нет, про монаха стали говорить уже потом, хотя, может быть, та тайна была как-то связана с озером, но я точно не помню. Словом, Борис, я боюсь. Тем более сейчас, когда ушел Соленый.

– Ирина! Я…

– Ой, не надо! Тебе не до меня, у тебя в голове только Нина, это же видно! Поэтому думать обо всех подобных загадках мне, как я считаю, спокойнее вдали от этого места. Словом, я хочу отсюда уехать.

– Понимаю…

– И еще я хочу тебе сказать, что я была там.

– Где там? И почему ты оглядываешься?

– Мне кажется, что нас кто-то подслушивает.

– Кто? Нет здесь никого. Так где ты все-таки была? Ты начала говорить…

Аркадина его перебила.

– Где-где… Там… Рядом со сценой, когда… Ну, ты понимаешь… Я пришла туда со стороны парка, чтобы встретиться с Василием, и увидела, что он стоит на сцене ко мне спиной, то есть меня не видит. А потом он вдруг взял и рухнул!

– Ты видела, как застрелился Соленый? У него в руках было оружие?

– Нет, я же не думала, что это произойдет. Просто шла по дорожке, смотрела по сторонам, а когда он упал, я очень удивилась и подумала, что это шутка, и даже не сразу к нему не подошла, а потом, увидев кровь, я очень испугалась и поспешила в сторону дома, но никому ничего об этом не сказала.

– И ты никого не встретила на своем пути? И ничего не слышала?

– Нет.

– Совсем?

– Ну, у озера не бывает тихо. Но к дому, кроме меня, в том момент никто не шел.

– То есть, получается, что Василий застрелился сам?

– Получается… Хотя зачем ему это было делать?

– Неизвестно.

– Но я хочу сегодня покинуть это место, Борис.

– Понимаю.

– Да-да! И ты не знаешь, где можно получить лошадей, чтобы доехать до станции. Не пешком же мне туда идти. А Ивана Петровича теперь тут нет. К кому мне обратиться?

– Не знаю, может, к Варе, она такая хозяйственная…

– Да-да, пойду поищу ее.

– Впрочем, можно спросить у Лопахина или у Сони…

– Ей, наверное, сейчас не до этого, но пойду и ее поищу.

И как только Аркадина ушла, на крыльце появилась Ирина Прозорова.

– Это вы, Борис Алексеевич?

– Я.

– Как вы думаете, что, в конце концов, здесь происходит?

– Не знаю. Ума не приложу! Но вот Ирина Николаевна хочет отсюда уехать.

– Почему?

– Твердит, что боится, а кого или чего не говорит.

– Странно! Он же хозяйка здешних мест, чего или кого она может тут бояться?

– Не знаю. Может, пресловутого черного монаха? Еще она говорит про какую-то тайну, связанную с поместьем, но что это конкретно, она не знает.

– Тайну?

– Хотя лично мне почему-то кажется, что ее испугало то, что они оба лежали в почти одинаковых позах. И Иван Петрович, и Костя.

– Она так сказала? Но вы же тоже видели оба тела! Это так?

– Не помню, вроде да.

– Но тогда, если предположить, что Иван Петрович был убит, то и Костя, ее сын, значит, тоже был убит?

– Почему?

– Потому что такого совпадения просто быть не может!

– А Соленый? Он-то сам покончил с собой?

– Вот уж кого мне, Борис Алексеевич, совсем не жаль.

– Но он тоже убит, а не сам застрелился?

– Не знаю, но я все равно не могу его пожалеть. Не могу! Он испортил мне жизнь.

– Ирина! Столько времени прошло с той его дуэли с Тузенбахом, и теперь он мертв, а вы все еще ненавидите Соленого?

 

– Только не говорите, что вы начинаете думать, что это я помогла ему свести счеты с жизнью!

– Что? Нет, конечно, нет, но что же тогда здесь с ним произошло?

– Я думаю, что он что-то узнал, может быть, какую-то тайну, связанную… Все с тем же черным монахом.

– Что?

– Это вам о чем-то говорит?

– Не знаю.

– Но, Борис Алексеевич, знаете, что я думаю? Мне кажется, что вам сейчас надо побыстрее найти Нину.

– Нину?

– Ну, конечно, ведь она волнуется из-за вашего отсутствия.

– Да-да, конечно, вы правы. Мне немедленно надо с ней поговорить. Спасибо, Ирина. И если вам нужна моя помощь…

– Я к вам обязательно за ней обращусь, Борис Алексеевич…

И Тригорин поспешил на поиски Заречной, а Ирина опять вошла в дом. Все становилось сложнее и сложнее. Черный монах… Или монахиня… Аркадина вспомнила, что Костя лежал точно в такой же позе, что и Войницкий, когда того нашли. И Борис Алексеевич это не опроверг!

А это может объясниться только одним способом, увы! В них стреляли из одной точки, то есть стрелявший оба раза стоял на одном и том же месте, а затем подложил оружие, чтобы в обоих случаях все выглядело, как самоубийства.

И уходы Ивана Петровича и Соленого, то есть библиотека в доме и театр в парке, получается, тоже как-то связаны. Вот Аркадина вроде припомнила что-то из истории этого поместья. Но что именно вспомнила, она не сказала. Значит, надо срочно ее отыскать и получше расспросить, потому что Ирине Николаевне точно что-то известно. Может, она, конечно, и не понимает, что именно знает, но пусть хоть что-то расскажет… И где она? В доме? В парке? У озера? Надо ее обязательно найти, но и про библиотеку не забыть…

Срочно иду туда. Так, ключ в замке. Вот сколько раз эту дверь взламывали, а она до сих пор запирается, что хорошо, потому что я закроюсь изнутри. Во время ухода Кости, насколько мне известно, тут были только высокие шкафы с книгами, лестница и больше ничего. Это сейчас сюда принесли и стол из кабинета Константина, и эту чайку, и кресло, и ружье его. Но тогда всего этого здесь не было. Значит, надо поискать на книжных полках то, что нашел Войницкий. Потому что я уверена, что в этой комнате есть что-то, связывающее ее с развалинами за сценой, и это может быть только одно – подземный ход. Но как, интересно, он открывается?

Хотя если здесь есть шкафы и лестница, то… Ирина взобралась по ступенькам. Вот оно! Она подтащила лестницу к полкам у окна и встала на нее, но ничего не произошло. Тогда она передвинула лестницу еще немного и опять встала. Ничего! Она опять ее передвинула, встала ногой на ступеньку и случилось то, чего она и ожидала. Один из шкафов медленно отъехал в сторону, и открылся вход куда-то в темноту.

Есть! Ирина заглянула внутрь. Помещение было достаточно широким и уходило куда-то вглубь. Так! Надо принести сюда свечи, только где их взять?

А пока… Ирина подняла лестницу и передвинула ее в сторону. Дверной проем закрылся. Потом она опять подвинула лестницу на прежнее место. Опять показалось скрытое помещение. Похоже, здесь все дверные петли смазаны, потому что все двигается очень тихо. Значит, кто-то за этим следил… Ну, что ж… Ирина Сергеевна покинула библиотеку и прошла на веранду.

Тем временем день плавно перешел в вечер. Стемнело. Раневская пила чай на веранде. Нина и Борис Алексеевич сидели в уголке и о чем-то мирно ворковали. Оба держали в руках дамский шарф, она за один конец, он – за другой. Что бы это значило? Тут открылась дверь и вошла Соня, бросила взгляд на влюбленную парочку, а потом понимающе переглянулась с Ириной. Та кивнула ей в ответ. Да, теперь уже всем все про них стало ясно.

Ирина же поискала свечи, но нашла только спички, поэтому налила себе из самовара чай и тоже села за стол. Чуть теплый! Неожиданно она увидела, что на крыльце появились Лопахин и Варя. Неужели эти тоже вспомнили про свои прежние отношения? Раневская, похоже, также об этом же подумала. И когда они вошли на веранду, она демонстративно поднялась и покинула дом. Лопахин вроде хотел за ней броситься, но потом почему-то передумал, что, впрочем, и понятно, пусть дамочка поревнует, сговорчивей будет… Варя же выглядела очень расстроенной, и Ирина захотелось подойти к ней и спросить, что случилось.

Но тут раздался женский крик. Все выскочили из дома. Это кричала Раневская, стоя рядом с качелями, а на них качаясь, сидела Ирина Николаевна Аркадина, которая, увы, была мертва, потому что шею ее перетягивал черный шелковый платок.

Варя опустилась перед ней на колени.

– Мамочка!

И тут Тригорин высказал то, что все присутствующие про себя и так уже подумали.

– Господа! Но ведь это не самоубийство! Это самое настоящее убийство! Разве не так?

Лопахин выступил вперед.

– Я отправляюсь за полицией! Борис Алексеевич, вы уж тут присмотрите за всеми!

– Да-да…

И он быстрым шагом пошел прочь. А Соня подошла к Раневской и обняла ее.

– Как все ужасно в этом мире…

Они пошли в парк, и Любовь Андреевна опиралась на Сонину руку. Нина тоже пошла за ними.

Ирина Сергеевна же осталась стоять на крыльце рядом с сидящем Тригориным. Варя взглянула на них и ушла в дом.

А Борис Алексеевич, как бы говоря сам с собой, неожиданно тихо произнес.

– Я так и знал, что все этим закончится… Так и знал…

Ирина внимательно на него посмотрела, но ничего не сказала. И наступила тишина…

Потом к месту убийства пришло много людей, очень много! Прибыл следователь, и он попросил всех не покидать близлежащих мест, потому что присутствующие здесь люди могут понадобиться ему в дальнейшем следствии.

Прошло несколько дней, и Ирину Николаевну Аркадину похоронили рядом с Войницким и Соленым все на том же сельском кладбище. Новость о том, что не стало известной актрисы, разнеслась по всей России, но почему-то людей на прощание с ней было очень мало. Впрочем, несколько провинциальных театров прислали венки, и брат Сорин тоже отправил букет, сам же он приехать не смог, потому что ему запретил это сделать доктор Дорн.

От Тригорина была огромная корзина с живыми цветами. Словом, все прошло тихо и как-то буднично. После кладбища все опять приехали в поместье Сорина на поминальный обед, который был сделан на деньги Лопахина, на чем тот сам и настоял.

Хотя после все произошедших событий Ермолай Алексеевич мог быть вполне доволен, потому что в двух поместьях, которые он когда-то планировал купить, остались владельцы, которые теперь наверняка не будут против их продажи.

Прошло еще какое-то время. Все вроде успокоились, только вот Ирина не могла просто так сидеть и ждать, поэтому бродила по округе и старалась как-то отвлечься от того, что случилось в поместье Сорина.

Ей было страшно, потому что у нее в голове вертелся только один вопрос – уйдет ли кто-нибудь еще вслед за Аркадиной? Но ответа на него не было…

Поэтому она часто приходила в соринское поместье, и уже несколько раз, когда ее никто не видел, была в подземном переходе. Он заканчивался у развалин у озера, а, чтобы его открыть с той стороны, надо было лишь нажать на рычаг, который скрывался за одним из камней. Увы, ничего интересного в этом проходе так и не нашлось…

Жили они с Варей то у Сони, то у Нины. Раневская же осталась в своем бывшем поместье у Лопахина, мол, ей там было привычнее. Здесь же в имении все время находился Тригорин, который, как и прежде, днем ловил рыбу на озере, которую ему жарила приходящая кухарка, а вечером, как всем говорил, писал книгу с драматическим сюжетом, поэтому Ирине в ее поисках он никак не мешал.

Она же теперь была твердо уверена, что Костю и Войницкого убили выстрелами из подземного хода, а оружие уже потом положили в комнату. И пока в это помещение бежали люди, убийца закрыл за собой дверь и быстро ушел к озеру. Поэтому Ирина теперь задавалась вопросом, кто же мог быть этим человеком, и не он ли задушил Аркадину?

Хотя по всему выходило, что в тот день, когда убили Ивана Петровича, Ирина Николаевна хотела побыть одной, поэтому пошла к озеру и перед этим закрыла за собой дверь на веранду, а ключ у нее вполне мог быть свой, или она знала, где он может лежать. Но получается, что, когда Аркадина вернулась в дом сразу после убийства Войницкого, за ней кто-то в уже открытую дверь зашел, и это тот, кто прошел до этого по подземному переходу. И она вполне могла не обратить на него внимания, а потом через какое-то время сложила два и два.

Но кто это мог быть? Я вот совсем не знаю, кого не было на веранде в тот момент, когда раздался выстрел в библиотеке.

Хотя однозначно это не Тригорин стрелял в Войницкого, потому что ему просто не из-за чего было так поступать, ведь не он стрелял в Костю. Впрочем, он мог это сделать ради Нины. Но нет, все равно я в это не верю… Ведь этот именно Борис Алексеевич взламывал дверь в библиотеку, когда все услышали выстрел. Или теоретически он все-таки мог пробежать за это время по подземному ходу и первым оказаться у комнаты, в которой как бы застрелился Иван Петрович? Впрочем, он все-таки не смог бы убить Аркадину, которую когда-то любил. Или смог?

Нет, ничего я не понимаю. Словом, тупик! Остается надежда только на следователя, но, он, хотя и провел со всеми долгие разговоры, никаких выводов, похоже, пока еще не сделал.

А вот Нина могла убить Ирину Николаевну? Она ее, конечно, ненавидела, но не до такой же степени… А, может, до такой? Но тогда, если именно Нина задушила Аркадину, то, почему бы ей не застрелить и Ивана Петровича? Нет, что я говорю! Нина моя подруга. Хотя мы все тут подруги – и Варя, и Соня, и Нина, и я… Ну, да-да, только истина-то дороже…

А Раневская? Она могла? Нет, вряд ли… С чего ей вдруг убийцей становиться? Хотя… Если у нее были отношения с Костей, и он их потом прекратил, она могла рассердиться и случайно, скажем так, в него выстрелить. А сейчас об этом никто не должен был узнать, в частности, тот же Лопахин… А Соленый и Аркадина? Хотя вдруг они что-то видели…

Так, а кто еще мог всех троих убить? Однозначно Ермолай Алексеевич! Он умный… Войницкого теперь нет, а Соня однозначно поместье продаст! Нет и Аркадиной, а Сорин очень болен, поэтому Лопахин и это поместье теперь легко купит… А Соленый? Ох, он такой мерзкий человек, что его повод убить всегда найдется!

Но так про Василия Васильевича думали отнюдь не все. Та же Соня часто навещала на кладбище его могилку и дядину, конечно, тоже. И вот в один из таких дней, придя туда, она увидела стоящего там Лопахина, который, похоже, тоже пытался понять, что же все-таки случилось в здешних местах. И Соня, не раздумывая, сразу подошла к нему и завела разговор.

– Скажите, Ермолай Алексеевич, только честно ответьте мне, вы понимаете, что здесь произошло? Да или нет? Не молчите! Да или нет? Вам известна правда? Кто убил Ирину Николавну? Ответьте!

– Софья Александровна!

– Что?

– Я думаю, что следователь и без нас прекрасно во всем разберется.

– Вполне возможно. Он мне почему-то даже нравится. Лицо у него такое умное и благородное. Только ответьте, вы этого хотите, Ермолай Алексеевич?

– Чего этого?

– Чтобы он узнал правду.

– Я? Знаете, то же самое я хотел бы спросить у вас? Вам так необходимо, чтобы все открылось?

– Вы это о чем, Ермолай Алексеевич?

– Вы знаете, о чем я, Соня. Я просил вас довериться мне, но вы этого не сделали.

– Словом, вы считаете, что я…

– Я? Считаю? Вы-то что обо всем этом думаете?

– Что вы очень-очень умный!

– Да? Спасибо! Вы тоже дама неглупая, достаточно оригинальная и на многое способная.

– Да? Забавно такое слышать от вас! Хотя… Почему бы и нет?

– Словом, мы ждем, что скажет следователь?

– Ждем! И как будто у нас есть выбор!

– Выбор он всегда есть!

А время шло… И Варя, хотя совсем не хотела оставаться с Раневской наедине, все-таки однажды встретилась с ней у озера, которое в такую жару просто манило к себе всех и обещало свежесть и прохладу. Конечно, Любовь Андреевна могла уклониться от разговора, но зачем? Ведь все равно он когда-то должен был состояться. Поэтому, увидев свою приемную дочку, сидящую на камнях у кромки воды, она подошла к ней и присела рядом. Сначала они обе какое-то время молчали, но потом Раневская первой начала разговор.

– Варечка, прости меня за Ермолая… Я знаю, что ты его любила и, может быть, и сейчас еще любишь, но ты же понимаешь, что мне надо как-то устраивать свою жизнь… И у меня теперь совсем нет денег… Совсем…

– Я понимаю тебя, мамочка. Притом он бы на мне все равно никогда не женился.

– Вот видишь! Ты же умница! И хотя я старше его, но он так мил…

Рейтинг@Mail.ru