Ирина Мухаметова
Чехов – детектив
Мой мальчик здесь умер, утонул в речке, которая впадает в это озеро, так я стараюсь об этом не думать. Нет, вру! Думаю, и даже догадываюсь, что он не случайно тогда утонул, но зачем вспоминать прошлое? Оно ушло! И Варя, Варя! Совсем чужая! Конечно, это было ошибкой не предложить ей ехать со мной в Париж, потому что в России ей пришлось самой зарабатывать себе на жизнь, но ведь Варя как-то справилась! Да, Раневская Любовь Андреевна – плохая помещица и плохая мать! И настоящая, и приемная! Но, честно говоря, вообще взять Варю в семью было большой ошибкой, но я так тогда страдала по утонувшему сыну, и казалось, что эта ласковая девочка-сирота, внезапно появившаяся ниоткуда, заменит мне его, но нет… Не надо было себя обманывать! Хотя она так за мной тогда ухаживала, когда я болела, ведь Аня еще была такой маленькой, и она не понимала случившейся трагедии…
Но сейчас Варя стала совсем другой и, наверное, из-за меня! И Лопахин! Ведь она его любила, а я… Я должна была уйти в тень, уговорить его жениться на ней, а я… Да и любит ли меня Лопахин так сильно, как всем показывает? Может, зря я вернулась и поверила его обещаниям? Нет, зачем все-таки я здесь? А Аркадина хорошо держится, ведь сегодня годовщина… Что это? Ведь и мой сын утонул тоже в этот день! А я так старалась все забыть! Ну, да… И было почему-то холодно, когда его искали … Никто не видел, как это произошло. Значит, это судьба. Нет, зачем я сюда приехала, ведь теперь так просто не уедешь…
Соленый вот с меня, Любови Андреевны, тоже глаз не сводит. Хотя мы с ним давние знакомые, он еще к нам в поместье приезжал, на биллиарде играл с Леонидом, моим братом. Даже помню, как… Но я всегда любила военных, что я могла с собой поделать? Мужа-то у меня тогда уже не было… Да, и Константин Треплев мне всегда нравился, он был такой нежный и застенчивый…
Ой, что это? Дождь начинается? Надо поспешить! А на веранде дома началось время чаепития. И тут вдруг раздался крик.
– Смотрите! Черный монах!
– Где?
– В парке. Видите, он идет мимо кустов. Голова закрыта капюшоном.
Все бросились к окнам. Кто-то попытался открыть дверь из дома, но она почему-то была заперта.
– Где ключ? Быстрей! Откройте дверь!
– Ключ, наверное, у Войницкого!
– А где он сам?
– Дядя Ваня!
– Кто запер дверь?
– Скорее!
– Надо поймать этого человека!
– Слышите, опять где-то воет собака!
– Она в тот день тоже выла.
– В какой тот?
– В тот самый, когда Костя ушел.
И тут раздался щелчок. Все обернулись внутрь дома.
– Что это? Выстрел?
– Мне кажется, да. Звук раздался из библиотеки.
Тригорин первым туда бросился.
– Дверь заперта изнутри!
– Дергайте ее посильней! Дергайте! Открывайте!
Наконец, дверь распахнулась, и все ворвались внутрь. На полу лежал Иван Петрович, а по его белой рубахе расплывалось красное пятно. Рядом валялся револьвер. Наступила тишина. Но неожиданно раздался крик.
– Пустите меня! Пустите!
Соня бросилась к дяде, но было уже поздно. Она зарыдала.
– Дядечка! Дядечка! Что ты наделал? Зачем?
Ее кое-как оттащили от него подруги, посадили на стул, стали успокаивать, но Соня продолжала причитать.
– Ну, почему он застрелился? Почему? С чего вдруг? В это невозможно поверить, ведь он еще сегодня утром был такой радостный и счастливый!
И тут зарыдала Аркадина.
– Он погиб так же, как мой сын Костя! Он и лежит так же! Но почему?
Тригорин же подошел к Соне.
– Это очень важно, Софья Александровна! Сосредоточьтесь! Иван Петрович говорил, что закончил рукопись, хотел мне дать ее почитать. Где она?
– Да, где она?
За спиной Тригорина стоял Лопахин.
– Соня, где эта рукопись?
Ермолай Алексеевич взял ее под руку.
– Софья Александровна, подумайте! Это очень важно! Где она?
– Кто она?
– Не кто, а что! Рукопись! Возьмите себя, наконец, в руки. Мы все слышали последние слова Ивана Петровича за столом. Пожалуйста, сосредоточьтесь! Где рукопись?
– Не знаю, Ермолай Алексеевич. Я ее ни разу не видела. И я о ней, как и все, только сегодня услышала.
Соня обернулась к Тригорину.
– А вы, Борис Алексеевич? Вы ее тоже не видели?
– Конечно, нет. И я даже не знаю, как она выглядит, и существовала ли вообще.
Но Лопахин продолжал настаивать.
– Вы что не понимаете, что ее надо срочно найти? Возможно в ней разгадка, скажем так, внезапного ухода Ивана Петровича! Где его комната?
– Я покажу.
Лопахин и Тригорин вслед за Соней быстро пошли по коридору. Дверь в комнату дяди Вани была не заперта. Никакого беспорядка в ней заметно не было, все было аккуратно разложено по своим местам. На столе никакой тетради или еще чего-то похожего на рукопись тоже не лежало. Поиски на книжных полках также не дали никакого результата.
Когда же они вернулись в библиотеку, тело Ивана Петровича уже накрыли простыней, а все остальные находились у двери в библиотеку. Раневскую успокаивала Варя, Ирину Николаевну – Соленый, Ирина же о чем-то тихо переговаривалась с Ниной. Потом в доме появилось много чужих людей. И было объявлено, что это самоубийство.
Тело Ивана Петровича в сопровождении Сони отправили на лошадях в поместье Войницких, где оно в ближайшие дни должно было похоронено на сельском кладбище рядом с матерью Сони, а, значит, сестрой дяди Вани.
Но была уже ночь, поэтому люди начали разъезжаться. Тригорин взял лошадей и поехал в город для того, чтобы узнать в местных изданиях, не принес ли туда Войницкий копию рукописи.
Раневская с Аркадиной в сопровождении Соленого отправились в поместье Лопахина. Сам же Ермолай Алексеевич решил на какое-то время задержаться в доме, но зачем не сказал. Любовь Андреевна звала с собой Варю, но та ехать отказалась, что было и понятно, ведь возвращаться в дом, где она когда-то была счастлива, очень тяжело. Поэтому она пошла вместе с Ириной в дом Нины.
Лопахин же остался в поместье один и попытался понять, что здесь вообще произошло, потому что он совсем не хотел чувствовать себя пешкой в чьей-то игре. Что узнал этот странный Иван Петрович, пока жил здесь? Или вся его речь была лишь сплошной фантазией? Вроде того, что Аркадина, Тригорин и Нина не поняли Костиного таланта и тем его убили, доведя до самоубийства?
Или Войницкий узнал что-то конкретное, а именно, как убили Костю, и кто это сделал? А ведь казалось, что все это уже ушло в прошлое, и вот опять! Так, но подумаем, кому был выгоден Костин уход? Аркадиной? Да, потому что она стала единственной наследницей своего брата Сорина, но конкретно в тот момент, когда Кости не стало, она была вместе с Тригориным в другой комнате, и это видело несколько людей. Нине? Зачем? Костя ей не мешал. Или кому-то неизвестному третьему? Но кому? Может, тому же Соленому? Вдруг у него были какие-то дела с Костей? И, конечно, все с веранды заметили монаха… Черного монаха… Но видел ли кто-нибудь его лицо?
Интересно, что обо всем этом думают люди, что меня сейчас окружают? Ведь я абсолютно уверен, что кому-то точно что-то известно, но кому и что именно? Вот вопрос!
Лопахин обошел все комнаты в доме. Зашел и в библиотеку. Кровь на полу уже замыли, поэтому никаких следов недавно произошедшей трагедии не осталось. Нет, на сегодня хватит! Надо запереть дом и поспешить к себе, посмотреть, как там гости и особенно Любовь Андреевна. Как же она до сих пор хороша! И у него Ермолая Алексеевича времени осталось всего-ничего, чтобы уговорить ее выйти за него замуж. А тут еще это убийство! Как все некстати! Но надо завтра опять сюда приехать и все вокруг хорошенько осмотреть. А сейчас пора домой!
И ранним утром следующего дня Лопахин вернулся в поместье Сорина. Приехав, он сел на ступеньки крыльца и стал опять размышлять. Так, и что мы имеем? Мог Иван Петрович застрелиться? Конечно, мог. Но зачем?
Значит, начинаем все сначала. Хотя с другой стороны, а была ли эта непонятная рукопись? На ее существование ведь ничего не указывает. Иван Петрович вполне мог просто захотеть заставить убийцу занервничать и как-то себя выдать. Нет, это очень рискованно! И он не мог этого не понимать. Или он думал, что этот человек не сможет причинить ему вред? Тогда кто же это? Соня – племянница дядя Вани? В том, что она с Костей была знакома много лет, не было никаких сомнений. Тогда вся жившая вокруг озера молодежь без конца проводила летние вечера вместе. Но зачем ей Костю-то убивать? Насколько мне известно, она любила доктора Астрова, надеялась выйти за него замуж, но он почему-то не отвечал ей взаимностью. А Костя? Нет, он любил только Нину, а Нина – Тригорина. Ох, как все запутанно! Да, и зачем Соне убивать Костю? Смысл какой? И потом откуда Иван Петрович мог узнать, что именно она приедет сюда вместе с подругами? Ведь, как я понял, поездка у них получилась случайно.
И могла ли племянница убить своего дядю? А почему нет? Надоело ей жить в этой глуши, она давно хотела уехать, но дядя был рещительно против, а ведь Софья Александровна – женщина молодая, могла отправиться в столицу или куда-нибудь еще, в Париж, например. Но нет… Соня – добрая душа! Хотя… Когда я год назад предлагал Соне продать имение, она уже почти решилась, и, если бы не категорический отказ дяди Ваня, все могло бы закончиться совсем по-другому. Словом, Соня несомненно получает выгоду от ухода своего дяди, и это нельзя сбрасывать со счетов.
Так, а Тригорин? Зачем вообще Иван Петрович его позвал? Может быть, он хотел, чтобы был еще кто-то, кто знал бы правду, если с ним что-то случится?
Хотя, вполне возможно, что Иван Петрович и не знал имени убийцы, а просто понял, как это убийство было совершено. Но именно этот способ в дальнейшем и мог указать на убийцу! А что? Такое вполне возможно. Но как все-таки тогда эти убийства произошли? Костя и дядя Ваня застрелились в одной и той же комнате, в которой, все знают, нет окон и только одна входная дверь. Люди появлялись в ней практически сразу после выстрела, и если бы из нее кто-то вышел, то все обязательно это бы заметили. Нет, вывод только один – их никто не убивал, они сделали роковой выстрел сами. Других вариантов просто вообще быть не может!
А не было ли какой-нибудь причины для самоубийства у самого Ивана Петровича? Ну, к примеру, просто ему надоело жить? Такое возможно? Вполне. Но зачем он тогда пригласил Тригорина? Чтобы все запутать? Хотя рукопись-то он ему так и не отдал!
Словом, будем считать, что Иван Петрович решил поведать миру в лице Тригорина о предполагаемой рукописи, которую вообще-то совсем не собирался кому-то предъявлять! Нет, все равно что-то не сходится.
А, может, Борис Алексеевич рукопись все-таки успел прочитать? Когда сидел на озере с удочкой? Может, эта чертова рукопись сейчас у него? Впрочем, даже если Тригорин рукопись и не читал, он после речи дяди Вани мог решить, что Костю убила Нина. И тогда…
Да, все запутывается окончательно. И кто же тогда предполагаемый убийца, если это все-таки были убийства?
И какое отношение ко всему происходящему имеет Ирина Николаевна Аркадина? Зачем она сюда приехала с Соленым? Мы встретились с ними в поезде, и она сказала, что собралась в поместье на годовщину ухода своего сына, и в имении, мол, никого быть не должно. И я сразу, чтобы Любовь Андреевна не чувствовала себя моей одинокой пленницей, предложил им приехать потом ко мне в поместье. Так могла она убить Ивана Петровича или нет? Ведь, скорее всего, она знала, что он тут один живет. Маловероятно, зачем ей это? И к убийству своего сына она точно не имеет никакого отношения. Или все-таки имеет? Как все сложно!
Вот Любовь Андреевна точно никого не убивала, в этом я уверен! А Василий Васильевич? Ну, это вообще притянуто за уши! Ему-то зачем Костю убивать? Хотя вот он убил Тузенбаха на дуэли, и рука не дрогнула. Нет, но Костю-то ему зачем лишать жизни? Смысл в этом какой?
А Ирина, Нина, Варя? Нет, это на них совсем не похоже? Молодые девушки, женщины… Представить в их руках револьвер просто невозможно! Лично я вот никак не могу.
Словом, по всему выходит, что Иван Петрович застрелился сам по одному ему известной причине. Но где тогда все-таки рукопись? И была ли она?
Неожиданно из-за угла дома появился Тригорин, и Лопахин от этого даже вздрогнул.
– Я не слышал, как вы подъехали.
– Я пришел, а не приехал, потому что попросил высадить меня немного раньше, чтобы пройтись вдоль озера и подумать.
– И что вы надумали?
Тригорин также присел на ступеньки.
– Наверное, то же что и вы. Нам надо обязательно найти рукопись Ивана Петровича!
– Значит, как я понял, Борис Алексеевич, в городе ее нет?
– Нет. И никто даже не слышал, что Войницкий собирался что-то написать.
– Вы хотите сказать, что, может быть, ее и не было?
– Такое тоже вполне возможно.
– Но тогда возникает вопрос, как бы он объяснил вам ее отсутствие?
– А никак! Сказал бы, например, что передумал мне ее показывать и все.
– А что… Это мысль! Но к чему тогда весь этот спектакль?
– Не знаю. Может, он хотел, чтобы кто-то занервничал.
– И тот, получается, занервничал?
– Неизвестно…
– Борис Алексеевич, вот что я вам еще хотел сказать… Вы, я уверен, прекрасно понимаете, что мы с вами должны держаться вместе, потому что рядом с нами есть женщины, которые нам дороги… И их надо как-то оградить от всего… Ну, вам, надеюсь, понятно, о чем я говорю?
– Да-да.
– Поэтому давайте объединим усилия… Вы умный, порядочный человек…
– Спасибо, Ермолай Алексеевич!
– И вы абсолютно точно не убивали Константина Треплева, потому что были в соседней комнате с Ириной Николаевной, и это видели люди.
– И за это спасибо!
– Я вас уважаю, вы никогда не делали глупостей, впрочем, как и я. Поэтому я предлагаю вам обмениваться новостями и мнениями о случившемся. Так как?
– Хорошо! Давайте будем держаться вместе.
– Вот это правильно! А сейчас я хочу съездить к Соне, вы, Борис Алексеевич, со мной?
– Нет, я останусь здесь, потому что Нина утром обещала сюда прийти.
– Понимаю. Ну, а я тогда отправляюсь.
И Лопахин поехал к Софье Александровне, чтобы спросить ее, не нужна ли ей какая-нибудь помощь. Но тело Ивана Петровича уже было в сельской церкви, сама же Соня была в таком неспокойном состоянии, что Ермолаю Алексеевичу ничего не оставалось, как обнять ее за плечи, усадить рядом с собой в пролетку и привезти в поместье Сорина.
Удивительно, но к этому времени там уже было многолюдно. Все гости его поместья – Раневская, Аркадина и Соленый были тут, как и девушки, гостившие в доме Нины.
Ермолай Алексеевич лично подвел Соню к Ирине, а та сразу усадила ее за стол и напоила чаем, потому что к этому времени самовар уже закипел. Лопахин же подошел к Любови Андреевне, и спросил, что она тут делает, почему не осталась у него в поместье. Та ответила, что Ирину Николаевну было там просто не удержать, так она рвалась сюда. Соленый же вынужден был ее сопровождать, ну, а ей не оставаться же было одной без друзей в поместье Лопахина, да и здесь ей все-таки на людях спокойней.
Ирина же в это время, как могла, успокаивала Соню и пыталась отвлечь ее от грустных мыслей.
– Как ты?
– Была утром в церкви у дяди. Как это тяжело!
– Понимаю. Но, не правда ли, Сонечка, так странно, что в жизни ничего предугадать нельзя?
– Зато как все просто! Есть человек, и нет человека!
– Что?
– Хотя, может быть, в этом есть какая-то высшая справедливость! Разве не так?
– Справедливость?
– Да.
Софья Александровна перекрестилась.
– Знаешь, Ирина, я устала от своей жизни. Действительно, устала.
И у нее по щекам потекли слезы.
– А впереди у меня еще столько дел!
– Вот! Поэтому, Сонечка, поищи-ка лучше что-то хорошее в сложившейся ситуации. Ты же умная девушка! Дядя Ваня, конечно, был неплохим, добрым человеком, но ведь он тебя буквально поработил. Буквально! Уехал сюда, а тебя оставил одну управляться с хозяйством.
– Да, знаю я это, знаю! Ты права, Ирина! Права!
– Вот! Видишь, нет твоего дяди и никто больше не будет тебе мешать. И ты сможешь, наконец, продать поместье. И будешь ты, Соня, свободной, как птица! Лети!
– Ирочка! Но я же осталась теперь совсем одна, как ты не понимаешь?
– Понимаю! Но тебе надо оставить здесь все свои грустные воспоминания. Ты же еще так молода! И сможешь встретить хорошего человека, который тебя оценит! А все это уже произошло. Подумай, Сонечка, ведь ты теперь вольная во всех своих решениях!
– Но мне очень жаль дядю.
– Да, тебе его жаль, понимаю, мне Тузенбаха тоже было жаль! И что? Зато ты можешь, наконец, отсюда уехать. Например, во Францию! Куда угодно! Вон Раневская продала свое имение и уехала в Париж. И ты теперь сможешь! Ведь твой дядя никогда не дал бы тебе такой возможности. Никогда! А теперь его нет! Теперь на все твоя воля, ведь имение, наконец, только твое.
– Ирина, ты, правда, думаешь, что я должна продать имение?
– Сонечка, не знаю, но это ты сама должна решить! И, подумай о себе! Ты, в конце концов, можешь выйти замуж, и деньги могут стать твоим приданным.
– Да?
– Конечно! Вот увидишь, скоро и женихи вокруг тебя появятся.
– Женихи? Вчера Соленый, кстати, уже опять сватался.
– Соленый? Опять? Ты же ему когда-то отказала.
– Ирина, но разве он плохая партия? Он теперь штатский, не беден, достаточно красив.
– Соня, что ты говоришь? Он же сейчас открыто живет с Аркадиной.
– Ну и что? Захочу, со мной жить будет!
– Соня! Он же Тузенбаха на дуэли убил! Моего жениха!
– Ирина! Не надо. Сама говоришь, что это случилось на дуэли! И это был честный поединок. А представь, что это Николай Львович его бы убил, то есть Соленого? Как бы ты сейчас жила? А? Он тебя освободил и все. Ты ведь прекрасно понимаешь, что такой муж, как Николай Львович, тебе был не нужен. Сама посуди, зная, что ты просто бредишь Москвой, он собирался везти тебя в какую-то глушь, где ты должна была при его богатстве работать! Да ты спасибо обязана сказать Васе, что этого не случилось. Тем более, что Тузенбах перед дуэлью все свое имущество на тебя переписал. Так что ты должна в ножки Василию Васильевичу кланяться!
– Соня! Что ты говоришь!
– То же, что и ты мне! Что я должна радоваться, что мой дядя покончил жизнь самоубийством и теперь я свободна! Да я это прекрасно понимаю! Прекрасно! И, конечно, я отсюда уеду. И никакое озеро меня не остановит. Только вот не знаю, с мужем я покину эти места или одна!
– Вот и хорошо, главное, чтобы ты была счастлива! И пей чай, пей, хочешь еще чашечку?
– Да-да! Я ведь со вчерашнего дня ничего не ела. Столько дел сразу навалилось!
– Вот видишь! Пойду поищу тебе что-то посерьезнее из еды, может, рыба вчерашняя осталась или еще что.
– Хорошо, а я выйду и посижу на качелях.
Словом, Соня осталась одна, и к ней, откуда ни возьмись, сразу приблизился Соленый, как будто только этого и ждал.
– Вы?
– Я. Разве это удивительно? Помните, Соня, как раньше мы были близки?
– Честно говоря, не очень.
– Знаете, еще недавно я хотел изменить свою жизнь, Софья Александровна, играть на сцене, но сейчас думаю, что все это не мое. Вы выйдете за меня замуж?
– Замуж? Как вы не понимаете, что я ничего не могу вам сейчас обещать, Василий Васильевич.
– Но почему? Будьте моей женой, Соня, прошу вас. Я жалею вас, вы мне нравитесь своей кротостью. Я буду вас любить! А то, что вы некрасивая, мне тоже нравится. Я в юности сам много страдал из-за своей внешности и помню, сколько это принесло мне тревог и сомнений.
– Что? Что вы говорите?
– Выходите за меня, Соня. Я буду вам верным и добрым мужем.
Соленый не отпускал руку девушки, но та, казалось, теперь уже совсем его не слушала.
– Соня! Вы помните наши разговоры, наши мечты?
– Что?
– Наши разговоры, мечты?
– Помню, Василий Васильевич!
– Как давно это было, но Соня, если вам сейчас нужен верный друг, одно только ваше слово, и я…
– Полноте, Василий Васильевич! Я ничего не могу вам сейчас ответить.
– Да, я понимаю. Но потом… Через неделю, месяц…
– Не знаю. Василий Васильевич, скажу вам честно, я никогда не была свободной, за меня всегда кто-то решал, что мне делать, но сейчас я могу сама распоряжаться своей судьбой. Вы меня понимаете, Василий Васильевич? Я хочу наладиться свободой!
– Соня! Знаете, что? Вы будете моей или ничьей!
– Что? И это вы мне говорите? Простите, Василий Васильевич, но мне лучше сейчас побыть одной, я хочу успокоиться.
– Хорошо-хорошо… Но наш разговор не окончен!
Соленый опять поцеловал руку Соне, быстро поднялся и ушел. Но она как будто этого и не заметила.
В доме же Ирина принесла тарелку с выпечкой для Сони, но ее нигде не было видно, поэтому она решила сама съесть пирожки, которые принесла с кухни. Неожиданно к ней присоединилась Аркадина.
– Какие вкусные!
– Да.
– Давно я вас, милочка, не видела. Вы похорошели! Да и вообще молодец! Генеральская дочь!
– Спасибо.
– У нас с вами есть что-то общее. И имена одинаковые, только я Николаевна, а вы Сергеевна. И характеры, как я понимаю, у нас тоже схожие.
– Да? Вы так думаете?
– Конечно. Ваш ушедший барон Тузенбах, насколько я знаю, был недалекий человек и даже глупый. Но так уж получилось, что я его чуть-чуть знала. Как замечательно, что вы от него так легко избавились и не стали с ним жить. Правда, насколько мне известно, он перед дуэлью успел завещать вам все свои деньги.
– Да, это так, но я об этом его не просила.
– Конечно, милочка, конечно, но как все удачно для вас ложилось…
– Похоже, вы внимательно следите за моей судьбой.
– Это получилось совершенно случайно, просто мне о вас много рассказал Василий Васильевич.
– Ах, вот откуда вы все знаете! Понимаю…
– Да. Как вы уехали подальше от сестер и стали жить своей жизнью. И почему только мне никто ничего не хочет завещать или подарить? Вот вы ведь, например, тоже не хотите…
– Я?
– Да, вы… Всего мне приходится добиваться своим трудом! Вот даже это имение, представляете, может достаться не мне, потому что оно принадлежит брату, и он может его в любой момент продать. Притом, как я думаю, после этого странного самоубийства Ивана Петровича брат точно решит с ним расстаться. Ах, как это грустно! И я не знаю, что мне делать!
– Но вы же известная актриса…
– Это да! Но чего мне это стоило? Сколько труда я вложила, вы даже себе не представляете! Меня поймет только тот, кто сам играл на сцене. Я много наблюдала за людьми, особенно за женщинами. Вот и за вами, милочка, я здесь наблюдаю. Вы такая яркая личность! Совершенно не похожая на своих подруг.
