Ирина Лобусова
Ветчина бедняков
Глава 8.
«Вика, прости меня. Я больше ничего не могу сделать. Это единственное, что остается: мысленно проститься с тобой и уйти навсегда. Твое лицо осталось в моей памяти таким, как было в нашем детстве. Две смешные девчонки с косичками, которые держатся за руки и счастливо улыбаются в объектив… Ты, наверное, не поверишь в это, но я любила тебя, Вика. Я любила тебя, смешную маленькую сестренку, мою крошку, ту самую, которой ты была в нашем детстве. И которая изредка возвращалась ко мне в моих снах. Я всегда просыпалась после таких снов с головной болью, разбитая, ощущая на губах только горький аромат слез и еще более едкий вкус разбитых надежд. Я никогда не хотела причинить тебе боль, но если причинила – прости меня за это. Поверь, все мои глупые поступки были не со зла. Я любила тебя слишком сильно… Наверное, я всегда ревновала к тому, что отнимало тебя. Глупость, правда? Человек не может оставаться в своем детстве. И я, как долгая вереница неудачников, не прошла это испытание – испытание своей взрослостью. Я была неудачницей. Меня бесило, что ты это знаешь. Моя любимая сестренка, я пишу это письмо, чтобы попрощаться с тобой и объяснить, почему я должна уйти. Я должна уйти потому, что другого выхода для меня не существует. Мои дети исчезли. Наверное, они мертвы, и я уже не могу переносить эту боль, не могу сидеть в пустой квартире с мыслью, что мне уже нечего делать. Моя смерть будет облегчением для всех. Я устала жить с непрекращающейся болью в сердце. Эта боль убивает, подталкивает меня к краю. И все, что мне остается, только пойти за ней. Помоги мне, сестренка, подари свое прощение и молись обо мне так, как ты молилась, когда думала, что у тебя есть сестра. Молись ради нашего детства: единственного светлого отрывка жизни, который остался в моей памяти. Где две смешные девчонки держались за руки и доверчиво смотрели в жизнь. Из двух этих девочек выросли известный хирург и уличная проститутка. Хирург и улица – как страшно, правда? Конечно, тебе стыдно было иметь такую сестру. Прости меня и за это тоже. Помнишь нашу дачу, где мы жили каждое лето? Помнишь, как мы любили сидеть на веранде в домике и пить чай со своим самым любимым лакомством – малиновым вареньем? Малиновое варенье… Ты не поверишь, что я вижу его цвет, чувствую его запах до сих пор. Это было самое лучшее время – там, на даче в Алтеево. Мне жаль, что оно ушло безвозвратно, и я никогда не могла его вернуть… Ну, вот и все. Времени остается так мало, ведь я твердо решила сделать все, что я сделаю. Если вдруг мои дети найдутся (если твои молитвы помогут, а я знаю, ты будешь молиться, ведь я так прошу тебя об этом!), прими их – ты будешь им лучшей матерью, чем я. Из меня вышла плохая сестра, плохая женщина, ужасная мать. Ты сама прекрасно понимаешь, что я никому не принесу пользы, если останусь на этом свете. Веревочная петля единственное, чего я достойна. Прими мой выбор. Я иду к нашим маме и папе, и буду хранить тебя с неба. Прости за все. Читай это письмо, как последнее утешение (когда станет обо мне горько), и делай то, что я тебя попросила – молись. Рядом с этим письмом будет лежать мое завещание. Я завещаю тебе квартиру, которую недавно купила. Это завещание я написала в здравом уме и твердой памяти (кажется, так принято писать?). Мне пора. Я ухожу. Помни меня и прости. Целую в последний раз. Твоя Светик.
P.S. Что бы обо мне не говорили, помни, что я поступила правильно! Другого выхода у меня нет».
– Я представляю, как вам тяжело.
Голос раздался, когда молчание стало невыносимым. Но этот голос не заставил ее оторвать руки от лица. Она сидела так очень долго, уронив склоненную голову в руки, а в памяти огненными письменами горели строки этого страшного письма. Каждая строка, как Апокалипсис. Колоссальным усилием воли ей удалось спрятать слезы. Плакать не время. По крайней мере, не здесь, не сейчас.
– Я представляю, как вам тяжело! – голос очень приятный, мелодичный. И в нем действительно звучит сочувствие. Но только почему от него на сердце скребут кошки? Почему режет мозг, как звук ржавой пилы?
Она опустила руки вниз, подняла голову и посмотрела на роскошные цветы, которые стояли на подоконнике небольшого уютного кабинета. Два керамических вазона: китайская роза (роскошная, цветущая) и какой-то густой куст, разросшийся в ширину, с мелкими желтыми цветочками между листьев. Как странно… Женщина, сидевшая в кабинете перед ней, не производила впечатление любительницы комнатных растений. Несмотря на изумительно красивое молодое лицо (еще более красивое при ближайшем рассмотрении), на модную прическу, искусно выполненный макияж и дорогой костюм, было в ней что-то отстраненное, холодное. Такую женщину легче представить в дорогом ресторане, ночном клубе, в компании представительного, богатого мужчины средних лет… Мужчина, разумеется, чужой муж. Это было очень просто представить. У нее были и вид, и повадки хищницы. В конце концов, ее проще было вообразить в казино, за рулем роскошного автомобиля, на модном курорте в шезлонге, чем мирно поливающей домашний цветок. Но тем не менее эти два вазона с цветами были именно здесь, в ее кабинете. Она подумала, что жизнь вообще полна парадоксов. И самый большой парадокс в том, что эта модная красавица – следователь. При чем не просто следователь, а капитан уголовного розыска (такое вообще не вообразить!). Поймав на себе вопросительный взгляд, поспешила кивнуть. Лицо женщины оттаяло (она ждала именно такой реакции на свое сочувствие).
– Представляю, что вы сейчас чувствуете! Потерять сестру… Да еще умершую такой страшной смертью…. У меня тоже есть сестра. Мы иногда ссоримся, но все-таки друг друга любим. Могу представить, что вы испытываете! – снова вопросительный взгляд.
– В последние годы мы с сестрой были не особенно близки, – попыталась объяснить отсутствие потока слез, но вышло как-то неумело.
– Я это заметила! – мгновенно отозвалась эта следователь, – в своем письме она перепутала даже вашу профессию. Написала, что вы хирург, хотя на самом деле вы педиатр.
– Да. Но Света не понимала, что такое педиатр. Она всегда считала, что знает все обо всех и потому никогда не слушала подробностей. И, как правило, оказывалось, что все ее знания не соответствовали действительности никогда и ничего не стоили.
– Да, есть такие люди.
– Наверное, хирург ей показалось солиднее, и, не вникая в подробности, так она и написала. Она почему-то считала, что ее дети мертвы.
– У нее были все основания так думать. Прошло много времени. Дети не найдены до сих пор. Шансы, что их обнаружат живыми, почти равны нулю. Но, говоря между нами, многие опытные сотрудники вообще сомневаются, что это дело будет раскрыто. Это гиблое дело. Такие у нас называют «глухарь».
– И до сих пор никаких следов?
– Никаких. Дети наверняка мертвы. Скорей всего, эту страшную правду подсказывало ее материнское сердце.
– Это ужасно.
– Да, это ужасно. Но на моей работе видишь столько ужасного, что поневоле привыкаешь воспринимать так остро.
– Наверное, я бы никогда не смогла привыкнуть.
Женщина улыбнулась. Улыбка сделала ее лицо более человечным.
– Я могу забрать это письмо себе?
– Конечно, можете, – сказала следователь, – в деле все равно есть копия. Да и дело уже закрыто. Я понимаю, вы хотите иметь память.
– Да. И к тому же, она так написала в конце, что… Что когда я начну себя обвинять в ее смерти (в так почти всегда и бывает), я перечту это письмо.
– понятно. Что ж, оно ваше.
– Спасибо, – она спрятала листок с письмом в чистый конверт и положила в свою сумку.
– кстати, где вы остановились в Южногорске?
– Нигде. Я прямо с вокзала приехала сюда. Понятия не имею, где мне остановиться.
– Что ж, я думаю, я могу вас обрадовать. Я уже могу отдать вам ключи от квартиры вашей сестры. Вы можете поехать в квартиру и жить там, сколько посчитаете нужным. Конечно, если вам не будет очень неприятно…
– Нет, что вы. Наоборот, мне хотелось бы жить в этой квартире! Вернее, пожить там хотя бы несколько дней. Все-таки это квартира Светы….
– Сейчас она принадлежит вам. Но вступить в наследство вы сможете примерно через месяц. Вернее, начать вступление в наследство (это достаточно долгая и нудная процедура). Мы сможет подготовить все необходимые документы не раньше, чем через месяц, такова процедура, хотя я и так уже ускорила.
– Я не спешу.
– Хорошо. Вы знаете адрес?
– Нет.
– Неужели она вам не сообщила?
– Нет. Мы почти не общались. Исключением стал тот месяц, когда Стасики жили у меня.
– Стасики?
– Так мы с сыном называем ее детей.
– Интересное название… Что ж, в наследство вам досталась не очень дорогая квартира. Это стандартная однокомнатная квартира в панельной девятиэтажке. Черемушки, это новый жилой микрорайон Южногорска, застроенный совсем недавно исключительно новыми домами, высотками. Он находится довольно далеко от центра города, в Приморском районе. У нас считают Черемушки не городом, а поселком. Там совсем недалеко море, но пляжей нет. Но зато есть горы, каньоны, разломы скал, пещеры, выдолбленные морскими волнами. В таком месте дети легко могут заблудиться и погибнуть среди камней. Квартира расположена на третьем этаже девятиэтажного дома. От соседей я знаю, что ваша сестра постоянно выпускала детей играть во вдоре. Двор – бывший пустырь, двором его делают стоящие вокруг высотные дома. Она наблюдала или звала их домой с балкона. Извините за неприятные подробности, но, когда ваша сестра принимала мужчин, она тоже выгоняла детей во двор. Как нам удалось установить, ваша сестра нигде не работала. Жила на то, что давали ей любовники.
– Значит, про парфюмерный магазин – это была ложь?
– Ложь. Она никогда не работала в магазине.
– А мужчины? Вы их нашли?
– Да. Это все солидные женатые люди. Их трое. Одному 56, другому 61, третьему – 47 лет. Первый банкир, очень состоятельный человек. Именно он дал большую часть денег для покупки квартиры. Все трое женаты, у них по 2–3 детей. Каждый знал о существовании еще двоих, но это никого не волновало. Каждый из них давал по 200–300 долларов в месяц, так что ваша сестра очень хорошо зарабатывала. Она даже покупала детям одежду и обувь в самом дорогом магазине города.
– А второй мужчина?
– Второй (61 год), бывший моряк, теперь – судовладелец. Хозяин судоходной компании, которая владеет тремя кораблями. Это небольшие корабли, она выполняют челночные рейсы в Турцию, и находятся не в Южногорске, а в другом городе, где есть большой порт. Третий мужчина – владелец строительной компании. Эта компания занимается постройкой домов. Как вы видите, ваша сестра одновременно имела трех богатых любовников, и жила на то, что они ей давали. А раньше она занималась самой настоящей проституцией.
– Дети знали о существовании этих троих?
– Наверняка. Возможно, даже не раз их видели. Ваша сестра не заботилась о моральном облике своих детей.
– А кроме этих троих, у нее не было других мужчин? К примеру, любовника, не только для кошелька, но и для души? Человека, которого она любила?
– нет. Других не было. Это уже установлено.
– Вы сказали, что двор окружают высотные дома… неужели соседи ничего не видели? Ни в одном окне никого не было?
– Соседи давно перестали обращать внимание на детей, которые играют во дворе. К тому же, их там целая толпа! Очень много детей, кто – чей, и не разберешь! А ближайшие соседи вашу сестру не любили. Они догадывались, чем она занимается, и даже видели, как к ней приезжали любовники.
– Вам, наверное, все это кажется очень странным. Две сестры – и так не похожи друг на друга! Одна – врач, другая – проститутка.
– В жизни случаются и большие не совпадения. Но, между прочим, ваша сестра имела хорошую коммерческую жилку! Как лихо она нашла этих троих!
– Кстати, а как она их нашла?
– Судовладельца и строителя – у себя в ресторане, а банкира – на какой-то шикарной презентации, куда она доставала пригласительные время от времени.
– В ресторане?
– Да. Презентации проходили в этом одном ресторане. Когда она официально занималась проституцией, она работала в одном ресторане, в гостинице. У нее был свой сутенер, и с клиентами она чаще всего поднималась в гостиницу, наверх. А в ресторане ловила этих самых клиентов. Там она проработала несколько лет. Там же, в ресторане, ее и задерживали.
– Значит, она никогда не стояла на улице?
– Ну, это она сама себя так унизила! Наверное, хотела себя уничтожить, оскорбить, свести к нулю. Я думаю, что это было именно так. Самоубийцы часто так унижают себя перед смертью. А вообще уличные проститутки – самая низкая категория, низшая каста. Ресторанные – на много порядков выше. Но, очевидно, ваша сестра считала – проститутка есть проститутка, и не важно, где, все равно ничтожество. Тем более, у нее перед глазами все время стояли вы, постоянный пример. Так что ее можно понять.
– Да. Наверное… Что ж, я поеду в квартиру, если вы не возражаете.
Женщина вышла, и вскоре вернулась с ключом и листком бумаги.
– Я записала подробно, как вам лучше ехать, как найти дом. Вы не собираетесь пока уезжать, да? Что ж, тогда увидимся.
Уже в дверях следователь вдруг окликнула ее:
– А ваша дача сохранилась?
– простите… что?
– Ваша сестра так трогательно писала о даче в детстве, что у меня даже защемило сердце. Дача сохранилась?
Она на мгновение запнулась. Потом покачала головой:
– Нет. Да это была и не дача, так, маленький домик с садом и малинником в поселке недалеко от города. Я продала ее после смерти родителей, и отдала сестре ее часть денег.
– Вам, наверное, жаль.
– Иногда бывает. Но в общем, скорее, нет.
Следователь кивнула. Она поспешила закрыть за собой дверь.
Глава 9.
Дача… Дача… голова шла кругом. И, чтобы прийти в себя, почти насильно уставилась в окно автобуса. Мимо плыли унылые одинаковые дома. Серые высотки, каких полно в любом городе. Автобус давно выехал за пределы центральной городской части. В душном салоне старенького автобуса было совсем не много людей. Очевидно, пассажиры ездили в Черемушки только в час пик – утром и вечером, в конце рабочего дня. Внутри автобуса немилосердно воняло бензином, а сидения были порваны или потерты. Автобус давно миновал центральную часть Южногорска (ухоженную и приветливую на вид), оставил позади и крошечные частные домики с обширными садами (похожие на кубики из игрушечной коробки), и теперь трясся по широкому гудроновому шоссе по мрачной местности, где почти не было деревьев, зато вблизи и вдалеке виднелись серые бесформенные коробки высоток. Это был неухоженный, мрачный, рабочий район, их тех, которые не принято показывать туристам. Здесь не было ничего, кроме панельных домов и чахлых кустиков тощей зелени, задыхающейся вблизи шоссе с довольно оживленным движением. Внезапно вдалеке, за очередными коробками серого цвета она вдруг разглядела что-то темное, вернее, черно – коричневое с зелеными вкраплениями, что-то очень высокое, подавляющее все вокруг и уходящее высоко в небо. Сначала она ничего не поняла, но потом, когда острые пики этой темноты становились все выше и выше, она поняла, что видит перед собой главную принадлежность или достопримечательность этого мрачного района (по крайней мере, по мнению следователя) – скалы. Тяжелые, темные скалы над морем. Нависающие над небом, над душами людей, над землей. Скалы, в которых так легко затеряться. Их появление означало, что поселок въехал в поселок Черемушки. Она вспомнила инструкцию, полученную в милиции: дом ее сестры находился не в начале жилого микрорайона, а в конце. Как странно…. Внезапно с отчетливой ясностью в голове зазвучала одна мысль: почему следователь, кабинет которой находится в управлении городской милиции на ухоженном центральном проспекте в самом престижном и шикарном районе Южногорска, занялась делом о детях, которые пропали в таком далеком и бедном районе, где-то на отшибе, за городом? И почему капитан уголовного розыска принимает посетителей не в районном отделении милиции здесь, в Черемушках (наверняка здесь есть местное отделение милиции), а в городском управлении? Почему? Почему именно она ведет дело о пропавших детях? Вернее, не ведет, а сидит в уютном кабинете с шикарными цветами, и рассуждает, что дети мертвы? Вопросы, вопросы, на которые пока она не знает ответов… Но такие странные вопросы – она не могут не возникать….
– Дама! Дама! – кто-то тряс ее за плечо и, очнувшись, она увидела рядом с собой пожилую кондукторшу, – это вы спрашивали Черемушки? Профсоюзную улицу? Вам сейчас выходить!
Автобус, громыхая выхлопами угарного газа, исчез вдали. Она с наслаждением потянулась (устала сидеть, дорога заняла час с четвертью), вдохнула воздух (в котором было больше бензина и пыли, чем моря) и принялась осматривать местность. Но смотреть здесь было не на что. Серые, песочные коробки высоток подступали вплотную к дороге. Здесь не было даже чахлых кустиков зелени, вообще ничего. Странное место для покупки жилья женщиной, имевшей трех богачей – любовников! С такими любовниками Света могла приобрести квартиру в самом центре! Почему же она купила ее здесь? Да еще и одну комнату, а не две? Ведь это ужасно – ютиться в одной комнате с двумя маленькими детьми! Неужели ее финансовые дела обстояли не так хорошо, как это казалось внешне? Между высотками вилась дорога, не вымощенная асфальтом. Простая земляная дорога, как в селе. Содрогнувшись, она представила себе, какая грязь бывает здесь, на этой дороге, во время дождя или когда тает снег. Это ж как тяжело пройти к остановке автобуса, если размокшая земля превращается в сплошную жидкую грязь! Интересно, как ходила здесь Света, с 12 лет любившая туфли на шпильках, и никогда не обходившаяся без каблуков?
Вздохнув, она пошла по дороге между домов. Дома были сплошными, без признаков торгового центра, магазина или булочной. С тоской она подумала о том, что не удосужилась купить продукты в городе. Но, немного поразмыслив, пришла к выводу, что такой большой район просто не может обойтись без магазина. Значит, остается его только найти. Кое-где попадались редкие детские площадки: с покосившимися скамейками – грибами, поломанными качелями, деревянными горками, с которых слезла краска и покосившимися песочницами без песка. В этих редких и убогих островках детства возилось много детей разного возраста: от малышей до подростков. Часто попадались женщины с колясками. Становилось жарко: солнце припекало вовсю. Апрель в Южногорске был совсем не таким, как в ее родном городе. Это был апрель со светом и теплом, без холода и дождей. Наконец дорога повернула направо, и, пройдя еще некоторое расстояние, она оказалась среди огромного прямоугольника из серых девятиэтажных коробок, в центре которых была детская площадка, более обширная, чем все, виденные прежде. Восемь девятиэтажных домов прямоугольником стояли на пустыре. Между ними не было никакой дороги – только земля, песок и пожухлые остатки прошлогодней травы. Детская площадка (с двумя скамейками – грибами, двумя деревянными горками, поломанными качелями и песочницей) была огорожена окрашенным деревянным заборчиком, поломанным сразу в трех местах. В этот час в ней возились человек пять малышей (от 3 до 5), а в некотором отдалении, на деревянной скамейке, три мамаши качали коляски с младенцами. Остановившись возле площадки, она стала смотреть на окна жилых домов, особенно на первые этажи. Кое-где окна были открыты. На одном балконе второго этажа женщина в возрасте развешивала белье. На балконе третьего курил молодой мужчина. Еще из каких-то окон громко орало радио, а в доме за ней – телевизор, по которому шла реклама. Жизнь текла своим чередом. Она посмотрела на часы: 13.40. Почти два. Стасики пропали днем, немного раньше двух, но все-таки – белым днем. Она громко произнесла про себя:” Не верю! Не верю, что никто ничего не видел! Восемь девятиэтажных домов!». И тут обнаружила, что ее фигура внушает подозрения. Уставившись прямо на нее, из окна первого этажа высунулась старуха лет 80-ти.
– Эй, женщина! Вы что-то ищите? – крикнула ей.
Она обернулась. В глазах старухи светилось не прикрытое любопытство, которое ее жутко обрадовало. А по «профессиональному» жесту, которым та вывалилась из окна, и по теплому байковому халату, плотно застегнутому на груди, она поняла, что старуха проводит возле окна все свое время. Внутренне поздравив себя с удачной находкой, она улыбнулась старухе:
– Да, ищу. Это ведь Профсоюзная улица, правда?
– Профсоюзная! – с готовностью подтвердила старуха.
– Здесь так сложно… На домах совсем нет номеров…. Я ищу дом 43/1.
– Так это наш дом! – сказала та.
– Правда? Как хорошо! А то я совсем уже растерялась…
– Да, здесь можно заблудиться! Ничего не поймешь, если придешь сюда впервые! Вы ведь приезжая?
– Да. Сегодня приехала.
– А к кому? Может, я их знаю?
– Может быть. Вообще-то я ищу квартиру 32.
– Ой… – испуганно сказала старуха, – ой…
– Вы знаете эту квартиру?
– Так надо мной она почти, на третьем этаже только. Прямо надо мной! Видите, на третьем балкон не застекленный? А вы что, купили эту квартиру?
– Не совсем. Вы знали женщину, которая в ней жила?
– Ох, горе… Конечно, знала!
– Я ее сестра.
– Сестра? Но мне казалось, что… Как это – сестра?
– Родная. Я жила в другом городе. Я знаю, что Света переехала в этот дом только месяц назад…
– Наши дома всего полгода, как заселили! Новострой. Вы совсем на нее не похожи!
– Да, действительно. Мы со Светой были разные.
– Как вас зовут?
– Виктория. Можно просто Вика.
– Знаете, что, Вика? Зайдите – ка ко мне!
Приглашение ей не пришлось повторять дважды. Через несколько минут она стояла в прихожей чистенькой квартирки перед старухой, вдыхая запах тушенного мяса, пробивавшийся из-за двери кухни.
– Я не буду вас задерживать! – сказала старуха, – меня зовут Алла Павловна, и я очень любила детей вашей сестры. Славные такие малыши. Я всегда покупала им что-то вкусненькое – булочки, карамельки….. Это такой ужас, такой ужас… Сама его пережила… Конечно, малыши заслуживали лучшую мать. Вы уж меня простите… Но никто не думал, что она такое сделает с собой! Вы будете жить в ее квартире?
– Временно. Пока что-то не выяснится о детях.
– Я вас вот зачем позвала… Скажите, вы были в милиции?
– Была.
– А машину уже нашли?
– Какую машину?
– Как это какую? В которую сели малыши! Я же рассказывала следователю!
– Что?
– В тот день я смотрела из окна, как всегда. Понимаете, у меня плохо с сердцем, я редко выхожу на улицу. За покупками ходит мой муж, да и дети еду приносят. Так вот: в тот день я видела, как малыши на площадке играли. Они каждый день играли, если в школу не ходили. А после школы они играли во дворе во второй половине дня. Да сейчас для шестилеток это больше садик, чем школа. Помню, моя племянница рассказывала…
– так что насчет машины?
– Да. Они играли с другими детьми, как всегда. И вдруг со стороны дороги подъехал автомобиль. Вернее, микроавтобус. Напоминает обычную маршрутку, но только немного не такой. Серого, стального цвета. С темными окнами. Один раз коротко просигналил. Увидев машину, дети вышли из песочницы, в которой они играли, взялись за руки и пошли прямо к машине. Дверь перед ними открылась, они сели внутрь и уехали. И все.
– А кто был за рулем?
– Стекла были совсем темные. Не разглядеть.
– А кто дверцу открыл?
– Она сама открылась. Никакой руки не было видно. Просто отъехала в сторону – и все. А номера, к сожалению, я тоже не разглядела. Машина стояла боком, можно было разглядеть только бок.
– И дети сами пошли к машине? Сами сели внутрь?
– Ага. Я еще подумала, что наверняка они не раз в ней ездили и хорошо знают, если так пошли без опаски.
– Вы когда-то видели эту машину здесь раньше?
– нет, никогда. Я бы запомнила! Такие не часто здесь проезжают. У нас ведь бедный район. Крутые в таких местах не живут. Я еще удивилась: такая дорогая машина – и за этими бедными, больными малышами! Может, это был их отец?
– А вы знали их отца?
– нет, конечно! Света сама мне не раз говорила, что отца у них не было и что ее двойняшками бог наказал!
– Вы рассказывали об этом в милиции? О машине?
– Конечно! Когда сюда следователь приехал.
– Молодая женщина?
– Женщина? Нет, конечно! Какая еще женщина? Мужик лет 40, огромный, рост 190, не меньше. С кулаками. Грубый такой. Хамил все время, что у меня склероз и я не могла все разглядеть! А у меня нет склероза, я хоть и старая, но прекрасно все видела! И машину, и как дети в ней уехали.
– А Свете вы рассказывали?
– говорила! Все рассказала. А она так безлично кивнула, ни слова ни ответила, и сразу ушла. Мне еще показалось, что она знает, что это за машина.
– почему вы так думаете?
– ну, когда дети пропали, когда она их звала с балкона, она сильно кричала, плакала… А потом вдруг успокоилась, причем полностью. И когда я сказала ей про машину, она уже была совершенно спокойна, словно знала, с кем дети. И плакать перестала. Я еще подумала, что она не сильно переживает за ними. Мне и в голову не могло прийти, что она себя убьет! Ох, извините…
– Ничего. А вы видели, кто к ней обычно приезжал?
– Всех видела. Мужчины какие-то в возрасте. Троих видела. Все на богатых машинах. Приедут на часик, днем, потом быстро уезжают. А больше, вроде, никого. Точно никого не было!
– А женщины?
– Разве что районная врач, когда дети болели. И все.
– они болели?
– Один раз. Грипп, вроде. В школе заразились. Но Света не долго их дома держала, всего пять дней. А потом они опять во дворе играли.
– Что ж, спасибо за рассказ. Я выясню про машину.
– Обязательно узнайте! Может, дети и не пропали никуда. Просто объявился отец и их забрал. И вообще – я всегда дома, мне скучно. Приходите ко мне рассказать новости, да и просто поболтать! Так приятно поговорить с новым человеком! Если у вас будут какие-то вопросы, так что заходите, не стесняйтесь.
– А вы были в квартире Светы?
– Один раз. Она меня пригласила. Я к ней хорошо относилась, лучше, чем все остальные соседи. Мне было ее жаль – тяжело одной с двумя детьми. Не повезло ей в жизни. Не повезло…
Мило простившись с разговорчивой соседкой, она направилась к лифту.
