Ирина Июльская
Леночка, или Анна Каренина наших дней
– Но все же надо сказать, а то они решат, что их дочь сбежала из родительского гнезда, как в старинных романах. Пожалуй, скажу папе, а он сам сообщит маме потом, когда я уеду. – решила Леночка и это окончательно освободило ее, просто камень с души свалился – Папа, с ним всегда легче, хоть он и молчит постоянно, но в его молчании столько смысла, он все понимает глазами, папочка дорогой… —
Посмотрев на часы, которые показывали пять минут шестого, а это значило, что совсем скоро придут родители, Леночка решила немного вздремнуть перед дорогой. Как знать, удастся ли выспаться в поезде… И Лена незаметно погрузилась в сон.
Глава 9 Подарить себя
Проснулась она от голосов пришедших с работы родителей. Мама всегда говорит громко, – наследие школы. Когда тебя слушает класс из тридцати-сорока человек, все время приходится напрягать голос.
– О, и меня это тоже ждет, – подумалось Леночке. – меня до сих пор усиленно зовут в аспирантуру, но так хочется самостоятельности. Денег, наконец. А это еще несколько лет безденежья и зависимости от родительского скромного бюджета. Впрочем, есть вечернее обучение, так что если и продолжать учиться, то только на заочно-вечернем. —
Размышления Леночки были прерваны стуком в дверь: – Это папа! Сейчас скажу ему. Да, папа, входи! – ответила Леночка.
Папа вошел со своей доброй, смущенной улыбкой на лице.
– Папа, мне нужно кое-что тебе сказать, а потом ты скажешь маме. – Улыбка исчезла с папиного лица, он весь как-то напрягся.
– Папа, я сегодня уезжаю ночным поездом в Москву. Приеду поздно в воскресенье или утром в понедельник. Прошу тебя не волнуйся и маму успокой, со мной все будет хорошо, я – взрослая. —
Папа посмотрел на Леночку, затем тихо вышел из комнаты, а через несколько минут вернулся и протянул Леночке красную пятитысячную купюру.
– Возьми, дочка, пригодятся. – и тихо повернулся, чтобы уйти, но Леночка в секунды догнала его у двери, обхватила за плечи, прижавшись щекой к спине.
– Спасибо, папочка, это на всякий случай. Я верну тебе, верну. Спасибо! – Они постояли так с минуту-другую, тут раздался мамин голос из кухни:
– Идите ужинать, все стынет! —
И папа с Леночкой отправились на зов мамы к столу, на котором стояли тарелки с горячим ужином. Все трое сели за стол. – Слава Богу! Маме ничего не удалось прочитать на их лицах. Обычно стоит лишь о чем-то подумать, как мама уже затевает разговор на тему, которая лишь только в голову пришла. У нее какое-то просто звериное чутье. Она папу, вообще, сканирует, может поэтому он почти всегда молчит и как-то виновато смотрит на нее. —
Часы показывали 20.10, поезд в Москву отходил в 23.40, таким образом, чтобы успеть на вокзал, Леночке нужно выйти из дома за час до отправления поезда, пусть лучше время будет в запасе. – В 22.40 родители будут спать, папа, конечно, нет. Наверняка, он догадался к кому я еду в Москву, хоть и не задал ни одного вопроса. Милый папочка. – с нежностью подумала Леночка. – Ну, а завтра утром он все скажет маме. Он знает как, он все знает… —
И вот на часах 22.40, в спальне родителей тишина. Леночка осторожно вышла из своей комнаты с небольшой сумкой в руках и наткнулась в дверях на папу.
– Я провожу тебя. – сказал папа.
– Нет, мама проснется. Не волнуйся, я поймаю такси. – Лена сказала это таким твердым, непререкаемым тоном, что папа сдался. Он обнял ее на прощание и тихо открыв входную дверь, Леночка вышла из квартиры.
На улице была январская черная ночь, под ногами заскрипел свежевыпавший снег, огромная Луна среди звезд освещала все вокруг. На улице никого. Вспомнился Блок с его: – «Ночь, улица, фонарь, аптека…». Лена стояла на автобусной остановке уже пятнадцать минут и в сердце прокралась тревога, – вдруг автобус не придет и где найти свободное такси в пятничную ночь, когда многие продолжают отмечать Новый год и машины нарасхват в их маленьком городе. Она побаивалась идти одна по темным улочкам с редкими фонарями и тусклым освещением, да и преступность в городе заметно возросла. Лена пожалела, что отказала папе проводить ее, холод от этих мыслей заполз ей под шубку и внутри все сжалось.
Вдруг показался из-за поворота долгожданный автобус, который повезет ее к мечте.
И вот она уже на вокзале слилась с толпой своих будущих попутчиков, сейчас они все сядут в поезд и завтра утром она окажется в другом мире, мире Москвы!
Лена смутно помнила Москву, в которой была лишь в детстве. Запомнился отчетливо огромный «Детский мир», где продавали вкуснейшее мороженное в вафельных стаканчиках и где ей купили большую куклу с косами, которая и сейчас сидит в ее комнате на полке, как напоминание о той поездке.
Леночка никогда не испытывала комплекса провинциалки, она искренне любила свой родной город и не жалела, что не поехала учиться в Москву или Питер, тогда еще Ленинград.
Пройдя в вагон, она нашла свое место и пусть оно и неудобное, в самом конце вагона рядом с туалетом, но сейчас все улягутся и уснут, а утром – Москва! И вот поезд тронулся, попутчики стали укладываться на ночь. Леночка ловко взобралась на свою верхнюю полку. Легла, прислушиваясь к мерному стуку колес поезда.
– Я еду. Я решила и сделала это. Завтра я увижу его, увижу его глаза, как я соскучилась по нему… – Не сразу, но ей удалось все же уснуть в эту ночь.
глава 10 Ненужный подарок
Утром ее разбудили голоса попутчиков. Посмотрев на свои часы, Лена определила, что они будут в Москве через полтора часа. Она быстро соскочила со своей полки, встала в очередь в туалет, умылась, почистила зубы, затем выпила горячий чай из граненых стаканов в старых массивных подстаканниках. Леночка с детства всегда думала, что именно из таких стаканов, в таких подстаканниках пили чай Ленин со Сталиным. Теперь это раритеты, которые можно встретить на развалах блошиных рынков и Измайловского вернисажа в Москве близь метро Партизанская.
А раньше, в советское время, в вагонах поездов дальнего следования проводницы раздавали свой огненный чай пассажирам именно в таком виде – граненый стакан в массивном, вычурном подстаканнике. Это уже стало частью истории, советской истории.
И вот за окнами поезда Москва, о чем свидетельствуют все таблички с указателями, поезд заметно сбавил скорость и плавно въехал на территорию Ярославского вокзала. Все в вагоне засуетились, раздались голоса детей и их родителей, призывающие своих отпрысков не бегать по вагону поезда.
Леночка, подхватив свой немудреный легкий багаж, первая вышла из вагона, покинув эту суетную толчею. На перроне она остановилась, вглядываясь вдаль, в самое начало платформы, где огромными буквами из металлических блоков значилось одно слово – Москва. Здесь даже воздух был другой, привокзальный воздух Москвы. Подул ветерок, принесший с собой запах легкого дыма, как от березовых поленьев на даче. Подъездные пути вокзала, подобно артериям связывают столицу с другими городами и весями огромной страны. Втянув в себя побольше воздуха пока еще неведанной, но уже явно осязаемой городской среды Москвы, Леночка зашагала по перрону все ближе и ближе к тем самым шести буквам, которые и составляют вместе магическое слово – « Москва».
С помощью прохожих Леночка нашла метро, которое оказалось совсем рядом, буквально при первом повороте на выходе, между Ярославским и Ленинградскими вокзалами. Подойдя к дежурной по станции, Леночка спросила, как ей добраться до института Склифосовского, быстро записала за ней на листок бумаги и пройдя к эскалатору, смело встала на движущиеся вниз ступени. Надо сказать, что это непростое испытание и кто впервые это делает, не каждый переносит со спокойным сердцем. Перед Леночкой, стоящей на самом верху эскалатора, открылась если не бездна, то что-то вроде того, но она лишь крепче сжала рукой поручень, стараясь не смотреть вниз. Москвичам этого не понять, они с самого раннего детства пассажиры подземки, а вот у некоторых гостей столицы, которые впервые попали в метро, случается иногда что-то похожее на шок.
Сойдя с эскалатора, Леночка села в вагон и через несколько остановок с пересадкой доехала до станции «Сухаревская», далее уже на выходе из метро прохожие объяснили ей как добраться до института, оказалось, что это совсем близко, прямо на Садовом кольце. Как историк, Леночка, конечно, знала, что создание странноприимного дома связано с романтической историей любви между графом Николаем Петровичем Шереметьевым и его крепостной актрисой Прасковьей Ивановной Ковалевой, известной под сценическим псевдонимом Жемчугова. Влюбленные обвенчались в 1801 году, однако смерть безжалостно унесла в могилу его любимую. В 1803 году, через две недели после родов Прасковья умерла, оставив графу крошечного сына и наследника.
Странноприимный дом стал памятником этой любви, для строительства граф привлек знаменитого итальянского архитектора Кваренги. В Шереметьевскую больницу везли всех тяжело раненных, которые не могли заплатить за лечение. Сам Шереметьев в Устав больницы заложил правило безвозмездности оказания медицинской помощи.
И вот, Леночка вошла на территорию этого «города в городе», нашла согласно схеме, висящей при входе, место расположения главного корпуса, затем отстояв очередь в справочную, узнала, что врач – реаниматолог Воронцов Олег Геннадьевич на работе, в отделении экстренной помощи, но ее туда никто не пустит, она может дождаться его в приемном зале перед отделением реанимации. Надо просто сидеть там и ждать, когда он выйдет на встречу с посетителями и родственниками пациентов.
Лена прошла бесконечную череду больничных коридоров и переходов, прежде чем найти этот зал ожидания. Это было довольно большое помещение со стоящими вдоль стен диванами и креслами, обитыми коричневым дермантином. Почти все места были заняты посетителями и лишь одно кресло под раскидистой пальмой в огромной кадке пустовало, в него-то и села Леночка с твердым намерением дождаться Олега. Главное, что ее кресло под пальмой находилось как раз напротив дверей, над которыми было написано: РЕАНИМАЦИЯ. Сквозь стекло перегородки ей был виден длинный коридор по которому перемещался медперсонал, возились каталки с пациентами и без, короче, шли обычные медицинские будни этой крупнейшей тогда больницы страны на базе скорой помощи.
На больничных часах было двадцать минут первого. Лена ожидала Олега уже почти два часа. Она почувствовала, что ей ужасно захотелось есть, но она усилием воли отогнала от себя чувство голода, твердо уверенная, что стоит ей ненадолго отойти, как он тут ж выйдет, затем уйдет и больше не появится вновь, а она не увидит его и уедет ни с чем, так и не встретившись.
– Нет, буду сидеть здесь до последнего и обязательно дождусь, главное, что он на работе. – Периодически из реанимационного отделения выходили врачи и медперсонал, но Олега не было. Посетители приходили и уходили, одни сменяли других, открывались и закрывались двери служебного лифта, перевозящего сотрудников института, но среди них она так и не увидала его. Прошло еще не менее часа, вдруг дверь реанимационного отделения открылась и из него в белом халате и шапочке вышел Олег и направился прямо к Леночке слегка улыбаясь своей уже такой знакомой улыбкой. А она встала со своего кресла под пальмой, сделала несколько шагов ему навстречу, но он прошел мимо совсем рядом, даже не заметив ее. И тут только Леночка заметила ее, стоящую у окна женщину, к которой направлялся Олег. Просто, но дорого и со вкусом одетая, на ней были светло-бежевые брюки, такого же цвета кашемировая водолазка, через плечо был перекинут палантин в теплой цветовой гамме от бежевого до терракотового цветов, который был ей очень к лицу. На ногах были светлые в тон батильоны на высоких шпильках. Леночке было все хорошо видно сквозь раскидистые листья, прикрывающей ее пальмы. Она стояла не в силах оторваться от этих двоих, а они стояли и тихо беседовали. Затем Лена ясно увидела, как Олег взял руки женщины в свои руки, они продолжали беседу, а он все не выпускал их из своих рук, а она молча внимательно слушала его. Скупое зимнее солнце вышло из-за туч и на минуту осветило лицо женщины, которое показалось Леночке знакомым, она уже почти не сомневалась, что видит перед собой мать Марины, но женщине на вид было не больше тридцати двух – тридцати пяти лет, а Марининой матери должно быть не меньше сорока, а то и больше… Тут открылась дверь и молоденькая медсестричка произнесла:
– Олег Геннадьевич, подойдите пожалуйста в реанимацию. —
Олег нежно, как показалось Леночке, сжал руки женщины на прощание и быстрыми шагами, проходя мимо Леночки, скрылся за дверью, ведущей в реанимацию.
Лена стояла, как каменный столп и только одна мысль пульсировала в ее голове:
– Он прошел совсем рядом, он смотрел и не видел меня, как будто я предмет или пальма, которая здесь, наверное, со дня основания института. —
Лене захотелось побыстрее уйти, убежать, покинуть это место как можно скорее. Она направилась к выходу и вдруг в дверях лицом к лицу столкнулась с Мариной, которую не видела с окончания школы и которую меньше всего хотела бы сейчас встретить здесь.
Марина сразу узнала Леночку и отступать было уже некуда. Марина удивленно подняв брови, спросила:
– Лена? Лена Крылевская? Что ты тут делаешь? – Она настолько прямолинейно задала свой вопрос, что Лена смутилась и совершенно растерялась, а Марина увлекла ее за собой и подвела к матери.
– Мама, ты помнишь Лену, Лену Крылевскую? Мы учились в одном классе в Вологжанске. – Мама Марины подняла свои прекрасные, но ничего не выражавшие глаза и повисла неловкая пауза. Марине так и не удалось получить от Леночки вразумительного ответа, что она делает в Москве в институте Склифосовского, да и еще в отделении реанимации. Немного помолчав Марина произнесла:
– У меня здесь папа. На Новый год с ним случилось несчастье – инфаркт, если бы в Вологжанске в это время не было нашего знакомого врача-реаниматолога, который спас папу, организовал его доставку в Москву, в институт Склифосовского на реанимобиле, а затем и на вертолете, то папы уже не было бы на свете. Олег, – затем добавила – Олег Геннадьевич спас папу. – В глазах Марины показались слезы, которые она тут же поборола.
– Лена, я тебя сразу узнала, ты совсем не изменилась, хоть и прошло почти пять лет. —
– А ты изменилась, Марина – отозвалась Леночка. – стала очень похожа на свою маму. – И Лена перевела глаза на Маринину маму, нельзя не заметить, что сходство между ними было поразительным.
– Я зашла отдать Олегу Геннадьевичу ключи от его квартиры. Он случайно оставил у нас дома, когда был в гостях у папы. —
– Он был у вас в гостях? – Марина удивленно подняла высокие брови над своими красивыми и так похожими на материнские глазами.
– Да, Олег Геннадьевич давно знаком с папой, он интересуется историей города и происхождением своей семьи, а папа помогал ему с архивами. – Лена раскрыла сумочку и достав из нее связку ключей на красивом брелоке, протянула ее Марине.
– Пожалуйста, отдай ключи Олегу Геннадьевичу и передай ему привет от нашей семьи. – и, развернувшись, Леночка направилась к выходу.
Мама Марины так и не проронившая ни слова, внимательно посмотрела ей в след.
Быстро, почти стремительно пробежав лестничные пролеты и бесконечные коридоры института, Леночка, выхватив из рук гардеробщицы свою шубку, накинула ее даже не застегнувшись на пуговицы, и без шапки выбежала на улицу, как будто вот-вот задохнется в этом огромном здании. Она стала искать выход с территории института и ведомая каким-то судорожным чутьем, увидела служебный проход, перекрытый шлагбаумом. Она проскользнула мимо будки охранника и оказалась на территории большого парка расположенного сразу за институтом.
В парке было тихо и пустынно. Тишину нарушало только карканье ворон, круживших в сером небе над верхушками деревьев. Здесь время, как будто остановилось и застряло между старыми дубами. Как знать, может эти дубы помнят еще самого графа Шереметьева…
Леночка села на лавочку, холодную и влажную и совсем потеряла счет времени, может час прошел, может больше. И тут только она вспомнила, что ей нужно купить билет домой. Она с трудом поднялась с лавочки и уныло побрела как зомби, плохо соображая куда идет. Она инстинктивно шла на шум улиц и вышла на Садовое кольцо по которому неслись бесчисленные машины. Вне своего сознания, она пересекла Садовое кольцо и вышла на большую площадь, посреди которой стояла огромная ель, украшенная красными пластмассовыми звездами и лампами уличных гирлянд. Из репродуктора доносилась музыка какого-то мультфильма, толпился народ, крича бегали дети. Вся эта кутерьма и суматоха напоминала, что праздник продолжается, что сегодня суббота, а завтра – воскресенье, первые выходные наступившего Нового года.
Леночка безучастно брела посреди этой праздной толпы с таким трагическим выражением лица, что нечаянно наткнувшийся на нее парень, даже отпрянул. А она без шапки, которую где-то обронила, с растрепавшимися на зимнем ветру длинными волосами, была и впрямь похожа на зомби. Она не заметила, как прошла станцию метро и все шла, и шла по Садовому кольцу, которое опоясывая весь центр Москвы, как и положено кольцу, замыкается в круг.
И тут ее заметил молодой парень-милиционер на УАЗике. Он вышел из машины и спросил у Леночки, что у нее случилось и чем ей помочь. Она подняла на него почти невидящие глаза и сказала:
– Мне на вокзал надо, на Ярославский. —
Милиционер сказал:
– Садись в машину, это рядом, я довезу. —
В машине было тепло. Леночка ехала молча, милиционер довез ее до вокзала и еще раз поинтересовался, чем ей помочь, но Лена поблагодарив и отказавшись от помощи, пошла к зданию вокзала. Ведомая каким-то внутренним чутьем, она подошла к билетной кассе и купила себе билет в обратный путь. Поезд отправлялся ночью, в 23.50, а на вокзальных часах было 15.18, т.е. у нее почти девять часов ожидания. Вспомнила, что кроме утреннего чая с бутербродом, который она наспех съела в поезде, в ее желудке ничего не было. Но и аппетита тоже не было. Лена хоть и слабо соображала, но понимала, что нужно хоть что-то съесть. Она раскрыла сумку, нашла там бутерброды с колбасой и сыром, завернутые в фольгу, да еще апельсин, о котором забыла.
Сходив в туалет и вымыв руки с обмылком серого цвета, Лена вернулась в вокзальный зал ожидания. Она села подальше ото всех пассажиров, в самый дольний угол, развернула фольгу с бутербродами и заставила себя есть. Она жевала и глотала, не чувствуя вкуса, словно это были камни. Затем достала апельсин и начала чистить его, наполняя цитрусовым ароматом ближайшее вокруг себя пространство. С апельсином было покончено тоже безо всякого удовольствия.
Лена сидела на неудобном вокзальном сидении, прислонясь правой стороной тела к облицованной темным гранитом стене зала ожидания. Прямо напротив нее стоял киоск, торгующий печатной продукцией. Лена встала, купила какой-то журнал, вернулась на свое место, развернула его в надежде что-то почитать и отвлечься от всего и всех, но вдруг к горлу подкатил ком слез, вопреки воли и рассудку слезы брызнули из глаз Леночки, застилая все вокруг. Закрывшись журналом, как спасительным прикрытием, Леночка не стала с ними бороться, она сидела неподвижно и лицо ее было похоже на посмертную маску. А слезы текли и текли. Сколько времени так прошло неизвестно… Когда слезы закончились и высохли на ее лице, на Леночку накатила смертельная усталость, сковавшая ее, и она провалилась если не в сон, то в транс. Ей что-то виделось, временами она открывала глаза, чтобы посмотреть на часы, висевшие напротив, затем вновь проваливалась в состояние полузабытья. За огромными окнами вокзального помещения сгущались московские сумерки, ничем не отличавшиеся от вологжанских сумерек, напоминавших Леночке черничный кисель, который варила мама из собранных в лесу ягод черники.
Голос из громкоговорителя сообщил, что объявляется посадка на поезд Москва – Вологжанск, отправляющийся с седьмого пути в 23.50. Слабое сознание донесло до Леночки, что это ее поезд, ей надо идти на седьмой путь и сесть в вагон состава, который отвезет ее домой. Еле поднявшись с неудобного сидения, после девятичасового ожидания, Леночка пошла к седьмому пути подобно сомнамбуле, бредущей среди ночи. Наконец, она вошла в свой вагон, нашла свое место и сразу легла, с головой накрывшись одеялом, поверх которого была ее шуба. Хорошо, что на этот раз у нее была нижняя полка, пусть и плацкарта.
Люди проходили мимо, несли на руках спящих детей, укладывали их, укладывались сами. Лена лежала повернувшись лицом к стенке, не шевелясь и казалось даже не дыша. Вскоре все расположились на своих местах, поезд тронулся в путь и свет в вагоне стал приглушенным. Светили слабо горевшие лампочки в начале и в конце вагона, и лишь отсветы от путейных фонарей за окнами прорезали темноту поезда, чередуясь со стуком колес. Поезд мерно покачивался и Лена заснула, она спала, как мертвая и даже если бы кто-то ударил над ее головой в гонг, наверное, и это не вырвало бы ее из тяжелого и какого-то нездорового сна, сковавшего все ее тело. Всю ночь она так и пролежала на одном боку, повернувшись к стене и лишь утром, уже на подъезде к Вологжанску, проводница тронула ее за плечо. Опытные глаза сразу определили, что девушка больна и у нее жар. Проводница принесла чай и дала Леночке таблетку аспирина, поинтересовавшись придет ли кто-нибудь ее встречать к поезду. Лена что-то неразборчиво, как в бреду ответила ей, положив послушно в рот таблетку и запив ее горячим чаем. Больше она пить чай не стала, а так и сидела в шубе, уткнувшись в окно. Соседи не стали ее расспрашивать и с облегчением вздохнули, когда поезд подъехал к Вологжанску. Все стали выходить и никто не обращал внимания на девушку, сидящую у окна поезда, может она кого-то дожидается и смотрит на платформу, вглядываясь в лица встречающих.
Вскоре вагон опустел, а Леночка все так же сидела, пока ее не увидела проводница и запричитала над ней:
– Милая, да что с тобой? – она тронула ее за плечо, заглядывая в мертвенно бледное лицо девушки. – И что мне с тобой делать… сейчас вызову тебе скорую, пока поезд не отогнали. Ты сиди здесь и жди меня. – и проводница, грузная женщина предпенсионного возраста, тяжело дыша от многолетней отдышки, поспешила на станцию к телефону.
Подъехала скорая, Леночку уложили на носилки и понесли к машине. Она то теряла сознание, то ненадолго приходила в себя. Молоденькая медсестричка, сидящая рядом с ней в машине скорой, успела спросить и записать номер ее домашнего телефона.
