Ирина Евгеньевна Красова
Исчезнувший мир
Вслед за магнолиями на деревьях появились нежно-зеленые листочки, луга зацвели мелкими голубыми незабудками, расцвели фруктовые деревья, наступило лето.
За нашими домами узкоколейная железная дорога отделяла поселок от сельской местности. Огромный луг, поросший голубыми незабудками, переходил в пастбище с электрическими загонами для скота, которые заряжались от переносного аккумулятора. Скот пасся самостоятельно, свободно гуляя внутри загона. Украсть скот никому не приходило в голову. Хотя, как сейчас, тогда не было видеокамер.
Вечером с родителями мы шли на луг любоваться светлячками. На фоне звездного неба они появлялись в воздухе и словно маленькие фонарики кружились в сумерках в своем воздушном танце, создавая ощущение волшебства.
Однажды с родителями мы пошли на экскурсию в старинную каменоломню. У входа в огромную пещеру нас встретила пожилая немецкая супружеская пара. Мужчина и женщина были обуты в массивные кожаные зашнурованные ботинки. Одеты они были в плотные куртки, на женщине была юбка из темно-серого сукна. Мы направились за ними внутрь пещеры и, почувствовав холод, идущий из подземелья, пожалели, что взяли с собой только шерстяные кофты. Центральная часть пещеры была затоплена прозрачной голубоватой водой, такой прозрачной, что казалось, камни лежат не на дне, а совсем близко к поверхности воды. Освещаемые факелами проводников, мы двинулись вглубь пещеры, прижимаясь к стене. Вскоре мы вышли на площадку, с которой открывался изумительный вид на подземное озеро, с потолка спускались соляные сосульки. Экскурсовод рассказывал историю горняцкого промысла в этих краях, сказав, что эту местность издревле называли долиной вдов.
– Почему вдов? Мужчины умирали раньше женщин? – спросили мы.
– Горняки в шахтах добывали руду, в которой позже нашли уран. Руда была источником радиации, которая убивала мужчин.
Экскурсовод предложил пройти в галереи, где когда-то добывали руду. Мы с ужасом заглянули в старые штольни, и поспешили в обратный путь по узкой кромке между стеной и озером. Когда мы вышли наружу, радость от встречи с солнцем была бесконечной, Взрослые с удовольствием опустились на траву, а мы, заполучив фотоаппарат, пытались сохранить на память образы проводников в подземный мир, пугающий вид пещеры и родителей, сидящих на пригорке.
Новая страна не переставала удивлять нас. Колокольчики над дверями небольших частных магазинов весело встречали посетителей. Обслуживание в этих магазинах было таким, что не купить что-то было просто невозможно. Однажды, гуляя с родителями, мы зашли в такой магазин. Аромат окутывал, заставляя забыть о бережливости. Все, кто погружался в его благоухание, стремились потрогать, примерить одежду, развешенную на вешалках в зале. Мама примерила пальто и ей тут же принесли второе, третье. Покупать пальто мама не собиралась и чтобы с достоинством выйти из ситуации, он сказала:
– Я купила бы вон то, сиреневое пальто, которое висит в витрине магазина, – будучи совершенно уверенной, что с витрины ничего не продается. Ей тут же принесли пальто, сиреневый цвет, как дорогая оправа, оттенил её черные волосы и карие глаза. Пальто изящно упаковали, мне подарили какую-то безделушку, а я поняла, что скромный кошелек не лучший спутник для прогулок.
Наши родители, участники войны, видевшие смерть, чудовищные разрушения, пройдя все мыслимые испытания, приехали в восточную Германию строить новый мир, основанный на взаимном уважении.
Мой слух сейчас режут лживые обвинения в их адрес:
– Оккупанты.
– Нет. Они были с немцами коллегами.
Русские и немецкие семьи обычно проводили выходные дни в путешествиях, экскурсиях и обязательных посиделках в кафе, где главным напитком было пиво, но пивными в российском понимании их нельзя было назвать, они больше походили на кафе с уютными залами. Большой стол в центре комнаты объединял, собравшихся посетителей, которые заказывали, как правило, кружку пива и какую-то еду. Однако, главным действие таких посиделок было коллективное пение, под звуки аккордеона, наполнявшие пространство мелодией и ритмом, люди держась за руки пели, ритмично покачиваясь в такт песни.
Я выросла в старой Москве, в большой семье, где праздники всегда сопровождались пением за столом. Помню воскресные прогулки с родителями в парках, где играли духовые оркестры, а люди танцевали и искренне радовались общению. В то время это было традицией.
Дорогие мои родители, вы научили меня любить наш мир, вы не делили его на врагов и друзей. Вы просто любили все, что удалось уберечь после страшной войны, унесшей миллионы человеческих жизней. Ваша доброта и сердечность собирала за огромным столом самых разных людей, которые умели радоваться и веселиться.
Среди шума и смеха из патефона звучали загадочные слова:
– «Как иногда в томительной пустыне мелькают отзвуки далеких чудных стран, но это призраки и снова небо сине и вдаль бредет усталый караван».
Дрезден
Однажды, мама узнала, что медсестра из ее санитарного поезда работает в пригороде Дрездена. Подруга пригласила нас в гости, дорога была длинной, я задремала, а когда машина остановилась, я увидела дом, от которого остался один подъезд. Он стоял рядом с останками фундамента, когда-то большого пятиэтажного дома. Война, в виде этого полуразрушенного здания, предстала предо мной, с ужасом я поднималась по лестнице, за стеной которой была пропасть. Мы остановились на площадке пятого этажа, где осталась только одна дверь. Это была квартира наших знакомых, служивших в военном гарнизоне. Взрослые, увидев ужас на моем лице, поспешили объяснить, что Дрезден во время войны союзники превратили в руины, поэтому жить практически негде.
Комната, в которую нас пригласили, оказалась очень уютной. Над большой тахтой висел красивый розовый ковер, с изящным орнаментом из красных, сиреневых и белых роз. В центре комнаты стоял стол, накрытый скатертью с множеством закусок. После обеда мужчины вышли покурить, а мама с подругой погрузились воспоминания.
– Помнишь, как мы портянками стирали ноги в кровь в кирзовых сапогах, пока не додумались вымачивать портянки в хлорке, чтобы они стали мягкими.
– Помнишь, как бомбили наш поезд? На крышах вагонов были нарисованы красные кресты, за которыми словно специально охотились фашисты. Как одной из наших девушек осколком оторвало часть ягодицы. Она плакала, а мы, пытаясь успокоить ее, развеселить, говорили: «Ну, все ты у нас теперь безжопая будешь». Все засмеялись, понимая, что утрата ягодичной мышцы, не даст ей возможности нормально ходить, но девушка тогда внезапно успокоилась и засмеялась вместе с нами, радуясь, что осталась жива, хотя и осталась калекой.
Мама задумалась, а потом сказала:
– Помнишь, как, однажды, под бомбами мы бежали прочь от поезда?
– Помню, главный врач тогда приказал всем, кто может ходить укрываться в ближайших перелесках, а когда бомбежка прекращалась, поезд шел дальше на восток.
– Я тогда молилась: Господи, если этот снаряд должен попасть в меня, то пусть он попадет мне в голову, а не в ноги. Однажды, когда под бомбами мы бежали прочь от поезда, я увидела огромную воронку и почти подбежала к ней, как вдруг какая-то девушка, бежавшая мне наперерез, с силой оттолкнула меня и прыгнула туда. Раздался взрыв, меня отбросило взрывной волной на несколько метров. В воронке оказалась неразорвавшаяся авиационная бомба.
