Ирина Евгеньевна Красова
Месседж
ISBN:978-5-4472-8521-0
«Любовью и единением
спасемся»
Сергий Радонежский
Утром с чашкой кофе я включила телевизор, и машинально листая, лежащую на журнальном столе газету, остановила взгляд на фотографии парня в спортивной шапке. В это время на экране телевизора возникло огромное каменное лицо, вращающееся в космическом пространстве и удивительно похоже на фотографию в газете.
– Что это? Похоже на окаменевший череп или на гигантское лицо без кожного покрова, – пыталась понять я, вглядываясь в экран телевизора.
– К комете Темпера I, – объявляет торжественный голос диктора, – приближается космический корабль. Уже несколько дней он наблюдает за поведением кометы. Похоже, что она чихает, так как из кометы до космического корабля долетают капли воды. Через час мы покажем вам уникальные кадры. С космического корабля будет выпущен снаряд, который поразит комету, оставив на ее теле кратер величиной с море. Американские ученые надеются получить уникальные сведения, которые помогут понять происхождение Земли.
– Странно, что комета похожа на окаменевший череп, – бормочу я, запивая новости крепким кофе.
Через час я включила телевизор и с нетерпением стала ждать обещанных новостей. Наконец на экране снова показалась космическая голова и летящий навстречу ее подбородка снаряд.
Вспышка. Голова закрутилась в бездне космоса и снопы искр, как слезы гиганта вылетели из раненого подбородка, носа и пустых глазниц. Еще одна минута отчаянного верчения гигантской головы и диктор восторженно сообщил, что "фейерверк", так назвал он вылетавшие искры, был виден с территории южного полушария Земли в простой бинокль, и только в России это великолепное зрелище не было видно.
– Конец Света! – мелькнуло в голове. Человечество бомбит космос.
В памяти всплыла где-то услышанная фраза: «Религия – это информационные каналы связи с другими нематериальными мирами» и я решила идти в церковь.
Покаяние
– Покайтесь! Кто хочет покаяться, выйдите прямо сейчас и покайтесь!
Я поднимаюсь со скамьи и делаю несколько шагов по проходу навстречу сияющим в витраже словам «Бог есть любовь». Опускаюсь, преклонив колени на красные бархатные ступени, и склонив голову, застываю в позе кающейся грешницы.
Рядом со мной, опустив голову на руки, склонилась старая женщина, повторяя одну и ту же фразу:
– Прости меня, Господь, что я отвернулась от людей и слишком много времени проводила с книгами.
– Она постоянно кается, – с усмешкой шепчет кто-то рядом.
Я пытаюсь собраться с мыслями и тихо говорю:
– Прости Господь. Я видела Тебя, но не свидетельствовала об этом.
– Не говорите ничего, – опять шепчет кто-то, – просто попросите прощения.
– Господи! Прости меня, – говорю, и опять вспоминаю ту удивительную встречу. Как давно это было!
Мысленно возвращаюсь в далекие семидесятые годы моей юности.
Почти год я живу одна, мама в командировке, вчера она приехала на несколько дней в Москву. Я решила познакомить своего парня с мамой, все дни он был занят, пригласила его на вокзал поводить маму. Он не пришел.
Мы познакомились с ним зимой на каникулах, в институтском доме отдыха. Когда я вспоминаю наши первые встречи, то вижу синее, синее небо, белые заснеженные деревья и его улыбающееся лицо. Катание на санках, прогулки, поцелуи на морозе и теплые нежные руки, обнимающие и сводящие с ума. Однажды, гуляя по парку, мы вышли с ним к железнодорожному переезду, от вида рельс в памяти вспыхнул образ Анны Карениной, и какое-то предчувствие сжало сердце.
– Какая чепуха иногда приходит в голову, – подумала я тогда, но странное ощущение гибели в мареве сладкого любовного тумана поразили и запомнились. Кто послал мне это предчувствие – внутренний голос или ангел хранитель? Я была счастлива и не прислушивалась.
Потом наступила весна, наша любовь стала еще прекраснее. Прошло лето, наступила осень.
Сегодня мама уезжала с Белорусского вокзала, мы должны были встретиться с ним на площади.
Поздняя осень. Холодный воздух. Колючие снежинки. Вокзал. Длинный перрон, уходящий в бесконечные составы поездов. Тележки с брикетом и резким, терпким запахом угля. Справа пришел поезд – оживление, шум. Слева уходит – притихшие люди. В окне размытое стеклом лицо мамы. Такое уже далекое и совсем еще рядом. Губы, жесты, немые слова. На душе беспокойно, кто-то ждет меня там, у здания вокзала.
–Да, нет же, не пришел, не позвонил, значит, не ждет.
Как беспокойно! Может быть, он все-таки ждет. Вот и свисток. Поезд зашевелил колесами, поехали.
– До свиданья, машу рукой, делаю несколько шагов. Вся душа здесь, рядом с глазами мамы, там нет никого. Все дальше и дальше лицо в окне. Редкая толпа провожающих уходит. Пустеет полоска земли, врезавшаяся в поезда. Скорее отсюда, мимо вокзала на площадь к людям. Им нет до тебя дела, а тебе до них, но с ними спокойнее. Как холодно. Женщина продает пластинки. Куплю одну, она совсем замерзла, бедная.
– Шарль Азнавур, – читаю на пластинке: "Жизнью клянусь. Умереть ради тебя. Вернись домой".
Метро. Длинный эскалатор. Как много людей спускается вниз и поднимается наверх, наверное, их тысячи. Но, что это? Вот он! Он едет вверх по соседнему эскалатору, делая мне знаки рукой.
– Хорошо! Я подожду внизу.
– Ты замерз и спустился погреться в метро? – додумываю я за него.
Зачем так много людей, когда достаточно одного.
Вечер. Шаги на лестнице все глуше и глуше. Пустая квартира. Пустая. Что-то поет француз Азнавур. Но откуда еще одна пластинка? Шарль Азнавур. "Жизнью клянусь. Умереть ради тебя. Вернись домой".
Все до мельчайших подробностей всплывает в памяти.
Наступили последние дни октября.
Каждое утро, сбегая по лестнице, я заглядываю в почтовый ящик, ожидая писем от мамы.
Это письмо, как и прочие я читала на ходу и не сразу поняла его смысла.
Прочла обратный адрес на конверте. Письмо было от него.
– Прости, – писал он,– мы не будем больше встречаться.
– Мы не будем больше встречаться, – застучало в голове.
– Почему ничего не сказал, не объяснил, не позвонил, наконец, зачем это уведомление по почте?
Как будто расплавленный металл вылили мне в душу. Огонь обиды жег внутри нестерпимо, я шла по улице, ничего не замечая вокруг, и подойдя к метро, почувствовала, что задохнусь там внизу под землей. Решила идти в институт пешком вдоль шоссе. Машины мчались навстречу. От обиды и неожиданности удара перехватывало дыхание. Боль была такой невыносимой, что хотелось чем-то заглушить ее. Бешеная гонка машин, мчавшихся мне навстречу, подсказывала выход:
– Шагни навстречу и все прекратиться.
Останавливала только одна мысль:
– Вдруг выживу и останусь калекой.
Моя голова буквально превратилась в антенну, которая излучала крик о помощи. Возле метро Сокол я увидела крест над церковью и буквально прокричала в небо:
– Господи, помоги!
Пройдя еще какое-то время, я оказалась у развилки Ленинградского и Волоколамского шоссе и вдруг увидела человека, который сделал мне знак рукой остановиться. Он возник так неожиданно, что ни длинное черное платье, ни длинные волосы до плеч, сливающиеся с нестриженной бородой, не удивили меня.
–Хиппи, – подумала я, но остановилась, с удивлением разглядывая незнакомца.
Приближался праздник Покрова Богородицы. Земля впервые покрылась снегом. Я была одета в теплое осеннее пальто, Он же, как мне показалось, был даже без обуви. Как-то мягко, как бы скользя над землей, он приблизился, и я увидела его лицо – с удлиненными чертами и миндалевидными глазами.
– Семинарист, – успокоила я себя и тут же подумала:
– Семинарист, а похож на грузина. Нет, не грузин, черты лица скорее ближневосточные.
Незнакомец был одет в длинную тунику из тонкой черной ткани, похожей на тонкий хлопок. Длинный рукав у запястья слегка собран тесьмой и такая же мелкая складка у ворота. Швы на одежде как будто сшиты вручную, явно не машинные. Одежда такая тонкая, что человек-южанин в такой одежде должен стучать зубами от холода, но на лице незнакомца не было даже тени дрожи, оно было абсолютно спокойно.
Удивительное сочетание интеллекта, достоинства и милосердия «не от мира сего» поражало. Обычная спутница высокого интеллекта – гордыня, полностью отсутствовала на Его лице, излучавшего почти неземную кротость и милосердие – великое в своей царственной простоте. Его лицо можно было бы принять за лицо современника, если бы не это удивительное небесное милостивое выражение. Я до тех пор никогда не видела семинаристов, но подумала что странная одежда, длинные волосы, борода, все это могло бы быть у студента богословского факультета.
– Семинарист,– решила я, успокоившись и совершенно забыв о своем горе.
Но странные швы в одежде Незнакомца, как будто сшитые вручную, вызывали удивление и любопытство.
– Какая тонкая ткань, на землю лег первый снег, любой человек должен был бы замерзнуть и дрожать от холода, – продолжала размышлять я, глядя на Него.
Женщина, проходившая мимо, толкнула меня, и как мне показалось, неодобрительно посмотрела на нас.
Он подошел почти вплотную и протянул записку.
На ладонях рук я заметила старые рваные шрамы. Он прикрыл шрамы ладони пальцами, а я отвела глаза, не желая оскорбить Его любопытством.
– Бог любит тебя, сестра, – услышала я в своей голове Его голос.
Господи! Каким бальзамом были эти слова для меня. В минуты горести и отчаяния важно знать, что тебя любят.
Он протянул мне записку с пророчеством, которая заканчивалась словами:
-”Ты будешь свидетельствовать об Иисусе при Конце Света".
Фраза: ”Ты будешь свидетельствовать об Иисусе при Конце Света", в конце записки, написанной странным по-детски каллиграфическим почерком, не в шутку напугала меня.
– Тридцатилетний мужчина не может писать детским почерком, – рассуждала я, пытаясь собраться с мыслями, но подозрение что за мной охотятся сектанты, вдруг привело меня в ужас. Я сжала записку в кулаке и бросила ее. Он наклонился, поднял записку и исчез. Это окончательно укрепило меня в мысли, что я жертва обмана, но как студентка, далекая от всякой мистики, решила действовать.
– Люди просто так не исчезают, – сказала я себе, – я найду Незнакомца в толпе людей и выясню: – Что все это значит, и зачем Он подал мне записку?
Хотя, в душе мне почему-то хотелось извиниться за свою неловкую грубость.
– На белом снегу черная одежда Незнакомца должна быть хорошо видна, – рассуждала я.
Я осмотрелась вокруг, в толпе людей Его не было. Рядом был подземный переход, почти бегом я спустилась по ступеням вниз и бросилась искать, но, пробежав по переходу и оглядывая спешащих вокруг людей, под землей Его не обнаружила. Я выскочила на противоположную сторону шоссе, продолжая оглядываться по сторонам, и вдруг услышала Его голос. Голос эхом звучал в моем сознании:
– Что ты ищешь Меня под землей! Посмотри на небо. Я здесь.
Боясь шелохнуться, боковым зрением я увидела Его в небе над тем местом, где мы только что стояли, и где Он исчез. Я поняла, что стояла рядом с Христом, с Иисусом. Ужас, почти животный ужас охватил меня, я бросилась бежать. Подбежав к проходной института, я остановилась и сказала себе:
– Я не должна быть такой трусихой. Я должна посмотреть на небо.
С усилием воли я повернула голову и посмотрела туда, где только что я видела Его. Там никого не было.
– Слава Богу! – сказала я себе с облегчением, – мне все это показалось.
И вдруг в небе раздался шум, и как в огромном колоколе, накрывшем все вокруг, я услышала голос Бога:
– Двадцать три года…….
В услышанной фразе было не менее десяти слов, но запомнились только три первых слова.
Возникло ощущение, что Бог Отец и Сын с шумом пронеслись по небу, удаляясь в сторону заката. Все стихло.
Мгновенно успокоившись, я вошла в проходную института. Подруга на лекции, сидевшая рядом, сказала:
– Ты вся светишься. Случилось что-то хорошее?
Что-то случилось, но я не могла вспомнить, что случилось? В рассеянности я сказала:
– Наверно в двадцать три года я выйду замуж.
Подруга как-то странно посмотрела на меня, а я совершенно забыла об этой встрече и не вспоминала о ней ровно двадцать три года.
