Ирина Безуглая
Египетский кристалл
Третий этап путешествия. Рыбацкие лодки
Все получилось так, как и объяснял им Керим, только прибыли они на Кипр намного позже ожидаемого. Оказалось, что все три турецких дяди занимались тем, что собирали и скупали улов у местных рыбаков, которые выходили в море на своих лодчонках еще до восхода солнца. Действие повторялось по всему маршруту. Каждый дядя, сначала первый, затем второй и третий подгребал к рыбакам, внимательно разглядывал содержимое сеток с утренним уловом, привычно торговался, а потом, поплевав на пальцы и сплюнув в море, не спеша отсчитывал лиры, вытащив их из плотного целлофанового пакета, платил и направлялся к берегу. После этого, каждый дядяделал остановки у небольших причалов, где их уже встречали повара ближайших рыбных ресторанов в ожидании свежего товара. Пока шла торговля, девчонки выходили на берег немного размять ноги, потому что им приходилось сидеть, тесно прижавшись на одной свободой скамейке, подтянув коленки к ушам, чтобы не задеть улов, еще шевелящийся, еще открывающий слабеющие жабры для последнего вздоха.
– Никогда в жизни больше не буду есть рыбу, – сказала Светка.
– А мясо? – ироническиспросила Чепуха. – Там еще круче. Вот где триллер настоящий, когда скотину гонят на убой. Я видела один раз. С тех пор я решила стать вегетарианцем. Чуть позже, лет через пять-семь, а пока для роста и работы мозгов белок нужен. Мне так доктор посоветовал, когда в интернате диспансеризация тотальная была.
– Да ну вас, девчонки, перестаньте. Жизнь – это жизнь, – философски заметила Полина. Всегда кто-то кого-то ест. Пищевая цепочка. А червяков, скажи, не жалко, которых рыба хватает? Или большая рыба ест маленьких, а крупный и быстрый хищник догоняет и хватает менее проворных?
– Естественные инстинкты, рефлексы, но самые хищные хищники – это мы, люди, – подвела итог Чепуха. Все замолчали. – Ладно, релакс, сестры мои дорогие. Посмотрите на горы, сосны, море. Восстановите гармонию в душе. Эй, нас зовут, плывем дальше.
Оставался последний переход до желанной цели. У двоюродного дяди стамбульской семьи действительно был катерок, который казался на вид вполне добротным, а главное, намного шире, чем у его родственников.
– Ман нейм есть Хасан, – важно представился владелец судна, капитан и штурман в одном лице, как и другие дяди. – Сидан, плиз, – пригласил он и подал руку каждой «леди». Девчонки вступили на деревянный настил катера, дядя завел мотор. Старенький движокнедовольно фыркнул два-три раза, потом успокоился, заработал довольно ритмично, и судно помчалось от берега в открытое море. Светка вытащила свой блокнот и стала рисовать капитана. Рисовала и улыбалась, глядя на колоритную фигуру бывалого моремана.
Этот дядя, в отличие от первых двух молчунов, весь путь беспрерывно вел переговоры по мобильнику, который не отнимал от уха. Правил он штурвалом исключительно одной рукой, причем, левой. Очередной раз, закончив очередной разговор, он отвел трубку в сторону и видимо, на привычнойдля него смеси языков при общении с иностранцами, сказал: «Майн систер говорит ю хорошо синг, петь кан. Ду ит. Каман, айн-цвай, давай, трагуди, кантаре, шансон, петь. Катьюша – груша. Андустенд ми?
Девчонки, как ни странно, поняли этот закрученный языковый коктейль. Попса взяла гитару и запела последний московский хит, Чепуха совсем неплохо подпевала, Светка тоже тихонечко пищала. Дядя выслушал, пропустив два звонка, а потом сказал: «Окей, бат плиз Катьюша – груша». Девчонки послушно затянули уже без гитары «расцветали яблони и груши…». Дядя заулыбался, принял рольбэк-вокалиста и забулькал, подпевая, покручивая бедрами и животом. Получился вполне фольклорный ансамбль. Но тут раздались с секундными интервалами три коротких звонка, потом еще три с сигналом как у пожарной машины. Очевидно, это означало звуковое предупреждение о какой-то опасности, потому как реакция дяди была мгновенной. Он перестал петь и двигать животом, ухватился за руль обеими руками, с силой крутанул его и направил катер к бухте. Влетев на полной скорости к причалу, он выключил мотор, взялся за весла и, осторожно лавируя между другими лодками и катерами, тихо втянул свое судно к берегу, скрывшись забольшой трехмачтовой яхтой. Обернувшись к пассажиркам, вращая вытаращенными черными глазищами как окулярами бинокля, прохрипел: «Доннер ветэр, черт бери, полицай. Денжа, опасно, вит, вит. Полицай, андустенд?» Еще бы не понять. Полиция на всех языках полиция. Девчонки метнулись в указанном направлении, забились под деревянную лавку на корме, а дядя поставил спереди ящики и ведра.
– «Не боись, сестры, прорвемся», – успела выдохнуть на волю из-под тесного убежища Чепуха. Онахотела еще что-то прибавить, но замолчала, услышав, как по палубе ходит уже не одна пара дядиных ног, а намного больше. Голос дяди сделался тихим, говорил он с заискивающей робкой интонацией. Его легко заглушал другой, властный и громкий. На Светку совсем некстати вот-вот готов был напасть смех, видимо, от нервного стресса. Пришлось Чепухестянуть со своей шеи тонкий шарфик, сделать кое-как кляп и заткнуть рот подруги уже растянутый в улыбке. Смехота послушно уткнула лицо в коленки, но сидящие по обе стороны от нее подружки, едва сдерживались, успев получить некоторую дозу смеховой вибрации. Плечи Светки подрагивали. Она продолжала бесшумно смеяться даже с кляпом во рту! Наконец, шаги и чужие голоса затихли, но нелегальные пассажиры не решались выйти из своего укрытия. Они терпеливо ждали, пока придет дядя. А тот и не спешил, кажется. Но вот мотор затарахтел, запахло горючим, потом послышался ровный гул исправно работающего двигателя. Стало понятно, что они на свободе. Действительно, дядя отодвинул ящики и ведра, улыбнулся и сказал: «Каман, товарищ, айн-цвай, нет полицай». Довольный своей шуткой, дядя хмыкнул. «Зря он это сделал», – промелькнуло в голове у Чепухи, которая опасалась, как бы этот смешок не спровоцировал смеховой «разряд» подруги. Опасения были не напрасны. От долгого удержания, Светка разразилась таким смехом, что ее подруги икапитан тоже захохотали в полный голос, перекрывая рокот мотора, гул ветра, шум вспенившихся волн. Дяде звонили, но он не прикладывал телефон к уху. Он уже не вел катер даже одной рукой, потому как обеими руками держался за свой большой живот, который прыгал верх-вниз, трясся от могучего смеха своего обладателя. Полина – Попса, которая, в отличие от Чепухи, впервые во всю мощь увидела способности Смехоты, была в восторге. Наслаждаясь свободой, подставляя смеющееся лицо морскому ветру и соленым брызгам, Полина кричала сквозь смех: «Ой, мамочки, я так с детства не смеялась. Ой, как здорово, вот это компания!». А Чепуха схватила пустующий штурвал и крутанула им туда – сюда. Именно этот жест привел в чувство дядю – капитана. Смех его враз прекратился. Он легко, несмотря на тяжелый вес, подлетел к штурвалу, оттолкнул, не очень заботясь о вежливости, молодую леди и вернул руль в нужное направление, сказав что-то грубо и резко на своем родном языке. Смысл высказывания был ясен без перевода. Внимательно и серьезно выслушав турецкие ругательства, Шура подошла к капитану, слегка дотронулась до его руки, лежащей на штурвале, и тихо произнесла: «Кэп, не парься, все чепуха в этом мире. Главное свобода. Андустенд?». К всеобщему удивлению, дядя совершенно правильно откликнулся: «Натюрлих андустенд. Правильно говорить, янг леди. Нау из тайм ту хавать». И неожиданно проспрягал: «Ай нид, ю нид, ши нид, эврибоди нид хав ланч. Андустенд? Брать там. Майн вуман дид ит». Насчет «хавать ланч» девчонки были совсем не против и восприняли грамматические экзерсисы дяди с большой радостью. В указанном капитаном месте они нашли корзинку, где заботливой рукой дядиной жены были положены лепешки, кусок сыра, жареный цыпленок, помидоры, зелень и огурцы. Рядом стоял большой термос с чаем. Чепуха разделила на четыре равные доли всю снедь, потом, подумав, добавила к одной порции понемногу от трех других. Девчонки не стали возражать – дяде надо больше. Он – капитан, мужчина, работает весь день.
Поев, они забрались под узкие скамеечки, размещенные по бортам катера, спрятались, как им посоветовал капитан, от морской полиции, которая могла появиться в любую минуту. Наступил вечер, ночь, они заснули, а проснулись, когда уже рассветало, и катер тихо подплывал, правильнее сказать, как принято у моряков, подходил к берегам острова Кипр, к его северной части, той, которая с некоторых пор считается турецкой территорией.
Закрепив швартовы, капитан сошел на берег, за ним три русские девчонки – путешественницы. На берегу дядю ждал его очередной родственник. Они обнялись и даже расцеловали друг друга в щеки. Потом отошли в сторону, немного и быстро поговорили, обменялись двумя увесистыми пакетами, после чего, заметно повеселевший турецкий дядявернулся к девчонкам, буркнул поспешно «гудбай, янг леди», махнул на прощанье рукой и привычно легко вспрыгнул в свой катер. Девчонки потоптались на месте, ожидая, пока турок с Кипра поможет им перейти на греческую территорию. Но он только показал направление и объяснил на вполне приличном английском языке, что они не заблудятся, так как другой дороги на греческую землю Кипра просто нет. Сказав это, он изобразил дружескую улыбку и, не оглядываясь, пошел к хибаре, стоящей на самом берегу.
Остров Кипр. Большой успех в маленькой таверне
Девчонки двинулись в указанном направлении и через полчаса были уже в другой стране, в другом государстве. Это они поняли сразу, потому что из открывшихся кафе и баров, из приемников проезжающих машин и еще откуда-то, возможно просто с голубого неба, доносились грустные и прекрасные греческие мелодии и песни.
– Я обязательно запомню несколько фраз на греческом, хотя бы, «привет», «спасибо», «пожалуйста» – самые нужные, – тут же объявила Светка.
– А мне хотелось бы разучить пару здешних хитов. Надо только узнать, кто тут самый крутой и модный исполнитель.
– Узнаем, только хорошо бы сначала поесть, – протянула Светка, – и найти крышу над головой.
– Да чепуха все это, думать – придумывать заранее, – встряла Чепуха, готовая, как всегда высказать свое особое мнение. Я уверена – все получится, нам повезет, а поесть у нас пока денег хватит. Давайте, вон в том садике сядем, пересчитаем наши манюшки, пойдем в ближайшую таверну, а там видно будет.
Девчонки не возражали. Они шли по узким улочкам, куда выходили садики уютных белых домов, ряды танхаусов, виднелись балконы роскошных вилл, увитые виноградом, ограды с переплетающимисяветками пунцовых роз, сиреневых цикламенов, а у калиток росли пышные кусты бугенвиля
Девчонки рассматривали гостиницы, расположившиеся одна за другой, вдыхали запахи свежезаваренного кофе, аромат булочек с корицей, чуть горьковатые запахи цветущего миндаля, апельсиновых деревьев, цветов и пряных трав. Они уселись на садовую скамейку в тени кустов с большими ярко-желтыми цветами и засмеялись от переполнявшей их радости. Начинался новый замечательный день их путешествия. Роль казначея окончательно утвердилась за Чепухой. Ей отдали всю наличку.
– Ого, – присвистнула она, пересчитав деньги. – В местной валюте у нас почти двести тугриков. Живем, сестры мои, я разрешаю вам съесть по большому пирогу с сыром, заказать по стакану кока-колы и выпить кофе с молоком.
– А еще зайдем в овощную лавку, накупим много-много апельсин. Я ужасно люблю апельсины, жуть как хочется, – попросила Смехота немного виновато, как будто стесняясь своего желания.
Высоченная Попса обняла «мелкую» Светку.
– Нет проблем, малышня, купим тебе апельсин. Здесь наверняка они почти задаром. Смотри, они на каждом шагу, целая аллея апельсиновых деревьев, ешь – не хочу.
– Не хочу, – сказала Смехота. – Эти апельсины не съедобные, иначе их давно бы ребята оборвали.
– Глупыха. Зачем местным ребятам в общественных местах плоды обрывать, когда в их собственных садах ветки гнутся от урожая?
Пока Чепуха раскладывала деньги по разным карманам своей холщовой сумки, курточки и джинсов, Попса достала гитару и, прислушиваясь к мелодии, слышимой из открытого окна ближайшего дома, стала перебирать струны, стараясь следовать мотиву и напевать одновременно «ля-ля» и «на-на». Чепуха и Смехота с восхищением смотрели на Полину – Попсу. Они уже слышали ее пение, но тогда были известные вещи, а сейчас Полина легко схватывала и наигрывала незнакомую раньше мелодию. У нее, действительно, был не только удивительно глубокий сильный голос, но и потрясающий слух. Засмотревшись на свою поющую подругу, они не сразу заметили, как к их лавочке подошла пожилая дама с собачкой, по виду – типичная англичанка и положила в лежащий на земле чехол от гитары монету в 50 центов. Практичная Чепуха вскочила и радостно завопила:
«– Все, сестры мои, братство мое. Спасибо этой старой леди. Она подсказала грандиозное решение. Мы заработаем себе кучу денег на путешествие. Вы знаете, что такое анимация в гостиницах и кто такие аниматоры?».
Смехота – знаток языков, задумчиво произнесла: «Ну, по значению слова можно догадаться. Анимировать – означает оживлять, заставлять двигаться. Недаром, японские мультики называются «аниме», кино, где картинки и рисунки двигаются. А вот еще…»
Но Чепуха, возбужденная от собственной гениальной идеи заработать кучу денег, не стала слушать экскурсов в этимологию.
– Правильно – заставить двигаться. И знаете, кого мы будем оживлять до состояния безумного веселья? Нет, не рисованные картинки, а людей, молодых и старых, которые в гостиницах здесь живут. Вечерами, как я знаю, там концерты всякие устраивают, развлекают публику. Итак, мы устраиваемся аниматорами в какую-нибудь гостиницу, клуб или лагерь молодежный, – здесь они наверняка есть, поем, танцуем, смешим людей, а они нам сыпят пиастры, пиастры.
– Ага, или отбирают последнее, – вздохнула Попса, видимо вспомнив свои приключения в турецких ночных клубах.
– Забудь свои передряги. Это в прошлом, а прошлое – чепуха. Прошло-проехало. Нас ждет прекрасное будущее, – убежденно сказала Чепуха, вскочила с лавочки, прошлась туда-сюда, отбивая мелкую чечетку, «анимируясь» размахом предстоящих свершений. – Значит так, Полина, ты – поешь, играешь на гитаре. Мы на подтанцовках и подпевках. Потом Смехота и я запросто можем придумать и сбацать что-то свое отдельным номером. Заметив сомнение во взгляде Светки, Чепуха остановилась перед ней и голосом инквизитора на судилище «аутодафе», спросила: «Ты говорила, что художественной гимнастикой занималась в глубоком детстве, да или нет?» Смехота неуверенно кивнула, и Чепуха продолжала: «– Ну вот, значит, у нас все получится. Меня в приюте с самого детства заставили посещать кружок «Карусель» – танцы народов мира. Постепенно я и сама увлеклась, мне понравилось танцевать. Мы только и делали, что репетировали и выступали. А чем еще-то заняться? Телевизор тогда был один на весь интернат, а компьютерами и не пахло. Вообще-то, всего года два назад нас одарили «электронкой», то ли государство, то ли спонсоры, не знаю. Ну, это не важно. Так вот, Светка, я тебя быстренько обучу какому-нибудь переплясу или кадрили, а на Кипре, можно и сиртаки забабахать. Они хоть и на острове живут, киприоты, но все равно греками остаются».
Неожидая приглашения, Чепуха встала, приняла позицию, раскрыла в обе стороны руки и, напевая сама себе, пошла, как в хороводе, исполнять греческий танец сиртаки. Полина тут же стала подбирать мотив и ритм, получилось так здорово, что Светка, глядя на них, засмеялась. Уловив угрозу услышать безудержный смех, Чепуха тут же перестала танцевать, перешла на официальный тон.
– Светка, не расходись, – приказала она. – Пока мы не должны слишком привлекать к себе внимание. Мы еще все обсудим, а уж посмеемся, как следует, когда нам удастся сделать хотя бы еще один шаг к мечте.
– Ладно. Кстати, а как насчет завтрака? – поинтересовалась Полина. – Ты нас обещала накормить, напоить, Дрозд, – напомнила она, бережно укладывая гитару в чехол.
– Почему дрозд? – спросила Чепуха, приводя в порядок волосы, майку, подтянув развязавшиеся шнурки на кедах.
– Ну, помнишь, детскую сказку про лису и дрозда? Как лиса грозилась съесть птенцов, если он ее не накормит, не напоит, песен не споет, а потом еще и не рассмешит?
– Так у нас все как в этой сказке: есть, кто накормит (при этом Чепуха похлопала по карманам своей курточки), найдется, кто песенки споет, не говоря о том, что ещеи пересмешник собственный имеется. Итак, сестры мои и братья, да здравствует жизнь. Айда пировать, но помните – мы едим именно, чтобы жить, а не наоборот, живем, чтобы есть. Поэтому будьте скромны в запросах и заказах, – торжественно, подражая священнику в храмах, произнесла Чепуха. – Следуйте за мной, подруги дней моих счастливых.
Чепуха подняла руку, призывая посмотреть на рекламный щит с названием таверны. Синяя стрелка указывала направление, а под ней следовало приглашение на нескольких языках, в том числе, и на русском, насладиться настоящей греческой кухней. Смехота попыталась прочитать то же самое по-гречески, зная, что древнерусский язык взял много от греческого. К этому занятию подключились и две подружки, вспомнив, что буквы греческого алфавита использовались на уроках математики при решении уравнений. Они стояли, задрав голову к рекламному щиту, наперебой стараясь произнести надпись, и конечно, хохотали. Не известно, сколько бы они еще простояли там, пока не услышали рядом слова родной речи.
– Хорошо, хорошо, привет, спасибо, Москва, иди сюда, иди.
Это был хозяин таверны. Оказалось, он их заприметил еще раньше, стоя на пороге своего пока пустующего в ранний час заведения. Он почуял, что эти три молоденькие русские красавицы могут стать его первыми клиентами. Многолетний опыт и интуиция не обманули. Девчонки сразу и с удовольствием приняли предложение позавтракать у него.
Внутри заведение оказалось очень уютным и красивым. У стенстояли огромные керамические горшки с красной геранью. Потолка не было вовсе. Верх таверны закрывалимощные стволы, ветви и листья винограда, зеленые гроздья свисали прямо над головой. В редкие просветы вьющихся растений едва проникало солнце, едва виднелись голубые лоскутки неба. Вместо забора таверну окружалицветущие кустарники граната, роз, олеандров и рододендронов. В зале никого не было, кроме хозяина и молодого парня, которой сидел в углу и неотрывно глядел в ноутбук. Девчонки оказались единственными посетителями. Но они не сели за первый попавшийся столик. Весело споря и хохоча, они перебегали от одного к другому, как будто собирались провести здесь, по крайней мере, весь день, если вообще не закончить все путешествие. Наконец, они выбрали столик под оливковым деревом, которое, кстати, они видели «живьем» впервые. Поэтому, прежде чем сесть, они сорвали оливку, по очереди надкусили маленькие зеленые плоды, понюхали их. Тихонько переговариваясь, поглаживая тонкий сухонький ствол дерева, они любовались его бледно-зелеными листочками, покрытыми тусклым серебряным налетом. Хозяин заведения, глядя на них, улыбнулся и, напеваякакую-то грустную греческую мелодию, принялся готовить заказанные два бутерброда с сыром и ветчиной и один вегетарианский без ветчины, но с помидорами и листьями салата. Вскоре он поставил на стол горячие бутерброды, холодную в кувшинах воду и по большой чашке кофе с молоком. Москвичкиели с аппетитом, откусывая крепкими белыми зубами отполученного широкого, как лопата, бутерброда. А питерская Полинажеманно отламывала изящными пальчиками с наращенными длинными ногтями маленькие кусочки, причем старалась есть только начинку. Заметив удивленные и несколько осуждающие взгляды подружек, она пояснила, что для эстрадной певицы очень важно соблюдать вес, оставаться худенькой и стройной, потому что в видеоклипе и телевизоре вся фигура увеличивается раза в два-три.
К столику, где сидели девчонки, подошел хозяин, не переставая напевать что-то грустное с улыбкой на лице, убрал пустые тарелки, но уходя, задел гитару Полины, остановился.
– Играть, петь знаешь? – спросил он, обращаясь к Полине, и тут же получилутвердительный ответ: «Да, да, умею, играю, пою».
Через несколько минут хозяин вернулся и водрузил на середину столика красивую тарелку с фруктами и поднос, на котором стояли три стеклянные вазочкис причудливым изделием из мороженного, клубники, орехов и печенья.
«Презент мой, русская девушка красивая», – с улыбкой произнес он.
Десерт был такой вкусный, что даже Полина уминала его, совершенно забыв о своей строгой диете.
Между тем, таверна быстро заполнялась посетителями. Сначала появились парень и девушка непонятной национальности, но вполне понятной влюбленности друг в друга. Парочка непрерывно обнималась и целовалась. Вслед за ними с гоготом вошли бодрые крупнотелые пожилые немки. Немного спустя, ввалилось тоже шумное и большое семейство американцев, затем неспешно с достоинством прошли к выбранному столику группка чопорных пожилых французов, потом два высоких белобрысых англичанина в шортах с клюшками для крикета, за ними босиком проследовали трое молодых высоких мужчин спортивного телосложения. На плечах у каждого висело влажное полотенце – наверняка они уже успели с утра искупаться в море. Их национальность легко угадывалась: на бейсболке каждого красовались три шведские короны.
Зал таверны был заполнен до отказа. Смекалистый хозяин поставил на каждый стол по кувшину домашнего вина, подошел к столику, где сидели русские девушки, и снова обратился к Полине: «Пой, девушка. Трагуди – пой, это хорошо, давай, давай, спасибо, хорошо.
Видимо, не надеясь, что его поняли правильно, онуточнил на вполне приличном английском: «Ты петь умеешь. Спой. Русская песня – это хорошо, Пой, плиз. Платить не надо, – добавил он и обвел рукой опустевшие тарелки с бутербродами, фруктами и вазочки с мороженым.
Услышав такое заманчивое предложение, Светка и Чепуха приготовились было уговариватьПолинку сеть, нопоняли, что это напрасно. Попса сразу согласилась, обрадовалась, взяла гитару и затянула: «Не слышны в саду даже шорохи…». Осмелев, подпевали и Шура со Светкой. Молодой парень, сидевший в углу, уставившись в монитор, закрыл ноутбук и повернулся к столику, за которым три красивых девушки славянского типа, как он сразу определил, распевали известный во всем мире нетленный хит. Парень слушал, но не так, как остальные посетители – с улыбкой, а серьезно, даже строго, переводя взгляд с одной девчонки на другую. Так же серьезно он прослушал «Катюшу», которую девчонки, уловив повышенный интерес и внимание к ним симпатичного греческого парня, спели бодро, весело, кокетливо. Кто-то из посетителей, наверное, немцы, вдруг выкрикнули: «Калинка – малинка». Полина, не удивившись, как будто ожидала этот «заказ», легко взяланехитрые аккорды плясовой. Чепуха, сообразительная, не хуже старика – хозяина таверны, пошла в пляс. Дробно стуча по дощатому полу, в жанре русского «степа», то есть, чечеткой, она сделала оборот сначала вокруг киприотов – старого и молодого, а потом стала обходить столик за столиком. Чуть задерживаясь у одной группы туристов, она приветственно взмахивала руками, кружилась и шла к другой. На одной маленькой территории кипрской таверны установились мир и дружба народов. Все присутствующие сталиотбивать ритм ладонями, ногами, чайными ложечками и выкрикивать «калинка-малинка». Едва Чепуха закончила свой номер, как Полинапод аккомпанемент гитары неожиданново всю силу своего мощного контральто грянула: «Увезите меня в Гималаи…». Светке показалось это смешным, и она, как застоявшийся в стойле жеребец, выпущенный, наконец, в зеленое чистое поле, разразилась веселым ржаньем. Своим выступлением оригинального жанра Смехота, конечно, внесла существенную лепту в импровизированный концерт. Наверняка, ни киприоты, ни французы с англичанами, американцы и немцы, да и прочие шведы, заполнившие таверну, не слышали такого хохота, и уж тем более, не подозревали о его заразительности, если не сказать, заразности. Захохотали все, загоготали радостно, громко, не заботясь о приличиях, забыв о возрасте, воспитании и образовании, разности религий, языков и политических разногласиях лидеров своих стран. Звуки буйного хохота понеслись из таверны на улицу, притягивая в свое «магнитное» поле случайных прохожих. В таверну то и дело с любопытством заглядывали прохожие, входили и, не задумываясь, почему, включались в общее веселье. Мощь буйного хохота возрастала с каждым новым посетителем. Помещение набилось до отказа, вокруг таверны тоже стояла смеющаяся толпа. Сквозь смех со всех сторон и на разных языках слышалось: «Грейт! Фантастик! Формидабль! Ваккерт! Маравильозо!», что означало примерно одно и тоже: великолепно, чудесно, замечательно, здорово!
Чепуха, никогда не терявшая бдительности и чувства меры, незаметно толкнула Смехоту в бок, потом пощекотала. Светка, которая, как известно, могла рассмеяться по любому поводу, никогда не смеялась от щекотки. Наоборот, она, щекотка, действовала на нее как ушат холодной воды. Чепуха знала эту странную особенность подруги.
– Заканчивай и тут же беги на улицу, мы с Попсой за тобой, – прошипела Чепуха.
Все трое, не мешкая, покинули заведение, но за ними тут же выбежали хозяин и молодой парень с ноутбуком. Старик, улыбаясь, повторял по-гречески спасибо: «эвхаристо, эвхаристо», жал руки, а потом полез в карман, вытащил несколько денежных купюр и протянул их Чепухе, почуяв не понятно как, что именно она здесь главная.
– Моя таверна теперь вери, вери популярна будет. Вы приходить всегда, есть пить – гратис, платить не надо, – радостно сказал он, послал воздушные поцелуи побежал обратно. Девчонки помахали ему в ответ, хотели двинуться к морю, но молодой парень остановил их.
