Ирина Безуглая
Тайна старого чердака
© Текст: Безуглая Ирина Петровна, 2019
© Издательство «Aegitas», 2023
eISBN 978-0-3694-1041-2
Все права защищены. Охраняется законом РФ об авторском праве. Никакая часть электронного экземпляра этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
Ирина Безуглая, кандидат филологических наук, переводчик и преподаватель иностранных языков. Большой жизненный и профессиональный опыт автора, интерес к общению с людьми разных профессий, возрастов, социального статуса, разных судеб, умение слушать и анализировать предоставил огромный материал и прекрасную возможность для переработки реальных историй в художественные произведения – рассказы и повести, сделать реальных персонажей их героями…
Тайна старого чердака
В конце мая стало понятно, что родители опять уедут до сентября на съемки очередного сериала, отправив дочь Люську на все лето на дачу к бабушке. Каждый раз Люська надеялась, что она поедет с папой и мамой путешествовать в дальние страны, как они однажды когда-то ездили в Египет. Но с некоторых пор, возвращаясь из долгой кино экспедиции, обнимая и целуя дочь, завалив ее подарками, родители очередной раз обещали, что уж на следующее лето они обязательно отправятся всей семьей куда-нибудь в дальние страны. Но проходил год за годом, и ничего не менялось. Люська так и проводила лето за летом на даче с бабушкой, которая была очень недовольна, что ей приходится нести ответственность за воспитание внучки. На эту тему она часто ворчала, или себе под нос, или, наоборот, громко, специально, чтобы Люська слышала.
– Не дело, не дело надолго оставлять дочь без родительского присмотра. Ладно, Михаил, он отец – мужчина, а то и мать твоя туда же, в кино захотела. Подумаешь, гример. Да сейчас каждая малолетка сама себе так мордашку разрисует, никакого гримера не надо. Она сама-то без отца – матери выросла, так и дочь свою сиротой оставляет.
Люська вставала на защиту родителей, пытаясь объяснить бабушке, что для человека самое важное – заниматься любимым делом, только тогда жизнь имеет смысл. А мама не просто гример, а визажист и стилист, костюмы помогает подбирать. Споры быстро заканчивались, потому что разубедить упрямую бабушку было совершенно невозможно, да она и не обращала внимания на доводы и аргументы внучки, а просто, вздохнув, уходила копаться на грядках.
Люська никогда бы не призналась, что в глубине души соглашалась с бабушкой и часто думала: «Права бабуся, нет ничего хуже, когда родители в кино работают, да еще как на конвейере, делают эти сериалы, про беременных и брошенных или про бандитов. Мы с бабушкой никогда и не смотрим их до конца».
Хорошо, что в доме было два телевизора. Бабушка предпочитала ежедневно и по нескольку раз в день смотреть новости, не пропускала ни одного ток-шоу на политические темы, активно встревала, не сходя с дивана, в поединки участников дискуссий. А Люська, переключая каналы, останавливалась только на тех, где рассказывалось о животных, о природе, путешествиях, о дальних городах и странах, космосе, звездах и планетах, или о чудесах на земле, о таинственных сооружениях, про которые до сих пор толком не знают, кто, как и зачем их построил.
Дача находилась довольно далеко от Москвы. Родители приобрели ее случайно, быстро и не раздумывая. Дом, стоял с заколоченными окнами, в нем давно никто не жил. Да и во всей деревне прежних хозяев оставалось совсем мало, а на месте старых покосившихся избенок новые поселенцы – городские дачники, построили прочные кирпичные коттеджи или дома из бруса. Место было замечательное: вокруг леса, холмы, заливные луга, быстрая речка с прозрачной водой и большое озеро. Как-то сюда приехала съемочная группа из Москвы. Вот тогда родители Люси, очарованные этими местами, и решили купить одиноко стоящий большой дом за околицей, на холме. Пришлось долго разыскивать бывших владельцев. Оказалось, что прямых наследников давно не осталось, да почти никто из деревни и не помнил точно, кому принадлежал дом изначально: хозяева часто менялись, но подолгу никто не задерживался. Наконец, не без помощи старушки – соседки, все-таки удалось найти нынешнего владельца – молодого парня из Питера. Он с радостью согласился избавиться от ненужной собственности.
Родители быстро построили новый красивый дом со всеми удобствами, как в городе, а старый так и старел рядом. Туда сваливали ненужную в городской квартире мебель, Люськины детские игрушки, одежду, которую уже никто не носил, устаревшую посуду. Каждый год родители собирались разобрать все это, выбросить ненужный хлам, подремонтировать старый дом, а то и вообще снести его, освободив место для очередных клумб. Бабушка – любительница выращивать цветы, была бы очень рада заиметь еще одну посевную площадку для любимых тюльпанов, нарциссов или осенних астр.
В это лето Люська решила сама начать приводить в порядок старый дом, сделать его своим убежищем. Когда тебе тринадцать лет, хочется уже иметь собственное пространство, уединенное место для раздумий. Это понятно. Родители вечно заняты, бабушка тоже, и Люська этим летом почувствовала себя вполне самостоятельным человеком. И ей это понравилось. Странно, еще в прошлом году ее волне устраивала отведенная специально для нее комната на втором этаже нового дома с балкончиком. Оттуда она каждое утро могла встречать солнце, появляющееся над верхушками сосен. Тогда ей и в голову не приходило иметь свой собственный дом. Места хватало, но было скучновато: детей, ее сверстников, в деревне среди дачников, почти не было. Другое дело, когда родители приезжали сюда между съемками. Тут же налетали гости, друзья, знакомые, коллеги и даже их родственники. Все спальные места были заняты, да еще приходилось стелить на большой застекленной веранде внизу и на верхней галерее, опоясывающий весь новый дом. В ход шли раскладушки, спальные мешки, матрасы, которые вытаскивались из старого дома. Гости, засидевшиеся за столом, упустив случай получить койко-место, отправлялись спать в свои машины. Вечера проходили весело, шумно, иногда интересно. Люська поначалу радовалась, когда приезжали родители с большой компанией, но, взрослея, она стала больше радоваться, когда все уезжали, становилось тихо и спокойно. Она не только привыкла – ей все больше нравилось быть одной.
Окончательно идея перебраться в старый дом пришла как раз этим летом. Как-то в конце мая к ним на дачу снова нагрянули киношники. Оказалось, отец Люськи – Михаил Юрьевич, успешный режиссер, предложил своему коллеге, выбрать для натурных съемок здешнюю живописную деревню. Мало того, в целях экономии бюджетных средств, он пригласил всю группу разместиться здесь же, на своей даче. Весь новый дом, включая и комнату самой Люськи, были заняты. Несколько ночей ей и бабушке пришлось спать в старом доме – одной на неудобном кресле, другой – на скрипучем диване. Когда съемки закончились, и вся группа быстро и шумно снялась с места и уехала в город, бабушка с удовольствием вернулась к себе. А Люська, сложив постельное белье, тоже готова была двинуться за бабушкой, потом остановилась, постояла на высоком, как в сказочном тереме, крыльце, оглянулась и снова вошла в старый дом. Ей вдруг показалось, что кто-то зовет ее, просит не уходить, остаться. В этот момент она и решила, что будет жить здесь, и тут же принялась за уборку. Бабушка, склонившись над своими цветами, поднимала время от времени голову, наблюдала минуту, другую за девочкой и кричала: «Люська, не майся дурью. Все равно тебе одной не справиться, а я тебе не помощник. Там за сто лет не разгребешь хлам. Лучше бы цветами занялась, все полезнее…».
Конечно, бабушка наябедничала своему сыну – отцу Люськи о ее прихоти (по выражению бабушки) переселиться в старый дом. Родители, узнав о намерении дочери, тут же позвонили Люське, что сказать ей, что они против этой идеи, убеждали не делать этого, приведя множество умных доводов и аргументов. Ничего не подействовало. Скорее, наоборот – Люська укрепила свое желание иметь собственную берлогу или нору. Ей нравились эти названия звериного жилья.
Но разгребать хлам, накопившийся за годы, пришлось долго. Кипы пожелтевших от времени газет и журналов, каких-то справочников, брошюр, папки с черновиками сценариев, книги со слипшимися страницами и другие бумажные изделия она отнесла на дальнюю поляну, где имелась огромная железная бочка для сжигания мусора. Куртки, плащи, пальто, мало ношенные, но не модные, бабушка отнесла соседке – своей ровеснице. Та приняла вещи с благодарностью, объяснив, что у нее в деревне много родни, людей далеко не богатых. Разбросанные ржавые инструменты, какие-то непонятные детали к давно сгинувшим конструкциям Люська отнесла к контейнерам, около которых была свалка металлолома. За ним раз в неделю приезжали на «Газели» крепкие молодые парни черноглазые и черноволосые. Старые занавески забрала продавщица деревенского магазина. Она их постирала и повесила на отмытые окна своей лавочки, чем заслужила одобрительные отклики покупателей. Постепенно освобождаясь от вещей, дом как бы раздвигался, становился просторным и светлым. Бабушка, не мешавшая своей внучке, но и не помогавшая ей, однажды все-таки заглянула и удивилась результату проделанной работы, даже взялась перемыть посуду и расставить ее в красивый старинный буфет с гранеными стеклами на верхних дверцах. Буфет обозначился во всем своем великолепии, когда его освободили от наваленных вещей: ватных одеял, подушек, матрасов, прислоненных раскладушек. Люська смотрела на старинное мебельное изделие, любуясь его изяществом и красотой. Недаром ее родители все свободное время, которого всегда было мало, занимались ее эстетически образованием. Но дело не только в этом. Люська с раннего детства проявляла способности к рисованию. Ну, вообще-то, все дети любят и умеют рисовать. Как однажды сказал Пабло Пикассо, ему понадобилась вся жизнь, чтобы научиться рисовать как дети. А Люська давно и регулярно – по пять раз в неделю посещала занятия в специальной школе при одном из лучших художественных институтов Москвы. Родители не раз убеждались, что их дочь, несмотря не юный возраст, несомненно, обладает хорошим вкусом. Вот и в этом старом доме нашлось, чему восхищаться. Она догадалась, что той же рукой искусного мастера – краснодеревщика были сделаны не только буфет, но стулья, стол и небольшой диван непривычной формы – канапе, как определила бабушка. Все предметы объединяла выбранная порода дерева, один и тоже цвет темного ореха и орнамент на стенках. Он напоминал запятые, вставленные друг в друга, уменьшавшиеся к центру до совсем крохотной. Теми же странными рисунками циклических запятых сияли на отмытых изразцах голландской печки. Даже на изогнутом корпусе высоких напольных часов Люська обнаружила по бокам два знакомых рисунка, по всей видимости, врезанных позже, а не изготовленные сразу, поскольку были сделаны не слишком умело и несимметрично.
Через две недели все было готово к переселению. Люська стала перетаскивать в старый дом свои вещи: мобильный телефон, ноутбук, книги, альбомы, карандаши, краски, кое-что из одежды и тапочки. Пришлось делать несколько ходок. Поразмыслив, она ухватила еще чашки, сахарницу, пачку печенья и электрочайник, чтобы по утрам самой заваривать себе какао. Бабушка все равно вставала намного раньше нее, и они давно завтракали отдельно.
Вечером Люська впервые вошла в чистый прибранный старый дом, чтобы начать свою новую самостоятельную жизнь.
– Здравствуй, мой дом, – сказала она, не зажигая света. Постояла, прислушиваясь, будто ожидая ответа, потом рассмеялась и нажала на выключатель. Комнату заполнил мягкий свет расходящийся из-под зеленовато – желтого абажура с длинными шелковыми кисточками. Люська еще раз оглядела большую гостиную, старинную мебель с завитушками, часы и легла на узкое и не очень удобное канапе. Она думала, что долго не заснет на новом месте, но сказалась накопившаяся усталость. Она заснула мгновенно.
И в первую же ночь ей приснился странный сон. Он длился долго, и она успела его рассмотреть и запомнить.
Во сне она услышала близкий бой часов, но она точно знала, что это не те часы, которые стояли рядом с ее кроватью, часы давным-давно остановились, не могли даже стрелками двигать, а тем более, отбивать полночь. Люська это проверяла, когда убиралась в доме. Стрелки ни разу не двинулись. Они показывали без трех минут двенадцать, еще с того раза, четыре года назад, когда папа впервые открыл дверь в дом. Люська помнила об этом и не встала, чтобы посмотреть на циферблат. Ей хотелось досмотреть сон, увидеть, что будет дальше.
А дальше началось самое интересное. С лестницы, ведущей на чердак, куда никто из семьи никогда не заглядывал, стали спускаться девочки, мальчики, взрослые дамы и мужчины, одетые как на дворянский бал. У Люськи в школе в конце года, не учебного, а календарного стало традицией тоже устраивать бальные утренники. Участвовали все классы с пятого по десятый. Надо было приходить в старинных платьях прошлого века или позапрошлого. Мальчики относились к этим балам несколько иронически, а девчонкам нравилась наряжаться. Задолго до новогоднего бала они продумывали и обсуждали наряды, но держали в секрете окончательный выбор, чтобы потом удивить учителей, уловить восхищенные взгляды мальчишек, а главное – поразить соперниц. Некоторым девочкам родители брали напрокат дорогие платья, больше похожие на свадебные; кому-то мастерили наряд дома, другим покупали в универмаге: эти тоже больше напоминали платья «белоснежек», принцесс или фей из популярных мультиков. Люське мама всегда приносила что-то из костюмерной киностудии. Платье не было самым шикарным, зато самым похожим на настоящий наряд барышни – дворянки.
И вот сейчас во сне Люська видела настоящий старинный бал. Часы продолжали бить, а все гости медленно плыли в танце и хором считали: один, два, три… Когда часы готовились пробить двенадцать раз, гости стали прощаться друг с другом, обнимаясь, целуясь, со слезами на глазах. В комнате никого не осталось, и Люська очень удивилась во сне, как все быстро скрылись, как будто взлетев по ступенькам.
Но сон на этом не кончился. Сверху теперь осторожно спускалась лошадь, грациозно спрыгивали две кошки и штук пять котят; изгибаясь, сползала по ступенькам длиннющая змея, скатился белый комок, который оказался кроликом; над перилами запорхали разноцветные бабочки, стрелой к деревянным стропилам потолка взметнулась ласточка, а на пол уселась пара голубей, белый и коричневый. Они стали подбирать крошки печенья, упавшие со стола. Люська, затаив дыхание, не шевелилась, боясь проявить свое присутствие, не желая спугнуть животных и птиц. Но никто не замечал ее. И Люська продолжала с интересом рассматривать свой сон, пока в какой-то момент не пропала вся картина.
Люська проснулась, но не открывала глаз, стараясь запомнить увиденное во сне, зная по опыту, что ночные видения обычно быстро улетучиваются. Она с сожалением открыла глаза, потянулась, оглянулась, радостно вспомнив, что она действительно ночевала одна в своем доме, что она по-настоящему начала самостоятельную жизнь. Она лежала, предвкушая, как заварит себе какао, включит любимую музыку, выйдет на крыльцо и будет читать отложенную на период уборки дома интересную книгу. Она повернулась, чтобы взглянуть на старые сломанные часы, которые во сне отбивали полночь. Она снисходительно улыбнулась, вспомнив об этом, и тут же замерла: на циферблате две стрелки соединились на цифре 12, хотя она прекрасно помнила, что еще вчера, а до этого все годы, с тех пор, как семья приезжала на дачу, стрелки были порознь.
– Может быть, когда бабушка помогала мне убираться, она протирала и случайно перевела стрелки? – подумала Люська, но тут же сама себе возразила. – Нет, циферблат закрыт толстым стеклом. Так просто оно не открывается. Бабушка, точно, не смогла бы это сделать, а если бы она перевела стрелки, я бы заметила это.
Не двигаясь, как будто опасаясь, что вместе с ней начнут двигаться стрелки или произойдет еще что-то невероятное, Люська продолжала лежать, вытянувшись в струнку и натянув одеяло до подбородка. Наверное, она пролежала долго, потому что бабушка появилась в дверях и обеспокоенно спросила: «Люська, ты почему еще не встала? Не заболела? Голова не болит, горло, уши, кашель, насморк есть?» О самочувствии внучки бабушка всегда спрашивала одинаково. Услышав в ответ, что ничего не болит, насморка нет, она верила на слово, не ставила градусника, не пробовала рукой лоб и не заставляла на всякий случай полоскать горло или капать в нос. И на это раз, бабушка сразу поверила, что Люська здорова, просто хочет поваляться немного. Бабушка собралась выйти, чтобы окучивать, пропалывать или удобрять свои кусты роз, задержалась на пороге: ее остановил вопрос Люськи.
– Ба, ты стрелки на часах не переводила?
– Чего? Стрелки? Сама подумай, как я могла бы их перевести? Там же стекло как у бронированного автомобиля, закрыто навечно, не откроешь. А что? Часы стали ходить? – рассмеялась бабушка и тут же, не ожидая ответа, не оглянувшись, стала осторожно спускаться по крутым ступенькам крыльца.
Полежав еще немного, Люська встала и почему-то на цыпочках подошла к часам, долго вглядывалась в циферблат, постучала по стеклу, потом попробовала хоть чуть – чуть сдвинуть с места эту тяжелую башню. После нескольких попыток поняла бесполезность своих действий. Старинные напольные часы простояли на этом месте, наверное, лет сто. Тогда Люська, надеясь, «оживить» часы, стала постукивать по изогнутому деревянному корпусу, там, где был вырезан рисунок, похожий на свернутую ракушку или клубок запятых. Часы продолжали молчать, а стрелки, как прибитые, не сдвинулись с двенадцати. Оставалось только или поверить в чудо, или найти простое объяснение: вероятнее всего, во время грандиозной уборки в давно пустующем доме, стрелки немного сдвинулись от грохота и движения вокруг, а теперь уже застыли окончательно, израсходовав последний запас.
Больше Люська об этом постаралась не думать. Она выпила какао с печеньем и села на крыльцо читать книгу. Рядом стоял включенный плеер, звучали ее любимые мелодии. Потом она ходила купаться, поиграла без всякого азарта с местной девочкой в бадминтон, пообедала с бабушкой, посмотрела телик, порисовала. В общем, день прошел скучно, но быстро. Люська рано отправилась в свой дом, удивив бабушку, что не клянчит посидеть еще, не хочет смотреть вечерние программы, взрослые фильмы, выборы красавиц и даже свои любимые кинопутешествия.
Люська действительно торопилась. Весь день, несмотря на принятое решение не фантазировать на тему, почему «немые» часы вдруг «заговорили», а стрелки передвинулись, Люська продолжала думать об этом. Она хотела поскорее заснуть. Она и боялась, и надеялась, что ей еще раз удастся посмотреть свой странный сон.
Она улеглась, затихла, но пролежав некоторое время, поняла, что быстро не заснет. Не одеваясь, она вышла на крыльцо и стала смотреть на звезды и полную луну. На открытой веранде старого дома стоял потертый кожаный диван, который вытащили, чтобы выбросить, да так и оставили. Гостям, кстати, очень нравилось на нем сидеть и смотреть днем на сосны и цветочные клумбы на участке, вечером – на закат, ночью, как сейчас, на небо. Прямо над головой висели две медведицы, Малая и Большая, два перевернутых ковшика, слева от них – самая яркая звезда Сириус. Совсем рядом висела желтая круглая луна. Казалось, до этого яркого золотого диска можно дотянуться рукой. Вечер был теплый, настоянный на запахах сосен, увядающей сирени, расцветающего жасмина. К ним добавились ароматы ночной фиалки, душистого табака и нежный запах пионов. Люська вытащила на веранду подушки, простынку и одело, решив остаться на террасе на всю ночь. Он легла на спину и смотрела в ночное небо, размышляя о космосе, инопланетянах и о древних египтянах. Дня два назад она как раз смотрела большой документальный фильм о тайнах египетских пирамид…
Она проснулась от какого-то хрипа и тихого скрежета, а потом явственно услышала, как часы, старые, неподвижные часы ударили раз, другой, намереваясь продолжить бой. На этот раз не было никаких сомнений. Ей это не снилось: часы, остановившиеся век назад, отбивали полночь! Откинув одеяло, она ринулась к двери, потом, не открыв ее, тихонечко подошла к окну и заглянула в комнату. Комната была пуста, часы продолжали бить, а где-то сверху послышался шорох, шум, движение. Люська замерла, продолжая шепотом считать: восемь, девять, десять… На одиннадцатом ударе с лестницы вниз стали медленно спускаться люди в старинных костюмах. Точно, как во вчерашнем сне, все начали танцевать, но сделав всего несколько па, остановились и стали прощаться. Они обнимались, грустно махали друг другу, как будто одни из них оставались, а другим нужно было садиться на поезд или пароход. Через мгновенье они все исчезли одновременно, пропали, не оставив и следа пребывания. На смену людям снова, как в прошлый раз, появились зверушки, птицы, насекомые, змеи. Первой по лестнице грациозно, как в цирке, осторожно ступала лошадь, кубарем скатился белый кролик, вприпрыжку сбежали маленькие комнатные собачонки, сползала змея. Под самыми стропилами летали голубя, а между ними и вокруг порхали разноцветные бабочки.
Несмотря на теплую ночь, Люську знобило. Она обхватила себя руками, стараясь унять дрожь, сбросить наваждение, восстановить реальность. Ну, да, все, как всегда: вон стоит их новый дом, горит ночник у бабушки в комнате, там блестит в свете луны медный кран умывальника, а там звезды отражаются в бочке с водой. Все это она точно видит не во сне, значит…
– Но это значит, что все увиденное вчера ночью и сейчас, тоже явь, реальность? – хриплым от волнения шепотом, спросила она сама себя и замолчала, прислушиваясь и вглядываясь через окно в циферблат часов. Стрелки стояли ровно на цифре 12.
– Они уже не двинуться больше. Часы остановились. Они больше не показывают время. Они просто отбивают двенадцать раз и все, – успокоила себя Люська, а потом, заговорила вслух, еще раз стараясь приободрить себя, прогнать страх. – Я постою здесь, подожду минутку. Сейчас вся живность тоже скроется, как и люди. Комната опять станет пустой, делая вид, что никого и не было, и ничего такого в ней не происходило. Часы тоже будут делать вид, что застыли на цифре двенадцать в давние времена, когда еще живы были хозяева. А я никому не расскажу о своих видениях. И без того надо мной все смеются.
И правда, Люська многих раздражала своими фантазиями. В школе классная руководительница не раз насмешливо говорила, что у Люськи слишком богатое, но бесполезное воображение. Не редко во взгляде и в улыбке учительницы появлялась недобрая ирония, когда ей приходилось выслушивать очередную невероятную историю своей ученицы, объяснение, почему та опоздала сегодня, а вчера вообще не пришла в школу, а на прошлой неделе заявилась только на последний урок физкультуры. Не только учительница, весь класс потешался над Люськиными рассказами. То ее преследовал мерзкий «гоблин», и ей пришлось идти длинными окольными путями, чтобы запутать следы. В другой раз она по дороге в школу встретила группу маленьких грустных троллей, которые попросили проводить их домой. Была выдумка и про прекрасную фею, которая повела ее в волшебный сад, где росли необыкновенные цветы. Цветы издавали такой необыкновенный аромат, что Люська просто заснула. Наверняка, фея одурманила ее волшебным сном забвения, поэтому Люська и не могла долго вспомнить, куда и зачем шла, а когда вспомнила, было уже слишком поздно идти в школу.
Сейчас, сидя на протертом кожаном диване на веранде старого дома, Люська пыталась снова убедить себя, что увиденные картинки странных людей и животных, как и бой неработающих часов, опять всего лишь плод ее воображения. Насмотрелась она передач и начиталась про неопознанное, неразгаданное, необъяснимое, – вот и чудятся чудеса. Да и чтиво о школе волшебников или властелине колец тоже сыграли свою роль. Придумали писатели, а бедным детям отвечай теперь за их выдумки.
Люська не решилась войти в комнату, так и заснула на веранде. Утром бабушка, заметив спящую, можно сказать на улице, внучку, переполошилась, стала расспрашивать, но Люська сослалась на духоту в комнате и бессонницу. Бабушка выдала указания четко и громко, как обычно: «Так, дорогая моя, хватит дурью маяться. Сегодня же перебирайся опять в свою комнату в новый дом, и все. Выдумала тоже, собственный дом у нее, как же! Самостоятельная…. Рано еще». Помолчала, а потом вдруг нежно, как настоящая добрая бабушка, прибавила: «Люсенька, пойдем, я блинчиков испекла, иди, попробуй. Я их давно не делала, там и мед есть, и сметана». Сказала, но как обычно, не дождавшись ответа, пошла к мешкам с цветочным удобрением, ворча на тлю, мошки, муравьев, которые поедают нераспустившиеся бутоны темно-красных пионов.
– Ба, а что там на самом верху в доме, ну там, где лестница сломанная? Кто-нибудь туда заходил? – крикнула Люська в спину уходящей бабушки.
Та резко остановилась и, грозя синим пальцем – на руках были натянуты резиновые перчатки, строго сказала: «Вот про это вообще забудь и думать. Отец с матерью не раз предупреждали – туда ни шагу. Ничего там нет, кроме гнилых половиц, провисшей крыши и сломанной лестницы почти без перил. Вообще надо было давно это дом сломать, а то мне расширять цветники негде. Я надумала поле незабудок сделать и маленький пруд, и еще вереск давно хочется посадить между камней». Бабушка провела воспитательную работу, и теперь могла спокойно продолжать заниматься своим любимым делом.
Люська сидела на качелях, солнце набирало силу, вокруг стояла тишина, только жужжали пчелы. Было жарко и скучно. Люська соскочила с качелей, оглянулась на бабушку, которая, сидя на маленьком стульчике, рыхлила свои клумбы, и пошла к старому дому. Закрыв за собой дверь, она бросила взгляд на таинственные часы, которые продолжали делать вид, что не могут отбивать двенадцать раз подряд, и стала подниматься по шаткой и скрипучей лестнице.
Она поднималась, а лестница, казалось, тоже поднималась вместе с ней. Она росла все выше и выше. Люська посмотрела вниз и не увидела ни пола, ни комнаты, ни часов, ни диванчика. За ее спиной клубился туман, а впереди была лестница без перил уходящая куда-то ввысь. Было очень тихо, прекратился даже скрип старых ступенек. В тяжелой обволакивающей тишине чувствовалась какая-то угроза. Люська готова была вернуться, но вдруг заметила, что лестница пропала, остались только три ступеньки наверх, путь назад был невозможен. Она села на ступеньку, вглядываясь в этот расползающийся туман. Из него образовывались и тут же пропадали какие-то фигуры, лица, морды животных, огромные странные цветы и растения. Едва образовавшись, они распадались на отдельные части, уплывали, а на их месте появлялись другие. Люську уже колотило от страха, но ничего не оставалось, как подниматься выше, и она пошла, вернее, поползла на четвереньках, боясь сорваться: не за что было держаться. А путь назад отрезал плотный туман.
Люська перешагнула последнюю ступеньку лестницы и оказалась на узкой балюстраде, идущей по всей длине стены. Она осторожно вступила на темные изрезанные жучками доски, которые почему-то оказались упругими и прогнулись под ее ногами как резиновые. Похоже, на них можно было прыгать, как на батуте. И Люська, недолго думая, подпрыгнула. Ей понравилось, и она стала прыгать, стараясь развеселиться и прогнать страх, не смотреть вниз на этот странный туман. А он не рассеивался. Туман стоял плотно и грозно, как бы на страже, не разрешая спуститься. Люське надоело прыгать, и она стала осматриваться. Поскольку внизу все было покрыто туманом, она глядела на потолок, но там не было ничего интересного, кроме стропил и балок. Люська вздохнула, хотела уже сесть и терпеливо подождать, пока туман рассеется, как вдруг, подняв голову еще раз, разглядела среди скрещивающихся балок, нечто, похожее на раму окна или маленькую дверь. Под ней, незамеченная раньше, стояла деревянная тренога, самодельная стремянка, явно указывающая на возможность прохода на самый верх, где должен быть чердак.
Люська ухватилась за боковые стойки стремянки и стала подниматься, пока голова не уперлась в дверцу. Люська попробовала сразу открыть ее, прижав голову к поверхности, но дверца не поддавалась. Тогда, стараясь удержать равновесие, она обеими руками надавила на деревяшку, сильнее, еще сильнее. Послышался глухой хрип, похожий на жалобный вздох больной собаки. Очевидно, дверца, которую не открывали много лет, начинала «оживать». Люська опустила руки, расслабила напряженные мышцы, пошевелила одеревеневшие пальцы и продолжила попытки.
– Ну, пожалуйста, открывайся, волшебная дверца, – приговаривала Люська, стараясь подбодрить себя. – Прости, что я тебя потревожила, но мне так любопытно узнать, что там. Что ты скрываешь? Может быть, это та самая дверца папы Карло, и я войду в кукольный театр? А может быть, там спрятаны сокровища Синбада – Морехода, или сундуки, полные злата-серебра, над которым Кощей чахнет? Люська не переставала что-то говорить, прилагая все усилия, чтобы открыть упрямую дверь. Время от времени она опускала руки, давая им отдых, а потом снова жала на дверцу. Напрасно. Она не поддавалась. Люська сменила тактику. Осторожно, нежно, как будто стараясь, приласкать бродячее животное, отвыкшее от людей, она провела ладонями по всему периметру рамы и вдруг…
И вдруг она нащупала два небольших крюка, которые с двух сторон удерживали дверь. «А ларчик просто открывался», – засмеялась Люська, легко вытащила крючки из петель, откинула крышку люка, подтянулась и вошла.
Чердак был огромный, во всю ширину и длину дома. Через маленькие окошки на двух сторонах чердака проникал свет, не яркий, но позволяющий разглядеть обстановку. Сразу стало понятно, что это была мастерская художника. В самом центре стояли два больших станка. На одном из них явно была картина, холст, закрытый тканью с засохшей краской. Люська посмотрела внимательней и поняла, что и на фасадной стороне помещения и в торце тоже когда-то были окна, теперь задраенные рядом поперечных досок. «Понятно. Конечно, через них и проходил основной свет в мастерскую художника, иначе как бы он работал?» – подумала Люська, радуясь своей догадке. Итак, можно было приступать к тщательному осмотру всей мастерской, которая, хоть и тянулась во всю ширину и длину дома, но не была просторной, так как вдоль всех стен размещались картины или стеллажи, а один угол занимал огромный шкаф. Картины стояли строем как солдаты, одна за другой, но все были повернуты к зрителю обратной стороной. Кроме этих стоячих рядов картин, прямо с пола почти до самого потолка, уложенные друг на друга, картины образовывали высоченные пирамиды и этажерки. Сверху, прибитые к мощным бревнам стропил, спускались драпировки, огромные куски тканей. Здесь были и совсем простые, типа мешковины, и другие, легкие, шелковые, и тяжелые бархатные, парчовые, расшитые золотыми нитями. На высоких подставках стояли гипсовые головы греческих и римских богов, как на рисунках в учебниках по истории или в изостудии, где занималась Люська. На полках, прикрепленных к вертикальным стойкам, стояли и лежали глиняные кувшины, вазы, искусственные цветы и фрукты, свисали бусы, тонкие шерстяные шали, платки, меховые горжетки. Одна полка целиком была завалена старинными шляпами, а другая ломилась от обуви и сумок, тоже странных форм и фасонов, которые Люська видела только в музеях. По всему огромному залу валялись, упав с полок, множество разных пыльных аксессуаров.
