Дикая головная боль: вот, что я ощутила в свой первый день, переступив порог относительного совершеннолетия. Моя голова сейчас была похожа на один из тех африканских барабанов, на который слишком сильно натянули кожу, и он норовил лопнуть от легкого прикосновения.
– Матерь Божья, да за что же так плохо? – я зажмурила глаза от слишком яркого света в комнате и прижала руки к вискам, стараясь удержать выпрыгивающий через уши мозг.
В рот как будто песка насыпали или заставили пожевать пушистый одуванчик. Ну, привет, первое похмелье! Гром в висках гремел при любом даже малейшем моем движении. Я попыталась привстать, оперевшись на локти. Это было моей стратегической ошибкой: от таких космических скоростей моего тела желудок скрутило, и поток кислоты вместе с паникой подступил к горлу. Не успев подумать, я схватила первую попавшуюся под руку емкость – урна для бумаг возле стола, рядом с кроватью.
Первая мысль после произошедшего: Больше. Никогда. Не. Буду. Пить. Ни-ко-гда.
Вторая мысль после того, как это повторилось еще трижды: Где ванная?
Оглядев комнату, наконец-таки, не затуманенным взглядом, я обнаружила, что нахожусь, скорее всего, в гостевой спальне: сдержанный и минималистичный дизайн, но с теми же нотками музейного шика – повсюду холсты, гипсовые бюсты и прочий богемный хлам. Из спальни было два выхода; направившись к ближайшему я с облегчением выдохнула. Сняв свой вчерашний праздничный комплект, я стояла абсолютно голая у мраморной столешницы напротив огромного зеркала в позолоченной раме. Постепенно глаза стали округляться, и мозг проворачивал на реверсе все события минувшего вечера. Я надралась в сопли из-за того, что Адель спала с Тёрнером; уехать я не могу, потому что ключи от Доджа тоже у Тёрнера, а на моей шее красовался подарок Майкла Тёрнера – цепочка с подвесом в виде дракона. А не слишком ли до хрена в моей жизни не моего Майкла-мать-его-Тёрнера, а? Я со злостью ударила в столешницу правой рукой, о чем тут же пожалела – вчерашняя ранка снова закровила.
– Пф, можно мне просто утренний душ, Господи? Без флешбэков и новых травм, – сказала я своему отражению и направилась к душевой кабинке.
Закончив приводить себя в свежий и не потрепанный вид, вышла из комнаты и направилась в сторону кухни. Я уповала на горячий кофе и какую-нибудь еду. Уже будучи достаточно близко к цели, я услышала приглушенные звуки: мужской низкий голос, судя по интонации, что-то злобно объяснял, а второй источник только всхлипывал.
Чем ближе я подходила, тем становилось яснее: в кухне Майкл и Адель. Стиснув зубы, я все же вошла – Тёрнер-старший в толстовке с капюшоном и джинсах стоял спиной к двери, упираясь в кухонную тумбу кулаками, сжатыми до побелевшей кожи. Напротив него стояла Адель, закрывая лицо ладонями: ее плечи тряслись от неконтролируемых рыданий. Я понимала причину этого разговора и немного жалела Моринг, но не хотела знать ни единой подробности. Я всего лишь хотела кофе и поскорее оказаться дома со своей тачкой.
Заметив мое появление, Адель поспешно вытерла слезы тыльной стороной ладоней, скрещивая руки на груди и отводя взгляд. Тёрнер обернулся на звук шагов, и мы встретились взглядами. Он был зол и чем-то озабочен, но, увидев меня, в глазах появилось облегчение, и из темно-болотных его радужка снова стала цвета чистого изумруда.
Я тысячу раз проклинала себя за чувства, которые просыпаются во мне при виде Майкла. И сейчас был тысяча первый. Как бы больно и обидно мне не было, я призналась себе, что нуждаюсь в этом человеке и не готова отказаться от его присутствия в моей жизни.
– Извините, если помешала, – я выдавила виноватую улыбку.
– Ты не помешала, мы уже обсудили все, правда, Адель? – он грозно посмотрел на рыжую и сделал акцент на каждом сказанном слове. – Собирайся, я отвезу тебя домой, – Майкл даже не дал попрощаться с ребятами и сгреб меня в охапку, настойчиво проталкивая в сторону выхода из дома.
Когда мы оказались на улице, я вдохнула полной грудью, выпустив теплые струйки пара в морозное утро. Голова все так же раскалывалась, общее состояние было гораздо лучше. Но кофе не помешал бы. С мыслями об ароматном напитке я направилась в сторону водительской двери, и снова на моем пути встал Тёрнер. В этот раз я с разбегу вписалась в его спину, уткнувшись носом в район его лопаток. Мой личный котел в аду имел бы именно этот запах – морской бриз, терпкий табак и бензин.
– Как ты с такой координацией вообще дожила до старшей школы? – он развернулся через плечо и мягко улыбнулся. Сердце пропустило пару десятков ударов, пока я, как завороженная, смотрела на его двигающиеся пухлые губы. – Хьюстон, у нас проблемы? – Майкл помахал рукой перед моим носом.
– А? Что? Нет, никаких проблем, Тёрнер, гони ключи, – я подошла вплотную к водительской двери и протянула руку в нетерпеливом жесте.
– Ты вот сейчас серьезно, О’Нил? Посмотрись в боковое зеркало, помаши Гринчу в отражении и дай дяде довезти тебя до дома живой и не заблевавшей салон, – он расхохотался в голос, мягко оттесняя меня обеими руками от машины.
– Блять, Майкл, да какого хуя ты так себя со мной ведешь, командуешь? – я топнула ножкой, осознавая комичность ситуации, но я была в бешенстве.
– Оооо, – протянул он, вскинув брови, – я еще тебе рот с мылом помою. Быстро закидывай свой прекрасный зад в машину. Сара, я сейчас не шучу. Быстро.
Это незаконно – быть таким! Таким, которого слушаешься, открыв рот. Просто, потому что колени подкашиваются от одного звука твоего имени, которое вырывается из его красиво очерченных губ, как урчание кота.
– Ебучий святоша в татухах. Ненавижу тебя, Тёрнер, – буркнула я себе под нос. Под его пристальным взглядом я плавилась, злилась, проклинала себя и сходила с ума. И, конечно же, покорно шла к пассажирской двери.
Отодвинув кресло чуть дальше, я благостно откинулась назад и небрежно кинула скрещенные ноги на приборную панель, чем привлекла заинтересованный взгляд Майкла. Он позволил себе задержать взор всего на доли секунд, но я знала – он смотрит на мои ноги. Довольно ухмыльнувшись, я сложила руки на груди и прикрыла глаза.
– Ну давай, папочка, вези меня домой, – сарказм сочился из каждого сказанного мною слова.
Майкл пропустил мою детскую колкость мимо ушей и молча завел мотор. Мы выехали из резиденции Морингов под играющий в магнитоле Where Is My Mind? – Pixies. Да уж, я бы тоже хотела знать, где мой разум, когда рядом Майкл-мать-его-Тёрнер.
Его скульптурные руки вели мою машину. Его зеленые глаза с опущенными веками неустанно следили за дорогой. Его челюсти были сурово сжаты. А я больше всего на свете хотела дотронуться до этого прекрасного лица, частично скрытого от меня капюшоном черной толстовки и растопить этот лед своей нежностью.
***
Сара О’Нил. Такая красивая, дерзкая, но такая маленькая и нежная. Черт, никогда бы не подумал, что могу чувствовать потребность в девчонке настолько сильно. И ноги ее эти – длинные, спортивные, крышу сносит, аж до зубного скрежета. Стерва, специально закинула их так, чтобы я видел.
И впервые в жизни я не хочу оказаться между этих ног. Точнее, хочу, но в особенный момент. Но больше всего на свете хочется сгрести ее в охапку, как тогда на холме, и не отпускать. Гладить волосы, вдыхать мятный запах, смотреть в синие глаза, тонуть в них и целовать ее горячие губы каждый раз, как в последний. Я хочу о ней заботится – об этой наивной, глупой, саркастичной занозе в заднице. Да, и зад у нее фан-тас-ти-чес-кий. Уфф, рули, мужик, и старайся не палиться перед ней. Сам же все обломал. Ебучий святоша – в точку, малышка.
***
– Есть хочешь? – Майкл прервал молчание первым.
– Не откажусь от кофе и анальгетика – голова раскалывается, – я и не соврала: виски ломило снова до тошноты.
– Понял, сейчас заскочим в аптеку и найдем тебе кофе, маленькая пьяница, – он улыбнулся глазами, и это просто разбивало меня на мелкие частицы, заставляло растечься лужицей прямо на сиденье. Откуда в грозном громиле, несомненно, красивом, столько заботы и тепла?
Через десять минут мы сидели в придорожной забегаловке в ожидании кофе. Купленные Майклом таблетки были благополучно проглочены, и мозг постепенно стал переходить из желеобразного состояния в полутвердое.
Мы сидели на красных кожаных диванчиках напротив друг друга. Тёрнер нервно постукивал по столу пальцами, стараясь не смотреть мне в глаза. Мне было комфортно молчать с ним, но женское любопытство и эго единственного ребенка в семье требовало ментальных поглаживаний.
– Почему ты возишься со мной, а, Майкл? – вопрос прозвучал дерзко и с вызовом.
– Потому что я так хочу. – Он посмотрел мне прямо в душу и двумя руками снял с себя капюшон. – Еще вопросы?
– Ты спал с Адель? – тусклый огонек надежды теплился где-то очень глубоко, хотя я наверняка знала ответ на этот вопрос.
Майкл устало выдохнул, откинулся на спинку дивана и запустил руку в волосы, потирая шею.
– Я думаю, ты знаешь ответ, Сара. – эта его сталь в голосе сводит с ума. – Я был слегка не в адеквате, и это просто случилось. Оба получили желаемое, и наши дороги разошлись раз и навсегда. Я не питаю чувств к Адель Моринг, если тебя именно это интересует.
– То есть, это тоже было ошибкой, да? – мокрые полоски предательски наполнили мои глаза, но я старалась сохранять спокойствие. – А как часто ты вообще ошибаешься? Раз в неделю, пару раз в месяц? – наэлектризованный воздух, между нами, можно было потрогать руками. Я снова впилась ногтями в свою ладонь, пытаясь не выйти из себя и не наброситься на Тёрнера прямо тут.
Выдержке Майкла могли бы позавидовать все наемные убийцы мира: абсолютно непрошибаемый взгляд, расслабленные плечи, и только вздутые желваки на этих высеченных из камня скулах сейчас говорили о его тихой ярости.
– Пей кофе, я подожду тебя в машине.
И он просто встал и вышел, схватив свою куртку, источавшую мой самый желанный аромат на свете. Оставив меня с ворохом чувств, разрывающими мое сердце.
Я смотрела на него в окно, как он снова накидывает на свои непослушные волосы капюшон, словно покрываясь своей драконьей чешуей. Как задумчиво смотрит вдаль и подкуривает сигарету. Как поворачивается в мою сторону и смотрит на меня. Смотрит так, что сердце выпрыгивает из груди, потому что только слепой и тупой не видит ту химию, которая между нами. И эти два идиота на всю округу это мы – Сара О’Нил и Майкл-мать-его-Тёрнер.
Оставшуюся дорогу до моего дома мы ехали в гробовой тишине, в которой было больше смысла и чувств, чем в наших разговорах: он украдкой смотрел, как я, будто бы невзначай, крутила в пальцах его подарок, а я видела его довольную ухмылку в боковом зеркале, и моя душа пела.
***
Как ей это удается: выводить меня на эмоции одним своим взглядом? Она невыносимая и одновременно самая желанная девчонка в мире. Ее слепая ревность обостряет все мои чувства до предела, и это какой-то сумасшедший кайф. Ты – мой кайф, О’Нил. И мне все труднее держать себя в руках при виде тебя.
***
Я вышла из машины и снова жестом молча потребовала ключи от своего Доджа. На этот раз не пришлось выслушивать колкости и шуточки – он положил мне их в руку и притянул к себе, положив одну ладонь в район моей поясницы. Майкл смотрел на меня сверху вниз, а я медленно тонула в этом зеленом омуте, державшись за ключи в моей руке, чтобы не улететь от этого взгляда. Тёрнер снова был так близко ко мне, что в горле пересохло, а сердце крутило сальто, ударяясь в ребра. Его же дыхание было ровным и спокойным. Майкл наклонился к моему уху и тихо сказал ласкающим бархатным голосом:
– Обещай мне больше так не напиваться, принцесса, потому что я не всегда смогу быть рядом. Я волнуюсь за тебя.
Он снова обнял меня, как медведь своими огромными руками, и нежно поцеловал в макушку.
Вот уже три недели я просыпаюсь с одним и тем же вопросом: что происходит между мной и Майклом-мать-его-Тёрнером. Это не похоже… Да ни хрена это ни на что не похоже. Всё происходящее не умещается ни в какие рамки, признанные цивилизованным обществом.
Мы не друзья. Потому что друзей не раздевают глазами, не звонят с пожеланиями спокойной ночи и уже тем более жадно не облизываются, стоит мне появиться в узких джинсах. Да, и друзей не хотят соблазнить, надевая самые узкие джинсы из арсенала, выгодно подчёркивающие выдающиеся формы. Правда, Сара?
Мы не пара. Опять же, в традиционном понимании. За эти недели Майкл ни разу не поцеловал меня в губы. Ни разу. Это я могу объяснить либо гладиаторской выдержкой, либо по утрам он пьёт чай с бромом. Он не знакомит со своими друзьями, не ходит на свидания в людные места, не пытается набиться на пироги к моей маме.
И уж точно мы не любовники. Возможно, потому что я ещё девственница. Хотя, я понимаю, что, когда Тёрнер подходит и обнимает меня сзади, навряд ли я упираюсь бёдрами в спрятанный под его джинсами дробовик. И да, я узнала, что такое сексуальное влечение. До промокшего белья. В восемнадцать лет.
Он просто обнимает меня при встрече. Строго за талию. Целует в макушку. А моё тело горит от его прикосновений, заставляя задыхаться каждый раз, когда он оказывается на расстоянии ближе метра. Это уму непостижимо. И моим гормонам неведомо. А Тёрнер молодец, держится!
У нас происходит какое-то обоюдожелаемое безумие, носящее гордое имя Майкла-мать-его-Тёрнера. А я – влюбленная идиотка, добровольно подписавшаяся на это.
Этот зеленоглазый парень полон тайн. Иногда он может просто пропасть на пару дней из города, оседлав свой байк. И вернуться посреди ночи, бросая в окно моей спальни мелкий сырой гравий с подъездной дорожки возле дома. Он залезает ко мне по приставной лестнице, стряхивая снег с медных непослушных волос, взмахивая головой. И я таю, как этот снег, закусывая губы, стоя в одной мешковатой пижаме, под которой мои соски от возбуждения и холодного воздуха требуют горячих ласк. И голова кружится. А он только обнимает как медведь – огромный и теплый – кутается в мои волосы и шепчет на ухо: «Привет, маленькая моя». Твоя, Майкл, вся с потрохами, только твоя.
Он забирается в мою спальню, и мы сидим на полу: я мажу йодом его сбитые руки, не задавая вопросов, которые каждую ночь всплывают в моей голове, не решаясь спросить.
Майкл будто изучает меня, пока я порхаю по его коже ватными палочками, вглядывается в моё лицо, считывает каждое движение. Он проверяет меня на прочность? Смотрит, насколько мне можно доверять? А я готова прыгнуть за ним, куда бы он ни сказал, потому что все, чего я хочу – это быть рядом, в его сооруженном только для меня коконе из заботы и нежности.
И я не знаю, у кого из нас двоих сорвет крышу быстрее. Во всяком случае, моя уже давно превратилась в солому, и чтобы пропасть окончательно, к ней всего лишь нужно поднести горящую спичку.
***
Я хочу унести её с собой, поставить на полку, смахивать пылинки и любоваться каждый день, не переставая благодарить Вселенную за то, что в моей жизни появился смысл. В моей жизни появился настоящий свет. Как долбаный маяк в шторм, спасающий тонущие и обреченные на гибель корабли. Сара О’Нил – мой маяк.
Я не идеальный, и никогда им не стану. Но для неё я хочу стать лучшим, видеть одобрение и эту нежность синих глаз. Я понимаю, что не хочу просирать свою жизнь, как делал это раньше, но я так слишком глубоко завяз в этом дерьме с Драконами, что боюсь разбить ей сердце, показав себя. Прошлого себя.
Моя маленькая девочка, которую я хочу каждой клеткой своего тела, но я знаю, что она – особенная, и поэтому боюсь всё испортить. Боюсь сорваться рядом с ней, потому что каждый долбанный раз у меня колом стоит просто при взгляде на неё. Я безумно боюсь сделать ей больно и поэтому держу себя в руках, выкуривая сигареты блоками, унимая дрожь во всем теле. Она заслуживает уважения и заслуживает быть особенной. Маленькая моя, Сара.
***
Очередная зимняя ночь без Тёрнера в городе. Спать совсем не хочется, но я кутаюсь в одеяло с головой, заставляя себя уснуть, потому что школу никто не отменял. Задумываюсь об учёбе, проворачивая в памяти всё, что сделала к завтрашнему дню и, незаметно для себя, проваливаюсь в царство Морфея.
Я проснулась от глухого удара по карнизу, мельком взглянув на будильник – часы показывали 3:04 ночи. В груди с бешеной силой заколотилось сердце от ожидания встречи с Майклом. Второй глухой удар и тихий, почти урчащий, звук греющегося мотора байка.
Мой рыжий демон, неизменно облаченный во всё чёрное, стоял, озарённый светом уличного фонаря, озорно размахиваясь, чтобы нанести ещё один удар по моей крепости. Я подошла к окну, демонстративно потягиваясь и крутя пальцем у виска. Теплая улыбка, блестящие зелёные глаза, божественное тело из греческих легенд: всё это – мой Майкл Тёрнер, который лез по лестнице быстрее обычного, чем вызвал волну необъяснимого чувства тревожности.
– Маленькая, прости, что снова разбудил. Ты же знаешь: не могу успокоиться, пока не увижу тебя.
– Фу, Тёрнер, какие розовые сопли. Самому не противно? – подразнила я.
– Ты еще в школе учишься, О’Нил. Должна в Санту верить, розовых единорогов и в любовь-морковь всякую, нет? Это у вас, девчонок, разве не так работает? – Майкл пытается сдержать улыбку, но плохо справляется.
Он садится на подоконник, широко расставляя ноги, помещая меня между них, притягивая за талию, и снова зарывается в мою шею. Господи, его этот запах морского безумия неизменен и врезается в подкорку, вызывая толпы мурашек по спине. Сквозь ткань пижамы чувствую на своём теле холодные пальцы, но такие родные. Земля уходит из-под ног в такие моменты; я клянусь, что готова наброситься на него прямо здесь и сейчас, без оглядки на приличия и непонятные мне моральные нормы в голове Тёрнера.
Моя грудь мягко трётся об его куртку, промокая в тех местах, где тает снег; прижимаюсь к нему всем телом и закусываю губы до крови, потому что хочу, чтобы Майкл уже сорвался. А он, словно бездушная машина, тяжело дышит, обжигая, и еще сильнее упирается носом в мою шею, поднимая ладони к моим лопаткам и обратно на талию.
Ну же, Майкл, я знаю, что ты тоже сгораешь от желания!
Бум! Вот оно – с лязгом слетающая щеколда с самоконтроля Терминатора – Майкла Тёрнера.
– Маленькая, что ты со мной творишь? – он рычит мне в губы, хватая за подбородок и впиваясь губами в мои.
Безумие, полнейшее безумие: его язык сводит с ума, потому что то, что он сейчас им делает – не поцелуй. Тёрнер поглощает меня, наслаждаясь каждой клеточкой, пробует на вкус и требовательно берёт принадлежащее только ему.
И мой разум улетает. Я отвечаю на его требование и предлагаю всю себя без остатка, лаская пухлые губы, кусая их до кровавых отметин, зализывая боль, и снова нежно целуя влажную кожу. Его пальцы пробираются под мешковатую пижаму, нежно двигаясь вверх от талии, по моим ребрам, заставляя инстинктивно вздрогнуть и простонать в его губы.
– Чёрт, Майкл, я так долго ждала этого, – я тихо стону в темноте спальни, запутываясь в его слегка мокрых волосах, обхватывая ладонями его шею, лаская пальцами высеченное из камня лицо, проводя по подбородку с легкой щетиной. И Тёрнер прижимает меня еще ближе, хотя быть ближе уже просто физически невозможно. Его руки тянутся выше, достигая моей груди, постепенно теряя остатки контроля, как мне показалось, Майкл сжимает её, и из его тела вырывается низкий рык. – Майкл, я хочу тебя, сейчас, прошу, не останавливайся! – я умоляю и хнычу в его губы, которые жадно целуют и не считаются с моей потребностью дышать воздухом.
Но эффект от моей фразы абсолютно ошеломительный: Майкл не резко, но отодвигает меня, выставляя руки вперед, соскальзывая снова на мою талию.
– Чёрт бы тебя побрал, Тёрнер! За что ты так со мной? – я злобно шиплю, пытаясь унять своё вырывающееся из груди сердце, восстанавливая дыхание нормального человека.
Он поднял глаза, громко выпуская воздух, с выражением лица немыслимым для одного человека. На нем спектр эмоций от животного желания обладать до извиняющейся полуулыбки. Предвосхищая волну моей истерики, он встал во весь рост, нависая надо мной, сгреб в уже любимый кокон из рук, обещающий спокойствие, и тихо промурчал:
– Я приехал не за этим, Сара. Наберись терпения, нам некуда торопиться. Я – весь твой, маленькая моя, – прижимая к своей сильной, часто поднимающейся груди, он погладил меня по волосам.
Я снова сдавалась в этой обезоруживающей хватке, пытаясь совладать с эмоциями, но Майкл откуда-то знал, как меня успокоить. От этого мягкого, но властного тона в голосе зеленоглазого дьявола я хотела уснуть в его руках, свернувшись калачиком.
– Чего хотел тогда? – я обиженно буркнула, но звук потонул в кожаной броне моего рыцаря.
– Успокоилась? Я отпускаю на счет три, – Майкл снова повеселел и сам немного обретал покой, приглаживая разметавшиеся волосы назад.
– Говорю, чего хотел тогда? – я скрестила руки на груди, словно была полностью обнаженной, и пыталась хоть как-то вернуть былое благоразумие этим жестом.
– С друзьями познакомить хотел. Прокатимся? – Майкл уже перегнулся через открытое окно, не дожидаясь моего ответа. – У тебя пять минут на сборы.
Да просто прекрасно, Тёрнер! А то, что мне в школу завтра, тебя мало интересует, да? И то, что у меня все штаны от пижамы выжимать руками можно, тебя тоже не волнует. Ты там не мерзнешь на вершине своих моральных устоев, а? Бесит! До скрежета зубного бесит этот гад рыжеволосый.
Но он вроде как меня к друзьям везёт, это значит, что у нас все серьёзно? Надеюсь, что, наконец-то, да.
С этими мыслями я рванула к шкафу, наплевав на всё на свете.