Илья Вячеславович Кудашов
В гостях у мертвецов
– Как ты? – спросил Смирнов.
– Хочу тебя убить. Ты, щенок, зря меня пырнул, не думай, что я это забуду, – прорычал Пёс.
– Ну, ты несколько раз пытался меня прикончить, но сам видишь, что из этого выходит, – ответил Смирнов.
– Мог бы хотя бы извиниться перед стариком, – пожаловался Пёс, гладя раненную ногу.
– Эй! Ты первый начал! Ничего бы не случилось, если бы ты просто пустил меня. Ты же слышал, как я кричал тебе? – оправдывался Смирнов.
– Я думал, что это ночь меня путает, – ответил Пёс.
– Но подойти-то к воротам и проверить ты мог, – Смирнов посмотрел на старика.
– Ну увидел бы я тебя и что? Откуда мне знать, что это не одна из мертвецких уловок? Кто знает, что они там напридумывали в своих могилах? К тому же, я бы тебе всё равно не открыл – хозяина запрещает, – сказал Пёс и, тихонько баюкая свою раненную ногу, прикоснулся к ней губами и тихонько залепетал, – ох плоть ты моя бедная, слабая. Сколько страданий на тебе, несчастная моя плотьюшка. Не переживай, бедненькая моя, скоро тебя землица приласкает, хозяин меня отпустит, и землица тебя приласкает. Будешь ты лежать в красивом гробике…
– Так ты бы меня даже не пустил! И где мне по-твоему спать? – возмутился Смирнов.
– За то, что ты сделал, тебе надо на холодных камнях спать, и шобы они из тебя всё тепло высосали! – обиженно ответил Пёс.
– Ладно, ладно, прости меня, мне не стоило пырять тебя, – сдался Смирнов.
– Заснусь свои извинения себе в жопу! – огрызнулся Пёс, – ты испортил работника хозяина! Теперь я не смогу нормально дежурить, а кто меня заменит? Щенок, вроде тебя?!
– Тебя сейчас беспокоит, кто будет твоей заменой на работе? Ты серьёзно? – Смирнов поднял бровь.
– Да плевать мне на работу! – и для пущей наглядности Пёс реально сплюнул, – ты навредил слуге хозяина, а значит это вред самому хозяину.
– Тебя это волнует? Вёрфлюхт к дерьму относиться лучше, чем к тебе! – удивился Смирнов.
– Заткнись, щенок! – Пёс в ярости схватил топор и запустил его в стену, опасно близко к Смирнову, – ты ни хрена не знаешь!
– Ладно, ладно, – Смирнов примирительно поднял руки, – я понял, не будем об этом. Давай просто забудем об случившимся. Я могу купить тебе самогона.
– И сигарет! – недружелюбно добавил Пёс.
– И сигареты, – одобрительно кивнул Смирнов, и они закрепили свой договор рукопожатием.
– Но я всё равно всё расскажу хозяину, – тявкнул Пёс и отвернулся от коллеги, показывая, что разговор закончен.
– Ну ты и мудак! – Смирнов сплюнул и продолжил забивать гвозди в крышку гроба.
Утром обессиленные работники кладбища сидели не далеко от крыльца и ждали, пока выйдет Грэг и отнесёт к могиле гроб. Конечно, сначала надо было бы раскопать её, но сил у них не было, поэтому они максимально отдаляли этот момент. На улицу вышла Долли, чтобы полить маки. Она посмотрела на побитых Смирнова и Пса и сказала:
– Вас хочет видеть герр.
Пёс отбросил лопату, на которую он опирался и на одной ноге бросился в дом, Смирнов пошёл за ним. Когда он вошёл в столовую, Пёс уже стоял, еле балансируя на одной ноге, перед недовольным Вёрфлюхтом и давился словами, которые ему ещё не разрешили выдавить изо рта.
– Александр Иванович, будьте добры, объясните мне, что случилось этой ночью, – попросил герр, с трудом оставив от себя недопитый кофе. Смирнов кратко описал все события минувшей ночи. В момент, когда он рассказывал об стычке с мертвецом, вклинился Пёс:
– Это он меня ранил, хозяин! Это он испортил Ваш инструмент, хозяин! – захлёбываясь словами, лепетал старик.
– Заткнись, скотина! – герр ударил по столу и кружка с кофе чуть не опрокинулась, – ты будешь говорить только тогда, когда Я тебе скажу!
Пёс виновато потупил голову. Смирнов продолжил рапорт. Он рассказал всё как было, кроме, конечно же, разговора с Псом и мертвецом. Когда он закончил, Вёрфлюхт, тяжело вздохнув, сказал:
– Александр Иванович, я, конечно же, понимаю, что пьянство очень важная часть жизнь, но, если вы после следующей попойки опоздаете до закрытия ворот, можно, хотя бы, не вламываться на территорию кладбища. Я вычту лечение Пса из вашей зарплаты. К тому же, Александр Иванович, вам придётся не спать ещё несколько ночей. Хотя бы до тех пор, пока Пёс не сможет нормально стоять.
Смирнов покорно кивнул. Пёс, потеряв равновесие, упал на стол, неловко махнул рукой, и чашка с кофе, выплеснув последние капли на брюки герра, рухнула на пол, разлетевшись на куски.
– Пошли вон, – процедил Вёрфлюхт. Пёс виновато опустил взгляд и пополз на выход. Смирнов поднял старика и вместе с ним покинул столовую. Вёрфлюхт крикнул им вслед:
– И позовите Долли, пусть уберёт.
Как Долли позвала Пса и Смирнова к герру, так и они позвали её. Потом двойка села, и старик закурил.
– Сигарет почти не осталось, – ворчал Пёс.
Вернувшись от герра, Долли принесла Смирнову и Псу несколько бутербродов.
– Спасибо, – Смирнов благодарно принял еду и с жадностью набросила на неё.
– Можно было и что-то получше приготовить, – проворчал старик и нехотя сунул бутерброд себе в рот.
– Можно было и что-то получше ответить, – сказала своим привычным бесстрастным голосом Долли.
Пёс попытался что-то пробурчать ей в ответ, но подавился бутербродом.
– Что, благодарность в глотке застряла? – бросила Долли, вернувшись к поливанию маков.
Пёс задохнулся бутербродом, ужасно закашлял, покраснел, слёзы потекли из его глаз, и, содрогаясь всем телом, он выплюнул склизкую массу, в которую превратился бутерброд. Старик в ярости посмотрел на Долли и прохрипел:
– Убью, уродина!
Он вскочил и бросился на женщину, но тут же упал и заскулил от боли.
Смирнов и Долли усадили его обратно на крыльцо. Смирнов сунул ему в одну руку сигарету, а Долли в другую вложила бутерброд. Старик, всё еще поскуливая, закурил сигарету и закусил её бутербродом.
Смирнов доел и пошёл к сараю. Там он взял лопату и отправился искать могилу недавно пойманного трупа. Смирнову пришлось довольно долго блуждать по кладбищу, чтобы её найти. Он начал раскапывать, но силы в руках уже не хватало, поэтому он бросил дело на половине.
Смирнов воткнул лопату в землю, чтобы потом быстрее найти эту могилу. Он вернулся обратно к крыльцу. Пёс повернулся к двери и молчал, пока какой-то маленький человек с саквояжем забинтовывал ему ногу. Долли стояла рядом и смотрела за происходящим. Она кивнула Смирнову, дав понять, что всё в порядке.
– Ладно, я закончил. Вам очень повезло, что грязь не попала в рану, – сказал мужчина и стал складывать бинты и препараты в саквояж. Он заметил Смирнова и, показав на его рану, спросил:
– Может мне и вас осмотреть?
– Пустяк, – покачал головой Смирнов.
– Как знаете, – пожал плечами мужчина.
– Спасибо вам, Ефим Петрович, – поблагодарила его Долли, и в её голосе мелькнуло что-то живое.
– Ничего страшного, Лиза, – махнул рукой Ефим Петрович.
– Может вам чего-нибудь принести? – спросила девушка, слегка наклонившись, пытаясь так показать свою готовность помочь гостю.
– О, не утруждайте себя, – ответил он.
– Но, мне нечем заплатить вам, – Лиза растерянно огляделась, как будто пытаясь найти рядом с собой деньги для доктора, но она быстро спохватилась и сказала, – но я могу рассчитаться с вами продуктами.
– Я бы предпочёл брать всё-таки более официальной валютой, – усмехнулся Ефим Петрович, – не переживайте. Раз не можете сейчас заплатить, потом распалить, вы всё равно никуда не денетесь. Так, рецепт для чая я вам дал. Принимайте три раза в день, это поможет унять боль. Всё, я пошёл. Если что, Лиза, зови.
Ефим Петрович подхватил свой саквояж и покинул троицу, тихо насвистывая себе что-то под нос.
– Тебя зовут Лиза? – спросил Смирнов у женщины, когда врач ушёл.
– Ну уж точно не «Долли», – ответила девушка, – как и у Пса, имя точно не «Пёс», да и что-то мне подсказывает, что и вас зовут не Александр Иванович Смирнов.
– Да врёт она, – махнул рукой старик, – никакая она больше не Лиза. Лизу, как крышкой гроба, накрыла маска. Похоронила ты, Долли, свою Лизу.
– Ну, имя – не человек, никогда не поздно раскопать, – ответила женщина и ушла в дом.
– Ну не дура ли? – Пёс махнул на неё рукой и посмотрел на Смирнова, – мы ж с тобой понимаем, что мы не просто имена похоронили.
– Не просто, – кивнул человек с чужим именем и уселся рядом. Пёс, наверное, хотел бы сказать ещё что-то, но на крыльцо на четвереньках выполз Грэг.
– О, и тебе, дорогой, доброе утро, – уважительно кивнул ему Пёс. Здоровяк ничего не ответил, а только уселся между ними на ступеньки, тем самым вытолкнув их с крыльца, и уставился на землю. Пёс, ничего не сказав, отполз от Грэга и растянулся на земле, тихонько лаская перевязанную ногу. Смирнов же опёрся спиной об крыльцо и, поддавшись навалившейся на него усталость, весь день провёл в тяжёлой полудрёме.
В сознание он пришёл только к вечеру. Пёс, которому Долли помогала подняться на крыльцо, ударил Смирнова лопатой плашмя, легонечко, ровно настолько, чтобы не навредить человеку, но чтобы тому всё равно было больно. Смирнов, потирая ушибленное место, дошёл до сарая, забрал оттуда лампу и топор, вернулся обратно на крыльцо. Там его уже ждала Долли с миской щей и несколькими кусками хлеба.
– Поешь, ты с самого утра ничего не ел, – она протянула ему еду.
– Спасибо, – Смирнов кивнул ей и с жадностью набросился на миску. Пока он с особым рвением расправлялся с едой, Долли присела рядом. Она всматривалась в тени между надгробиями и стволами деревьев, пытаясь найти там кого-то. Но как бы глаза Долли не вопрошали тьму, та всегда молчала. И в этом, пожалуй, была главная жестокость тьмы, она никогда не отвечала. Она просто оставляла тебя одну с твоими переживаниями, страхами и надеждами… одну в этом огромном и пустом мире.
Смирнов доел суп и отдал миску Долли. Ему стало легче, кажется усталость отошла на задний план.
– Спасибо, – он ещё раз поблагодарил девушку. Долли собиралась уже войти в дом, но остановилась на пороге, и перед тем как пропасть за массивной дверью спросила:
– Я слышала ваш разговор с Псом. Вы правда думаете, что наша прошлая жизнь навсегда потеряна?
– Да нет, – пожал плечами Смирнов, – может быть и не навсегда. Я не знаю. Мне об этом не надо думать.
Долли ушла, ничего не сказав. И так же без слов пришла ночь.
Смирнов сделал быстрый обход. Ничего интересного не случилось, но во время обхода Смирнов вдруг осознал, что он совсем забыл про револьвер. Он проверил сарай, но там его не было. По-видимому, он забыл его во время драки с мертвецом. Смирнов обошёл место прошедшей стычки, но и там не было оружия. «Наверное, Пёс себе забрал, а мне не отдал из вредности, вот сука,» – подумал Смирнов и вернулся на крыльцо.
Тяжесть вновь обрушилась на него, но теперь с ещё большей силой. Он поставил перед собой лампу и смотрел прямо на неё, пытаясь так отогнать от себя сон. В глазах танцевали пятна от постоянного смотрения на источник света, а усталости меньше не стало. Голова гудела, она была как будто переполнена свинцом, кажется, ещё чуть-чуть и расплавленный металл потечёт из ушей. Но даже если бы тяжёлая жидкость, температурой в триста двадцать семь градусов потекла бы по его коже, он бы не почувствовал. Тело уже ничего не ощущало. Разум уже уснул. Смирнов видел и слышал, что происходит вокруг, но уже не осмыслял этого. Он просто пялился в горящую лампу, в его глазах было меньше осознанности, чем в глазах населения местного кладбища.
Глаза Смирнова устали смотреть на лампу и устремились ко тьме. Из ночного мрака вылезла рука, сжимающая старый револьвер. Заскрипел курок… и сознание Смирнова влетело в его голову. На него тут же обрушился холод ночи, её мрак и тишина. Вокруг всё ожило. Ну как ожило, ночи на кладбище были настолько же живыми, насколько были живыми мертвецы, что бродят под луной. Смирнов тяжело вздохнул. Его прошиб холодный пот.
– Надо найти револьвер, надо найти револьвер… – шептал он себя под нос, рыская по кладбищу.
Револьвера не было ни в сарае, ни около дома, ни у забора, ни у ворот – нигде его не было. Но Смирнов мог поклясться, что слышит, как за могилой кто-то взводит курок. Александр Иванович упал на землю и пополз к этой могиле, но ничего кроме похороненной жизни он там не нашёл. Но вдруг ещё раз заскрипел курок. И Смирнов бросился к скрипу через всё кладбище, запинаясь за корни деревьев, напарываясь на надгробия, позабыв о безопасности, ведь новый владелец револьвера, смог бы за одно мгновение убить Смирнова. Но не было ни грохота, ни вспышки от выстрела. Кто бы не завладел револьвером, он игрался со Смирновым. Он дёргал за курок, приводя в действие не механизм орудия, а инстинкты человека с чужим именем, будя в нём старую боль и старый страх.
Смирнов споткнулся об позорное ничего и растянулся на земле. Фонарь укатился в сторону, а где-то впереди раздался скрип курка. Смирнов схватил фонарь, встал на колени и уже приготовился вновь броситься за неуловимым вором, как вдруг его взгляд встретился со взглядом мертвеца, который только на половину успел вылезти из могилы.
– Эм, здрасте… – неуверенно выдавил из себя труп. Человек перехватил топор и занёс его для удара.
– Дружище, постой! Мне надо только убить одного ублюдка, и даю слово, я вернусь на кладбище, честно, – уверял мертвец. Человек посмотрел на говорящее тело и только сейчас узнал в нём не давно похороненного бандита.
– Послушай, мне только надо убить этого сраного патрульного! Представляешь, я почти месяц хреначил по лесам, нихрена не жрал. Увидел этого патрульного и решил сдаться. Хватит с меня преступлений. Всё набегался я. А тот взял и пустил пулю мне в голову! Ты представляешь? Ну что за мудак! – продолжал болтать мертвец. У человека с чужим именем не было особого желания разговаривать с ним, поэтому он просто опустил топор ему на голову. Череп мертвеца разошёлся на две части. Труп недовольно взял две половинки головы и, сложив их вместе, заявил:
–Парень, а вот это вообще не культурно.
Человек молча занёс топор для второго удара, но мертвец поднял руки, из-за чего его череп вновь развалился, и затараторил:
– Стой! Стой! Стой! Не бей! Отпусти топор. Послушай, зачем нам вот это тут начинать. Я понял, ты не хочешь, чтобы я уходил. Давай тогда так: дай мне покурить, и я вернусь в могилу. Подумай, всего лишь одна сигаретка, а сколько мороки тебе удастся избежать! Ну правда, дай мне покурить и всё, я уйду.
Смирнов не стал опускать топор на тела мертвеца. Он порылся в карманах своего пиджака и нашёл две смятые сигареты. Они лежали на дне внутреннего кармана, который был слишком узким для руки Смирнова, поэтому курево пришлось вытаскивать кончиками пальцев. На самом деле удивительно, что он их раньше не нашёл.
Смирнов закурил с мертвецом. Горький запах дыма разбавил ночь. Труп не мог вдыхать дым, поэтому он просто сосал сигарету.
– Ох, табачок, мой табачок. Конечно вкуса нету, зато привычка то осталось, – ухмыльнулся мертвец, – помню я как-то раз такие сигареты курил. Ах, ты бы знал! Какие сигары были! Иностранные. Такие сигары только короли и курят. Закурить такую – это настоящий праздник! Вот какие сигары я покуривал, во какие! Да уж, хорошие времена были.
Мертвец пытался разглядеть во тьме своё прошлое, рассасывая сигарету.
– Эх, если бы я смог. Если бы меня не прирезал этот сраный патрульный! – покачал разваливающейся головой труп, – то я бы отсидел спокойно и вышел бы, а на свободе меня бы такие сокровища ждали. Я нашёл настоящий клад Древних Королей! Эй, чего смеёшься!
Мертвец обиженно отвёл взгляд от Смирнова, хотя тот ни разу не изменил своего лица и не издал ни единого звука. Труп выдержал паузу и продолжил:
– Короче, я спрятал целую гору денег. Их была так много, что я бы мог полностью забить ими вон тот дом. Я абсолютно серьёзно. Если бы я их получил, то я бы купил нашу сраную страну. Нет серьёзно, я бы купил всё государство, и мне бы на сдачу ещё бы замков триста дали бы. Я не шучу! Я уверен никто в мире не видел такого количества золота, что я! Ну раз не веришь мне, то и не верь. Не очень-то и хотелось.
Труп насупился и дососал свою сигарету. Он ещё раз оглядел ночную тьму и как-то грустно посмотрел на горящую лампу. Её свет был в раз триста меньше, чем свет от блеска сокровищ, что видел мертвец.
– Ну ладно, – пожал плечами труп, – что уж тут такого. Я всё-таки не плохо пожил. Я вообще-то много где был. Я и во флоте служил и при дворе у Императора, и в страны заморские ездил. Я, вообще-то, на слонов охотился. Ты бы знал какие это звери. Ох, громадные. Одна скотина с гору размером. Да, да с гору, я не шучу! О, ещё как-то раз, я спас одну принцессу… но это уж больно длинная история, не буду даже начинать. Ну что ж, пришло время прощаться. Эх, это печально. Но не так печально, конечно же, как тот раз, когда покидал свою банду. Ох ты бы знал, как они рыдали…
Человек поднял топор, чтобы отрубить трупу голову.
– Ой, да ладно! Что уже и попрощаться нельзя? – возмутился мертвец, – ну всё, пошёл я, пошёл!
И он залез обратно в свою могилу. Смирнов почесал затылок и вернулся к крыльцу. Он уселся, ещё думая о своей странной встрече с мертвецом. И только когда настало утро, и Долли позвала его завтракать, он вспомнил про револьвер. После завтрака он подошёл к Псу. Долли помогла ему спуститься на крыльцо, и теперь он сидел на ступеньке и пытался плевком попасть по маку Долли.
– Послушай, – обратился к старику Смирнов, – а револьвер у тебя?
– Нет, – ответил Пёс и попытался ещё раз плюнуть, но на пол пути затормозил, из-за чего слюнила не вылетела, а просто вылилась из его рта.
– Погоди, – злобно усмехнулся старик, – так значит ты просрал револьвер.
– Нет, – ответил Смирнов, – я просто спросил, не у тебя ли револьвер.
– Нет, щенок, ты его потерял, – глаза Пса засверкали злобной радостью, – а значит я смогу всё рассказать хозяину, и Он тебя выгонит. А если хозяин тебя выгонит, значит ты будешь Ему не нужен. А если ты будешь Ему не нужен, то я смогу тебя убить!
Смирнов хотел что-то ему ответить, но в разговор встряла Долли:
– Я взяла револьвер.
– А тебе-то он зачем? – возмутился Пёс.
– Ну, например, чтобы прострелить тебе вторую ногу за то, что ты в мои маки плюёшь, – спокойно ответила Долли.
– Но если ты мне ногу прострелишь, то хозяин слуги лишиться! – старик чуть не заплакал от этой мысль, – а как Он будет без меня? Как же можно так поступать с хозяином! Ты бесчувственная мразь!
– Ничего, он тебе замену найдёт, – ответила Долли.
– Фух, ну и хорошо, – Пёс с облегчением выдохнул и вытер проступившие слёзы жалости.
После они пошли в сарай, где уже второй день гнил труп. Лето было довольно жарким, и, хотя гроб вмещал в себя большую часть зловония, но миазмы всё равно уже вылезали наружу.
– Надо Грэга позвать, чтобы гроб унёс, а то тут уже дышать невозможно, – сказал Смирнов.
– А ты могилу то раскопал? – спросил Пёс.
– Нет, – покачал головой Смирнов.
– Ну так иди и копай. У меня рана я не могу, – заворчал старик.
Смирнов медлил, он устал и сейчас больше всего ему хотелось спать. Он неохотно взялся за лопату и уже направился к могиле, но около сарая его и Пса окликнули Близнецы, которых пустила Долли.
– Нам работа нужна. Серый самогонку зажал! – пожаловался один из них, а второй поддерживающе закивал. Смирнов сунул им в руки лопаты и отправил к могиле.
Вскоре работа была выполнена, земля съела беглеца, а радостные Близнецы отправились пожирать местный алкоголь. Смирнов же спокойно смог вернуться на крыльцо и предаться тяжёлому забытью.
Прошла очередная ночь, а за ней и очередной день. Мир выдерживал тишину. Он никак не напоминал Смирнову о потерянном револьвере, а работник кладбища был и рад забыть об этом инструменте. Но вот снова ночь поднялась из своей могилы, забросив туда день. Она накрыла траурным саваном мир. И спокойно бы сидел Смирнов, отделившись от этого савана своей маленькой лампой, но оглушительный грохот разорвал ночь и вырвал Александра Ивановича из его уже обыденной полудрёмы.
Где-то в ночи проснулся револьвер и громко заявил о себе забывшему о нём миру. Смирнову пришлось ответить на это заявление. Он побрёл через ночь примерно в том направлении, где был выстрел. После каждого шага он весь превращался в слух, пытаясь выудить из тишины ещё хоть пару намёков от револьвера. Но оружие теперь молчало. Смирнов прошёлся между могил и вышел к забору кладбища.
Он уже хотел повернуть назад, как вдруг услышал чей-то плач. Смирнов развернулся в сторону звука. Он увидел какое-то движение около забора. Смирнов подошёл к забору, лучи от лампы выхватили из тьмы гнилые почерневшие руки, ухватившиеся за решётку. Руки пытались разломать преграду, но сталь была сильнее плоти, и руки могли лишь наносить себе увечья от бессмысленных попыток. Смирнов приблизился к решётке. Руки остановились, а из мрака вынырнуло лицо, сине-чёрное от смерти и грязи, раздувшиеся от гнили, отвратительное лицо. Оно попыталось протиснуться между решёток, но только оставляло на них свою кожу. На лице открылась зловонная бездна рта и оттуда с тяжким трудом вытекли слова со зловонием:
– Пууустиии! Пууустиии! Пууустиии!
Смирнов не смог ничего ответить.
– Пууустиии! Пустиии! Пустиии! – чёрная жижа лезла изо рта мертвеца вместе со словами.
– Нет, мне сказали никого не впускать, – неуверенно ответил Смирнов.
– ПУСТИ! ПУСТИ! ПУСТИ! ПУСТИ! ПУСТИ! ПУСТИ! ПУСТИ! ПУСТИ! – завизжал труп, разрывая свой рот. Несколько кусков гнилой плоти попало на Смирнова.
– Нет, я не могу тебя пустить. Это запрещено регламентом, – ответил Смирнов ещё неуверенней.
– Нет! ПУУУСТИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИ!!! – завопил мертвец с такой силой, что один его глаз выпал из глазницы и повис на тоненьком зрительном нерве. Смирнов медленно попятился от буйного трупа. Лицо скрылось во мраке, но руки остались. Испачканные грязью и кровью, ободранные, с кучей шрамов, бледные, с набухшими венами руки тянулись к нему из темноты, а с ними тянулся и плачь:
– Ну, пусти, ну пожалуйста. Чего тебе стоит! Ну чего? Я спать хочу! Мне покой нужен. Покой! Я… я думал это уже закончилось… Но я проснулся! Я опять проснулся! О, зачем же я проснулся! Я хочу в могилу. В холодную, мягкую, тихую могилку. Ну дай мне пойти в могилку! Ну, пожалуйста! Ну, дай! Дай!
Смирнов отступил ещё дальше от забора, и труп зарыдал ещё сильнее. Смирнов пошёл в глубь кладбища, но мертвец не унимался. Его непрекращающийся плачь переходил в ор, который в свою очередь превращался в визг, похожий на тот, что издаёт мать, когда перед ней убивают её дитя. И время от времени мертвец захлёбывался чёрной жижей и начинал кашлять с таким звуком, как будто это больной туберкулёзом выхаркивает свои лёгкие.
Шум, издаваемый мертвецом, разрывал кладбище и сводил Смирнова с ума. И чем сильнее Александр Иванович пытался заткнуть уши и не обращать внимания на крики, тем громче и назойливее они становились.
Смирнову тяжело вздохнул и вернулся к мертвецу.
– Ну ладно, ладно, пущу я тебя на кладбище, только заткнись! – сдался наконец-то Смирнов. Лицо мертвеца изобразило какое-то подобие улыбки. Смирнов дошёл до погнувшегося прута забора и вновь его расшатал, и мертвец, извиваясь как червяк, пролез на территорию кладбища.
– Теперь могилку бы мне. Могилку бы… – бормотал труп.
– Эх, – тяжело вздохнул Смирнов и побрёл к сараю, – ладно, будет тебе могилка.
– Могилка! Могилка! Могилка! – радостно заверещал труп.
– Ой, только заткнись, – пробурчал уставший Смирнов.
Тяжело было капать в ночи могилу для незваного гостя. Мертвец помогал Смирнову, своими окоченевшими руками он рвал землю, а земля рвала его окоченевшие руки.
Труп тихо бормотал себе под нос:
– Ну всё, находился я, находился. Сейчас приляжем, и всё хорошо будет. Как же это так получилось, я же так не хотел просыпаться, я всё сделал чтобы больше не вставать… Но она меня не приняла… Но как же так! Это… это же так жестоко. Почему ты отринула меня? Почему?! Почему… Хорошо, что мне ребята дорогу указал. Всё хорошо будет. И лес, и люди, и всё уйдёт. Всё сейчас уйдёт. Ничего там не было… Всё уйдёт, уйдёт… Сейчас дядя могилку мне раскопаем, и я лягу. И всё, и тьма. И всё уйдёт… Всё уйдёт…
Смирнов копал с большим усердием, чтобы сквозь работу лишний раз не слышать мертвеца. Когда они раскопали могилу, труп улёгся в неё, закрыл лицо руками и радостна закричал:
– Закапывай! Закапывай меня, дядя!
И под радостное улюлюканье мертвеца человек с чужим именем похоронил его. Когда последняя горсть земли упала на могилу, из-под земли раздался последний облегчённый смех, и всё замолкло. Человек положил лопату, растянулся на земле и сам замолк.
Прошло несколько дней. У Пса на удивление быстро зажила нога, и он сменил Смирнова на ночном посту. Александр Иванович смог в кое-то веке проспаться. Кроме этого никаких интересных событий больше не случилось. За все эти дни они похоронил только одну старуху, которая чуть сама не развалилась в собственном гробу.
Наконец-то Смирнов смог посетить кабак Серого и вновь насладиться яростным вкусом местного самогона. Он сидел и закусывал самогонку уже пятым огурцом. Овощи хотя бы не ошпаривали глотку и не оставляли во рту поганое послевкусие. Серый опять протирал стаканы, вообще, он постоянно протирал стаканы, либо барную стойку, он это делала даже тогда, когда барная стойка и стаканы были чистыми. Кроме Серого и Смирнова в кабаке сидело ещё несколько завсегдатаев, которые проводили свой вечер напряжённо обсуждал новости:
– Вы слышали, говорят, столицу обстреливают, там сотни жертв!
– Да враньё – это всё! Правительство знает, что делать! – забурчал уже перебравший посетитель.
– Ага, знает! Я вчера в городе был, так даже у них лекарства в аптеках заканчиваются. Люди всё скупают! Ефим Петрович говорит, что скоро подорожником лечиться будем, – ответил третий, самый мрачный из всех
– А ты верь этому Ефиму Петровичу! Знаем мы этих врачей сраных! –закричал сверх меры пьяный и, удивившись громкости собственного голоса, влил в себя ещё кружку пива. Его собеседник хотел, что-то возразить, но, осознав, что состояние собеседника не располагает к диалогу, только махнул рукой.
Серый и Смирнов время от времени обменивались скупыми фразами и вновь замолкали, чтобы придумать, что ещё можно обсудить. Каким-то образом разговор их коснулся темы любви.
– Был у меня один сослуживец, – начал Серый, – ох страстно он влюбился в одну южанку. Дело было так: мы временно квартировались в одном городе, всего пару дней там пробыли, а он уже с какой-то местной девкой шашни стал крутить.
Серый ухмыльнулся:
– Он нам клялся, что сбежит с ней и службу бросит.
– И что с ним в итоге стало? – спросил Смирнов.
– Под трибунал пошёл, – помрачнев, ответил хозяин кабака, – его девку офицер увёл, и он их обоих зарубил.
Смирнов осушил свой стакан. Серый налил ему ещё и, взяв грязную кружку, сказал, как бы подводя итог:
– Бывает же такое, находит на человека какая-то… дурь.
– Угу, бывает, – буркнул человек с чужим именем, пытаясь своими словами оттолкнуться от чего-то. Он уставился в свой стакан. Из его мутных глубин с криками и мольбами о пощаде выплывало что-то страшное, жестокое и глубоко запрятанное. Человек одни глотком опустошил стакан и отставил его подальше.
