Илья Вячеславович Кудашов
В гостях у мертвецов
– Мыться? Ещё чего не хватало! – фыркнул Пёс и, нашарив выпавшую сигарету, продолжил курить.
–Тогда иди отсюда, – Смирнов отвернулся от старика и стал неспешно одеваться. Пёс с любопытством рассматривал шрамы на его теле. Старик встал, проверил револьвер и перед тем как уйти сказал:
– Знаешь, новенький, а я понял почему ты к нам попал.
Человек повернулся к старику лицом. Пёс почти вышел из света фонаря, и из тьмы выглядывала только его морда.
– Ты к нам сбежал от смерти. Спрятаться прямо у её порога – хитро, хитро. Но ты ошибся. От смерти не спрячешься. Она – слепая дура, но ой какая длиннорукая. Она сотню лишних в могилу затянет, но тебя всё равно достанет, – старик ухмыльнулся и ушёл во тьму.
Смирнов поднялся на второй этаж. Он настолько устал, что его уже ничего не волновало. Он лёг на шкуру медведя, закрылся чистым одеялом и заснул. Пёс, Долли. Грэг, Вёрфлюхт, надгробия, гробы, могилы, мертвецы, крики, выстрелы, взрывы – всё стало таким не важным. Да какая разница, что там в ночи? Какая разница, что там в прошлом? Он устал, и всё, что ему нужно – это вытащить из сна как можно больше сил.
За завтраком герр Вёрфлюхт объявил:
– У нас сегодня похороны, вскоре должны принести труп. Долли, измеришь его и пойдёшь к Прохорову, пусть он гроб подбирает, а ты, тем временем, приведёшь тело в порядок.
– А вы, подготовьте могилу. – он показал на Пса и Смирнова, потом около минуты своими кривыми пальцами пытался достать деньги из внутреннего кармана пиджака, но у него это так и не вышло. Долли, не говоря ни слова, вытащила деньги и передала их Смирнову. Герр, тяжело вздохнув, сказал:
– Это для ямщика. Он уже должен был привезти тело и ждёт вас у перекрёстка. Встретьте его, заплатите за доставку и принесите труп.
Доев, Пёс, Смирнов и Грэг пошли встречать ямщика с телом. Воротам не нравилось, что троица покидает кладбище, даже на пару минут. Они ворчливо поскрипывали, давая троице пройти. Работники кладбища вышли на перекрёсток, где остановился ямщик. Мужик пытался успокоить свою лошадь, над ним посмеивались вороны, издевательски покрикивая:
– Никогда! Никогда!
– Ионя, ну чё, клиентик наш у тебя? – Пёс дружески похлопал ямщика. Иоан сжался от одного вида Грэга и Пса, а когда старик его тронул, мужик вообще попытался превратиться в точку. Он улыбнулся такой улыбкой, которая кричала: «Боже, пожалуйста, во имя всего света, не губите душу, люди добрые! Молю вас!»
– Да, да. Труп у меня. Знаете, а он хороший пассажир, тихий, – ямщик нервно засмеялся. Пёс заржал во всю глотку. Ямщику стало ещё страшнее. Он умоляющее посмотрел на Смирнова. Александр Иванович пожал плечами, залез в телегу и вытащил тело. Оно было завернуто в какой-то большой кусок ткани, возможно простын, и обвязано верёвкой. Смирнов отдал тело Грэгу и подошёл к ямщику. Пёс, хохоча, уже обнимал его:
– Ну ты, браток, конечно, шутник!
Ямщик посмотрел на Смирнова и ни говоря ни слова, одними губами прошептал:
– Спасите!
– Спасибо за доставку, – Смирнов всучил ему деньги, и благодарный ямщик юркнул на свою телегу и погнал лошадь в деревню. Троица секунду смотрела ему вслед, а ворона насмешливо крикнула им:
– Никогда!
– Отнеси его в погреб, будь другом, – Пёс похлопал Грэга по плечу. Здоровяк, ни сказав ни слова, пошёл в дом.
– Хороший он мужик. Такой… молчаливый, – сказал Пёс, когда Грэг ушёл достаточно далеко. Смирнов пошёл к сараю за лопатами.
– Вот только характер у него, конечно… – недоговорил Пёс, чтобы придать своим словам большей таинственности. Смирнов молча шёл, не обращая внимания на старика.
– Говорят, он пятнадцать человек грохнул, а знаешь как? – Пёс, наклонился к Смирнову и заглянул ему в глаза, как будто пытался влезть в них. Глаза Александра Ивановича краше любых слов говорили: «Мне плевать.»
– Они его оскорбили, а он им челюсти оторвал голыми руками. А потом его поймали, но не полиция, его местные схватили и закопали заживо. А хозяин откапал это сокровище! – Пёс улыбался во всю морду. Смирнов ничего ему не ответил, но бросил быстрый взгляд в сторону исчезнувшего за дверью дома Грэга.
Смирнов собрал лопаты, и Пёс повёл его к месту захоронения. Они некоторое время бродили между могил, ища подходящее место. Старик принюхивался, постоянно осматривался, припадал к земле и пробовал её на вкус. В конце концов они нашли хорошее местечко рядом с молоденькой сосной. Она была ничуть не против компании, поэтому спокойно позволила Смирнову и Псу раскопать могилку, не суя свои корни им под лопаты.
Смирнов, еле шевеля конечностями, потащился к сараю. Каждое движение отдавалось болью по всему телу. Пёс, довольный работой, с удовольствием таща лопаты, шёл рядом с ним. У сарая их встретила Долли.
– Идите к Прохорову, заберите у него гроб, – сказала она им вместо приветствия.
– Денех нам дай, или ты, дура, думаешь, что он нам гнёздышко для клиента просто так отдаст? – возмутился Пёс.
– Я уже заплатила, – ответила ему Долли, уже идя домой, – иначе я бы отдала вам деньги. Хотя я, конечно, не настолько умна, чтобы тащить обратно в сарай лопаты, когда они вскоре понадобятся, чтобы закопать могилу.
Пёс скинул лопаты перед сараем, перевёл недоумевающий взгляд с Долли на Смирнова и озадаченно спросил:
– Это она меня так оскорбила?
– Ага, – равнодушно ответил Смирнов, – как мы гроб будем нести? У меня на это сил не хватит.
– Вот, сука! – Пёс плюнул в сторону Долли, и вонючая слюна мерзкой каплей повисла на его языке, а затем упала на усы старика.
– Как гроб нести будем? – ещё раз спросил Смирнов.
– Так мы его на тачку поставим, – ответил Пёс. Он залез в свой сарай и вытащил оттуда старую тачку. Он закинул в неё верёвку и потащился к воротам. Смирнов плёлся за ним. Когда они проходили мимо старой ивы, старик весело дёрнул за петлю, висящую рядом с оборванной верёвкой.
– О, новенький, а ты знаешь откуда здесь эти верёвки? – сказал Пёс с таким радостным тоном, что Смирнову сразу стало понятно, что на самом деле его мнения не спрашивают.
– Это Долли оставила тут со своим другом, – Пёс мерзко лыбился на Смирнова, ожидая от него какой-то реакции. Смирнов только чуть поднял бровь, но этого старику было достаточно, и он продолжил с ещё большим энтузиазмом:
– Она с каким-то парнем сбежала сюда вешаться. Они хотели вместе концы отдать, но она в последней момент забоялась, и пацан в одиночку помер! – Пёс залился смехом, – Ты представляешь, что это был за идиот? Влюбился в уродину, так она его ещё и кинула. А уродка не промах, это ж надо было устроить! Обман века.
– А почему верёвки не сняли? – поинтересовался Смирнов.
– Так их и сняли. Эти я повесил, – гордо заявил Пёс, – и причём одну специально оборванную, шоб для символизму было. Их, правда, опять сняли, но так я ещё раз повесил. Они ещё раз сняли, а я снова повесил. Ну, они потом плюнули на это дело, а я не плюнул. Я этой уродине в саму душу харкнул!
Смирнов отвернулся от Пса, и всю дорогу они шли молча. В принципе, дорога их была не долгой. Они дошли до перекрёстка и свернули на право. Дорога завела их в лес, немного поводила там, играя в волшебную тропку из эльфийского леса, и привела к обнесённому красочным забором и весёлыми деревянными медвежатами домом. Во дворе стояла куча качелей, горок, резных статуй и деревянные дети. С молчаливыми ребятами разговаривал какой-то низкий паренёк, едва младше Смирнова. Его тело было на удивление ладно вытесано из плоти твёрдой породы. Лицо его было вырезано с большим искусством. Над ним висела стружка курчавых волос. Единственным недочётом в этой работе был очень длинный нос, по-видимому мастер пытался выстругать его из ветки, но умения не хватило, чтобы придать носу достойную форму.
– Здорово, Прохор! – крикнул человеку Пёс, открыл калитку и без спросу покатился по вымощенной досками дорожке к большому сараю.
– И вам, добрый день, – прокряхтел Прохоров. Каждый раз, когда он вытаскивал из своего рта звуки, казалось, что у него внутри что-то доламывается. Пёс уже подкатил к большому сараю. Его крыша была украшена резным коньком, на торчащих срубах брёвен были вырезаны улыбки. Сарай во всех своих проявлениях был настолько лучше самого дома гробовщика, что можно было подумать, что это желая часть была пристройкой к нему. Рядом с сараем расположился богатый дровяник, в котором деревяшки лежали словно куча злата в сокровищнице дракона.
– Проходите, – Прохор распахнул перед ними ворота сарая и показал на один из гробов, – вот ваш.
– Спасибо, Проха. Как всегда, всё сверх прилично! – Пёс радостно взялся за простенький, но ладно сделанный гроб, и сказал Смирнову, – чё стоишь, подсоби-ка.
– О, господин, вы всегда так любезны. Если хотите, я могу и для вас гроб сделать, хоть завтра, – ответил тронутый Прохор.
– Проха, если кто-то другой попробует мне гроб сделать вместо тебя, я из могилы встану и перегрызу ублюдку глотку! Но и ты меня пойми, если ты завтра для меня гроб состряпаешь, так он же ждать меня будет, скучать будет, а это не дело, – пояснил Пёс, оставив всю работу с гробом на Смирнова.
– Так вы можете в нём спать, – ответил гробовщик, – так он по вам скучать не будет, и вы к нему привыкните. Я всегда говорил, что ещё при жизни нужно налаживать хорошую связь со своим гробом, а то в нём же потом целую вечность лежать. Гроб, он ближе матери!
– Проха! – радостно крикнул Пёс и бросился лизать гробовщику морду, – так ты же гений просто! Всё, решено, делай гроб мне! Я буду в нём спать, и так простым сном, приготовлю себя и его ко сну вечному!
– Ну вот и замечательно, – Прохор с отвращением оттолкнул от себя Пса, – я готов вас измерять.
– Спасибо большое, но нам надо работать, – вмешался Смирнов, который уже сам поставил гроб на тачку, и, схватив Пса за шкирку, добавил, – иначе герр будет очень недоволен.
– Да, с этим не поспоришь, – ответил Пёс и запрягся в тачку, – ну Проха, бывай брат. Работа не невеста, ждать не будет. Потом уж сочтёмся.
Гробовщик, не без горести, но согласился с ним и пошёл дальше разговаривать с ребятами, которые не убегут от него в лес, а работники кладбища отправились домой.
Тачка весело скрипела под гробом и от радости подпрыгивала на каждой кочке.
– Видишь, даже тачка рада гробу. Значит хорошо, что клиент наш помер. Он и нам работу дал, и Прохе, и хозяину, и вообще, ну если бы он был жив, разве был бы он на столько же полезен? Сомневаюсь, – рассуждал Пёс, пока они шли. На крыльце дома сидел Грэг и таращился на землю, ожидая, когда она наброситься на него.
– Грэг, дружище, а мы гроб привезли. Будь другом, принеси клиента, а то не правильно это, что гроб лежит пустой. Сам знаешь, порой посмотришь на пустой гроб, и на сердце тревожно становиться, хочется уже самому в него лечь, лишь бы он только не пустовал, бедненький… – продолжал Пёс свою тираду, но Грэг уже ушёл за телом и успел вернуться, а с ним и Долли. Они положили труп в гроб.
Мертвец был маленький мужиком, диковатого вида, с грубыми чертами лица, которые от гримасы предсмертной агонии стали ещё хуже. Его лоб украшала аккуратна дыра, в которой к тому же немного покопались, чтобы извлечь пулю. Долли положила кухонный нож в ноги мертвеца.
– Ты зачем кухонными инструментами соришь? – тут же укорил её Пёс.
– Он степняк, а у них принято хоронить вместе с телом нож, – пояснила Долли.
– С кухонным? А они что, так сильно в своей степи любят готовить? Ха-ха! – Пёс заржал сверх всякой меры, в то время как все остальные оставались абсолютно серьёзными.
– Другого у меня не было, если у тебя есть нормальны нож, можешь сам его положить, – пояснила Долли.
– А у меня ножа нет, – отозвался Пёс, утирая слёзы.
– Даже в этом ты умудряешься быть хуже трупа, – покачала головой женщина.
– Ну ладно, хватит лясы точить. Грэг, отнеси его к могиле, пожалуйста, – попросил Пёс. Смирнов и старик прикрыли гроб крышкой, и Грэг потащил его. Он оставил его не далеко от края могилы, стараясь не смотреть в чрево ямы. Пёс и Смирнов опустили гроб в могилу под тихую молитву Долли. Грэг сделал ещё пару шагов назад и издалека смотрел на тройку работников кладбища. Те встали у края могилы. Пёс снял свою дырявую шляпу и прижал её к сердцу.
– Надо сказать пару слов на прощание, – сказал старик, – новенький, говори.
– Эмм, – Смирнов неуверенно посмотрел на гроб, – а кем он был?
– Бандитом, он случайно наткнулся на патрульных и те его застрелили, -сказала Долли.
– Ну, – сконфузился Смирнов, он огляделся по сторонам, ища вокруг слова для прощания, но наткнулся лишь на ожидающую морду Пса и без эмоциональную маску Долли, – он был хорошим… бандитом… Хотя, учитывая, что он просто напоролся на патрульных, и те его убили, навряд ли он был хорош. Так что, эм… знаете, о мёртвых либо хорошо, либо ничего, поэтому давайте его просто закопаем.
– Золотые слова, – ответил Пёс и кинул на гроб горсть земли. Они зарыли могилу, и Грэг установил на ней хилый крест, похожий на человека, который просит убить его. Пёс взял у Смирнова нож, чтобы вырезать на кресте имя умершего и годы жизни и спросил:
– А когда он родился и как его звали?
– Не знаю, у полисменов этой информации не было, – ответила Долли.
– Так и напишем: «не знаем», – ответил Пёс, – вот и всё, работа готова.
Их троица пошла обедать. После еды герр, пытаясь аккуратно взять чашку кофе, сказал Смирнову:
– Сегодня ты вступаешь в ночную смену, будешь сторожить кладбище. Обычно этим занимается Пёс, но, к сожалению, он не может не спать пять ночей подряд.
Старик виновато упёр взгляд в пол.
– Он тебя проинструктирует. Пока что, можешь отдохнуть, – сказал герр и случайно опрокинул кофе. Чёрный напиток полился на пол, оставляя на столе и полу быстро растекающуюся лужицу. Пёс бросился ко столу и стал вылизывать пол, не давая кофе разбежаться. Герр в ярости пнул старика и заорал:
– Пошёл вон, скотина!
Пёс виновата опустил голову и выполз из столовой. Герр встал изо стола, и, ковыля в кабинет, бросил Долли.
– Приберись здесь.
Женщина послушно принялась убирать за Вёрфлюхтом. Смирнов же улёгся на свою шкуру, и, разморившись от еды, заснул, в надежде отоспаться за сон грядущий.
Он проснулся от чувства чьего-то зловонного дыхания у своей щеки. Он почувствовал, как чьё-то тело склонилось над ним. Он схватил незнакомца и покатился с ним по комнате, попутно доставав из-под подушки нож.
– Да какого чёрта! Это я! Хватит пытаться меня убить! – закричал Пёс.
– Хватит меня провоцировать! – ответил ему Смирнов.
– Хватит орать! Займитесь своей работай! – раздался из-за стены голос герра Вёрфлюхта. Пёс и Смирнов поспешили удалиться из поля слуха начальника.
Старик отдал Смирнову свой револьвер, пару патронов, топор и керосиновую лампу и принялся нравоучать:
– Не все мертвецы вылазят, только самые неугомонные. Они слабы и не поворотливы, потому что гнильцы в них много. Тебе они не ровня, но всё же делов наворотить могут. Револьвер против них, в принципе, бесполезен, я им обычно стараюсь руки да ноги порубать, чтоб не двигались, а револьвер – это так, чисто припугнуть. Всё понял?
Смирнов кивнул.
– Ну новичок, давай покурим перед ночкой, – ухмыльнулся старик и отдал ему сигарету. Они уселись на крыльце и закурили. Где-то ворона крикнула своё насмешливое: «Никогда». Тени от деревьев всё росли и росли, их подговаривали молчаливые надгробия. Тени пытались дотянуться до двух человек, сидящих на крыльце старого дома. Тени хотели схватить их и затянуть в могилы, чтобы люди отдали своё тепло земле, ведь все они обязаны земле, а так бесцеремонно топчут её, пускай же отдадут ей хоть что-то своё.
Пёс докурил, встал и похлопал по плечу Смирнова:
– Ну, брат, удаче тебе, – и ушёл в дом. Смирнов докурил свою сигарету, за его спиной залязгали десятка закрывающихся замков, которые отделяли его от дома. Он выкинул бычок, солнце свалилось с небосклона, он зажёг лампу и наступила ночь.
Она окрасила всё в оттенки синего и чёрного. Она накинула легкую ткань на кладбище, из-под которой выглядывали очертания мира дневного. Смирнов сидел в маленьком кусочке света и пытался сквозь мрачную вуаль проглядеть что-то, чего за ней быть не должно.
Каждый раз, когда уха человека с чужим именем касался какой-то шорох, какой-то непонятный звук, который рождается в ночи, казалось бы, без причины, человек тут же замирал, пытаясь вновь его уловить, схватиться за него ухом, и держать, не позволять этому звуку просто уйти, после того как он так нагло объявился посреди ночи. Каждый раз, когда человек краем глаза замечал какое-то движение во тьме, он сжимал револьвер по сильнее, и весь превращался в зрение, пытаясь глазами разрезать тьму и найти того, кто его беспокоит. Но если тьма не могла проникнуть за круг света, то ночной холод это делал спокойно. Сначала он залез в уши человека, потом в его нос, потом в пальцы на ногах, потом в пальцы на руках и проникал всё дальше и дальше, пытаясь заполонить его тело.
Человек с чужим именем наконец-то встал и пошёл в ночь. Ему надо было обойти кладбище, проверить, что никто не пытается перелезть через ограду или открыть ворота. Человек пытался идти тихо, стараясь не потревожить ночь, чтобы она забыла о нём. Но как можно забыть о непокорном пятне света, который так нагло шагает сквозь твои владения? Ночь не могла о нём забыть. Тьма пялилась на него и ни на секунду не отводила взгляда. Он чувствовал, что весь мрак вокруг превратился в один большой чёрный глаз, наблюдающий за каждым его шагом. И с каждой минутой своего дежурства, он чувствовал, как что-то нарастает. Ничего вокруг не происходит, но что-то надвигается. Какая-то струна всё натягивается и натягивается, и вот-вот она лопнет. И вдруг луна выглянула из-за тучи и показала ему фигуру, которая пыталась перелезь через ограду. Человек чуть облегчённо вздохнул и стремительно направился к неизвестному.
Этот кто-то увидел его и, спрыгнув с ограды, бросился прочь. Человек побежал за ним. Наконец-то, какое-то действие, он летел по кладбищу, настигая свою цель. Как будто пелена спала, то чего он опасался случилось, и ему стало легче. Он накинулся на свою жертву. Они вместе покатились по кладбищенской земле, лампа выпала из рук человека и чудом не разбилась. В нос ударил затхлый приторный запах гнилой плоти. Человек оттолкнул от себя незнакомца и пополз к лампе. Он схватил её, и из мрака высунулось гнилое лицо с белёсыми выпученными глазами и просипело загробный голосом:
– Помогите!
Мертвецкие руки потянулись к человеку. Он пнул труп и хаотично задрыгал ногами, пытаясь встать. Покойник, пытаясь схватить его, просипел:
– Помогите! Дочка… мне к дочке надо…
Человек без имени выхватил револьвер и направил его на труп, обтянутый тёмной коростой из грязи, кожи и остатков одежды…
И тут выпал снег. Снег падал на грязную кашу под ногами. Вдалеке горела деревня. В утреннем воздухе чувствовался приятный кислый запах пороха с нотками крови. Перед ним на коленях стоял какой-то мужик и, трясясь от страха, пытался на чужом для себя языке о чём-то умолять его. А он стоял и смотрел на него через мушку револьвера. В его уши лилась эта тарабарщина или мольбы мертвеца… опять какие-то дочки… Скрежет курка… и только бах! Бах! Бах!
