Илья Тамигин
Звёздный. Альтернативная история и приключения
Глава четвёртая
Вежливо отвергнув предложение ночевать во дворце, Михаил с Евгением, сопровождаемые почётным эскортом, поехали в казарму.
– Слышали, Евгений Викторович, что англичанин сказал? – спросил глава экспедиции.
– Это насчёт отмены похода? Слышал! Как же мы теперь будем, Михаил Романыч?
– Будем выполнять приказ, – твёрдо ответил командир, – Ни подтвердить, ни опровергнуть слова коммандера мы не можем. Значит, пойдём на Кандагар.
Казарма представляла собой просторный глинобитный барак с узенькими, высоко расположенными окошками и глиняным полом. Не шедевр архитектуры. Далеко не. Но, кроме обширных дортуаров, вмещавших полсотни людей, там было и несколько небольших помещений, одно из которых и заняли офицеры. Удобства были минимальные: два тюфяка, набитые сеном. На них наши герои и растянулись. С огромным, надо сказать, удовольствием.
– Хорошо! – пробормотал Евгений, – Чисто, пол водичкой сбрызнут… Сено свежее. Чуете, как пахнет, Михаил Романович?
– Ага! – подтвердил Михаил, шумно принюхиваясь.
Сено пахло полынью, чабрецом и чем-то ещё, незнакомым, но очень приятным.
Шуршик, обследовав помещение, тоже остался доволен, удивившись, правда, отсутствию мышей.
– Сейчас отдохнём пару часиков, переварим – и в баню! – снова подал голос хорунжий.
– Да уж, последний раз ещё в Аральском Море купались, – зевнул с подвывом Михаил.
Дверная занавеска откинулась, и на пороге возник Степан, денщик. Он был не казаком, а призванным на службу крепостным князя Голицына. Служил уже пятнадцатый год, а при Михаиле состоял уже восемь лет.
– Не будет ли каких приказаний, Ваше Благородие?
– Не будет. Дай мне помереть спокойно, – томным голосом отозвался Михаил, – Ступай себе… Впрочем, стой. Команду накормили?
– Так точно! Обед был прямо сказочный! И похлёбка с потрохами, и лепёшки, и каша с мясом. Ох, вкусная! Чаю зелёного дали – хоть упейся. Без сахару, правда, зато с халвой. Одна сотня сейчас в бане. Другая вечером пойдёт.
– О! И мы с ними! Приготовь бельишко.
– Уж приготовил, Ваше Благородие.
– Иди уже… и не беспокой… х-рр…
Степан ушёл, а офицеры сдались на милость победителя-сна. Шуршик тоже придремнул.
А через час в полутёмную комнату скользнула неслышная тень. Бесшумно ступая ногами в одних чулках, Персиваль Доггерти подкрался к сложенным в углу вещам. Он не боялся разбудить храпящих офицеров, ибо за обедом незаметно подлил им в чай сонное зелье – настойку опия. Однако шуметь не стоило – на шум мог заявиться кто-нибудь из казаков. Но оставшаяся сотня сейчас находилась далеко, в противоположном конце барака. Англичанин обшарил карманы мундира. Ничего интересного! Обшарил карманы и пояса шаровар – тоже пусто. Небольшая сумка, в которой носят складную подзорную трубу, пороховницу и пули… Там, помимо перечисленного, нашёлся медальон с изображённой на эмали красавицей, карманная Библия на славянском, перочинный нож и два платка с вышитыми инициалами М. и З. И кольчуга!
«Значит, боевые действия предусмотрены! … А бумаг-то нету!»
Коммандер знал, что отправляя офицера на задание, командование обязательно вручает ему письменный приказ. Его-то он и искал!
«Где? Ну, где проклятый русский мог спрятать пакет?»
На всякий случай обшарил вещи хорунжего и тоже ничего не нашёл. На глаза попалась каракулевая папаха. Может, там? Прощупал подкладку… Есть! Шуршит что-то! Достав карманный нож, осторожно подпорол шов. Вот он, пакет! Странно, что не вскрыт… А что на нём написано? Доггерти напряг своё знание русского языка. Не особо хорошее, впрочем. С трудом разобрал в сумеречном свете: «Вскрыть по прибытии в Сринагар».
«Ах, вот оно что! Они идут в Кашмир! Наверняка это не просто разведка…»
Додумать шпион не успел, ибо Шуршик, давно уже наблюдавший за ним сквозь полусомкнутые веки, прыгнул и вцепился ему в лицо. Острые зубы и когти разодрали веки, повредили глаз, нос и губы. Доггерти заорал, пытаясь оторвать от себя хищника. Евгений по-детски почмокал губами и повернулся на другой бок. Михаил же проснулся, хотя и с трудом. Голова была мутная, как с похмелья, поэтому въехать в ситуацию удалось не сразу.
«Кто это, вообще, такой!? И почему орёт?»
Доггерти, наконец, оторвал от себя кота и швырнул его в Михаила. Тот уклонился… и заметил знакомый конверт в окровавленной руке! Ах, ты, шпионюга! Вне себя от гнева, он схватил шашку. Англичанин, прижимая левую руку к разорванному лицу, бросил конверт и выхватил палаш. Сталь скрестилась со сталью. Златоустовский клинок с изделием знаменитых шеффилдских оружейников. Клинк! Выпад! Ушёл, зар-раза, контратаковал. Парировал, снова выпад, в голову. Отбил! А вот так? Михаил перебросил шашку в левую руку и провёл секущий удар в корпус. Доггерти не успел парировать или уклониться, только подставил левый локоть. Шмяк! Рука упала на пол, царапая его конвульсивно сжимающимися пальцами. Англичанин вскрикнул и нанёс удар в голову. Попал! Острейшая сталь рассекла кожу на лбу, левую бровь и щёку. Но рана получилась поверхностная, и боли почти не было. Вот, только глаз залило кровью, и стало трудно оценивать расстояние. Понимая, что если он не закончит бой в течение нескольких секунд, то упадёт от потери крови, Доггерти рванулся вперёд, в ближний бой. Есть такой приём: держа лезвие параллельно земле, кинуться всем телом на врага и поразить его в горло (немногие этим приёмом владеют). Но он поскользнулся на собственной крови. Михаил же в момент броска нанёс колющий удар. Н-на! Шашка вонзилась в солнечное сплетение и вышла из спины на три вершка, слегка дымясь в тонком луче заходящего солнца. Доггерти упал на колени, затем на бок. Изо рта его хлынула ярко-алая кровь. Глаза остекленели.
Михаил выдернул шашку с чавкающим звуком, как будто сапог из грязи. Осмотрел себя: бельё было забрызгано и залито кровью, но, кроме раны на лице, других повреждений не было.
– Ко мне! – крикнул он, и через минуту в комнату вбежал Степан, двое казаков и два дворцовых стража.
Мгновенно оценив ситуацию, стражи кинулись за лекарем. Степан же принялся перевязывать хозяина, оторвав полосу от подола собственной нижней рубахи. Бязь была грубая, и крепко пахла потом, но что ж поделаешь? Другого перевязочного материала не было.
От топота и шумной возни проснулся Евгений. Глаза его вытаращились:
– Что… что случилось, Михаил Романыч? Кровища…
Взгляд его упал на лежащее на полу тело.
– Ой!
– Шпион! – пояснил Михаил, – Приказ генерала похитил! Только Шуршик его укусил. Я и проснулся от воплей. А он на меня с палашом! … Ай! Полегче, Степан!
Один из казаков поднял с пола испачканный в крови конверт и протянул его хорунжему. Тот, прищурившись, прочёл вслух:
– Вскрыть по прибытии в Сринагар… Михаил Романыч?!
– Так, вы, трое! Смирно!
Казаки и Степан вытянулись в струнку.
– Военная тайна! – строго объявил уже слегка пришедший в себя командир.
– Так точно! – гаркнула троица.
И Евгений тоже отчеканил:
– Так точно!
И попытался щёлкнуть босыми пятками. А тут и лекарь пришёл с толмачом.
Размотав повязку, он осмотрел рану. Кровотечение прекратилось.
– Глаз, слава Аллаху, не задет. Сама рана не опасна, господин есаул, но необходимо её зашить. Иначе будет долго гноиться.
– Ага. Как зашьёшь, порохом присыпь, – подсказал многоопытный Степан.
Лекарь отнёсся к этому антисептическому совету с сомнением.
Михаилу сделали анестетическое вливание полуштофа водки в организм и подождали, пока она там приживётся. Затем казаки зафиксировали руки командира, а Степан – голову. Лекарь ловко зашил рану шёлковой нитью. Всего получилось двенадцать швов. Когда сия хирургия закончилась, в комнату вошёл начальник стражи.
– Я должен провести расследование, господин есаул. Что здесь произошло?
– Этот человек хотел обворовать нас, – обтекаемо заявил Михаил, – Вон, вещи все раскиданы и карманы наизнанку вывернуты. А когда я проснулся, он кинулся на меня с палашом. Пришлось обороняться.
Говорить о секретном приказе не хотелось.
– Понятно, – кивнул царедворец, хотя понятно ничего не было.
«С какой бы стати уважаемый человек, военный советник хана, решил обокрасть русских офицеров? Да и что у них брать-то?»
Но объяснение пришлось принять.
– Я доложу Великому Визирю об этом вопиющем происшествии.
Когда все ушли, Шуршик, как раз закончивший вылизываться, вспрыгнул хозяину на грудь и замурлыкал. Тот неловко прижал кота к себе.
– Второй раз ты меня выручаешь, зверюга… Спасибо тебе!
– О, Великий Хан! Мне только что доложили: русский есаул убил коммандера Доггерти! – согнулся в поклоне Великий Визирь.
– Да ты што-о! Как? Почему?! – взволнованно выпрямился Аваз-инак.
– Начальник стражи допросил есаула. Тот показал, что мистер Доггерти тайком проник в их с хорунжим спальню с целью кражи! Вывернул все карманы, разбросал вещи… А есаул проснулся и застал его на горячем! В ход пошли сабли. Доггерти ранил русского в лицо, а тот отсёк ему левую руку и заколол насмерть.
Хан задумался.
– Всё это более чем странно. Обворовать русских… да у них, поди, ничего ценного и нету! А я хорошо платил англичанину, да и на родине ему жалованье шло.
– Я думаю, Солнцеликий, что он искал приказ командования. Русские, когда отправляют куда-либо с заданием воинское подразделение, обязательно вручают письменный приказ командиру.
– Да-а? А я и не знал… И, что, нашел наш Перси этот приказ?
– Даже если и нашёл, этого уже не узнать. Русский настаивал на простой краже.
Великий Визирь помолчал и продолжил:
– Вопрос, куда направляются казаки, очень интересный. Я предлагаю послать за казаками соглядатаев. Они собираются идти на Кандагар, соответственно, им будет нужен проводник… проводники. А мы любезно предложим им самых лучших и опытных караванщиков!
– Да. И прикажи в компенсацию за увечье выделить есаулу полсотни верблюдов с подарками. Чай, халва, сушёные фрукты, крупа, мука… Ну, и денег сколько-то. Сам сообрази! Вот и будет повод подвести к ним караванщиков.
– Всё сделаю, Солнцеликий! Да, вот ещё что: начальник стражи осмотрел тело. Кроме отрубленной руки и раны в животе, у англичанина было изорвано всё лицо. Это кот есаула напал на него. Видимо, от этого Звёздный и пробудился. В смысле, от воплей.
– Ничего себе! Сторожевой кот! Я тоже такого хочу!
– Но у тебя же есть гепарды, о Солнцеликий повелитель!
– Э! Они для охоты. Да и заметные они. А кот может спрятаться в уголке – и не видать его! И чуть что – сразу оттуда выпрыгнет! Добудь мне такого кота, Асланбек.
Великий Визирь озадаченно поклонился.
– И распорядись о похоронах коммандера. Найди какого-нибудь христианского муллу…
– Да где ж его взять?! – всплеснул руками Асланбек.
– Ну… тогда хоть кого-нибудь, кто знает ихние молитвы. Не хоронить же англичанина по нашим обрядам.
В тот вечер Михаил с помощью Степана мылся в корыте, сожалея, что не может сходить в баню из-за раны. В трёх водах мылся, целый фунт мыла извёл! Шуршик недоумевал: почему бы просто не вылизаться?
Наутро, после общего построения, к есаулу подошёл царедворец:
– Великий Хан Аваз-инак чрезвычайно сожалеет о вчерашнем нападении на тебя, и в знак добрых намерений и дружбы дарит тебе пятьдесят верблюдов с провиантом, а также тысячу золотых.
Два тяжёлых кошеля легли в руку Михаила.
– Передай Великому Хану мою глубокую и искреннюю благодарность.
Взмахом руки подозвал Жомова:
– Ступай, Евграф Васильич, принять ханские подарки надо.
Урядник-завхоз отправился в место дислокации верблюдов, произвёл инвентаризацию и пришёл в восторг.
– Ваше Благородие! И рис, и пшено, и даже гречка! Мука, абрикосы сушёные, изюм, чай, халва, мясо вяленое, лук, чеснок, соль! На три месяца, а то на четыре хватит!
– Добро! – кивнул командир, – А люди?
– Девять человек. Все при оружии, опытные. И свой караван у них на две сотни верблюдов с товарами для Герата и Кандагара.
Михаил сообразил, что это не просто так, караванщики-погонщики, но соглядатаи хана. Ну, и пусть их! Скрывать ему нечего. Зато без проблем дойдут до Кандагара.
Тем временем казаки были заняты привязыванием мешков под хвостами коней. Первый и Второй привязывали мешки верблюдам.
– Почто? – поинтересовался Рыков.
– Дак, Ваше Благородие, навоз собирать. Места пойдут пустынные, иного топлива, кроме кизяка, не будет, – объяснил урядник Егоров.
«Фи, как неизящно!» – поморщился хорунжий.
К щедрому подарку хана не хватало только водки. Увы! На базаре её не было. Однако Жомов, пораспрашивав царедворцев, выяснил, что можно купить спирт, который гонит аптекарь для медицинских нужд. Михаил впал в изумление:
«Какие-такие медицинские нужды? Как его, кроме как внутрь, употреблять возможно? Ну, дают узбеки!»
– Ваше Благородие! Сейчас у него много нету, но через два дня обещал четыре ведра! Может, подождём? Без неё, родимой, в походе никак!
Михаил задумался. С одной стороны, урядник был прав, без водки нельзя. А тут, вообще, спирт, который меньше места займёт. С другой стороны, задерживаться в Хиве не хотелось. Моральный облик личного состава мог пострадать из-за чая с возбудителем и наличия в городе множества женщин…
Женщины, конечно, все носили паранджу, но можно было без труда отличить молоденьких девиц, кокетливо постреливавших глазками в белокурых красавцев с севера, от матрон постарше.
«Не, лучше не доводить дело до греха! У них тут строго. Чуть что – узбеки мстить затеются за честь сестёр и дочерей…»
– Давай поступим так, Евграф Васильич. Ты с охраной, четырьмя… нет, пятью верблюдами и Первым остаёшься и покупаешь десять вёдер. Затем догоняешь нас, как сможешь.
– Десять… На неделю аптекарю работы, Ваше Благородие! Кабы не того… не потеряться нам!
– Мы для вас будем маяки оставлять. Не заблудитесь.
– А лихие люди?
– Полуэскадрон казачков с кем хочешь справится.
Урядник козырнул и поехал договариваться с аптекарем, а отряд выступил в поход.
Выехав за ворота, они вскоре догнали телегу с гробом, сопровождаемую русским мужичком в рваной хламиде и английским моряком в синем мундире енсайна*. Мужичок нёс грубо сколоченный крест и громко читал молитвы.
*енсайн – первый офицерский чин в британском флоте.
– Стой! – окрикнул их Михаил.
Подъехав ближе, спросил:
– Кого хороните?
– Мы хоронить мой офицер, Персиваль Доггерти. Я есть… был с ним на служба. Се́кретари. – ответил моряк, коверкая русский язык, – Мой имя есть Джон Баррел.
«Понятно. Секретарь, значит» – сообразил Михаил.
– Кладбище в двух верстах отсюда, Ваше Благородие, – пояснил мужик с крестом, – Велено господина офицера похоронить за оградою по-христиански.
Возница, узбек в небогатом халате, покивал.
– А ты кто таков? Почему тебе поручено?
– Я Василий сын Иванов, по прозвищу Волга. А поручили хоронить мне, потому, как я священником служил в Оренбурге, в храме Всех Скорбящих Радость, и отпевание наизусть знаю.
– Но… покойный же не православный, – растерялся Михаил.
– Ну, и что? Господь един, что здеся, что в России, что в Англии!
– Тогда… вот тебе на помин души новопреставленного раба Божия Персиваля.
В ладонь Василия Волги легло шесть полтинников.
– Спаси вас Бог, Ваше Благородие, – поклонился тот, косясь на возницу.
Узбек протянул руку, и деньги перекочевали к нему.
– Хозяин мой, – пояснил Василий.
Михаилу стало жалко бывшего священника. Впрочем, почему – бывшего? Сана с него никто не снимал!
– Спроси хозяина, сколько он за тебя хочет.
Хозяин сначала продавать Василия Волгу отказался, но быстро понял, что, ежели будет упорствовать, то казаки просто так своего соотечественника отберут. Со вздохом заломил тридцать три рубля, то-есть, раза в полтора дороже базарной цены, учитывая возраст и состояние здоровья невольника. Торговались недолго, сошлись на двадцати пяти.
– Как закончите с похоронами, догоняй нас. Эй, кто там! Коня!
Коня привязали к телеге.
– Премного благодарны, Ваше Благородие Михаил Романович! – поклонился в пояс Василий.
– Откуда моё имя знаешь? – не на шутку удивилось Их Благородие.
– Да, вся Хива знает! – пожало щуплыми плечами новоприобретенное движимое имущество, – Слыхом земля полнится!
Похоронная процессия двинулась было дальше, но тут к Михаилу подошёл англичанин:
– Господин есаул! Я теперь есть совсем один. Позвольте ходить с вы в Кандагар. Там английски гаррисон. Я готовый платить за еда, конь и защита.
Сердце у есаула Звёздного было доброе. И в самом деле, что тут бедолаге делать одному? Согласился.
– Священник нам весьма пригодится, – объяснил он Евгению, ехавшему рядом, – Хоть по воскресеньям службу служить будет. Божье слово послушаем. А то души у нас всех зачерствели изрядно!
– Воистину! – согласился хорунжий.
Вечером, когда остановились на ночлег, подъехали отец Василий и Джон. Вдвоём на одном коне.
– Евграф Васильич! – позвал Михаил Жомова, – Вот, поставь на довольствие батюшку. Он теперь в нашей команде. И мистера Баррела тоже возьми на довольствие и коня ему обеспечь.
– Эх, на всех харчей и коней не напасёшься, – буркнул себе под нос завхоз, но англичанин услышал.
– Я платить за коня и еду!
– Ну, это другое дело! – воспрял духом скуповатый Жомов, – Значит, питание из солдатского котла, считаем по три алтына в день. Конь… тридцать рублей. Бурка второго срока носки – два рубля.
– Что есть бурка? – озадачился английский моряк, – Зачем мне?
– Ну, как же! От непогоды укрываться, спать.
– О! А три алтына это сколько есть монет?
– Девять копеек.
– Я согласный! – просветлел лицом Джон Баррел, – Вот, бери… мани!
И отсчитал эквивалент сорока рублей российскими, персидскими и английскими монетами.
За вечерним чаем отец Василий поведал свою историю.
– Служил себе в Оренбурге… Однажды похороны случились. Купец один преставился. От города далеко, сорок вёрст, деревня Покровка. У них в приходе, в селе Знаменском, за два месяца до того священник помер, отец Григорий. Мне бы отказаться, но родственники сильно упрашивали, хорошие деньги сулили. Ну, поехали. Отпел, похоронили купца честь по чести. А обратно ехали только я и возница. И, значит, ногайцы из-за холма наперерез. Ценного у нас ничего не было, потому взяли они нас с собой в Бухару и продали… Восемь лет уж тому. А хозяин мой, Ахмеджан, человек добрый. Не бил, кормил хорошо. Я ему столярничать помогал.
Тут священник показал руки с мозолями и изуродованными ногтями. Рабочие руки.
– А намедни из дворца пришли и велели сколотить гроб (а здешние в гробах не хоронят), и похоронить англичанина по христиански, но за оградой кладбища. Ну, вот так и встретилися мы с вами!
Отец Василий пришёлся по душе всем, даже Шуршику, позволившего ему погладить себя.
«Значит, хороший человек, без двойного дна!» – заключил Михаил.
И священника, и англичанина прикрепили в смысле котлового довольствия к полуэскадрону, которым командовал Егоров. И он, и казаки отнеслись к новым членам команды доброжелательно. Опять же, с новыми людьми приятно поговорить на всякие интересные темы! Но езда новичков верхом вызывала у служивых неудержимый смех. И священник, и моряк сидели на коне, как собака на заборе. Увы! Впрочем, в скачках им участвовать не предполагалось.
И Михаил, и Евгений вскоре сдружились с англичанином. По вечерам они сражались в шахматы и шашки. Фигурки вырезал Степан, а доску нарисовали на куске бязи. А ещё Джон рассказывал много интересных историй об Англии.
После Хивы отряд шёл медленно. Во-первых, чтобы Жомову было легче догнать, во-вторых – из-за дороги. Через три дня Хорезм кончился, и местность сильно поменялась. Началась полупустыня, усеянная скалами. Дров, как и было предсказано урядником Егоровым, не было. Из подсохшего навоза лепили лепёшки кизяков, добавляя в них немного травы. Горело сие топливо достаточно жарким огнём, чтобы готовить пищу.
Вода встречалась всё реже, и была она плохая – солоноватая, мутная и вонючая. Если бы не любезно предоставленные Великим Визирем караванщики, знавшие наизусть все источники, то войску пришлось бы туго. Многознатец Рыков приказал воду отстаивать, а затем сливать с осадка и кипятить.
– Почто кипятить-то? – изумился Михаил, – Вода и так невкусная!
– От миазмов, которые понос причиняют, Михаил Романыч. Я об этом у Гиппократа читал, – важно объяснил Евгений.
Гиппократа Михаилу крыть было нечем. Впрочем, хорунжий оказался прав: неприятный запах исчезал после кипячения, и поноса ни у кого не случилось ни разу.
Плохо было и с травой. Коней приходилось подкармливать овсом, запасы которого были весьма невелики. Кишлаки (скорее, хутора) встречались тоже редко, один в два-три дня. В них иногда удавалось пополнить запасы фуража.
На девятый день отряд догнал Жомов со своею командою. Въезд его в расположение был подобен триумфам римских императоров, ибо закупленная ещё в Астрахани водка заканчивалась. Казаки кричали ура и воздух чепчики бросали. Сие грандиозное событие совпало с празднованием дня святителя Николая Чудотворца, и отец Василий служил службу. Из-за отсутствия вина все причащались разведенным спиртом с кусочками лепёшек, тесто для которых замешивали на кислом верблюжьем молоке. Нашлось в подаренном ханом стаде с десяток молочных верблюдиц!
Итак, путь их лежал на Кандагар через Герат. Конечно, ежели прямо ехать, как ворон летит, то от Хивы до Сринагара было раза в два ближе, но – горы! Поэтому, как выразился урядник Егоров: кривой дорогой ближе завсегда!
На девятнадцатый день разведчики доложили: в пятнадцати верстах стадо оленей!
– Маленькие, такие, олешки, Ваше Благородие. Но съедобные!
– Джейраны, – пояснил отец Василий.
Михаилу очень не хотелось тратить порох и пули, запас которых был ограничен. Поэтому он приказал имевшим луки казакам укрыться в балке, а сотню казаков послал в обход, загонять стадо в засаду. Сам встал на холме и приготовил подзорную трубу. Через два часа увидел облако пыли. Это стадо, спасаясь от рассыпавшихся лавой улюлюкавших казаков, во весь опор мчалось… куда надо мчалось! Джейранов было много, сотни две или больше. Изящные небольшие антилопы с гордо вскинутыми головами, украшенными витыми рогами, развили скорость недоступную лучшим скакунам! Вот они поравнялись с балкой… и стали падать один за другим! Обогнув засаду с двух сторон, стадо быстро исчезло из виду. Михаил сложил трубу и поехал посмотреть на добычу. Пока доехал, казаки уже прирезали раненых животных.
– Так что, Ваше Благородие, сорок две штуки! – доложил довольный охотой урядник Егоров, – Эх, кабы ружья, вдвое бы больше взяли!
– Не жадничай, Анисим Петрович, – укорил его командир, – И так в три горла жрать придётся. Протухнут же на жаре! А соли мало.
Свеженину лопали, не сходя с места, два дня. Могий вместити, да вместит, как выразился отец Василий. Шуршик блаженствовал: он обжирался и мясом, и печёнкой, и нутряным салом до икоты!
На третий день, не без сожаления бросив остатки (мясо уже начало пованивать), продолжили поход.
