Илья Тамигин
Звёздный. Альтернативная история и приключения
Звёздный, знавший, что войска форсируют Волгу под Саратовом и оттуда пойдут на Оренбург, ответил:
– Нет.
Других попыток выведать военную тайну не было.
Город бурлил слухами. С какой бы стати такое войско на Низ плывёт со всей прыткостью?
– Война, братцы, – толковали в кабаках горожане, – Персидского Шаха казачки воевать идут.
– Да, как бы маловато их для такого сурьёзного дела?
– Э, не скажи! Это ж казаки! Пластуны скрытно подберутся, Шаха в полон возьмут, да и поднимут над дворцом государев штандарт! А Шах декрет издаст, что отныне Персия российская губерния.
– Однако сумлеваюсь я…
Самые хитрые пытались расспрашивать казаков, но те военную тайну не выдавали, ибо цель похода им самим была неизвестна.
– До Астрахани сплывём, а там видно будет… – уклончиво отвечали они, тем самым ещё более укрепляя в мужиках убеждение насчёт далёкой Персии, готовой вот-вот стать российской.
– А оно ж хорошо и нам, и персам! Беспошлинно торговать можно будет! Так-то сколь, взять хоть за рыбу, они пошлину драли? А теперь – шалишь! И рыбу, и ворвань, и пеньку таперича свободно туды повезём! А они к нам с коврами, с шелками!
– Ой, нахрен тебе шёлк, Мирон?
– На хрен мне не надоть. Бабе моей платок подарю!
Отдохнув, попарившись в бане и отъевшись, разведчики двинулись дальше. Погода стояла прекрасная: ветра хватало надувать паруса, светило солнышко. Казаки, ощетинив борта расшив удочками, ловили рыбу. Мелочь, вроде плотвиц и пескарей, они отдавали Шуршику. Тот благосклонно принимал сии подношения.
«Вот, здорово! И охотиться не надо, люди сами еду приносят. Костлявая, правда, рыбёшка…»
Однажды ловцам удалось поймать осетра! Так, небольшого, пуда на полтора. Едва они с гоготом втащили его на палубу, как Шуршик бомбой выскочил из своего канатного ящика и, урча от восторга, вцепился в рыбину всеми когтями.
– Во! Всё сожрёт, нам не оставит! – хохотали рыболовы, – Эй, рыжий! Отдай осетра!
Но кот грозно шипел и замахивался лапой.
«Не отдам, не надейтесь! Всех порву!»
Шуршик сдался, только когда Михаил лично оторвал его от речного чудовища. Хозяина кусать и рвать когтями нельзя! Казаки же, впечатлённые свирепостью и мужеством кота, отдали ему плавники, голову и вязигу.
– Завтрева в Астрахань приходим, Ваше Благородие, – сообщил Агафон 20-го марта, – Магарыч бы с вас!
– Добро!
На следующий день, в полдень, из-за излучины реки показался город, сверкающий куполами храмов на весеннем солнце. Кое-где торчали свечками минареты мечетей. Казаки дружно крестились и шептали молитвы.
Время было аккурат обеденное, когда, наконец, причалили. Михаил вызвал казначея – старшего урядника Жомова.
– Так, Евграф Васильич. Рассчитай лоцмана незамедлительно и магарыч ему поставь, а завтра с утреца найди покупателей на расшивы. Сильно не дорожись. За сколько уйдут – за столько и ладно.
– Так точно, Ваше Благородие! – пуча глаза от усердия, козырнул тот, чуя неплохую наживу.
Десять расшив, хотя и не новых, худо-бедно по шестидесяти целковых, а то и по семидесяти за штуку уйдут. А расписки он представит по сорока – сорока пяти!
Офицеры, отдав необходимые распоряжения, пешочком направились в гостиницу под гордым названием «Метрополь». При ней имелась и ресторация, а как же! Был первый день Масленицы, поэтому стеснять себя в трапезе не стали. Подскочивший лакей в угодливом полупоклоне ждал, что соизволят заказать их благородия.
– Значит, так, – задумчиво начал Михаил, – Мне малороссийского борща с пампушками… Хорош ли?
– Лучше в самой Полтаве не готовят! – гордо ответил лакей.
– Ага… Блинов с икоркой свежепросольной, селёдочки. На горячее пожарских котлет. Ну, и водочки полштофа. Всё, пожалуй.
– Мне то же самое, только котлеты по-киевски, – лаконично выразился Рыков, – И без водки.
– Будет в лучшем виде! – заверил лакей, – На сладкое что желаете?
– А что есть?
– Торт кремовый с вишнёвым вареньем в нутре, мороженое с ягодами засахарёнными, аглицкий сливовый пудинг, а нему битые сливки.
– Ого! – восхитился Михаил, – Хочу пудинг! А вы что возьмёте, Евгений Викторович?
– Я, пожалуй, мороженое.
Лакей исчез, чтобы вернуться через минуту с графином водки, блинами, икрой и селёдкой.
Служивые чокнулись:
– За государя!
И принялись закусывать. Блины были хороши! С икоркой они прямо таяли во рту. Каспийская селёдочка тоже ласкала пищеварительные органы. Вскоре принесли борщ. После многодневной сухомятки… ну, не то, чтобы совсем сухомятки, скажем, походно-полевых харчей, это, вообще, была пища богов! Борщ, жалобно попискивая, моментально исчез в желудках страждущих.
– У нас в имении кухарка Агриппина борщ варит отличный. Думал, вкуснее уж не попробую. Ан, нет! Этот лучше! – сыто цыкая зубом, поведал Евгений.
Михаил хихикнул и приготовился к продолжению праздника живота. Котлеты привели обоих в восторг. Десерт – тем более. Расплачиваясь, Михаил дал лакею на чай целый рубль. Евгений – тоже.
– Премного благодарны, Ваши Благородия! – поклонился тот.
– Передай, любезный, повару, что мы его тоже отблагодарить хотим.
– Сию минуту-с!
Повар оказался немолодым калмыком в чистейшем накрахмаленном колпаке.
– Спасибо, братец, уважил. Давно так вкусно не ел! – похвалил стряпню Михаил и вложил ему в руку трёшку.
– Благодарствуйте, барин, – прижал руку к сердцу повар.
– А скажи-ка, где ты своему искусству учился?
– Мы с барином моим, Викентием Сергеевичем, много в Польше жили и на Украине. Так он самолучших поваров нанимал, а я у них учился. Пока науку превзошёл, всё, что в кухне есть, на своей спине да башке испробовал: и скалку, и сковородку, и трубу самоварную. Кроме печки, да! Потом восемь лет сам кухарничал. А когда Викентия Сергеевича Господь к себе призвал, то по завещанию ихнему мне вольная вышла. Вот, вернулся в родные края. Шесть лет уж здесь служу.
– Крещёный? – спросил Евгений.
– Ну, а как же! Еремей в святом крещении.
– Тогда дай тебе Бог, Еремеюшка!
Заселившись в гостиничный нумер, Михаил прикинул, что отдохнёт пару часиков (надо же переварить хорошенько отличный обед!), а потом займётся делами. Не успел он снять сапоги и улечься на кровати, как из коридора послышались вопли боли, мяв с подвыванием и запредельные ругательства вперемешку с богохульствами. Пришлось встать и выглянуть. В коридоре коридорный (пардон за тавтологию, Читатель!), щуплый малый лет двадцати, пытался оторвать от собственной ляжки Шуршика. Руки его были в крови.
– Отставить! – рявкнул есаул, – Шуршик! Ко мне!
Неохотно отпустив врага, кот шмыгнул в приоткрытую дверь.
– Я, Ваше Благородие, его, значит, шуганул, потому, как не положено котам в нумерах существовать, а энтот хищник мне мало ногу не отгрыз, да руки порвал когтищами! – жаловался коридорный, облизывая расцарапанные пальцы.
– Не положено, говоришь? А я, вот, положил! Мой это зверь, и при мне состоит, – строго объяснил Михаил, – Вот тебе, любезный, на поправку здоровья.
Серебряный целковый сразу успокоил пострадавшего.
– А я чо… Я – ничо! Жаль, что сразу не предуведомили, что энтот красавец ваш, я б его и не тронул… Дозвольте, я ему молочка налью?
Расхохотавшись, Михаил дал мужику ещё полтину:
– Тащи молоко!
И была принесена миска, в которой плескался целый штоф (1,23 л) молока. Шуршик лакал деликатес, пока не устал, а пузо не раздулось, как барабан. Затем принялся колбаситься на полу, ловить собственный хвост и делать вид, что охотится на привидение. Хозяин лениво взирал на него из-под полуопущенных век. Михаилу было хорошо! На перине – это вам не на лавке! Вскоре он задремал.
Разбудил его старший урядник Егоров.
– Беда, Ваше Благородие!
Есаул одним прыжком вскочил в сапоги. Шуршик ощетинился и зашипел.
– Что?! Говори толком!
– Государь наш, Павел Петрович, почили в Бозе, – вытер слезу Егоров.
– Как?! Когда?! Почему?!
– Сейчас как раз манифест нового Государя, Александра Павловича, на площади кричали. Двенадцатого марта приказали долго жить Павел Петрович. От удара они скончамшись…
Приведя в порядок мундир, есаул вышел из гостиницы на Соборную площадь.
– Через полчаса – общее построение, – скомандовал он уряднику, – Здесь.
– Есть!
Пока старшины сгоняли казаков на построение, выковыривая их из кабаков, Михаил ознакомился с рукописной копией манифеста, вывешенной на стене собора:
«Манифест от 12 марта 1801 г.
О кончине Императора Павла I и о вступлении на Престол Императора Александра I.
Объявляем всем верным подданным Нашим. Судьбам Вышнего угодно было прекратить жизнь любезного родителя нашего Государя Императора Павла Петровича, скончавшегося скоропостижно апоплексическим ударом в ночь с 11 на 12 число сего месяца. Мы, восприемля наследственно Императорский Всероссийский Престол, восприемлем купно и обязанность управлять Богом Нам врученный народ по законам и по сердцу в Бозе почивающей Августейшей Бабки Нашей, Государыни Императрицы Екатерины Великой, коея память Нам и всему Отечеству вечно пребудет любезна, да по Её премудрым наставлениям шествуя, достигнем вознести Россию на верх славы и доставить ненарушимое блаженство всем верным подданным нашим, которых через сие призываем запечатлеть верность их к Нам присягой перед лицом Всевидящего Бога, прося Его, да подаст нам силы к снесению бремени ныне на Нас лежащего»
Ниже было написано:
«С приложением Клятвенного Обещания»
Но текста не было.
«Не успели, наверное, переписать!» – сообразил Михаил, – «И то, ведь много же экземпляров потребно!»
Тем временем казаки построились. Лица у всех были тревожные, озабоченные.
– Р-равняйсь! Смирно! – подал команду Рыков.
Михаил, откашлявшись, зачитал манифест. Все серьёзно внимали, понимая важность происходящего.
– Завтра принесём присягу новому Государю, – закончил наш есаул, и скомандовал:
– Вольно! Разойдись!
К нему подошёл Рыков.
– Как же мы теперь, Михаил Романович?
Не задумываясь, Звёздный ответил:
– Будем выполнять приказ.
– Так, отменят, поди, поход?
– Ежели отменят, тогда вернёмся. А до тех пор…
На плечо вскочил Шуршик и сочувственно мурлыкнул в ухо.
Глава вторая
На следующий день c утра начальник гарнизона купно с губернатором приняли принесенную казаками присягу новому Государю Александру I. Закончилось сие важное мероприятие только к обеду.
Михаил немедленно вызвал казначея Жомова:
– Ищи, голубчик, на чём нам в Астрабад плыть.
Тот замялся:
– Я уж вчерась поразведал… Ни одной шнявы сейчас в городе нету, Ваше Благородие. Только два струга, но их сейчас чинют.
Их благородие выругалось. Судов требовалось много. Если шняв, то не менее четырёх, а стругов – штук семь. Что делать? Задержка! А приказ Платова гласил: «со всей прыткостию». Решение проблемы подсказал Рыков:
– А что, ежели по суше, Михаил Романович? И напрямик на Хиву! Чуток дольше получится, но не на много. И незачем оказии дожидаться!
– Верно мыслите, господин хорунжий! Но как быть с провиантом и фуражом? Не обоз же с собой тащить в такую даль.
– А давайте для… э-э… багажа верблюдов купим! Калмыки недорого продадут! И коней заводных тоже.
– Быть по сему! Готовьте переправу.
Пока искали подходящие плавсредства, Жомов нанял проводника Антипа, табунщика, знавшего, где приобрести коней повыгоднее.
– Не извольте беспокоиться, Ваше Благородие! Как переправимся, за день до ихнего улуса дойдём. Табуны у них хороши, да и верблюдов вдоволь. А чтоб не дорожились, смазки надоть с собою взять.
– Какой-такой смазки? – не понял Михаил.
Антип лукаво ухмыльнулся:
– Водочки, конечно!
Мысль была дельная, и Жомов закупил две дюжины штофов водки.
Войско переправлялось через Волгу на чём попало, но всё прошло удачно, без потерь. Только Шуршик при посадке не рассчитал прыжка с причала в косную* и плюхнулся в реку. Вытащенный из воды хозяином (позорно, за шкирку), кот не знал, куда девать глаза от стыда. Настроение было капитально испорчено, тем более, что над ним смеялись, а он этого очень не любил. Бедняге пришлось вылизываться всю дорогу.
*косная – небольшое одномачтовое парусное судно.
Плавсредств было мало, поэтому пришлось делать несколько ходок. Весь день потратили. Встали прямо на берегу лагерем, ибо уже смеркалось. Так как шли налегке, палаток не было. Да и зачем они, если лето впереди? Михаил уснул, завернувшись в бурку. Шуршик, поймавший зазевавшегося суслика, вернул себе доброе расположение духа и охранял хозяина до самого рассвета. На рассвете горнист протрубил зорю, казаки позавтракали вчерашним кулешом, напились чаю (с сахаром!) и отправились в путь.
Гнедой жеребец Мурза, застоявшийся в трюме за время многодневного плавания, бурлил энергией, периодически вскидывая задом, к немалому неудовольствию Шуршика, на этом заду (крупе) ехавшем.
«За ухо его, что ли, укусить, баловника эдакого?»
Антип, ехавший рядом на малорослой косматой кобылке, уважительно косился на гнедого, а потом выразил своё мнение:
– Добрый у вас конь, Ваше Благородие! Грудя широкие, ноздри тож, бабки тонкие. Скор да вынослив! Ахалтекинец?
– Да, – подтвердил Михаил, – В Казани на ярмарке купил два года тому.
– Я так смекаю, семь лет ему?
– Точно!
Весенняя степь текла навстречу. Пахло полынью, чабрецом, цветами. Некоторые казаки, помимо ружей, имели луки, из которых они азартно стреляли сусликов. Солдатская поговорка гласит: в поле и жук – мясо!
В голове Михаила от приятности и красоты окружающей среды сам собой начал складываться вирш!
Это было весною, в изумрудном апреле,
Когда степь развернулась бархатистым ковром.
Мы скакали с тобою на хивинского хана.
На восток мы неслися, покати нас шаром!
По травке-муравке, безо всякой дороги,
Где в небе коршун зоркоглазый парит!
Когда он спел эту композицию вслух, Шуршик одобрил творчество хозяина громким мяуканьем, хотя апрель ещё не наступил. Но стихотворцу виднее. Может, «апрель» был ему нужен для размера или для рифмы?
Солнце село. Закат окрасил всё в цвет пепла сгоревших роз, подчеркнув небо сначала малиновым штрихом, а затем ультрамариновым. Ещё одна ночёвка под открытым небом…
Миновала ночь, и все снова были в сёдлах. Брегет Михаила прозвонил четверть двенадцатого, когда Антип показал пальцем на тёмное пятно на горизонте:
– Вон он, улус-то!
Через час отряд вошёл в становище. Юрты стояли как попало, поэтому остановились на окраине. Местные удивления появлением войска не выказали. Вскоре подъехал важный дядька в богатом халате и белой чалме. Конь у него был, пожалуй, получше Мурзы. Тоже гнедой. Его сопровождали три нукера. Один из них нёс бунчук с двумя белыми лошадиными хвостами – знак высокого ранга вождя.
– Тысячник, Ваше Благородие, – шёпотом пояснил Антип.
«Ого! По-нашему… полковнику соответствует!» – прикинул Михаил.
– Здравствуй, есаул, – приложил дядька руку к сердцу и слегка поклонился, не спешиваясь, – Я хан Арсланг. Зачем пришёл?
– Я Звёздный, – представился Михаил в свою очередь, – Нам надобно верблюдов и коней. Продашь ли?
– Почему нет? – улыбнулся хан, встопорщив реденькие усы, – Договоримся! Но время обеденное. Не разделите ли со мной трапезу? Ты и твой хорунжий?
– Почту за честь, – с достоинством принял приглашение Михаил, и они подъехали к самой большой юрте.
Около юрты лежали, вывалив языки, три лохматых пса. При виде соскочившего с коня Шуршика они напряглись и слегка растерялись от такого нахальства. Кот же, надменно проигнорировав их, устремился вслед за хозяином в юрту, ибо не ел с утра. Он полагал, что те, кто будут кормить хозяина, покормят и его. Или сам хозяин даст кусочек мяса. У самого входа Шуршик обернулся и, грозно зашипев, дал понять собакам, что порвёт их на клочки, если только рыпнутся. Те поняли намёк и, на всякий случай, ретировались. Хан Арсланг при виде этой сцены улыбнулся:
– Храбрый у тебя кот, Звёздный! Прямо тигр!
– Ага, – согласился Михаил, – Только маленький.
Перед тем, как войти в юрту, пришлось снять обувь. Ничего не поделаешь, обычай такой. Уселись на кошмах, скрестив ноги. Войлок был закатан на аршин от земли, поэтому воздух был свежий. Сначала раб принёс блюдо с жареными в меду пончиками и кумыс. Затем, сняв с очага в центре юрты здоровенный котёл, налил в чашки бульону и положил баранины. Отдельно поставил блюдо с лепёшками. Баранина таяла во рту, даже жевать было не обязательно, но не хватало перца. Рыков предложил выпить водки, и хан не отказался. По первой выпили за нового Государя. К удивлению офицеров, хан уже был осведомлен о смерти Павла и восшествии на престол Александра. Потом выпили ещё, за Россию, за армию. Шуршика раб угостил бараньей селезёнкой.
«Вот это деликатес! Сроду такой вкуснятины не ел!» – восхитился кот.
Он ел, ел и ел, пока не съел всё. Пришлось поднатужиться: селезёнка была фунта в два весом! Но, как говорится, лопнем, но честь боярскую не посрамим! Хозяин тоже насыщался от души, несмотря на Великий Пост: странствующим и путешествующим пост разрешён. Тем более – воинам в походе.
Затем опять принесли кумыс.
– Сколько коней и верблюдов вам потребно? – открыл переговоры хан.
– Коней полсотни, а верблюдов сорок. Только, с твоего позволения, выбирать сами будем.
– Ну, разумеется! Как вы, русские, говорите: свой глазок – смотрок. Только сразу предупреждаю: монетами одна цена, ассигнациями другая, а векселями – третья. Когда ещё те векселя в городе на деньги поменять удастся.
– Мы монетами платим.
Хан легко вскочил, как будто не съел только что едва не четверть барана.
– Поехали товар смотреть!
Шуршик, раздувшийся, как шар и прилегший в сторонке переваривать, отнёсся к идее ехать куда-то с неодобрением. Но делать нечего: не отпускать же хозяина одного. Кряхтя, он с усилием запрыгнул на круп Мурзы.
Выбирать коней взяли старшего урядника Егорова, лучшего знатока в отряде, хотя и сами в конях разбирались прекрасно. А выбирать верблюдов позвали Антипа, ибо раньше сих животных видели лишь издалека. К вечеру кони были отобраны. Верблюдов отложили на завтра, ибо до них нужно было ехать часа три или четыре. Усевшись у очага, принялись торговаться. Говорил, в основном, Жомов, а офицеры только поддакивали. Хан тоже помалкивал, предоставив вести переговоры старшему табунщику Адучи. Тот предложил торговаться за каждого коня индивидуально. Жомов заявил, что это слишком долго.
– Разом за всю полусотню договоримся!
– Что ты, как можно! – ужаснулся Адучи, – Кони же все разные, двух одинаковых не бывает! Значит, и цена у каждого своя!
– Да, ежели мы по одному… уйма времени уйдёт!
Адучи покосился на хана и веско изрёк:
– Когда Аллах творил время, он создал его достаточное количество!
– Я понимаю, но хотелось бы до зимы управиться… Да, один дороже, а другой дешевле. А давай по среднему цену выведем?
Понятие усреднения пришлось долго растолковывать, ибо кочевник в математике был не силён.
– Так какая же ваша цена за всю полусотню будет? Ежели считать, что большинство коней лучше, чем наши, что уже под седлом? – пошёл на хитрость Жомов.
– Ну… как отдать… – задумался табунщик, – Скажем, по две сотни за штуку… Десять тысяч рублей!
– Милый, выпей кумысу, что ли… Остынь, короче! На ярмарке мы полсотни коняг за две тысячи купим! Вот, вы, Ваше Благородие, сколь за своего Мурзу платили?
Михаил купил коня за пятьсот рублей, но соврал, что за сотню.
– Вот, слыхал? За сотню! А это лучший конь во всём отряде! Остальные – по тридцать, по сорок рубликов!
– За такого скакуна всего сотню платил? – удивился хан, – Вот тебе триста, есаул, и он мой!
«Как бы выкрутиться?»
– Не могу, – покачал головой Михаил, – Мы с ним сдружились.
И строго добавил:
– А друзей не продают!
Хан ухмыльнулся.
Торговались до глубокой ночи, сошлись на четырёх тысячах. Михаил, рассчитывавший на три, с досадой признал, что переплатил. Зато назавтра верблюдов удалось купить дёшево! На треть дешевле ярмарочной цены, всего за четыреста рублей. Таким образом, удалось уложиться в бюджет, и Антипу была выдана премия: десять целковых и два штофа водки.
Шуршику верблюды не понравились: от них скверно пахло, а ещё они плевались. Один даже попал в Шуршика, когда тот подошёл поближе познакомиться. Полдня пришлось вылизываться! Опять же, горбы какие-то подозрительные. И запрыгивать, если что, высоковато, и сидеть меж горбов наверняка неудобно. Кони, конечно, тоже не фиалками пахнут, но всё-таки не так мерзко, как верблюды. И не плюются!
Уже собираясь покинуть гостеприимный улус хана Арсланга, Михаил вдруг сообразил, что с верблюдами никто обращаться не умеет!
– Позволь нам нанять пару погонщиков, Арсланг.
– Нанять? – изумился тот, – То-есть, ты хочешь платить им деньги?
– Ну… да, – растерянно пожал плечами Михаил, – А как иначе?
– Э, давай лучше так: я тебе двух рабов продам. Им денег платить не придётся, только кормить. Я тебе подыщу таких, чтоб жрали поменьше.
Ошарашенный Михаил согласился и расплатился, не торгуясь: всего-то сорок рублей за обоих. Рабы были немолодые, щуплые, но жилистые. Зато понимали по-русски, хотя говорили плохо.
– А когда я свои дела закончу, что мне с ними делать?
Совет хана поразил простотой:
– Да что хочешь: продай кому-нибудь, а не то просто прогони вон или убей!
Так есаул Звёздный стал рабовладельцем, но совесть его не мучила: обычное дело! Приобретение оказалось выгодным и полезным! В смысле, не пришлось нанимать проводника до Хорезма: оба раба много раз ходили туда с караванами. На вопрос, как их зовут, они ответили: Кул (раб). Урядник Егоров подошёл к ним и приказал:
– На первый-второй рассчитайсь!
– Первый!
– Второй!
– Вот так и будете теперя зваться. Поняли?
– Поняли!
Итак, нагрузили верблюдов провиантом и водкой, и отправились в дальнюю дорогу. С ханом Арслангом простились сердечно.
– Ну, скатертью тебе дорога, есаул. До самого Хорезма вам путь беспрепятственен. Туркмены нынче южнее откочевали.
– Э, почему ты решил, что мы идём в Хорезм?
– А куда же ещё могут русские направляться? Да, возьми вот это в подарок от меня, – хан протянул кожаный мешочек.
Михаил заглянул в него: там лежала лёгкая сетчатая кольчуга.
– Как говорите вы, русские: бережёного Бог бережёт. А тебя ещё и кольчуга. Мало ли, что. Она удержит саблю и кинжал, но не копьё.
– Спасибо, Арсланг!
Потянулись долгие дни путешествия, похожие один на другой, как близнецы. Травы для коней и верблюдов было вдоволь, воды тоже. Правда, вода в колодцах была солоноватая, но все быстро к этому привыкли.
На двадцать третью ночь кто-то попытался угнать верблюдов. Они ночевали в полуверсте от лагеря (из-за запаха). Раб по прозвищу Второй, задыхаясь подбежал к часовому:
– Верблюды! Были наши, стали чужие! Увели злые люди!
Часовой выпалил в воздух, и десяток казаков во главе с урядником Егоровым, с гиканьем помчались на выручку. Злоумышленников было четверо. При виде несущихся на них размахивающих шашками конников, они стрельнули вразнобой из мушкетов и кинулись наутёк. Раб Первый вылез из песка, в который он зарылся, чтобы спрятаться, и замахал руками:
– Вон туда! Плохие люди там!
В предрассветном сумраке удалось разглядеть удалявшихся рысью десяток двугорбых, нагруженных водкою и сопровождаемых пятью всадниками. Они успели пробежать две версты! Догнали, конечно. По-хорошему верблюдокрады сдаваться не пожелали, хотя им и было предложено. Пришлось их зарубить. Другая четвёрка, осуществлявшая отвлекающий манёвр, от возмездия ушла.
– Туркмены, Ваше Благородие, – докладывал Егоров, – Разбойники. Имения при них доброго не было. Мушкеты фитильные, сабли да кинжалы. Сабли мы взяли, коней и сбрую тоже.
Михаил осмотрел клинки. Сталь была так себе. Понравился только один кинжал, явно попавший в эти места издалека, возможно, с Кавказа. Прекрасная сталь, украшенные серебром ножны. Непонятные письмена на лезвии. Взял кинжал себе, остальное велел выбросить – лишняя тяжесть. На всякий случай приказал ставить отдельного часового при верблюдах. Едва и тягла, и водки не лишились! Велел завхозу поощрить рабов. Тот выдал им по куску сахара в кулак величиной каждый. Первый и Второй прямо-таки обомлели, ибо такого лакомства отродясь не едали!
Шуршик долго не мог прийти в себя от стресса. Он как раз проходил мимо часового, когда поднялась тревога. Стреляли! Вопили! Разобрался, конечно, что стреляли не в него, но всё равно, было крайне неприятно.
Путешествие продолжилось. Их ближайшей целью было Аральское Море. А оттуда вдоль реки Аму-Дарья до Хивы рукой подать! И было есаулу Звёздному невдомёк, что Войско Донское, едва форсировав Волгу под Саратовом, получило приказ нового Государя вернуться…
Директор Департамента Внешней Разведки, он же Второй Секретарь Министерства Иностранных Дел Великобритании (Foreign Office) сэр Уильям Стюарт звякнул в колокольчик и приказал секретарю:
– Пусть Макфарлейн войдёт.
Незамедлительно в кабинет вошел офицер в потрёпанном мундире артиллерийского лейтенанта.
– Срочное донесение, сэр. Я прямо из Санкт-Петербурга, – рапортовал он, отсалютовав.
– Излагайте, – кивнул Стюарт длинным, как клюв аиста, носом.
– Император Павел вступил в тайный союз с Буонапартом с целью захвата наших территорий в Индии. Конкретно – Кашмира. Но, в силу того, что Буонапарт в настоящее время слишком занят войной в Европе, Павел на свой страх и риск 20-го февраля отдал приказ Войску Донскому идти на Герат, Кандагар, и далее на Сринагар, в надежде, что французы присоединятся позже, переплыв Чёрное и Каспийское Моря. У русских двадцать две тысячи конных. Примерно столько же ожидается французов – пехота и до трёхсот стволов артиллерии. Конечная цель кампании – якобы реставрация империи Великих Моголов.
– Но, ведь, царь Павел умер! – перебил его Стюарт, – Я неделю назад получил это… э-э… скорбное известие!
– Да, сэр. У них взошёл на престол его сын, Александр. По неподтверждённым данным, он собирается вернуть войска. А, может, уже вернул.
– Фу-у, спасибо Господу! – с облегчением выдохнул Стюарт, – А то я чуть было не начал волноваться. У вас есть, что добавить, лейтенант?
– Да, сэр. Две сотни казаков под предводительством есаула Звёздного по Волге достигли Астрахани и пошли на восток. Предположительно на Хиву.
– Г-м… Две сотни… Что такое есаул, напомните мне, пожалуйста!
– Соответствует капитану в пехоте, сэр.
– И этот есаул идёт на Хиву… Интересно, зачем? Для полномасштабных военных действий две сотни маловато. К тому же, насколько я помню, у России с Хорезмом сейчас мир. Разведка, а?
– Не могу знать, сэр!
– Можете быть свободны, лейтенант.
После ухода разведчика Стюарт некоторое время напряжённо размышлял, разглядывая карту. Затем вызвал секретаря:
– Сделайте запрос, может ли Его Величество удостоить меня аудиенции в самое ближайшее время.
Секретарь поклонился и вышел. Через три часа он появился в кабинете вновь:
– Его Величество примет вас завтра в десять утра, сэр.
Король Георг с утра пребывал в скверном расположении духа. Весна! Солнце! Его злейший враг! Стоит выйти на улицу, как кожа на лице и руках начинает нестерпимо зудеть, покрывается пузырями, трещинами, язвами, от которых лекари не знают средств. Ну, на руки перчатки можно надеть. А с рожей что делать? Чешется же! Нестерпимо! Вспомнился анекдот, рассказанный на днях дежурным офицером: один шотландец говорит другому: что-то меня Корнуолл беспокоит. А тот ему: я же говорил тебе, не расчёсывай! Не развеселило, только угрюмости прибавило. М-да… Приходится сидеть весь день в помещении и гулять только вечером или ночью. Но ночью он почти ничего не видит! Даже с десятком факелоносцев. Впрочем, видит: странные видения. Демонов и чудовищ, от которых судороги делаются. Вот и выбирай: то ли гулять днём, а ночью спать, то ли спать днём, а гулять ночью. А на охоту как ездить? И мужская неудача опять сегодня постигла… Ничего не получилось, как не напрягал королевскую волю, и как не старалась графиня. Может, из-за запора?
– Что стряслось, Стюарт? – грубо спросил он вошедшего в наглухо зашторенный кабинет сэра Уильяма, – Надеюсь, не высадка французских войск в Бристоле?
– Нет, сир, это не вторжение. Вернее, вторжение, но не здесь.
– А где?
– В Индии, сир.
Георг пространно выругался, присоединив к брани ещё и богохульство.
«Не надо бы, так-то!» – сконфузился Стюарт, но промолчал, конечно.
Отдышавшись, Георг высморкался и приказал:
– Рассказывайте!
И начальник разведки королевства рассказал о сговоре русского царя Павла с Первым Консулом Франции Буонапартом, о выступлении Войска Донского в поход на Кашмир.
– По неподтверждённым данным, новый царь, Александр, скорее всего, отменит эту кампанию. Если уже не отменил. Но… две сотни казаков под командой есаула Звёздного отправились в Астрахань водою, а оттуда пошли на восток, предположительно на Хиву.
– Разведка?
– Я склонен держаться того же мнения, сир. Но что, если они пойдут дальше? В Афганистане наши позиции не очень-то крепки. Гарнизон Кандагара всего пятьдесят человек, в Герате – восемьдесят. Казаки с лёгкостью сметут их, даже не имея артиллерии.
– А туземные войска? – скрипучим от сдерживаемой ярости голосом задал вопрос король.
– Предвижу значительные трудности. Дело в том, что русские идут под лозунгом поддержки Ислама. Туземные войска просто откажутся с ними воевать, а то и того хуже: перейдут на их сторону!
– Так вы полагаете, что эти… как их… казаки беспрепятственно достигнут Кашмира? Кстати, что это такое: казаки? Они русские или кто?
– Сложный вопрос, сир. Большинство казаков являются потомками беглых из России крестьян. Беглых от крепостного права. Они считают себя отдельным народом, хотя и говорят по-русски. Потомственные воины, война у них в крови. В бою сражаются как настоящие берсерки. А что до Кашмира… Полагаю, что могут вторгнуться. К сожалению, у нас только небольшой гарнизон в Сринагаре. Около сотни, точнее не могу сейчас сказать. Ну, ещё личная охрана генерал-губернатора.
– А туземные войска? – уже не сдерживаясь, завопил Георг, наливаясь багрянцем гнева.
Стюарт вздохнул:
– Кашмир, как лоскутное одеяло, состоит из множества мелких княжеств. Раджи постоянно конфликтуют друг с другом и нашей администрацией. Да, они могут поставить под ружьё несколько тысяч воинов, но русские, помимо поддержки Ислама, утверждают, что главной их целью является реставрация империи Великих Моголов. Разумеется, под протекторатом России.
Король снова грязно выругался и задумался.
– Когда, по-вашему, они будут там? Ну, в Сринагаре?
– Сложно сказать, сир, но думаю, что в октябре-ноябре. И… я всё-таки склонен полагать, что это разведка.
– И ничего нельзя сделать! – с горечью прошептал Георг, – Даже гонца не послать! Самый быстрый корвет идёт до Индии полгода. А там ещё до Кашмира по суше добираться!
Он выпрямился в кресле:
– Вы можете быть свободны, Стюарт. Держите руку на пульсе всего этого возмутительного безобразия, информируйте меня немедленно, буде узнаете хоть что-нибудь новое. Я буду думать. И давайте надеяться и молиться, что это только разведка.
