Илья Сергеевич Ермаков
Сага о Мрачных Водах. Призраки Перламутра
– Существуют…
Голос Хоакина Мартинеса погрузил всю секцию в тишину.
– Правда? – тихо спросил Людо Ксавьер.
– Да, – кивнул Хоакин Мартинес, – сам я таких существ никогда не видел. Это очень древние и темные создания. Обитатели глубин, с которыми лучше никогда не иметь дело. Последствия… перед нами.
«Смерть. Вот, о каком главном последствии идет речь».
– Бако.
– Да, док… то есть… доктор Серпентес!
– Приступай к вскрытию. Я хочу посмотреть, что внутри.
Возражений не последовало.
Бако взял скальпель и принялся делать разрез в области яремной вырезки грудины. Он рассекал ткани одну за другой, проделывая разрез в самый низ живота.
Когда же были разрезаны кожа и мышцы в области грудной клетки, на пол потекла вода. Прямо из грудной полости трупа.
И не только вода.
Четверо мужчин в ужасе попятились прочь от секционного стола.
Из мертвого тела Мисы Филиндерс вместе с потоками грязных зловонных вод вываливались живые черные мелкие рыбешки с желтыми глазками.
– Проклятье! – вскрикнул Людо Ксавьер и отпрыгнул к стене, схватившись за свою трость.
– Что это за черт?! – ахнул Бако.
Когда весь пол превратился в лужу с черными рыбешками, а тело Мисы сдулось из-за резкого опустошения, Хоакин обратился к Серпентесу:
– Вы видели когда-нибудь нечто подобное, Скальд?
– Ни в жизни… а вы?
– Тоже.
Скальду пришлось отступить чуть ли не к самой двери, чтобы не намочить обувь.
– Что будем с этим делать, мистер Ксавьер?
Начальник полиции тяжело дышал, держась за грудь. Какое-то время он был не в силах собраться с мыслями и ответить на вопрос Хоакина.
Бако попытался сделать шаг в сторону, и тот оказался не самым удачным. Своим ботинком он наступил на одну из черных рыбешек и раздавил ее – брызнула грязная багровая кровь. Звук напомнил влажный всплеск.
– Ох, как же мерзко!
Людо Ксавьер наконец вернул себе самообладание. Взяв трость, он раскидал острым наконечником несколько рыбешек перед собой.
– Коллеги, я вынужден принять радикальные меры. Как начальник полиции Перламутр-Бич, отвечающий за безопасность жителей города и безопасность туристов, утопи их морской черт… я вынужден отдать приказ о закрытии Сапфирового моря. На неопределенный срок до выяснения всех подробностей мистических обстоятельств.
– Вы перекроете выход в море? – удивился Бако.
– Всем и каждому. На Пляж ходить можно, но не приближаться к воде. Мы установим на берегу особые оградительные столбы, которые создадут щит, не пускающий никого к воде.
– Должен признать, это мудрое решение. Так мы хотя бы сможем избавить себя от новых жертв. Надеюсь, – высказался Хоакин Мартинес, – но вот морские обитатели…
– Мне очень жаль, мистер Мартинес. Отныне им придется заботиться о себе самим. Я не могу больше подвергнуть людей такой опасности. Заботьтесь о своих пациентах и о пингвинах. Когда мы покончим с этой неразберихой, Сапфировое море снова будет открыто.
Оставался вопрос времени, когда это случится.
И как Людо Ксавьер собирается решать возникнувшие проблемы?
Опасность кроется там, под водой. Нельзя одолеть врага, не попав на его территорию.
А значит… кому-то придется в свое время отправиться на глубину, чтобы узнать всю правду.
Глава 10. Застолье
– Рыба начинает гнить с головы…
Голоса доносились словно из пустоты.
– Мое мило прелестное дитя, запомни это на всю жизнь.
В висках гудела звенящая боль. Туман плыл перед глазами. В горле пересохло. Каждое дыхание давалось с тупой болью за грудиной.
– Стоит голове умереть – погибнет и остальное. И с людьми точно так же. Отрубай сперва голову, дитя. И тогда получишь все целиком.
– Но он уже весь наш, верно?
– Не совсем. Пока в человеческом сердце теплится жизнь, он создает угрозу для нас.
– Убийство решает многие проблемы. Оно дарует пропитание. И жизнь тем, кто по-настоящему ее заслуживает.
К горлу подступал рвотный комок.
В нос бил зловонный запах протухшей рыбы, словно меня окунули головой в бочку с ней.
Раздался неприятный треск, напоминающий хруст костей.
– Сегодня он не станет одним из нас. Его доля иная – пропитание для нас всех.
– А что делать с ней?
Голоса сменялись: женский, детский, мужской, старческий.
По ногам пробежал неприятный холод. Кончики пальцев на руках окоченели.
– Она должна присоединиться… к нашему пиршеству.
И я распахнула глаза от колющей боли, пронзившей все мое тело с макушки до пяток.
Тяжело дышу.
Реальность, в которую я вернулась, была ужаснее самых страшных кошмаров.
Ночь. За окном сияли луны-близнецы. В воздухе витал морозный ветер.
Вокруг темно. Свет давало лишь рыжее пламя свечей, расставленных на овальном длинном столе из красного дерева.
Вокруг валялись объедки. Рыбьи кости и чешуя. Огрызки крабов и раков. Пустые раковины моллюсков. Надкусанные щупальца осьминогов. Сырые тела кальмаров. Панцири креветок. Раковины с мидиями. Сырое мясо красной рыбы. Лимонная кожура. И пустые жестяные банки от рыбных консерв.
Гора объедков возвышалась на столе и беспощадно сваливалась на пол. Вокруг меня царила зловонная омерзительная помойка.
А я сидела за этим самым столом, привязанная жесткими веревками к ручкам кресла. Волосы небрежно свисали вперед, закрывая мне вид.
Я подняла голову и увидела жуткую картину: напротив меня сидел Шон.
Мой Шон…
Что они с тобой сделали?
Его рот был набит тухлой рыбой. Я видела, как изо рта свисали черные хвосты. Лицо измазано слизью устриц. На голове небрежно сидел сырой кальмар. Один глаз… у него был только один глаз. В пустую глазницу затолкали креветку. Лицо налито кровью.
Как и меня, его привязали к стулу. И пальцы… пальцы на его руках отрубили.
Все до одного.
Он жалобно смотрел на меня единственным живым слипнувшимся глазом, над которым свисало верхнее веко.
О, боже… Шон…
Мой любимый Шон…
– Девчонка… проснулась!
И раздался отрывистый мерзкий фальцетный смех.
Они смотрели на меня. Не семья Грейтс… нет, а монстры. Мерзкие чудовища, лишь отдаленно напоминающие людей внешним видом.
Кожа их сделалась бледной, серой, влажной. Шея Изабеллы покрылась рыбной чешуей, которая отшелушивалась, словно штукатурка, а из-под нее выткала желто-зеленая текучая субстанция. Нечто похожее случилось и с остальными. У Колина чешуя росла на щеках. У Паолы и Джеймса на руках. Весь голый череп Орабеллы оброс рыбьей кожей, в которой копошились тараканы. А вот лицо Грегори покрылось язвами, из которых вылуплялись белые опарыши.
Языки этих нелюдей сделались черными и гнилыми. Ногтевые фаланги напитались кровью. Волосы мокрые, словно их только что вытащили из воды.
Они смотрели на меня… все шестеро.
Семейка Грейтс показала свое истинное лицо.
Я видела их мерзкую сущность.
И чудные мраморные хоромы в цвете ночи потеряли свое очарование. Они превратились в мерзкий дом. В крепость. В тюрьму, из которой мне предстоит выбраться.
Мне…
А вот Шон…
– Айседора Блейс… снова с нами. Возрадуемся же ей!
Изабелла стояла в окружении своей семьи. Теперь я поняла, кто здесь главный. Нет, не дедушка Грегори. И не Колин. А она.
Она – глава клана Грейтс.
– Что… – из меня вырвалось облачко пара.
Я глотнула соленый комок, подавив рвоту в себе, и продолжила:
– Что вы… сделали с ним?..
Изабелла лениво взглянула на Шона. Она смотрела на него, как… на грязную тарелку, которую было лень мыть.
– Шон стал отличным дополнением к нашему пикнику. А ты станешь… одной из нас.
Нет!
Ни за что!
Какого черта?!
– Видишь ли, милая, – обратилась ко мне Орабелла, – знаки нашей сущности стали проявляться все чаще. Нам уже тяжело добывать пропитание самим. Нельзя, чтобы остальные… узнали наши секреты.
– Ты станешь для нас новым поставщиком пищи, – продолжил Грегори, – будешь ездить в Перламутр-Бич и добывать для нас новую рыбу. И людей, конечно. Новых людей. Пришло время клану Грейтс расшириться.
– И приводи детей! – запрыгала Паола, сжимая в руке вилку. – Мы будем с ними играть! Нам с Джеймсом нужны новые друзья!
Какого хрена здесь творится?
Да кто они такие?!
– Семья, семья! – провозгласила Изабелла. – Прежде, чем мы свершим наш акт поедания, нам нужно восславить ту, благодаря которой мы стали теми, кто мы есть. Отблагодарим за нашу новую жизнь Верховную Матерь! Помолимся же во ее славу! И во ее вечную жизнь! Пусть она придет к великой власти над всем сущим!
– Да-да, ты права, милая, – закивал Колин, – восславим Верховную Матерь!
Шестерка монстров взялась за руки. Изабелла держала за руки своих детей, стоящих по обе стороны от нее.
Колин, Орабелла и Грегори сидели за столом по левую сторону от меня.
– Что это за бред?! – вырвалось у меня.
– Тише-тише, – шикнула на меня Орабелла, – во время молитвы гостям принято молчать.
– Скоро, когда ты станешь частью нашего клана, ты тоже восславишь Верховную Матерь и вознесешь ей свой дар, – сообщил мне Грегори.
– Дар? – переспросила я.
– Свою душу, конечно же, – ответил мне Джеймс.
Мой взгляд метнулся в сторону мальчишки. Глаза Джеймса блестели желтыми огоньками. Они были… рыбьими, а не человеческими.
– Да отправится твоя душа в Пепельные Глубины, где обретет спасение под крылом Верховной Матери, – зачитала Паола, словно священную песню.
– И скрестится твоя душа с Океаном, и станешь ты его частью навеки вечные, – добавила Орабелла.
Орабелла на время оторвала свою руку от Грегори, взяла с головы надоедливого таракана и бросила в рот, раскусив его между клыками.
– Не отвлекаемся, – велел им Колин, – этим займемся позже. А сейчас пришло время молитвы.
– Да-да, ты совершенно прав!
Орабелла собиралась вытереть край губы, но вместо этого размазала пальцем грязно-алую помаду.
Она снова взяла Грегори за руку. Вся семейка закрыла глаза и запрокинула головы к потолку.
Изабелла начала молитву:
– О, Верховная Матерь!
Остальные повторяли за ней.
– Мы даруем тебе наши грешные души. Да обретут они спасение в сенях твоих. Да примет их сердце твое и напитает своей благодатной кровью. Вверяем мы тебе свои жизни. Вверяем мы души свои Океану. Вода – наша судьба навеки. В воде мы едины. В воде мы отыщем спасение. В тебе наша воля. В твоей мудрости наша надежда. Да прибудет с тобой вечная власть. Да родится твое Дитя. И мы, дети твои, будем вечно прислуживать тебе. И на земле, и на дне. Хлебом нашим станет рыба и людская плоть. И отдадим мы долги тебе свои. Забери нас с собой в свою благую обитель. Уведи нас в Пепельные Глубины, где нас ждет вечная благодать. Пусть дыхание станет кровью. А слезы наши – пища твоя. Насыться ею, и да подарит она тебе силу и славу. И власть, чтобы вести нас за собой. И всех непокорных. Всех непослушных. Да станут грешные души рабами твоими. Да снизойдут они на дно морское. И рыбам поклонятся. И станут пищей их, как мы твоей. Клятва, данная тебе нами, нерушима и вечна. И суша не встанет между нами. Будь с нами, Верховная Матерь! Будь с нами вечно! В сердцах наших! И в помыслах наших! Направляй нас. Веди нас. Мы – твой рыбий косяк. И мы пойдем за тобой на самое дно Океана. Слава тебе, о, Великая Матерь! Слава тебе! Аминь.
Что происходит?
Боже…
Какого черта творится в этом доме?
Кто они такие? Что за Матерь? Кому они покланяются?
Чокнутые… безумные… убийцы…
– Как вы стали такими? – я набралась смелости и задала этот вопрос.
Шестеро отпустили руки друг друга и снова стали взирать на меня.
– Мы отведали дар Океана, – ответила Орабелла, – и Верховная Матерь наградила нас новой жизнью. Отдав души Пепельным Глубинам, мы стали теми, кто мы есть сейчас.
И кто же они такие?
– Дар Океана…
Я опустила взгляд на стол.
– Рыба…
– Священная рыба! – рявкнул на меня Грегори. – Ты, неблагодарная грязная чертовка! Не смей произносить такие слова всуе!
– Рыба…
– Ты совсем разум потеряла, мерзкая грешница?!
Грегори уже рванулся с места и почти забрался на стол, как вдруг Орабелла и Колин схватили его и потащили назад, усадив в кресло.
– Не надо, папа, спокойно, – обратилась к нему Изабелла, – она еще глупа и наивна. Она еще не понимает наших традиций. Простим ей это допущение. Ведь скоро… все изменится. И ее душа пополнит армию Верховной Матери, чтобы бороться за правое дело.
– «Правое дело»? – не поняла я.
– В мире так много зла! – воскликнула Паола. – А Верховная Матери борется со злом и защищает нас!
– Верно, доченька, – Изабелла кивнула и погладила Паолу по мокрым волосам, – в сердцах людей слишком много зла. А потому… это зло нужно искоренять.
– Сердце… да… вырезать… – Орабелла процеживала каждое слово сквозь зубы, что брызгала слюной, – сердце… вырезать его к чертовой матери! -Орабелла нервно дергалась. Она сжимала кулаки так сильно, что ее ногти, впивая в кожу, оставляли кровавые порезы.
Голова старухи нервно тряслась, сбрасывая с себя тараканов.
– Успокойся, душа моя, – Грегори положил ладонь на кулак жены, – всему свое время.
Старик посмотрел на меня и мерзко улыбнулся. Я заметила, как из внутренней поверхности верхней губы у него вылез длинный белый червяк и упал на гнилой черный язык.
– Ты прав, папа, у нас сегодня необычный день, – заявила Изабелла, – Джеймса ждет посвящение. Сегодня он станет мужчиной. Мой мальчик удостоен великой чести. Обезглавить рыбу…
Обезглавить…
Нет…
Только не это!
Шон!
Шон!
Я увидела нож… прямо перед собой на столе. Длинный нож для разделки рыбы.
Им можно воспользоваться, чтобы освободиться. Я смогу… я смогу…
Нужно только подползти ближе к столу. Как-то его схватить, перерезать веревки, а потом бежать… бежать, как можно быстрее!
– Держи, мой мальчик. Эта рыба уже начинает подгнивать. Пора отрезать ей голову и съесть, пока она окончательно не протухла.
Изабелла вручила длинный нож в руки Джеймсу, и тот направился прямо к Шону…
– Нет! – вырвалось у меня. – Не трогайте его! Не делайте этого! Прошу! Позвольте нам уйти! Это вам не поможет!
– Ох, уверен, еще как поможет, – посмеялся Колин.
А за ним засмеялись и остальные.
Орабелла, Колин, Грегори, Паола и Изабелла принялись хором твердить:
– Режь! Режь! Режь! Режь! Режь!
Сердце бешено колотилось.
Я пыталась двинуться с места, чтобы приблизиться к краю стола. Мне нужно добраться до ножа… еще чуть-чуть.
Шон! Только не так! Только не это! Не сейчас!
Я спасу. Я смогу.
Я…
– Шон! Нет! Оставьте его! Не трогайте! Не надо! Умоляю! Нет!
И я увидела, как Джеймс, сжимая нож, замахнулся над Шоном. На этом все мои попытки приблизиться к столу и схватить оружие прекратились.
Я не могла пошевелиться.
Мир для меня перевернулся с ног на голову… еще раз.
Шон… он смотрел на меня слезоточивым глазом. Я видела в нем… смирение. Со своей судьбой. Со смертью.
Он словно говорил мне: «Делай все, чтобы спастись. Ты должна выжить».
Да, именно так бы Шон и сказал мне. Он бы не хотел, чтобы я сдалась. Он бы не хотел, чтобы его смерть оказалась напрасной.
Эти монстры… они заняты им. На меня не смотрят… это мой шанс сделать все быстро. Я должна… должна…
– Режь! Режь! Режь! Режь!
Раздался душераздирающий стон. Это Шон.
– Во славу Верховной Матери! – прокричала Изабелла, тряся руками над головой.
И я увидела алый всплеск.
Джеймс стоял ко мне спиной и держал в руке окровавленный нож.
Зрители разразились бурными аплодисментами.
– Во славу Матери! Джеймс стал мужчиной!
– Рыба обезглавлена!
– Рыба готова к трапезе!
– Во славу Верховной Матери! Да благословит она наша души в Пепельных Глубинах!
Джеймс сделал шаг в сторону, и я увидела, как голова Шона болтается на перерезанных мышцах.
– Мой мальчик, – сказала Изабелла, – ты хорошо поработал. Давай я помогу.
Изабелла зашла за спинку кресла, на котором сидел Шон. Он зажала его голову между ладонями. Последовал рывок. И Изабелла одним движением оторвала голову Шона от плеч.
Из меня вырвался истошный вопль:
– Нет!
Из глаз брызнули слезы.
Шон…
Мой Шон…
– Нет! Твари! Ублюдки! Мрази! Я вас уничтожу! Я вас всех перережу! Вы сдохните! Сдохните к черту!
Но моих криков никто не слышал. Может, они слышали, но совсем не обращали внимания.
Все шестеро сосредоточились на трупе Шона. Колин, Грегори и Орабелла повыскакивали со своих мест и бросились к телу Шона.
Орабелла вопила, плюясь гнойной слизью:
– Сердце! Оно мое! Мое! Отдайте мне его сердце!
Шестерка монстров набросилась на обезглавленный труп. Я слышала мерзкие звуки: они рвали его на части голыми руками. Кусали. Ели. Глотали. Отрывали одежду. Раздирали кожу. Грызли руки, ноги. Разрывали кожу на теле.
Пробивались к сердцу…
Во все стороны брызгала бурая кровь и куски плоти.
Шон…
Мой Шон…
Я выберусь. Я сделаю это ради нас. Я спасусь так, как ты этого хотел. Я отомщу им за тебя.
Они сдохнут.
Обещаю.
Пока все отвлеклись, я вернулась к своему побегу. Толкаясь вперед, я приближала себя к краю стола. Немного. Но приближала.
Время от времени я смотрела на тварей – они продолжали грызть тело Шона.
Я должна воспользоваться предоставленным мне временем и сделать все возможное.
Отталкиваясь ногами от пола, я допрыгала на стуле до крышки стола. Превосходно. Нож. Нужно его взять. Руками точно не достать. Остается только пробовать сделать это ртом.
Я наклонилась вперед. Край стола уперся в грудь. Я тянулась изо всех сил. Нож лежал рукояткой в мою сторону.
Твари все еще разрывали тело Шона. Но скоро они закончат и займутся мной. Они хотят сделать меня одной из них.
Ничего у них не выйдет!
Нож… вот он, совсем рядом. Еще чуть-чуть…
Я дотянулась. Обхватила самый кончик рукоятки зубами и осторожно потащила к себе.
Приблизив нож, я смогла крепче взять его в рот. Что теперь? Нож у меня во рту и…
Выпал.
Коленки!
Черт!
Успела.
Я сдвинула колени и не дала ножу упасть на пол. Это был бы настоящий провал. Нож упал лезвием вниз и оставил кровавый порез на левом бедре. Рукоятка прижалась к ручке кресла.
У меня есть шанс дотянуться до него и взять в руку.
Я смогу… вот так, еще немного.
Подтолкнув нож к руке легким движением тела, я схватила его пальцами.
Дыши… только спокойно. Он не может упасть сейчас. Нужно взять его крепче.
Медленно и осторожно перебирая пальцами, я наконец взяла нож в кулак. Крепко держу его. Что дальше?
Лезвия не хватает… нож не достает до второй руки. Нужно как-то резать левую, в которой я его держу.
Пришлось снова извращаться и переворачивать нож лезвием к себе. Так мне удастся разрезать веревку на внутренней стороне. Нужно резать сильнее…
Я не могу разрезать веревку, не поранив кожу. К черту! Я режу.
Режу себя. Режу веревку.
Кровь…
Плевать!
Лишь бы они не заметили раньше времени…
Еще едят. Отлично. У меня есть немного времени. Только ты освободить одну руку, а там спасение ждать себя не заставит.
Стиснув зубы, я продолжала резать веревку, причиняя себе невероятную боль. Жесткая веревка. Черт. Надо быстрее. Пора торопиться.
– Сердце! – раздался дикий вопль.
Я машинально подняла взгляд.
Орабелла вскарабкалась на стол, держа в руках еще пульсирующее сердце Шона.
– Оно мое! Моя сладость! Моя нежность!
Благо, она стояла спиной ко мне. Я видела, как Орабелла надкусила сердце, словно яблоко, и начала его интенсивно прожевывать.
Какая мерзость!
Веревка… я разрезала!
Отлично!
Так, спокойно. Теперь остается избавиться от второй и…
Орабелла повернулась.
Прожевывая сердце, она тупо смотрела на меня, пока не поняла, в чем дело.
– Беглянка! – взревела старуха.
Черт! Черт! Черт!
Она привлекла внимание остальных. Ко мне повернулись мерзкие окровавленные морды.
– Не дай ей уйти, мама! – рявкнула Изабелла.
Закинув остатки сердца в рот, Орабелла опустилась на стол и встала на руки и на ноги, как дикий зверь.
– Никуда ты… не уйдешь… мерзавка…
Руками старуха раздвигала горы объедков.
– Ты наша!
Она дико взревела и помчалась на меня, перемещаясь по крышке стола на руках и ногах.
Я с усердием пыталась разрезать веревку на правой руке. Держать нож было больно – левая руках в кровавых порезах.
Черт!
Враг приближался.
Только бы успеть, только бы успеть…
Веревка не поддавалась! Проклятье!
Орабелла, сумасшедшая старуха, съевшая сердце моего жениха, неистово мчалась на меня, словно адская псина.
С ее лысой головы сыпались тараканы. Лицо измазано кровью. Кожа в шелушащейся чешуе, из-под которой вытекает гной.
– Стань одной из… Грейтсов…
Она прямо передо мной… сейчас схватит… веревка… еще надо резать…
И я выставила левую руку с ножом вперед, зажмурив глаза.
Все застыло.
Я не сразу поняла, что именно случилось.
Открыв глаза, я увидела кровоточащую шею Орабеллы. Лезвие ножа прошло насквозь ее шеи. Старуха зависла передо мной на коленях с приоткрытым ртом, в котором я разглядела остатки не пережеванного сердца.
– Нет!
Раздался крик Изабеллы.
– Ты убила мою мать! Мразь!
Она уперлась двумя руками в край стола и обратила свой гневный безумный взгляд на меня.
Я тяжело дышала, не в силах поверить в случившееся. Я потянула руку на себя – лезвие ножа вышло из плоти Орабеллы. Старуха повалилась замертво прямо передо мной, распластавшись на столе среди зловонных объедков.
Пора бежать.
Я сделала последний взмах ножа и рассекла остатки веревки, освободив вторую руку.
Старуха уже мертва…
На одного Грейтса стало меньше. Надеюсь, я сделала хорошее дело.
Месть не вернет мне Шона, но это сладостное чувство… стоит того.
– Кто следующий, ублюдки?
