Илья Сергеевич Ермаков
Сага о Мрачных Водах. Призраки Перламутра
Глава 8. «Ракушка»
Что-то подсказывало мне, что не стоило оставлять машину. Но уже поздно. До самого поместья мы прошли пешком. Идти пришлось дольше, чем нам обещали. Предчувствия меня редко обманывают. И также редко я им доверяю.
Как часто это бывает?
Рациональная часть говорит тебе: «Что может случиться? Если ты устала топать по лесу, это не значит, что для других это расстояние слишком большое. Потерпи».
А предчувствие шепчет на другое ухо: «Какого черта мы оставили машину у озера? Какого черта мы тащимся за незнакомцами через весь лес?».
Грейтсы мне показались милыми. Несколько навязчивыми, но милыми. Всю дорогу они расхваливали свое поместье «Ракушка». В этом участвовали все: и взрослые, и дети.
В какой-то момент я уже стала воображать себе сказочный замок, парящий в облаках под сводом радуги. Реальность оказалась не столь красочной, разумеется, но все же весьма необычной.
– А вот и наша «Ракушка»! – представил Колин поместье семейства Грейтс.
За забором с серебряными прутьями открывалась обширная зеленая ухоженная территория. Каменные тропки огибали клумбы с цветами и уходили в парковую зону, где росли пихты и акации. Среди всех цветов особенно выделялся ликорис. Эти цветы мне всегда нравились. Было в них что-то чарующее. Надо признать, у Грейтсов хороший вкус.
Но главный экспонат – сам особняк. В его архитектуре нельзя было найти ни одного острого угла. Все имело закругленную форму. Гладкие колонны. И такие же башни в форме колонн, но толще и выше. Башни венчались черепичными крышами в виде половинок морских раковин. Главное здание тоже имело овальную форму и состояло из трех подобных сооружений, соединенных друг с другом, как пузыри, слипнувшиеся вместе. Белый блестящий кирпич. А стеклянные окна, усыпанные повсюду, мерцали на солнце, как блестящие украшения.
– Ого! – воскликнул Шон. – Да у вас тут настоящий замок!
Действительно. Это место больше походило на дворец. На царскую резиденцию, как минимум.
– Ох, не стоит! – парировал дедушка Грегори. – Это всего лишь фамильное поместье. Наши предки, к счастью, владели большим состоянием, но никогда не были приближенными монархов.
Сколько же это все стоит? Теперь неудивительно, почему бабушка Орабелла носит на шее жемчужное ожерелье. С такой «Ракушкой» подобный каприз уже не кажется запросом из разряда «показуха». Грейтсы, действительно, могут позволить себе многое из того, что не доступно обычным людям, вроде нас с Шоном.
Колин открыл ворота и отошел в сторону, приглашая нас на территорию поместья.
– Прошу. Чувствуйте себя, как дома. Надеюсь, вам понравится в «Ракушке». Здесь очень уютно.
Я шла, как на экскурсию. Семенила, держа Шона за руку, и глазела на все подряд. Воздух здесь свежий. Благодаря цветам и кипарисам. Даже лужайка есть, где можно бегать, отдыхать, загорать и устраивать семейные пикники и посиделки.
Но что-то меня в этой роскоши настораживало.
Отсутствовало нечто простое и очевидное, что должно было быть.
Чего-то я не замечаю.
Почему мне вся эта природа кажется… ненастоящей? В чем же дело?
Я старательно смотрела по сторонам, пытаясь наткнуться на что-то, что подскажет ответ. А может, надо вовсе не смотреть, а…
– Птицы.
– Ты чего, Айс?
Шон остановился на пол пути вместе со мной.
Я крепче сжала его руку и поторопилась к дому, чтобы оторваться от Грейтсов, следующих прямо за нами.
– Птицы не поют. Заметил?
Шон запрокинул голову и осмотрелся, стараясь прислушаться к звукам природы. А слушать было нечего! Тишина.
Мертвая тишина.
– Я даже не обратил внимание на это.
– Странно это все. Тебе не кажется?
Шон не ответил.
Мы дождались Изабеллу у массивных дверей, украшенных живописью, изображавшей берег моря.
– Детям уже не терпится показать вам дом, – посмеялась она, – не хотела бы я начинать экскурсию с детской комнаты… Надеюсь, вы не будете против?
Изабелла вставила ключ в замочную скважину и повернула его.
– Нет, конечно! – ответил Шон. – Будем очень рады посмотреть все, что они захотят нам показать.
– Что ж… Вот и наш дом.
С этими словами она дернула ручку двери на себя, и перед нами открылся просторный круглый холл с широкой полуовальной парадной лестницей.
Мрамор и перламутр. «Ракушка» стоила целое состояние! Никто в этом мире не мог позволить себе подобной роскоши. Перламутр слишком ценен, чтобы использовать его для строительства. Грейтсы сидят на огромной куче…
Проклятье!
Как бы я ни хотела все мерить деньгами, но в случае с этой семейкой… это просто невозможно не делать!
На постаментах вдоль стен стоят вазы. А рядом висят картины с морскими пейзажами. В две стороны уходят коридоры с закругленными стенами и крышами. Плитка на полу составляет рисунок огромной ракушки. А потолок сводится в купол, а на нем – изображение подводного мира: причудливые кораллы, разноцветные рыбы и морские коньки, густые водоросли – рифы. А под потолком висит громадная серебряная люстра, усыпанная свечами.
– И это все построили ваши предки? – озирался по сторонам Шон.
– Да, – кивнул Грегори, – мой пра-пра-прадедушка нанял сотни людей, чтобы воссоздать такое великолепие по собственным инженерным чертежам и планам.
– Он сам все это придумал?
– О, да… каждую ступеньку, каждый выступ, каждый поворот. Все принадлежит гению его мысли. Последующим поколениям оставалось лишь поддерживать наследие в подобающем виде. Думаю, мы с этим отлично справляемся.
– Еще бы! Так чисто!
– Ох, спасибо! – засмущалась Изабелла. – Горничных мы нанимаем только в случае крайней необходимости. В основном уборкой и поддержанием порядка занимаемся мы сами.
Я не могла представить, сколько времени нужно, чтобы хотя бы смахнуть пыль во всех комнатах такого невероятного особняка.
За вершиной лестницы располагалось окно во всю стену. Оно находилось на солнечной стороне, а потому светлые лучи заливали все пространство холла.
– Здесь потрясающе, – Шон не переставал нахваливать «Ракушку», – так просторно! И так много света! Поразительно!
У входа располагалась небольшая гардеробная, где можно было оставить обувь и пройти в дом. Пол оказался, действительно, очень чистым и теплым. Я даже отказалась от тапочек, которые мне предложили.
Еще одна особенность, которую я успела заметить сразу, как только вошла, – запах. Приторный. Сладкий. Словно здесь часами распыляли женские духи. Это точно духи… Изабеллы? Неужели, она так интенсивно ими пользуется? Или я просто привыкла к ее запаху? Нет, если бы привыкла, то перестала бы его чувствовать. А войдя в холл, я словно оказалась в облаке парфюма, который распылили прямо передо мной.
Запах приятный, вкусный. Ничего дурного про него сказать не могу. Он не раздражает. Просто… его слишком много!
Стоило нам сделать несколько шагов вперед, как Джейсон и Паола вырвались к нам, схватили за руки и потащили наверх.
– Идем в нашу комнату! – Джейсон тащил меня.
– Мы вам все покажем! – Паола тащила Шона.
– У нас столько игрушек!
– Вам там понравится!
– Дети-дети! – покричала им вслед бабушка Орабелла. – Только не переусердствуйте с гостеприимством!
Нас повели через просторные залы и длинные коридоры, уводя все дальше от холла. Я уже заблудилась. Не знаю, как там Шон, но даже я со своим опытом и навыками в ориентации успела запутаться в бесконечных поворотах и развилках.
И ни одного угла. Удивительно! Только плавные закругленные изгибы. Это наполняло архитектуру некой воздушностью, легкостью. Словно мы находились внутри дома из мягкого зефира.
Джейсон и Паола привели нас в свою комнату. Это была одна большая просторная зала, но состоящая из двух круглых частей, переходящих одна в другую. С одной стороны – комната Джейсона, увешенная плакатами с героями комиксов. Здоровенный плазменный телевизор на пол стены, компьютер у окна на рабочем столе, высокие колонки, приставка, кресло на колесиках, конструктор и самодельные роботы валялись на полу. В другой части зала, лишенного перегородки, – комната Паолы, где царил порядок «девочки-принцессы». Розовые краски, мягкие игрушки, бесконечные стопки тетрадочек и блокнотов, разнообразие пишущих ручек, карандашей, а на стенах – рисунки ребенка. Обе комнаты объединяло наличие в каждой широкой двуместной кровати и шкафов для одежды. Это огромный зал, и комнаты детей слишком просторны даже для них самих.
– Эй, Айс, смотри, какой телик! – удивился Шон. – Когда у нас будет такой же?
– Когда продадим почки, – резковато парировала я.
– Вот черт! С одной почкой смотреть такой телик уже не очень-то весело.
Дети задорно засмеялись.
Джейсон стал показывать нам своих роботов, которых он собирает, а Паола рисунки и книжки, которые уже прочитала. Дети Грейтсов мне показались почти идеальными. Слишком милые и добрые, словно в них не было никаких недостатков. И при этом у этих двоих было все, о чем может мечтать любой ребенок. Они всем обеспечены. Родители явно ни в чем не отказывают своим детям. Шон наверняка знает, как дорого стоят одни эти колонки в комнате Джейсона. И такие большие кровати… да на них человек пять может спать!
Вскоре за нами зашли Колин и Изабелла.
– Как вы тут? – поинтересовался отец семейства.
– Они не слишком сильно вам докучают? – полюбопытствовала Изабелла.
– О, нет-нет! – отозвался Шон. – Джейсон и Паола просто замечательные! У них столько увлечений!
– Но помимо игр они не забывают развиваться. У нас почти каждый день учителя для Джейсона и Паолы. Мы наняли самых настоящих профессионалов своего дела.
Эти дети не ходят в обычную школу, а обучаются на дому. Возможно, у них, действительно, качественное образование. Но как же они будут осваиваться в социуме, когда придет время? Впрочем, я бы не назвала этих двоих замкнутыми детьми, которые проживали в изоляции. Паола и Джейсон довольно общительны и активны. И скорее всего им как раз не хватает такого общения с друзьями, своими ровесниками.
– Скоро будет обед, – сообщила Изабелла, – мы вас уже ждем.
И в этот момент я поймала взглядом плоскогубцы, оставленные под кроватью Джейсона среди деталей для роботов.
Плоскогубцы? А на них…
Красное пятно.
Игрушка, наверное. Или Колин их оставил, когда что-то чинил? Или Джейсону они нужны для сборки роботов?
Красное… просто краска.
Черт возьми… зачем ему плоскогубцы?
– Собирайтесь и приходите в обеденный зал, – велел Колин, – не сильно утомляйте Шона и Айседору. Они же все-таки первый раз у нас.
– Мы уже идем! – бросила Паола в ответ.
Когда мы вошли в обеденный зал, Орабелла и Изабелла уже накрывали большой овальный стол из красного дерева. Пахло вкусно, и я сама почувствовала, как проголодалась.
– Я бы хотела посетить уборную, – шепнула я на ухо Изабелле, когда она принесла тарелку с фруктами.
– Ах, это на втором этаже. Направо и до конца по коридору. Направо ванная, а налево…
– Благодарю.
И пошла к Шону.
– С тобой пойти? – спросил он.
– Справлюсь сама, я уже самостоятельная девочка.
Он лишь легко усмехнулся в ответ и ничего больше не сказал.
Задерживаться я не собиралась.
Оказавшись на втором этаже, я погрузилась в тишину. Голоса семейства Грейтс исчезли. Никаких посторонних звуков. Даже тише, чем в саду.
Только приторный запах духов. Он начинал раздражать, потому что привыкнуть к нему было просто невозможно. В каждой комнате будто заново его слышишь с еще большей силой.
Я вышла в коридор второго этажа, как мне велела Изабелла, и пошла в самый конец. По обе стороны тянулись двери. Столько комнат!
Что в них?
Оглянувшись и убедившись, что за мной не следят, я попробовала открыть одну из дверей. Заперто.
– Странно…
Следующая? Тоже закрыта.
А эта? Заперта.
– Почему?
Я прошла дальше и подергала за ручки еще трех дверей. Все тщетно. Они вообще пользуются этими комнатами?
Осталась еще одна.
Дернула за ручку. Открылась. И все замерло внутри. Меня одолевало жгучее любопытство. Это была единственная дверь, которую я смогла открыть в этом коридоре. Возможно, ее даже забыли закрыть по нелепой случайности.
Что там?
Парики.
Это первое, что бросилось мне в глаза. Десятки париков на головах-манекенах, расставленных по всей комнате. Парики с крайне экстравагантными прическами и ленточками в волосах.
А стены здесь красные с золотыми расписными узорами. В левой части на стене висело длинное зеркало, подсвеченное яркими лампами. А с другой стороны – открытые шкафы с платьями в пестрых красках.
И запах здесь другой… неприятный. Нет этого приторного вкусах духов. А будто… мышь сдохла. Или что-то сгнило.
– Фу…
И эти ужасные парики!
Должно быть, они принадлежат бабушке Орабелле. Зачем ей это? Может, она проходит курсы химиотерапии? И это может отчасти объяснить этот гадкий запах…
Я поспешила закрыть дверь, пока меня не застукали за столь непристойным занятием. Честно, никогда не копошилась в чужих вещах, но это…
Я не могла выкинуть из головы то, что увидела. Маленькая круглая комната. Совсем непохожая на все остальные.
Что еще они прячут?
Я прошла дальше по коридору. Ванная комната – правая дверь. Сперва туда. Всю дорогу хотела помыть руки.
И снова этот приторный запах, словно приготовлен для гостей. Круглая голубая комната. Белые горячие полотенца. Широкая глубокая ванна с джакузи. И просторная душевая. Раковина в виде ракушки и зеркало на половину стены. На полу – мягкий коврик.
– Как же здесь все… вылизано.
Мне захотелось вернуться к Шону.
Одна в этом доме я начинала чувствовать себя не в своей тарелке.
Я открыла воду, вымыла руки с жидким мылом. Вымыла лицо от пота и посмотрела на себя в зеркало.
Даже в зеркале в этом доме я выглядела лучше, чем есть на самом деле. Такого не могло быть! Какое-то кривое зеркало. Оно делало меня слишком стройной.
Надо возвращаться.
Резко развернувшись, я подвернула носком коврик на полу и чуть не упала. Устояв на ногах, я опустила взгляд и увидела темное пятно на плитке, которое все это время скрывалось под ковриком.
– Что за черт?
Быстро взглянув в коридор через открытую дверь, я опустилась на корточки и сдвинула ковер с пятна. Багрово-черная клякса буквально впиталась в голубую плитку. Видны разводы. Это пятно очень сильно старались оттереть, но ничего не вышло. Пришлось накрыть его ковриком.
Я коснулась пятна кончиком пальцев. Следа не осталось. Что могло оставить такое неприятное загрязнение?
Багровый цвет…
– Нет…
Нет, нет, нет! Это слишком глупо!
Я схожу с ума!
Какая, к черту, кровь?
Просто краска. Что-то разлили. И не смогли оттереть. Или компот? Или еще что-то…
Но почему сразу кровь?
Айс!
– Нужно уходить отсюда.
Я быстро поднялась, задвинула пятно ковриком, пулей выбежала из ванной комнаты и помчалась в обеденный зал к Шону.
На столе уже все готово к обеду. И запах… рыбы.
Я осмотрела все блюда на столе. Рыба… рыба… рыба… кальмары… крабы… угри… устрицы… морская капуста…
Одни морепродукты!
Все уже сидели за столом. Одна только Изабелла носилась с кухни в зал и обратно. И дети куда-то пропали.
– Шон, надо поговорить…
– Айседора! Мы уже вас заждались! – позвал меня за стол Колин.
– Все в порядке, милая? – спросила Орабелла.
Я мигом бросила взгляд на старушку. Это же парик на голове? Прямо на моих глазах Орабелла почесала пальцем лоб, и я заметила, как все ее волосы подскочили.
Парик.
Но это не главное. Пустяки. Парик и парик. Какое мне дело?
А вот таракан, который случайно выполз из-под волос и спрятался в пестрых локонах, пробудил во мне рвотное чувство.
Проклятье!
Нужно бежать из этого дома сумасшедших!
Окровавленные плоскогубцы в детской комнате, кровавое пятно в ванной, тараканы под париками, духи, которыми они что-то пытаются скрыть…
Хватит искать всему этому оправдания! Черт!
И рыба… рыба, рыба, рыба, рыба! Меня уже тошнит!
– Шон!
– Что с тобой, Айс?
Я согнулась и схватилась за горло.
Таракан в голове Орабеллы принуждал меня произвести неприятный акт рвоты прямо сейчас!
Шон приобнял меня и погладил по волосам.
– Ты хотела поговорить? Ты себя неважно чувствуешь?
– Шон, нам нужно…
Мой взгляд упал на сахарницу с приоткрытой крышкой, стоящей на краю стола передо мной. Вот только сахара я там не заметила. Под крышкой торчало что-то другое. Мне совершенно не хотелось смотреть на это, но… я все же решилась.
Я должна убедиться в том, что схожу с ума или вижу следы, которые Грейтсы не успели скрыть от нас…
– Айс, ты как? Ты хочешь уйти? Я не понимаю.
– Айседора! Что с вами? Вам принести воды? – Изабелла приближалась.
Сработали инстинкты: почувствовав опасность, исходящую от этой женщины в облаке приторных духов, я мигом смахнула крышку с сахарницы и увидела…
Пальцы.
Человеческие отрубленные окровавленные пальцы с почерневшими ногтевыми пластинками.
И мир перестал быть прежним.
Я сошла с ума?
Или…
– Айс… что с тобой? Айс! На что ты там…
Шон перевел взгляд туда же, куда смотрела и я.
Если он увидит эти мертвые пальцы, то…
– Какого черта…
Это был голос Шона. Он тоже видит это, а значит…
– Дети, – прозвучал ледяной тон Колина, сидящего прямо напротив меня через весь стол.
Дети?..
Прозвучало, как приказ.
А потом я услышала вопль Шона.
– Шон!
Рядом с ним возник Джейсон. В его руках – плоскогубцы. Он зажал инструментом большой палец Шона на правой руке.
И потащил его прочь от меня.
Шон попятился назад, не переставая стонать от боли.
Какого черта здесь творится?!
Если здесь Джейсон, то где…
Я оборачиваюсь – Паола.
Стоит и нагло улыбается мне во все зубы. А в руках держит длинную деревянную биту.
Я ничего не успела сделать. Даже мыслей в голове не осталось. Я только слышала раздирающие вопли Шона.
А потом…
Взмах.
Удар.
И темнота.
Глава 9. Челюсти или щупальца
Холод пробежался по ногам, достигнув колен, когда он оказался в секционном зале морга.
– Доктор Серпентес! Мы не стали начинать без вас. Спасибо, что пришли. Это важно.
– Я не мог отказать вам, мистер Ксавьер.
Людо Ксавьер, начальник полиции Перламутр-Бич, выглядел изнеможденным и мучительно усталым. Этому человеку приходилось разгребать все беды, в которые этот курортный город умеет вляпаться на свою голову постоянно.
Помятые спутанные влажные седые волнистые волосы небрежно спадали на плечи. Худое лицо с выступающими скулами. Обвисшие щеки и дряблая кожа с возрастными пигментациями. Серые глаза с черными вкраплениями, разбросанными по радужке. На подбородке и шее слабая щетина. Облаченный в форму: черный костюм, белую рубашку и синий галстук с серебряной брошью в виде рыбы, – он натянул на тонкие длинные пальцы белые перчатки. Его трость с серебряным наконечником в форме жемчужины стояла у стены. Людо вынул из кармана пиджака носовой платок и прижал его к носу, чтобы избавить себя от гнилостного трупного запаха.
Скальд давно привык к такому запаху. Сейчас он чувствовал смесь крови и формалина. Но к этим запахам добавились нотки протухшей рыбы.
«Именно рыба… с чего бы это могло быть?».
– Я позвал Хоакина Мартинеса, директора центра спасения животных «Первая Лагуна», – сообщил Людо Ксавьер, – надеюсь, вы не против такой компании, Скальд? Я надеялся, что вы вместе сможете прийти к верному решению нашей проблемы.
– Это было очень мудро с вашей стороны, мистер Ксавьер. Мистер Мартинес, добрый день. Жаль, что мы не смогли встретиться при иных обстоятельствах.
Мартинес не ответил, а ответил Скальду партнерским рукопожатием.
Кроме директора «Первой Лагуны» и начальника полиции в секции присутствовал Бако – патологоанатом. Рослый молодой юноша, жутко тощий и бледный. Белый халат обтягивал его тело, словно слой бумаги. Черные длинные волосы опускались ниже плеч, а потому специалист постоянно заправлял их под шапочку. У Бако вечно тусклый взгляд, словно ему наплевать на все происходящее вокруг. Он просто делает свою работу.
– Вы не возразите, если я закурю?
– Это ваш морг, Бако, – ответил Людо Ксавьер, – полагаю, навредить своим курением мисс Филиндерс вы уже не сможете.
– Золотые слова, начальник.
Бако без стеснения зажег сигарету и закурил, стряхивая пепел в пепельницу, стоящую на металлическом предметном столике с остальными инструментами при вскрытии.
Его взгляд метнулся в сторону Скальда и замер на его перебинтованных руках.
– Что с вами? – Бако бросил в его сторону.
– Вы о…
– Что с вашими руками, док? Я про них.
Скальд набрал побольше воздуха в легкие, чтобы ответить, но Людо его опередил:
– Бако, боюсь, это не самый корректный вопрос в адрес доктора Серпентеса. Доктор Скальд – превосходный специалист. Уверен, у него есть свои причины, чтобы накладывать такие повязки на свои руки.
– Да мне просто интересно, – Бако пожал плечами и выпустил дым изо рта, – это не камень в ваш огород, док. Не подумайте.
– Доктор Скальд не обязан распространятся о…
– Ничего страшного, мистер Ксавьер. Я могу ответить. Дело в том, что моя кожа частенько трескается и оставляет кровоточащие раны.
– Нейродермит что ли? – выкинул Бако.
– М-да… что-то вроде того. Весьма атипичный нейродермит.
В секционном зале повисла неприятная пауза. Ксавьер перевод взгляд с Бако на Скальда, пытаясь разобраться в этом кратком противостоянии взглядов. Это могло продолжаться еще долго, если бы Хоакин Мартинес не вмешался:
– Давайте приступим к делу, коллеги. Причина нашей встречи весьма трагична.
– Это вы верно подметили, Хоакин, – Бако сбросил окурок в пепельницу, – каждая ваша встреча со мной случается по трагичному поводу. Несложно догадаться почему, верно?
– Оставьте ваши колкости, Бако, – резко выразился Людо Ксавьер, – перейдем к делу.
– К телу, вы хотели сказать?
– Этот тип меня доконает! – Людо устало почесал пальцем лоб.
Скальд посмотрел в сторону и заметил, что вся правая стена служила окном, за котором находилось несколько молодых людей.
– Кто это там?
Скальд подошел к стеклу, открывавшему вид на пустую серую комнату с одной скамьей и двумя металлическими стульями. В помещении трое молодых людей. Крупный парень сидел на скамье, прижавшись спиной к стене. Девушка лежала рядом, опустив голову ему на колени. А третий парень стоял прямо перед Скальдом и в упор смотрел на секционный зал.
Скальд сразу понял, что тот его не видит. Это особое стекло. Скорее всего для тех ребят оно является зеркалом. Но этот парень… он точно знает, что его видят с другой стороны.
Его взгляд полон злости и пустоты.
Его лицо… так выглядит человек, который потерял ощущение самой жизни.
Скальд видел эту глубокую бездонную пустоту в его глазах.
Полная разбитость.
Но злость… ярость… это единственное, что поддерживало дыхание жизни в этом человеке.
Его щеки красные от слез. Похоже, слез у него уже не осталось. Это был сухой плач.
– Это лучшие друзья Мисы Филиндерс, – пояснил Хоакин Мартинес, – те двое, Матео Мончо и Беатрис де Кастелл, работают у меня в «Первой Лагуне». Хорошие ребята. Толка от них много. Способные. Очень активные и инициативные. А это Энтони Эрнандес. Он и Миса встречались. Любили друг друга. Я думаю, очень сильно. Все четверо крепко дружили. Вместе занимались дайвингом и исследовали Сапфировое море. Дядя Энтони, Альбедо Эрнандес, держит магазинчик «Глубоководье» у самого Пляжа. Думаю, вы наверняка слышали о нем, доктор Серпентес.
– Можно просто Скальд. Да, слышал. Они же не видят нас, верно?
– Не видят, – ответил Людо Ксавьер, – это зеркало-обманка.
– Долго они так?
– Уже несколько часов, – покачала головой Хоакин Мартинес, – Энтони с места не двигается. Иногда мне кажется, что он, действительно, видит эту комнату через зеркало. И смотрит… на нее…
Эти слова заставили всех обратить свое внимание на стол в центре зала, на котором лежало мертвое тело, покрытое белой тканью.
«Половина тела».
– Родителям уже сказали? – поинтересовался Скальд.
– Разумеется, – кивнул Людо Ксавьер, – похороны в среду. А потому нам нужно поспешить, чтобы успеть разобраться в том, что ее убило на самом деле.
Это стало командой.
Все четверо наконец собрались вокруг секционного стола. Бако нацепил белые перчатки и убрал пепельницу с предметного столика на пол.
– Должен сказать, – Бако прокашлялся, – это чертовски странная смерть.
И патологоанатом снял белую ткань с трупа, свернув ее у ножного края стола.
– Ох, черт…
Людо Ксавьер сразу прикрыл нос носовым платком.
Перед ними лежало мертвое тело Мисы Филиндерс, лишенное нижних конечностей. Малый таз с его органами также отсутствовал. Органы брюшной полости вываливались на стол. Холодная белая кожа слегка вздута, пропитана водой. Длинные тонкие руки с почерневшими ногтевыми пластинками. Волосы убраны за спину. Лицо… нет, оно не выглядело спящим.
Оно было мертвым.
По-настоящему мертвым.
У спящих людей нет черных губ и побелевших бровей.
– Расскажите мне подробнее о том, как это случилось, – попросил Скальд.
– Очень быстро, как рассказали ее друзья, – сообщил Людо Ксавьер, – кроме них свидетелем смерти бедной девушки стал Мэтью Симонс, но допрашивать его было бесполезно. Он до сих пор прибывает в шоковом оцепенении. Его доставили в городскую больницу, чтобы привести в чувство. У старого бедолаги совсем психика пошатнулась. Четверо друзей проводили подводные заплывы. У них есть особая карта с отмеченными зонами, на которые Энтони Эрнандес поделил все Сапфировое море. Трагедия случилась на пересечении зон «Б-пятьдесят» и «Б-пятьдесят один». Что бы это ни значило, точные координаты у нас имеются. Это неизведанные области. Вот, что мне известно. Туда прежде никто не погружался. Эти ребята стали первыми. Матео Мончо и Беатрис де Кастелл уже вышли из воды и забрались на лодку Симонса. Энтони тоже забрался и протянул руку, чтобы помочь Мисе подняться на борт. Ее резко оторвало от его руки. Тело Мисы начало уносить прочь от лодки против течения. Ее что-то схватило и тащило в обратную от спасения сторону. Она кричала. Ей было больно. Так считает Энтони Эрнандес. Он бросился в воду, чтобы спасти свою девушку. Но ее уносило слишком быстро. Долгое время не было крови. Миса просто кричала, не в силах помочь сама себе. А затем… нечто приподняло ее над водой. Ее тело замерло. И появилась кровь. Одна ее часть ушла под воду. Энтони удалось спасти лишь то, что мы видим с вами перед собой. За считанные секунды кто-то или что-то оторвало девушке ноги. Разрыв прямо по линии пояса. Вот и вся история.
Скальд принялся обдумывать услышанное. Сведений, которые удалось раздобыть о случившемся, крайне недостаточно. Решающее значение сыграет изучение тела.
– Есть гипотезы? – первым делом спросил Скальд.
– Акула, – ответил Бако, – это первое, что пришло на ум.
– И первое, что следует исключить, – вступил в полемику Хоакин Мартинес.
Трое уставились на директора «Первой Лагуны».
– Бако, будьте добры, передайте мне пожалуйста скальпель.
– Пожалуйста, Хоакин.
Хоакин Мартинес взял предложенный ему скальпель и поспешил ответить Бако:
– И не называй меня так.
– Упс… прошу прощения, мистер Мартинес.
Хоакин Мартинес закатил глаза, но в конечном счете перевел свое внимание с докучающего Бако на труп Мисы.
– Посмотрите на границы разрыва тканей. Если бы это была акула, то остались бы следы. У акулы очень много острых зубов. Она раскусывает свою жертву. Понимаете? Здесь такого нет. Нижнюю часть тела, словно…
– Оторвали, – закончил Бако и умно покачал головой.
– Именно, – раздраженно процедил и закончил Хоакин Мартинес.
Скальд наклонился, чтобы осмотреть внимательнее оторванные лоскутки тканей.
– Ее словно… растянули. Как под прессом. В разные стороны. Очень мощное растяжение с разрывом всех тканей. Но чтобы оторвать часть скелета и разорвать позвоночник, нужна очень мощная сила.
– И она была! – подметил Бако.
Патологоанатом взял скальпель и указал на края рваной раны.
– Приглядитесь. Здесь есть следы сдавления и некроза. Сосуды лопнули от этого самого сдавления.
– К чему вы клоните, Бако? – нахмурился Людо Ксавьер.
– В нашем случае имело место не только растяжение, но и сдавление. Мощное сдавление по всему краю. Спереди. По бокам. Сзади. Ее тело словно обхватило что-то очень мощное и начало сжимать, как тиски. Произошла мощнейшая травматизация, которая сделала возможным последующий разрыв в результате растяжения.
– И что же могло вызвать подобное сдавление и растяжение? Если это не акула, то…
Людо с надеждой заполучить все ответы взглянул на Хоакина Мартинеса. Но директор, по его виду, не имел ни малейшего понятия.
– Глядите!
Скальд, долго всматриваясь в месиво из вывалившихся внутренних органов, наконец нашел ту самую «иглу в стоге сена».
– Что вы там нашли? – Людо, зажимая нос платком, аккуратно подался вперед.
– Бако, пинцет!
– Держите, док!
– И не зови меня так.
Скальд получил пинцет и потянулся к новой заветной улики, которая в конец сбивала с толку.
Стоило им отбросить теорию о нападении акулы, как Скальд продемонстрировал всем острый клык.
– Что скажете на это, Хоакин Мартинес?
Мартинес в изумлении протянул руку. Скальд сбросил найденный клык ему в ладонь.
– Кому это может принадлежать? – спросил у него Людо Ксавьер. – Неужели, акуле?
Хоакин какое-то время изучал острый зуб, направляя его на лампу, как на источник света.
– Вы не поверите, мистер Ксавьер, но этот зуб, действительно, мог принадлежать акуле…
– Это сбивает нас с толку! – начальник полиции в гневе сжал кулаки.
– Как же там мог оказаться зуб акулы, если мы выяснили, что это не укус акулы? – Бако был в замешательстве.
– А ты задаешь толковые вопросы, умник.
– Простите, начальник! Просто пытаюсь разобраться, как и вы.
Скальд наблюдал за озадаченностью Хоакина Мартинеса. Директор «Первой Лагуны» наверняка сейчас пытается вспомнить всех известных ему морских обитателей.
– Мистер Мартинес.
– Да, Скальд?
– А о ком вы подумали, когда мы отбросили версию с акулой?
– Это глупо, но… если честно, я подумал об осьминоге. О ком-то с щупальцами, проще говоря.
– Осьминог?! – выгнул бровь Людо Ксавьер. – Думаете, щупальце может справиться с задачей раздавить и разорвать?
– Именно с этой задачей оно и может справиться лучше всего, – кивнул Хоакин.
Скальд бросил взгляд на Энтони Эрнандеса. Несчастный парень не двинулся с места. Он так и стоял у стекла и прожигал их всех пустым взглядом.
– Вы что-то придумали, доктор Серпентес? – Людо Ксавьер питал надежду найти ответы в его мыслях.
– Возможно, если только…
«Вспышки Алого Вопля уже бывали раньше. И эти нападения тоже. Все повторяется. Оно вернулось в Перламутр-Бич. То, с чем они не смогли справиться в прошлый раз».
– «Если только» что? – не выдержал Людо Ксавьер.
– Если только мистер Мартинес сможет вспомнить… существует ли особый вид осьминогов или другое существо, обладающее щупальцами… и чтобы у этих щупалец имелись подобные «зубы». Что-то вроде клыков. Вы меня поняли?
– Осьминог, у которого на щупальцах растут акульи зубы? – голос начальника полиции стал заметно громче. – Вы, действительно, считаете, что такие существуют?
