Илья Сергеевич Ермаков
Обнуление
Глава 19. Красные следы на снегу
Широкие двери Приюта приоткрыты. Черная тень, усыпанная цветами, скользнула внутрь.
Я рванулась вперед, устремляясь за ней следом, но вдруг меня схватили за руку и остановили.
– Постой, – бросил Андрей.
Смотрю на него и недоумеваю. Почему он нас тормозит?
– Мы должны спешить.
– Олеся, Приют вот-вот сгорит. Там опасно. Мы не знаем… что там внутри.
– Андрей… я не понимаю… почему ты сдаешься?
– Не разумнее ли сначала найти Катерину и разобраться с ней?
– А как же Василиса? Как же Денис? Как же остальные ребята? Мы не можем их предать огню…
– Мне жаль, Олеся. Я не знаю, правильно ли мы поступаем.
– У нас нет выбора, Андрей. Душа Василисы привела нас сюда – к новым жертвам сектантов. Мы не можем оставаться здесь и ждать, когда Приют охватит пламя пожара.
– Олеся… прошу…
Смотрю ему в глаза.
Если он готов остаться здесь – пусть остается. Но я пойду. Я точно решила.
– Мне нужно идти, Андрей. Ты со мной?
Он не ответил.
Андрей отпустил мою руку, позволяя мне уйти.
Я двинулась к дверям Приюта, а Андрей пошел за мной. И хорошо. Он передумал. Мы вместе. И честно – от этого мне гораздо спокойнее.
Не дойдя до дверей Приюта, я замираю.
Следы.
Детские маленькие ступни.
Красные следы…
– Кровь…
Множество мелких следов детей рассыпаны по переднему двору Приюта. Алые змейки ведут к дверям Приюта.
Вокруг следов виднеются красные россыпи капель.
– Идем, – скомандовал мне Андрей, – ты права. Надо спасти детей.
И мы вошли внутрь.
Холодные пустые стены Приюта встретили нас. Впереди виднелись парадные лестницы и разветвления коридоров на два крыла.
– Где нам ее искать? – озадачилась я.
– Не знаю. Давай для начала все проверим. И пойдем наверх.
– Хорошо.
Вокруг пусто.
Все обветшало. Рассыпаны детские игрушки. Темно. На стенах висят битые зеркала. Мебель покрыта слоями пыли.
Словно это место много веков как заброшено.
– Смотри, следы!
Я заметила красные дорожки. Кровь вела по лестнице на второй этаж.
– Идем.
Поднимаемся наверх. Следы ведут в правый коридор. Мы проходим мимо ряда дверей, ведущих в комнаты детей.
– Слишком тихо, – подметил Андрей, – тебе не кажется это подозрительным?
– Да. Тут очень тихо.
Ни шороха, ни голоска. Никаких звуков.
Я чувствовала себя, закованной в гроб.
А потом мелькнули цвет во мраке. Былые лилии и красные розы.
– Иди ко мне… мама…
– Василиса!
Я побежала на голос.
– Олеся, подожди!
Андрей рванулся за мной.
– Я тебя жду… – голос души Василисы.
Я иду, милая, иду. Я спасу тебя, доченька! Спасу!
– Мама… помоги…
Она просит о помощи! Она в опасности! Она боится Катерину! Она не перешла на ее сторону. Ах, как приятно это осознавать. Моя дочь – все еще моя дочь. И я верну ее!
– Скорее мама… ко мне… сюда… сюда…
Ее голос звучит все громче и отчетливее. Я приближаюсь. Я бегу по одному коридору, который сменяется точно таким же следующим коридором. Все однообразно. Это не Приют, а какой-то лабиринт!
Двери, двери, двери… бесконечный поток дверей мелькает по обе стороны от меня.
А я ухожу все дальше и дальше от лестницы.
– Олеся! Подожди! Не так быстро! – Андрей гонится за мной.
Я набираю скорость.
Словно на финише марафона!
Я не просто бегу – несусь.
– Мамочка… пожалуйста… спаси…
Василиса, милая… куда же ты от меня убегаешь? Подожди! Прошу! Подожди! Я уже бегу. Я уже рядом. Я уже здесь.
– Она идет…
Она? Катерина?
Пусть приходит! Я набью ее смазливое личико!
– Она близко… она уже близко…
И я близко, милая. Я уже рядом!
– Прошу, мама… защити меня от нее! Спаси!
Она кричит. Она зовет меня на помощь.
Я бегу, Василиса! Бегу!
– Мама… мама… я так тебя люблю…
И я люблю тебя, Василек! Ах! Прости! Прости меня за все! Я не должна была забывать тебя. Я не должна была бросать.
Но больше я тебя не оставлю.
Я не дам тебя ей!
Мы убежим. Непременно. Вместе!
– Мама… мамочка!..
Ее тень скрывается за дверью в конце коридора. И я ускоряюсь. Она там. Она ждет меня. Я бегу.
– Олеся! Постой!
Но я не стою. Я мигом подбегаю к двери и плечом выбиваю ее. Я врываюсь в следующую комнату, и на меня обрушивается свет…
– Огня…
Что?
– Боишься?
Немыслимо…
– Ты боишься огня?
Передо мной стоят дети. Дети в белых пижамах. Их ноги босы. А ступни в крови. Все выбриты наголо. Кожа бледна. Глаза красные. И под белыми ногтями проступают алые капельки.
Они держат в руках зажженные факелы.
Сколько их?
Десять?
Тринадцать?
И среди детей я вижу знакомые лица…
– Денис!
И еще…
– Вадик! Лиза! Оливия!
Как и другие дети, они одеты в белые пижамы. Бритые головы, красные глаза и кровавые ноги…
– Нет… что они с вами сделали?
Где Василиса?
Она здесь?
Я хищно осматриваю толпу детей взглядом. Я смотрю им за спины. Смотрю в лица каждого. Василисы среди них не оказалось.
– Олеся! Ты меня с ума сведешь своим бегом! – Андрей наконец нагнал меня и встал за спиной, переводя дыхание.
Он мигом обратил внимание на детей и ужаснулся, увидев среди них своего сына.
– Что здесь происходит?
Он делает шаг и вырывается вперед меня.
– Андрей, нет! – командую я.
Он протягивает руку Денису. Денис смотрит на отца пустым взглядом и стеклянными глазами. Как и все остальные, он держит в руке горящий факел, словно меч.
– Денис, сынок. Это папа. Ты помнишь меня? Пойдем домой, а? Я пришел за тобой. Я тебя заберу, ладно? Идем же…
Андрей делает еще один шаг вперед.
Но я понимаю: Денис уже не его сын. Их изменили. Их испортили. Их сломали.
Катерина… и ее сектанты… когда они все успели?!
Она отняла у нас все: друг друга, детей и самих себя.
Что она за монстр? Как только она себя выносит?
Зачем ей все это?
– Андрей, надо уходить, – велю я, – Денис уже не твой сын.
– Молчи! – рявкнул Андрей. – Здесь мой сын, Олеся. Это Денис. Я знаю своего сына! Это он!
– Андрей… не надо…
– Идем домой, сынок. Денис, пожалуйста. Оставь факел. Пошли со мной.
Разглядывая детей, я заметила еще одну особенность: они не моргали.
– Прошу, сынок. Папа любит тебя. Папа пришел, чтобы тебя спасти. Идем домой.
А потом… Денис делает шаг вперед. Остальные дети смотрят только на Андрея или на меня.
Денис, держа факел, смотрит в глаза Андрею и говорит:
– Ты боишься огня?
– Денис… – роняет Андрей.
И тут загорелось…
Дети побросали факелы. Огонь полетел в стены и в мебель вокруг. Загорелись занавески, столы, стулья, тумбы, бумага, игрушки.
Рыжее пламя охватило зал.
– Сынок… – Андрей стоял неподвижно.
Из его глаз текли слезы. Он не мог оставить Дениса. Не мог принять, что его сын уже не тот, что был прежде.
В этой реальности царит хаос и ужас.
Это вакханалия.
– Андрей, бежим! Уходим! – позвала я его.
Но он стоит! Проклятье!
Я хватаю Андрея за руку и тащу его к выходу.
– Олеся, как же так…
– Уходим! Живо! Надо бежать к выходу!
Дети провожают нас стеклянными взглядами. А потом Денис вытягивает руку вперед, показывает кровавым кончиком пальца на нас и дает указание остальным:
– Кушать подано.
Меня бросило в дрожь от его голоса и от этих слов.
Дети сорвались с места и погнались за нами. Топот маленьких ножек оглушил Приют. Дети оставляли за собой вереницу кровавых следов. Они улыбались. В глазах отражался огонь, скользящий по стенам. Они смеялись.
И я видела их маленькие ровные белые зубки, испачканные кровью.
– Что за черт? – выпалил Андрей.
– Они загипнотизированы Катериной, – объяснила я, – мы их не спасем. Нужно валить отсюда как можно скорее. Василисы здесь нет. Ты прав: надо найти Катерину. Уверена: Василиса у нее. Остановим Катерину и положим конец этому безумию.
– Почему Денис хочет съесть меня? Он совсем меня не узнает!
– Это все Катерина… она забрала у нас детей… она отнимает у нас все подряд! Прошу, Андрей, мы должны бороться дальше. В Приюте нам делать нечего.
И мы бежим через вереницу бесконечных изломанных однообразных коридоров, полных дверей. Хищное пламя охватывает все больше пространства в Приюте, поглощая один коридор за другим.
И дети… смеющиеся, голодные, хищные, безумные – бегут за нами.
– Быстрее! Быстрее!
– Они догоняют!
– Знаю-знаю! Давай, Андрей! Немного осталось.
Мы бежим так быстро, как это возможно.
Коридор. Поворот. Коридор. Поворот. Коридор.
Проклятье!
Как долго это может продолжаться? Где чертова лестница? Где чертов выход? Приют не может быть таким большим! Это нереально!
Но все в этом мире нереально…
И оно происходит с нами сейчас. Люди умирают вокруг. И только мы с Андреем остаемся в здравом уме и трезвой памяти. Только мы с ним в силах бороться со злом.
Мы потеряли Якова, Альбину и Нелли. Мы потеряли всех детей.
Но еще не потеряли друг друга.
На стороне Катерины много приспешников, но нас двое. Вместе у нас есть все шансы. Я верю в нас. Верю в нашу победу. Верю в то, что душа Василисы зовет меня и просит о помощи.
– Сюда… сюда…
Она вернулась.
Она указывает мне дорогу.
– Мама, она близко…
Бегу, милая, бегу!
Я вижу ее силуэт в конце коридора. Она уходит за угол. Мы мчимся за ней.
И вот – выход. Лестница. Двери. Вперед!
– Мы почти выбрались, – кричу я Андрею, – осталось совсем немного! Давай! Поднажми!
– Я стараюсь!
Бегом мы спускаемся по лестнице. Стая детей ломится за нами. Огонь за их спинами шипит и ревет.
– Скорее!
Прорываюсь к дверям. Выбегаю на улицу, прыгая в снег.
Словно я поверила в то, что за стенами Приюта я окажусь в безопасности и спасена от детей.
Оборачиваюсь – Андрей подбегает к порогу и падает. Спотыкается. В последний момент! Черт!
Я делаю рывок в его сторону, чтобы вытащить, но… дети уже здесь.
Они схватили его за ноги и потащили внутрь.
– Нет! Андрей!
– Олеся!
Он стучит руками по порогу, цепляясь за выступ. Белые маленькие зубки уже врезались в ноги Андрея. Хлынула кровь. Пиршество началось.
– Нет! Нет! Оставьте его! Отпустите!
Я бросаюсь к Андрею, хватаю его за руки, тащу наружу.
И вдруг сверху – на спину Андрея – запрыгивает Вадик. Он хищно скалится на меня и взмахивает перочинным ножиком, что держал в руках. Я отпрыгиваю в сторону, уклоняясь от удара. Из-за этого я отпустила руки Андрея. И дети утаскивают его внутрь горящего Приюта.
Сижу на снегу. Смотрю в проход.
Андрей скрывается во тьме и огне.
К дверям подходит Денис и пронзительно смотрит на меня.
Его губы говорят:
– Она ждет.
И он закрывает за собой дверь, из-за которой раздаются последние жалобные вопли Андрея.
Приют охвачен огнем.
Пожар пожирает здание изнутри.
Из окон вырываются полыхающие ленты огня.
Все кончено. Андрея нет. И никого больше нет. Я осталась одна.
– Мамочка…
Василиса. Ее голос.
Я оглядываюсь – ее темный силуэт стоит у деревни и смотрит на меня. Она приведет меня к Катерине.
Я убью эту тварь!
Я задушу ее голыми руками!
Я переломаю ей все кости одну за другой!
Она узнает, что такое настоящая боль!
– Василиса…
– Помоги…
– Я иду к тебе милая, я иду…
Поднимаюсь на ноги. Оглядываюсь – вокруг рассыпаны кровавые следы на снегу. Но меня он больше не тревожат. Я ухожу прочь от Приюта и возвращаюсь в деревню.
Для меня существует только Василиса.
Остались мы одни.
Я должна сделать это сама – убить Катерину и спасти дочь.
Близится час ее Обнуления.
Глава 20. Апогей
Вернувшись в деревню, я встретила сектантов. Они стояли вдоль улиц, облаченные в белые одежды, забрызганные пятнами крови. За их спинами полыхали дома и амбары. Никто не трогал меня. Никто не нападал. Никто не пытался убить.
Выстроившись в стройные ряды, словно на параде, они провожали меня злорадными вожделеющими взглядами. Они смеялись надо мной. Они упивались мною. Они предоставили мою судьбу Катерине. Похоже, это ее приказ: она хочет убить меня сама. И не позволит никому другому сделать это.
Я принадлежу ей.
Бояться сектантов лично мне нет смысла, а вот жителям деревни… те, кто еще остался жив, оказались в плену. Сектанты держали их на цепях, словно гончих псов. Жители Предместья стали узниками в руках сатанистов, устроивших великую вакханалию в деревне.
Они плакали. Они тянули ко мне руки. Они жалобно просили меня о помощи.
А я шла вперед по снегу, залитому кровью и золой.
Я не могла им помочь. Мне нужно спасти дочь. Если попытаюсь вмешаться в жизнь этих людей – погибну. Уверена, моя отвага будет стоить мне жизни.
Какой смысл в мести, если за нее придется расплачиваться жизнью?
Кого-то из пленников даже убили. Перерезали горло или всадили кинжал в сердце. Кого-то забили дубинкой. Кого-то просто сожгли заживо.
Сектанты показывали мне: они здесь хозяева. И жизни жителей Предместья в их руках. И я не могу им ничем помочь.
Моя задача – идти дальше. Идти в лапы Катерине. Идти спасать свою дочь.
Одна девушка, вырвавшись вперед, проползла ко мне на коленях. Шея все езе обмотана стальным ошейником. Загремела цепь. Она бросилась ко мне, схватилась за ногу и взмолилась:
– Прошу вас… помогите нам…
На меня смотрели серые глаза, истекающие кровавыми слезами.
А потом… сектант, держащий девушку на привязи, резко дернул за цепь. Девушку отбросило в снег. Она задыхалась.
Какое-то время она барахталась в снегу, пытаясь бороться. Израненными руками она хваталась за цепь в попытке стянуть ее с себя. Но было поздно – воздух покинул ее тело. И она умерла, распластавшись на холодной земле. Изо рта вытекла вишневая густая струя.
Я взглянула на сектанта, задушившего бедняжку. Он мотнул головой в сторону дороги, мол приказывая мне: иди дальше. И не оглядывайся.
Какое великодушие!
– Мама… спаси…
Василиса.
Она совсем рядом. Ее тень стоит в конце улицы и ждет меня. Цветы во тьме сверкают на фоне белого снега. Она сияет. Она зовет меня.
– Я иду милая…
Ускорив шаг, я уверенно двигаюсь вперед по улице, зная, что сектанты меня не тронут. Бояться нечего. Только Катерина… только я и она.
Одной из нас достанется Василиса. Вот и весь итог.
Бегу.
– Мамочка… спаси… она здесь… она уже рядом…
Не бойся, Василиса, я уже здесь. Мама спасет тебя. Мы уедем домой. Мы всегда будем вместе.
Отныне и впредь я тебя никогда не оставлю. Я тебя не брошу. Ах, знала бы ты как сильно я тебя люблю и чем я готова пожертвовать ради тебя.
Я пройду по черепам.
Я пройду по рекам крови.
Я растопчу всех и вся на своем пути.
Только ради тебя, Василек, только ради тебя, любимая… девочка моя…
– Мама! Мама! Мне страшно! Ах! Боюсь!
Я здесь! Я уже здесь, милая! Я пришла! Пришла…
Пришла…
На главную центральную площадь Предместья.
В кольце сгоревших домов неподалеку от разрушенного колодца стоял сожженный столб, заваленный со всех сторон соломой. К столбу привязаны тела. Сгоревшие трупы. Два человека. И теперь сложно сказать были ли они мужчинами или женщинами.
Костер все еще полыхал.
На границе площади расставлены перевернутые кресты, на которых висели другие трупы головами вниз. У всех перерезаны горла. Алые дорожки стекались к костру.
Повсюду на площади рассыпаны мертвые туши животных: куры, коровы, кони. В воздухе стоял смрад. Над трупами кружили рои мух.
Тут и там виднелись потухшие костры, от которых валили столбы дыма.
Сектанты культа собрались в проулках между сгоревшими домами. Они не заходили на территорию площади, а смотрели на все издалека, как болельщики с трибун.
Среди смерти, мертвецов, крови, мух, огня и дыма я увидела их.
Катерина, облаченная в белое платье. Ее волосы свободно развивались за спиной. Андрей прав: ее лицо изменено. Это не та Катерина, которая встретила нас в «Потоке». Ее предок? Как это возможно? Словно подделка. Дублер. Жалкая пародия на настоящий оригинал. Но чертовски схожий! Подправить расстояние между глазами, добавить морщинок и изменить форму носа – вылитая Катерина из «Потока». Изменения в лице еле заметные. Словно она – сестра-близнец Катерины. А все знают, что близнецы всегда отличаются друг от друга. Если привыкнуть к их лицам, то разница становится очевидной.
Близнец Катерины.
Кем бы она ни была, она стояла у костра и ждала меня. Без оружия. Без ножей. Без факела в руке.
Она улыбалась, глядя мне в лицо.
А рядом с ней – Василиса. Не ее душа. Не темный силуэт, проросший цветами и шипами. Нет… это моя дочь. Моя девочка. В самом настоящем человеческом облике.
На ней серое простое платье с длинными рукавами. Распущенные мокрые волосы. Напуганный взгляд.
– Василиса…
Я протягиваю дочери руку.
А она… она прижимается к Катерине, хватает ее за руку, прячется за спину и с ужасом смотрит на меня, произнеся:
– Мамочка, защити меня!
И мир мой рушится.
Земля ушла из-под ног.
Все это время… она звала на помощь не меня, а ее…
Нет, не может быть! Обман! Шутка! Мне просто кажется…
– Василиса, я – твоя мама, – говорю я и не верю в собственные слова.
Но Василиса, заливаясь слезами, качает головой и отвечает:
– Уходи. Ты не моя мама.
И слышать это – больнее удара любого оружия, придуманного человечеством.
Я в гневе смотрю на Катерину. Она нахально улыбается, глядя мне в глаза.
– Что ты с ней сделала? – я готова обрушить на эту женщину весь гнев.
– Я предложила ей выбрать сторону, – ответила Катерина, и ее голос был точно таким же, как у Катерины из «Потока», – и она сделала свой выбор.
– Ты подвергла ее гипнозу!
– Гипнозу? Я такой силой не обладаю…
– Ах как же! Эта вакханалия – твоих рук дело? Зачем тебе это все? Зачем ты уничтожила деревню?
– Мне нужна эта земля. Эти люди… они жили здесь годами, не понимая, что находится у них под ногами.
– Порталы?
Катерина кивает.
– Они-то мне и нужны. Места силы. Места скопления очень мощной энергии. Врата. И я их получила.
– И что ты сделаешь? Построишь здесь санаторный комплекс?
Катерина выгнула бровь.
– Я? О, нет-нет… эта земля преобразуется, но уже не на моем веку.
Катерина смотрит на мою дочь и добавляет:
– На ее…
Я кричу:
– Нет! Этому не бывать! Ты не сделаешь ее такой, как ты!
– Я знаю, чего хочу. И я это сделаю. Я шла к этому годами. Я шла по трупам. Шла по головам, давила черепа, ломала кости. Мои руки по локоть в крови. И я не остановлюсь. Думаешь, ты сможешь меня остановить? Напрасно. Люди делятся на тех, кто получает все, что хочет, используя все свои силы. И на тех, кто проигрывает. Тех, у кого все отнимают. Чтобы что-то получить, надо у кого-то забрать. Закон сохранения энергии, знаешь ли. Все просто. Я беру. Ты теряешь.
Только не Василису.
Я готова потерять все, но не ее!
– Вот, что это значит, – произношу я, – Обнуление. Вот, чего она хотела…
– Она?
– Катерина. Другая Катерина.
– Другая? Нет никакой другой Катерины, Олеся. Это я.
Смотрю в ее лицо, и оно меняется.
Все черты выравниваются и делаются правильными. На меня смотрит Катерина – та самая Катерина, которую я всегда знала. Катерина из «Потока».
Это она!
Нахально улыбаясь, она говорит мне:
– Пока ты наслаждалась Слиянием, мы с твоей дочерью потолковали. Поговорили по душам, так сказать. Я рассказала ей про свою жизнь. Она рассказала про свою. Мы обсудили ее будущее. Она рассказала мне о том, чего хочет добиться в жизни.
– И чего же?
– Всего.
Чушь! Курам на смех!
– И только я одна могу ей дать все, Олеся. А что можешь дать ей ты? Тепло? Заботу? Ласку? Я уже даю ей это. Я люблю ее. Она любит меня. И что еще у тебя есть? Чем ты лучше меня? Тем, что родила ее? Не смеши. Кровь ничего не решает, когда речь идет о настоящей любви и настоящей преданности. Ты сама забыла ее. Ты оставила свою дочь. Ты гуляла и резвилась с остальными родителями в то время, пока твоя дочь страдала. Пока она лежала в гробу. Под землей.
– Что? О чем ты говоришь?
– Видишь? Ты совсем ничего не знаешь о собственном ребенке! А я знаю. Василиса подверглась издевательствам со стороны Оливии и Лизы. Они травили ее. Они мстили ей за то, что случилось в бассейне, когда с Вадика стянули плавки.
– А что случилось?
– Ты и этого не знаешь… Твоя дочь ударила Лизу по лицу. Та это запомнила. И решила отомстить Василисе за удар, затащив ее в гроб. Вадик и Денис ее, конечно, нашли и спасли. Но где была ты? Путешествовала? Летала? Наслаждалась астральным телом?
Катерина засмеялась.
– И после всего этого ты смеешь называть себя матерью Василисы? Не смеши.
Голова шла кругом.
Меня бросило в дрожь.
Как же больно!
Как я могла забыть про Василису? Как я могла оставить ее? Как я могла допустить такое?
Но ведь это не я… она. Катерина свела меня с ума. Она забрала ее у меня… она забирает Василису у меня прямо сейчас!
– Я ошиблась из-за тебя. Если бы не ты, я бы никогда не забыла про свою дочь. И что ты о ней знаешь? Ты была с ней, когда она сделала первый шаг и сказала первое слово? Ты была с ней, когда она с высокой температурой боролась с пневмонией? Ты была с ней, когда у нее начались первые месячные, и она была так напугана? Ты была с ней, когда она страдала от первой неразделенной школьной любви? Ты была с ней, когда она потеряла отца? Ты ничего не знаешь. Тварь. Ничего. Я – ее мама. И я заберу свою дочь с собой. Мы вернемся домой. И мы будем счастливы. Без тебя. Так-то вот.
Катерина сохраняла спокойствие перед моим натиском.
– Ты все еще веришь в счастливый конец сказок? Такие сказки ты читала ей перед сном, Олеся? Где добро побеждает зло? Но жизнь… она другая. В ней побеждают те, кто сильнее. Таков закон. И на войне, и в любви. Кто из двоих сильнее, тот и остается, Олеся. И не тебе решать: пойдет она за тобой или нет. Это решать только ей. Василису ждет последнее испытание. Она ведь… моя ученица, понимаешь? И я начинаю выпускной экзамен. Я уверена в себе и в своих силах. А вот ты, Олеся? Ты уверена в себе? Уверена, что Василиса выберет тебя, а не меня? Потому что именно этот выбор – ее последнее испытание.
Катерина взяла Василису за руку и вывела ее из-за спины.
– Василиса, – она смотрела ей в глаза, – сейчас от тебя требуется только одно – сделать простой выбор. Мы же обе знаем, что ты выберешь, правда?
– Не слушай ее, Василиса! – кричу я. – Она – чудовище. Она украла тебя у меня! Она тебе никто! Она – враг! Я – твоя мама, Василиса. И я ошиблась… я оставила тебя, но больше этого не случится. Вспомни меня. Вспомни все, через что мы с тобой прошли. Прошу! Вернись ко мне. И мы уйдем. Мы всегда будем вместе. Я так тебя люблю…
Василиса испуганно переводила взгляд то на меня, то на Катерину.
– Твоя задача: выбрать одну из нас, Василиса, – велела ей Катерина, – это ведь несложно, верно? Ты должна выбрать, с кем останешься. Кто твоя настоящая мама? Кто на самом деле любит тебя и готов ради тебя на все? Справишься?
Василиса кивает.
– Отлично. И еще одно: вторая должна умереть. Выжить сможет лишь одна из нас. И тебе решать, кто это будет: я или она. Третьего не дано. Две мамы быть не может. Одна из нас должна победить и забрать все. А вторая – умереть ни с чем. Потому что заслужила поражение. Понимаешь меня?
Василиса снова кивает.
Катерина готова… умереть за нее. Она готова проститься с жизнью и со всеми своими целями и стремлениями, если Василиса выберет меня, а не ее. Интересно, как она исполнит свои условия в случае моей победы? Даст мне убить себя или умрет сама? Пойдет на костер?
Ох, я хочу это знать!
Но сперва главное – Василиса должна выбрать меня. Конечно, она выберет меня, ведь я – ее настоящая мама. Я люблю ее всем сердцем и душой! Я принимаю ее всю без остатка! Она должна меня вспомнить. Должна почувствовать мою любовь.
И простить…
Ох, Василек, ради Бога, прости меня! Я так виновата…
– Давай же, милая, вперед.
И Катерина отправляет Василису ко мне.
Все замирает.
Дальнейший выбор Василисы определит все.
Василиса поворачивается ко мне лицом и делает шаг в мою сторону. Она начинает медленно идти ко мне, внимательно изучая лицо.
А я начинаю плакать.
– Милая… Василиса… иди ко мне… я тебя люблю, зайка. Я так скучала. Я так виновата перед тобой. Прости меня, доченька. Прости меня, пожалуйста. Я не хотела всего этого. Я не хотела бросать тебя. Не хотела забывать тебя. Но враг в какой-то момент оказался сильнее. Я поддалась искушению, поддалась гипнозу. Меня сломали, но ненадолго. Я вернулась. И я все вспомнила. Я вспомнила, как сильно люблю тебя. Мы можем быть вместе, так ведь? Мы еще можем… ты же это знаешь, да? Ты любишь меня Василиса? Я знаю… знаю, что любишь… и твоя настоящая мама тебя любит… и никогда – слышишь – никогда не разлюбит. Прошу, зайка, пойдем со мной. Давай вернемся домой. Бабушка нас ждет. Она скучает. Мы уехали, не позвонив ей. Она очень волнуется. Мы вместе сядем за стол, бабушка сделает пирожки, мы сварим компот из смородины, купим мороженое. Хочешь? И вместе ляжем спать в обнимку. Прошу, Василек, дай мне еще один шанс. Я так виновата перед тобой… прости меня… прости…
Заливаясь слезами, я говорила все это – слова сами срывались с губ. Я почти не думала о том, что произношу вслух. Все шло от сердца, от души. Я не понимала, что говорю. Я просто говорила, говорила, говорила, и сама не заметила, как Василиса оказалась передо мной.
Вот она. Моя девочка. Мой зайчонок. Мой Василек. Мамин цветочек.
– Милая…
– Мама…
Она смотрит на меня, и ее глаза наполняются слезами.
– Василек, прошу…
Она делает еще один шаг вперед. Она протягивает руки ко мне.
– Я прощаю тебя, мама.
Я таю.
Я реву.
Я обнимаю ее.
Я прижимаю Василису к себе.
– Доченька! Милая! Ах, я так тебя люблю… спасибо! Спасибо тебе за все! Я так рада это слышать! Прости меня, милая. Ах, прости же меня!
– Все хорошо, мама. Я с тобой. Я уже простила тебя…
– Ах, спасибо, спасибо, спасибо! Милая, я так рада! Домой… мы пойдем домой прямо сейчас! Я так скучала по тебе! Так скучала!
Я смотрю на Василису. Я смотрю ей прямо в глаза. Я кладу руки ей на плечи и смотрю в ее глаза, залитые слезами.
– Василиса, я счастлива, что ты вернулась…
И вдруг… ее взгляд меняется. Ее глаза холодеют.
И стальной голос срывается с уст моей дочери:
– Мой дом здесь. Рядом с Катериной.
Я замираю.
– Что…
– Ты проиграла. Ты не моя мама. Я выбираю жизнь Катерины.
– Нет!
Но поздно…
Передо мной уже не Василиса, а ее душа – темный дымный силуэт, обросший цветами разных цветов. Руки, обвитые шипами и терновым кустом, прижимают меня к себе.
Темня душа Василисы заключает меня в объятия.
И мне больно… все тело словно пронзила тысяча игл!
– Ты сильная, – звучит голос Василисы в моей голове, – но Катерина сильнее. И я пойду за ней, а не за тобой. А твое Воздаяние завершится сейчас.
И цветы во тьме… загораются.
Огонь окружает меня.
– Пришел твой черед Обнулиться, другая мама.
Ее огненная душа обнимает меня, не позволяя шевелиться. И я уже не чувствую своего тела.
Оно горит.
Оно тлеет.
– Каждый получает то, что заслужил, – слышу голос Василисы.
Огонь в глазах. Огонь вокруг.
Пламенная Василиса смотрит на меня и говорит последние слова, которые я слышу прежде, чем обратиться в пепел на снегу:
– Прощай, мама.
Я Обнулилась.
