Игорь Сотников
Гиперпанк Безза… Книга третья
А вот у самого Такаши возникли другой направленности мысли в сторону Фудзико. И по его досужему мнению, Фудзико-сан таким ловким способом, с привлечением этого Затойчи, хочет его подтолкнуть к более решительному (на этот счёт он не против) и ответственному (а вот здесь он никому не позволит собой манипулировать) шагу в её сторону. А как в этом плане будет действовать Затойчи, то всё на самом деле просто и логично. Затойчи-сан с помощью своей обнажённой катаны заставит Фудзико-сан напрячься до того качества испуга, что её кимоно без всякого словесного требования со стороны Затойчи: «Живо раздевайся!», начнёт с неё постепенно сползать, обнажая перед всеми её физические достоинства, называемые в такого рода публичных местах стриптиз. И если Такаши-сан в себе не в зовёт всю свою мужественность и отчаянности немного, то наслаждаться видами без кимоно Фудзико-сан будут все тут присутствующие люди. И тогда спрашивается Такаши, какого васаби я должен один оплачивать ужин Фудзико, если она так обнадёживающе сейчас выглядит для всех вокруг буквально?
Ну а то, что Затойчи так будет действовать в сговоре с Фудзико, той ещё вертихвосткой, хочется ей видите ли, стать большой актрисой, – а чтобы избавиться от страха перед публикой, она и задумала эту хитрость с обнажённой катаной Затойчи и своим кимоно (это вторая цель общего плана по дискредитации Такаши Фудзико), – то тут без сложных объяснений. Затойчи-сан, как бы это для него обидно и обжигающе сердечный нерв не звучало, а слеп физически к женскому телу. И ему не нужны все эти зрительные подробности, ему достаточно своей само сознательности и безнравственности в плане восприятия женской природы. Что опять же сильно привлекает к нему всякую, особенно не так с виду хорошо выглядящую женскую природу. Которая всегда может рассчитывать на благоразумие и деликатность Затойчи, если он хочет ответно от них на что-то рассчитывать.
Но вся эта внутренняя в головах Такаши и Фудзико говорильня не имеет сейчас хоть какого-то отношения к тому, что на их счёт задумал Затойчи-сан, почему-то и совершенно для Такаши непонятно, принявшийся направлять всё своё внимание в его сторону. Тогда как по тому же мнению Такаши, сторона Фудзико не только ничем не хуже его стороны, а туда внимать куда как интересней и лучше. Что прекрасно видит и сама Фудзико, с каким-то удивительным злорадством посмотревшая на Такаши. Типа так тебе гад и надо.
– Нан тою: о-намаэ дэс-ка?7 – прорычал, а если точнее, пробусидил в сторону Такаши Затойчи.
А Такаши быть может не желает на свой счёт распространяться и вообще он имеет право на сохранение столь для себя важной конфиденциальной информации. И от того быть может его ответ несколько резок Затойчи. – Это не ваше дело. – Прямо так заявляет Такаши, вызывая в лице Затойчи неимоверную грусть и скуку.
– А как насчёт Фудзико-сан? – задаётся ещё более странным вопросом Затойчи. И Такаши, естественно, не понимает этого его вопроса.
– Что насчёт Фудзико-сан? – переспрашивает Такаши Затойчи после того, как он убедился по Фудзико-сан, что ей крайне интересно знать его ответ на этот вопрос, и она очень не будет против того, чтобы он, Такаши-сан, объяснил эту свою скрытность в плане своего настоящего ли имени, Такаши-сан. Что между тем подрывает итак не слишком убедительные и крепкие позиции Такаши, как им сейчас выясняется, то атакованного с двух сторон.
– Её ли это дело, знать ваше настоящее имя? – Задаётся вопросом Затойчи. А вот это уже не по-мужски, так подлавливать Такаши на свою нервность и оговорки. Но уже поздно и этот подлейшей сущности, провокационный вопрос задан Затойчи, и Такаши нужно правильно сообразить над тем, что под этим вопросом подразумевалось и как, бл*ь, на него ответить.
При этом Такаши понимает и воспринимает близко к сердцу то, что его ответ должен прозвучать без раздумья и без всяких там иронизирований и шуточек, а иначе ему тут никто не поверит, и его будут считать «аригато-камикадзе», то есть человеком пустословом, без всякого внутреннего содержания в себе, а в нём одно бахвальство и напыщенность важными для каждого самурая и микадо словами.
– Я есть Такаши-сан Самбуки. – С чувством злости и собственного оскорблённого таким недоверием к себе достоинства озвучивает своё имя Такаши-сан и никто больше.
А вот Затойчи, используя своё природное положение, человека никак вообще зрительной картинке не доверяющего настолько, что он был слеп ко всему тому, что себя визуальной картинкой олицетворяет, не склонен вообще ни к чему, а сейчас в частности к тому, чтобы названному Такаши-сан верить.
И он вот что говорит. – Этот голос не похож на голос Такаши-сана. – И Такаши-сан, а вслед за ним и все другие люди начинают охеревать от сказанного Затойчи. И если Такаши-сан охеревает и себя не дисциплинирует на внутреннее волнение как-то уж без всякой последовательности и склонности такой его взгляд на своё имя обосновывать какой-нибудь аргументацией, то Фудзико-сан, во-первых, а уж затем только всем остальным людям крайне важно знать и интересно, по каким причинами и на каких-таких основаниях Затойчи принял такое решение. Он что, знает настоящего Такаши-сана (тогда возникает непременно вопрос: где настоящий Такаши-сан и так ли он интересен и пригож, как того хотца) или на крайний случай, знает, как звучит голос, принадлежащий людям с именем Такаши?
В общем, много тут вопросов возникает по следам этого заявления Затойчи. И первым, кто имеет в общем право задаваться вопросами к Затойчи и требовать от него объяснений, это сам Такаши-сан под вопросом. Что он и делает. Но как-то странно и неуверенно, что создаётся впечатление в полной правоте на его счёт Затойчи – Такаши-сан не есть Такаши-сан. А вот кто он на самом деле, беглый ли якудза Мамомори, пожалевший себя и свой мизинец, и тем самым приговорённый к собственному разделу на части, или же Самоки-сан, растратчик всех средств своих доверителей, по большей части жапани-гёрл со сложностями в своём характере и в семейном плане им всё не везёт, когда на их пути всё время попадаются вот такие обманщики, как Самоки-сан, то это сейчас даже всем становится страшно выяснять. И если бы не Фудзико-сан, кто в себе источает жалость и беззащитность, то этого Такаши под вопросом, давно бы отпустили на все четыре стороны, как того и хотел очень глава одного из отделений якудзы Сантино Дзен, где и числился боевиком Самоки-сан. А так придётся всем сидеть рядом с такой опасностью в лице Самоки-сана, и требовать от него полной своей идентификации.
– А на кого мой голос похож?! – вот так требовательно, прямо как настоящий самурай и воин якудзы, вопрошает Затойчи в одном лице Такаши-сан под вопросом и Самоки-сан.
И Затойчи своим ответом вновь ставит в тупик Такаши, судя по этому его ответу.
– А вот этот голос похож на голос Такаши-сана. – Делает вот такое заявление Затойчи. И чёрт японский подери этого Затойчи, как он прав и умел в деле воспитания и становления гордости даже в таком недостойном сане, как Такаши. Кто ему теперь всё простил и готов даже пригласить за свой стол от ужинать. – Фудзико-сан подвинется, уйдя домой. – Такаши-сан готов предложить Затойчи очень надёжную схему по избавлению Фудзико.
Но Затойчи, может все тут за столом забыли, а подошёл к этому столу с иной целью – не взбодрить смущённый и застоявшийся дух Такаши, а проверить насколько он не противоречит себе в сторону своей предприимчивости насчёт Фудзико. Так ли он целен в своих движениях души и сердца, как он это заявляет на словах.
– О-матасэ симасита!8 – повернувшись к Фудзико, на своём языке бусидо обращается к ней Затойчи, держа правую руку на рукояти катаны, а левой рукой придерживая её за её ножны. – А теперь, как только мы многое выяснили насчёт вашего … ради объективности назовём его вашим партнёром по столу, я должен на ваш счёт выяснить некоторые подробности.
На что Фудзико в ответ демонстрирует полное понимание Затойчи, с кем у неё, как оказывается, столько общего (один путь преклонения перед путём воина только чего стоит).
– До: дзо. – В смягчённом варианте бусидо даёт ответ Фудзико, вызывая в лице Такаши смесь удивления и изумления: «это ещё, бл*ь, что за новости!?». И как прямо сейчас выясняется тем же Такаши, то это совсем не те новости, о которых он хотел бы что-то знать, и правда, как оказывается, ещё горше и острее, чем её описывают в своих художественных произведениях мастера хокку. И это вам не какая-нибудь художественная допустимость, иллюзия реальности: «Вылущи меня, а зернышки посади за рук решетки», а тут всё натуральней и невместимей в твой ревностью и злостью источающий ум: «Робкой улыбкой рук похоть встречают пуговки платья».
– Так ли вы хороши, как приглянувшийся мне с первого звука ваш голос, – а вот используемая сейчас Затойчи удивительная плавность подачи звуков и слов своим голосом, заинтриговала не только одного Такаши, а как он, падла, видит по Фудзико, то та уже на всё готова, в частности со всей прямолинейностью воспринять последнюю проскочившую в голове Такаши хокку, если только Затойчи пожелает ею в её сторону воспользоваться. А Затойчи ведь между тем продолжает разориентировать и вовлекать Фудзико, да и Такаши на безумство своего дальнейшего поведения.
– И да. – С выдохом придыхания эту многозначность озвучивает Затойчи. – Вы именно тот самый плод моего сознания, к которому я всю жизнь стремился и искал. – А вот эти свои слова Затойчи сопроводил неоднозначно трактуемыми действиями с катаной. Так он на первой части своего предложения частично обнажил лезвие меча, вытянув его из ножен, затем резко обратно вставил меч, и в конце своего предложения вновь обнажил лезвие своей катаны.
Что вообще никак не прошло мимо вдруг озверевшего Такаши, для кого в общем, и предназначались все вызывающие многие нехорошие и агрессивные чувства в Такаши действия с мечом Затойчи.
И Такаши, уж он сам этого не знает, как у него так получилось, взял и не стерпел бросаемых таким образом ему вызовов Затойчи.
– Я не потерплю, чтобы в моём присутствии обнажали меч перед моим, пусть будет по вашему, партнёром по столу.
А Затойчи как будто ожидал от Такаши этого нервного движения в свою сторону. И он тут же и резко разворачивается в его сторону с ответным вопросом. – И как вы не потерпите?
– Да так, как тебе и не снилось! – и не думает давать заднюю Такаши-сан.
А Зайтойчи-сан крепко так на него посмотрел, да и со словами: «Акусю»9, выбрасывает так резко вперёд свою руку, что Такаши-сан, в момент побелевший, чуть не сдвинул себя со стула прямо на пол. И только то, что его стул был со спинкой сзади, удержал его от такой напасти и падения в глазах не только одной Фудзико. И Такаши-сан, с трудом переведя дух, протянул ответно руку, чтобы провести церемонию рукопожатия, с помощью которой познаётся внутренний мир своего соперника. И как буквально начал осознавать и чувствовать через свою руку Такаши-сан, то внутренний мир Затойчи-сана куда как крепче и основательней его. Да так крепче, что Такаши-сан начал недовольно морщиться в лице от хруста косточек своих пальцев рук. Что даёт Такаши-сану ещё вот такое понимание Затойчи – Затойчи-сан не сильно его жалует и на что-то в его сторону хмурится.
О чём бы Такаши-сану, во избежание дальнейшего непонимания себя Затойчи, сейчас бы его обо всём расспросить, – Затойчи-сан, как мужчина мужчину спрашиваю, какого хера вы меня не взлюбили?! – и тем самым создать условия для дальнейшего взаимопонимания, даже если ответ Затойчи-сана будет предельно жёстким и справедливым. – Рожа мне твоя, Такаши-сан, сразу не понравилась, так что не обессудь, буду тебя по всем фронтам щемить.
– Понимаю, Затойчи-сан. Сам себе не нравлюсь в зеркало. – Понуро согласится с фактами своей странной наглядности Такаши-сан.
Но Такаши-сан, как в случае со своей лицевой непривлекательностью, вечно на что-то надеясь (возможно на свою ловкость и некоторые сбережения, с помощью которых он хочет ослепить взгляды хотцу, самого благородного японы-девушки вида), не спешит быть для себя честным и как есть, и он, поддавшись на новые технологии своего я оправдания, – это у меня такой бодипозитив, и красота штука так себе относительная, – до последнего надеется, что с ним как-то это всё дело рассосётся.
Вот он и крепится до последнего в случае этого, надо уже честно сказать, крайне крепкого рукопожатия Затойчи-сана, и вымученно ему улыбается, демонстрируя ему, что всё с ним в порядке и ему даже нравится то, что господин Затойчи-сан отнёсся так к нему крепко и внимательно. – И вы, Затойчи-сан, продолжайте меня благородить своей крепкой хваткой, а я постараюсь и это перетерпеть. – Так и читается вот такое во взгляде Такаши-сана.
А Затойчи-сан посмотрел на всё это в Такаши-сане, да и к подмятию ног и всего самого себя Такаши-сана свободной от рукопожатия рукой очень неожиданно и резко выбросил из ножен катану, тут же её поместив на запястье руки Такаши-сана, которую он использовал для своего рукопожатия руки Затойчи-сана.
Ну а Такаши-сан всем своим тьфу-видом стал взывать в Затойчи милость и благоразумие, явно и заранее предполагая за Затойчи-саном что-то такое в этом вероломном роде, а сейчас и вовсе отчётливо убедившись в том, что тревожные предчувствия его ни на йоту не подвели, а его рефлексы на этот счёт, как всегда раньше всего в нём разумного сообразили, осадив его в коленях, чтобы ухудшись позицию для удара катаной по его голове, представив из себя, Такаши-сана, столь ничтожного и никчёмного человека, чтобы Затойчи-сан на него посмотрел с брезгливостью и перехотел марать свои самурайские руки об это пустое место и сморчка.
Но Затойчи-сан непоколебим в своей задумке насчёт Такаши-сана. И вот что он ему говорит. – А теперь, Такаши-сан, наступил момент истины. Реальность для каждого человека такова, настолько-насколько он готов собой для неё пожертвовать. А вот насколько твоя Такаши-сан любовь к Фудзико реальна, это сейчас мы и выясним. – На этих словах Затойчи-сан поднимает вверх катану, и как всеми при виде этого его размаха понимается, то Затойчи-сан хочет таким необычным способом разрубить эту между собой ручную связь с Такаши-саном. Или он хочет всё тем же способом разбить их ручной спор насчёт Фудзико, которая очень пришлась по душе Затойчи и он, как человек прямой, хоть и несколько грубый, не стал прибегать к различным уловкам для её совращения и отвода Такаши-сана на запасную скамейку, напоив его саке.
Что, как опять же всеми тут понимается, совершенно не устраивает Такаши-сана, видящего всё происходящее с собой, как в страшном сне и вообще всё это не справедливо. А вот почему у него имеются такие взгляды, то об этом его и решает спросить Затойчи-сан, специально задержавший на взмахе свою катану, чтобы дать возможность Такаши сказать последнее оправдательное слово.
– Сумимасэн?10 – на один западный манер задаётся вопросом Затойчи-сан, при этом во всё той же самурайской манере, демонстрируя в себе непоколебимость воина.
– Гомэнасай.11 – Первое, что в голову приходит говорит Такаши-сан.
– До: итасимаситэ.12 – Ответно вежлив, как и все самураи Затойчи-сан.
И хотя разговор проходит и развивается в обоюдно вежливой манере, Такаши-сан буквально всеми своими поджилками чувствует, что он идёт в совершенно не устраивающем его направлении. И если он сейчас что-то немедленно не исправит, то их расставание с Затойчи на всю его последующую жизнь будет кровоточить его. И Такаши-сан, отбросив в сторону все эти ненужные вежливости и деликатности, в насколько он способен грубой манере высказывает свою претензию к Затойчи.
– Томатэ!13 – вдруг такую резкость заявляет Такаши-сан, вгоняя Затойчи в оторопь и непонимание того, что это такое сейчас случилось с Такши-саном, что он стал так дерзко истерить. А пока Затойчи-сан пытается разобраться в том, что не так с Такаши-саном, Такаши-сан бросает умоляющие взгляды в сторону Фудзико, по которым можно прочесть следующий призыв к её благоразумию. – Кэйсацу о ёндэ кудасай!14
Но Фудзико, как и ожидалось почему-то Такаши-саном, ведёт себя дурой дурой, или же она к огромному прискорбию Такаши выбрала для себя не его сторону, и ему не хрен и не васаби на неё надеяться. И всё сейчас буквально за него решать будет Затойчи. Кто, конечно, имел полное право вспылить за такой свой обман со стороны Такаши, решившего его с помощью такого манёвра отвлечь от себя, а он тем временем будет призывать вмешаться в их личные дела сторонние силы. Но Затойчи-сан высшего благородства микадо и он не рубит с плеча то, что на это напрашивается, а он даёт шанс Такаши на своё объяснение.
– Сицурэй дэс га, мо: ити-до иттэ кудасаи.15 – Обращается к Такаши с этим обращением Затойчи, на этот раз слегка смягчая тон своего голоса, чтобы Такаши не видел в нём большую угрозу.
А Такаши-сан, всё-таки большой каверзности и неприятности человек, раз он себя так в ответ ведёт, нисколько не собираясь замечать, как Затойчи-сан к нему положительно настроен. И он начинает требовать с Затойчи, не просто отпустить его руку, что было бы логично, а он от него требует катану. Поясняя свои нелепые требования тем, что так будет справедливо. И что к большому сожалению и удивлению для людей со стороны сейчас начинает происходить, так это то, что Затойчи-сан счёл все эти доводы Такаши уместными.
И Затойчи зажимает свою катану между рукой и грудью, после чего освободившейся рукой достаёт из-за спины ещё одну катану и со словами: «Это катана мастера Горо Нюдо Масамунэ. Ей цены нет», вручает её Такаши-сану, ясно, что незаслуживающего такой чести, но когда дело касается справедливости, то Затойчи-сан готов пойти и на такие жертвы. – Бесчестие смывается только кровью. – А вот чьей кровью, то взгляд Затойчи на Такаши более чем красноречив.
Хотя в случае с Такаши-саном это будет крайне сложно сделать по причине его беспредельной заносчивости и агрессивности в сторону бесчестия. Ему тут, видишь ли, сравняли на ровном месте шансы на свою жизнь, а он не только не проявляет благочинной благодарности в ответ, а он ещё и начинает насмехаться на Затойчи, задаваясь каверзными вопросами-рассуждениями.
– Цена ей чья-то безмерная самонадеянность. – Вот такую дикость и неуместность заявляет Такаши-сан, как только катана великого мастера Горо Нюдо Масамунэ оказалась в его недостойных руках. И совсем не трудно догадаться в чью сторону подлый Такаши-сан отпускает все эти свои недостойные настоящего микадо язвительности.
И первым, кто обо всём этом догадался, то это Затойчи, тут же своим ударом по запястью руки Такаши, выхваченной из подмышки катаной отреагировавший на эти его неуместные и агрессивные слова. И как в таких случаях говорится, больше дела, меньше слов. И Такаши-сану, как и было сразу о нём всё понятно, никакая, даже мастера Горо Нюдо Масамунэ катана не поможет. И если справедливость в руках Затойчи, то она так и останется в его руках. А вот Такаши-сан, никогда в руках не державший эту правду жизни, теперь на всё своё будущее отсечён от всего этого катаной Затойчи, и тем самым, как бы сказать по проще, облегчён теперь перед своей совестливостью. Ему теперь нечем нести правду, вот он может её и нести.
И на этом Затойчи, перехвативший катану мастера Горо Нюдо из оставшейся в единственном экземпляре руки Такаши, здесь всё им задуманное заканчивает, переводя свой взгляд от Фудзико в зал. Где его ждут и другие зрители, уже более чем взволновавшиеся от такого его представления себя.
– И одно из главных измерений реальностей. – Синхронно с голосом из динамиков говорит Затойчи, что и перестаёшь понимать, кому на самом деле принадлежит этот голос из динамиков. – Это точки опоры, окружающей нас и определяющей опять же нас и среду нашего существования реальности. И нас интересует прежде всего именно та самая точка опоры, которая не просто опирает нас во взаимодействии с миром, а она даётся нам, чтобы перевернуть этот мир. «И что же это за точка?», – задамся я вопросом. – Выйдя на середину зала, обращается ко всем гостям Затойчи, принявшись обводить взглядом округу. И как с тревогой всеми понимается, то не просто так, а в поиске ответа на этот свой вопрос.
– Эта точка, как понимаете, для каждого своя. – Говорит Затойчи, вдруг замирая на одном месте, устремившись своим слепым взглядом в одну точку. Куда вслед за ним устремились и все взгляды людей в ресторане. А смотрит Затойчи сейчас туда, куда про себя всё это время нервно ожидал от него Умник – на ту самую девушку, кто стала для него открытием столько всего пока что непонятного и кто его привела сюда, на этот пол рядом с каким-то странным мужиком, называющим себя реквизитором.
Что заставляет Умника начать сильнее нервничать и бить локтем реквизитора, вопрошая его. – Он её увидел? – А реквизитор, что за сволочь, и не собирается отрицать факта очевидности о котором он его уже ранее предупреждал, и всё, что сейчас произойдёт с этой девушкой будет полностью лежать на его совести.
– А як же, Асуки-сан. – Вот так паскудно соглашается с Умником реквизитор, так беспредельно подло перевирая даже не его имя. Что и какой ещё Асуки-сан?! К этому имени Умник не имеет никакого вообще отношения. Хотя он отлично понимает аннаграммическую ловкость и хитрость ума реквизитора, решившего его таким образом поддеть. И Умник сейчас бы ему переставил порядок зубов, чтобы он впредь больше не ошибался в порядке расстановки букв в словах, но события в зале так неумолимо быстро развивались, – Затойчи выдвинулся в сторону столика с той самой современницей, – что он не успевал под рихтовать разумение реквизитора.
– Что сейчас будет? – с уже истеричной нервностью спрашивает Умник.
– То, что и должно случится. – С невозмутимостью самурая отвечает реквизитор, и Умнику ничего другого не остаётся, как внимать происходящему у знакового столика.
А там Затойчи уже стоит у стола с той самой девушкой, кто так и осталась притягательной загадкой для Умника, продолжая нагнетать в его сторону интригу, сидя к нему спиной. И Умник только и может видеть в ней спинное смущение при подходе Затойчи, плюс она демонстрирует в себе храбрость современницы, которую не испугать даже своей слепотой и равнодушием ко всему тому, что в ней ценно. При этом Затойчи начинает нагнетать жути на современницу своим впитыванием этой вокруг неё реальности. Он уставился на неё своим незрячим взглядом и теперь пытается её осознать. Что недопустимо никак без спросу того человека к которому выдвигаются вот такие странные движения души, которые себе тут начал позволять Затойчи, прикрывая всю эту недопустимость своим особым развитием своего мировоззрения.
И люди, находящиеся в зале и всё это сейчас видящие, видимо пребывая в растерянности, и не могут вмешаться в этот ход событий, чтобы защитить беззащитную перед таким целеустремлённым вмешательством в свою личную жизнь Затойчи. Кого бы одёрнуть сейчас в самом деле не мешало и стоило того, но все испытывают страх, даже не перед его вооружением, а перед дисциплиной ума, считающего, что одёргивать человека с особенностями своего развития от его неприличного поведения не может никто и не вправе, и будет полезней для себя постоять в стороне.
А вот Умник на всё это смотрит с других позиций. Ему не даёт возможность вмешаться во всё там происходящее его дальнее расстояние до Затойчи. Что есть, конечно, оправдание своего малодушия, а так-то он боится того, что реквизитор был прав и он стал той самой причиной, которая должна привести…Да что он собирается, гад, делать?! – заистерил уже открыто Умник, наблюдая за Затойчи.
А Затойчи ничего пока что опасного не делает. А он, держа руки на рукояти катаны, закончив свой осмотр современницы, обращается к залу с вопросом. – Как считаете, она достойна того, чтобы быть для кого-то точкой опоры?!
На что после совсем короткого умолчания зала, следует гул согласия, указывающего на то, что тут дураков особых нет, чтобы так открыто нарываться на противостояние с Затойчи, чей выбор этой современницы всеми тут уважается, а также на то, что эта современница вполне отвечает тому, что на её счёт Затойчи задумал.
Что, как оказывается, не устраивает Затойчи, ожидающего от зала большей активности. Вот он и обращается к залу с большей требовательностью, где к своему грубому голосу он прибавляет выхваченную катану, выставленную им вверх и вперёд.
– Я хочу видеть того человека, кто будет готов перевернуть этот мир, оперевшись на эту точку опоры. – Вот такое заявляет Затойчи, угрожая залу катаной. А если он бросает такие угрозы всему залу, то, что будет ждать того глупца, у кого не выдержат нервы и он сорвётся на желание выделиться из общей массы зрителей и дерзнуть обозначить себя героем. Само собой не менее жалкая участь, чем у того же Каташи-сана, зализывающего свои раны где-то в подсобке.
Вот зрительный зал и сидит, притихши, чтобы не вызывать со стороны уж слишком распоясавшегося Затойчи не нужной эмоциональной реакции. А так он посмотрит на эту инертную массу человечества, да и плюнет себе под ноги с досады на то, что он так и знал и тут одни только паскуды, не желающие спасти от безголового будущего свою современницу.
Но до такого всех устраивающего развития событий ещё далеко, и сейчас Затойчи решил брать людей на понт, принявшись в окружающую себя обстановку вглядываться своим слепым взглядом, с намерением там выявить, даже не героя, а человека с нервами и неуравновешенного. На кого Затойчи сейчас посмотрит, а он этого принципиального взгляда на себя не выдержит и каким-нибудь шумным образом, – громким заглатыванием слюней страха или же дребезжанием посуды на столе, который он пошевелит своей дрожью ног от страха, – себя выдаст.
Но сегодня публика в зале очень хладнокровная и всё состоящая из самурайского сословия или на крайний случай из якудзы, и ни один человек из гостей себя не выдал в качестве человека, возмутимого при одной мысли о последствиях противостояния с Затойчи. И Затойчи с потерей надежды на своём малопроницательном лице пришлось раз за разом отводить свой взгляд от впереди лежащего пространства, переводя его в сторону по секторальному кругу. И так до тех пор, пока его взгляд вдруг не оказался направлен на Умника.
А Умник уж точно не из самурайского сословья, да и к якудзе он не имеет никакого отношения, так что от него можно ожидать всякой глупости в плане его не такой как требуется от всякого сана невозмутимости и стойкости его хладнокровного характера. И Умник, стоило ему только обнаружить, что Затойчи его обнаружил, как начал выдавать себя своей нестойкостью к чужим взглядам.
– Дарэ дэска?16 – прорычал со всей своей грубостью и жестокостью Затойчи, направив в сторону Умника свой меч.
А Умник, хрен вас тут всех знает, как он должен понимать и реагировать на такое вот к себе точно обращение Затойчи, сука, ещё прикрывающегося той самой современницей, за которой он пространственно к Умнику оказался. И со стороны Умника его к нему обращение виделось через призму образа современницы, через которую он, гад, и тыкал свою катану в Умника. Что по-своему взбесило Умника, увидевшего в этом подходе Затойчи к своему агрессивному поведению в свою сторону, его подлость. – Япона-девушками прикрывается, сволочь!
Ну а понимая, что от Затойчи не стоит ждать благородства, Умник решает подождать, что дальше будет, не предпринимая активных действий. Ну и Затойчи, естественно, этот его разумный подход счёл за его слабость.
– Значит, вот как ты понимаешь точку опоры. Ты, трус и подонок, привык прятаться за спины женщин! – вот уж и не думал Умник, что Затойчи дойдёт до такой гнусной подлости, так подлейше интерпретируя его молчание. Тогда как всё не так, как внутри себя осознаёт и чувствует Умник. А всему виной стечения неизъяснимых обстоятельств, и он стал жертвой удивительного совпадения, и в самом деле, если с пространственной точки зрения Затойчи на него посмотреть, то он и в самом деле сейчас находился со стороны спины этой современницы. Но только и всего. И тут нет места нравственно-моральному нарративу, позволяющему объяснять такое его нахождение со стороны женской спины, как его самоцель и нравственная позиция труса, ищущего всегда как бы удобней спрятаться за женскую спину.
И что самое для Умника сложное и не принимаемое, так это то, что у него нет не единого шанса для переубеждения Затойчи и всех людей в зале в обратном. Они что, своим глазам не должны верить, когда всё так и Умник в самом деле находится за спиной этой интересной гражданки. И только один человек в этом зале мог бы опровергнуть эту гнусную инсинуацию в его сторону, это сама современница. Но к странному недоумению Умника, она даже и не думает оборачиваться в его сторону, чтобы хоть краем глазка взглянуть на того, кто так неожиданно для неё воспользовался её добротой и немного беспечностью, и сейчас там за её спиной скрывается. А ведь все современницы, как до сих пор уверен Умник и в чём, в чём, а в этом его не переубедить, очень и очень любопытны. И какая бы опасность им не угрожала, они не смогут удержаться от того, чтобы мельком не взглянуть в сторону своего любопытства. То есть в его сторону.
Но она и не думает удовлетворять свою страсть к любопытству, сидя как сидела в одном положении, так и продолжая никак не реагировать на все эти грозные разговоры вокруг себя. А это заставляет Умника начать думать в её сторону со своим непониманием. – Да что, в конце концов, это значит?! – прямо возмутился про себя Умник, глядя на это игнорирование себя со стороны современницы, такой же, как и все стервы.
А вот что всё это значит, то ответ на этот вопрос сейчас даёт Затойчи, терпеть видеть не могущий людей такой конструкции, как Умник, прячущийся за женские спины, и чьего мужества только и хватает на то, чтобы там сидеть и поскуливать.
– И если твоя точка опоры есть тёплое место за чужой женской спиной, то я не вижу другого выхода, как только… – на этом месте Затойчи делает кульминационную паузу, чтобы зафиксировать внимание достопочтимой публики на подлейшей сущности Умника. Человека теперь точно так себе, если он после стольких данных ему авансов со стороны Затойчи, – его предложение точки опоры чего только стоит, – так и не внял голосу разума, продолжая упорствовать на своей трусости и несостоятельность, как микадо, и раз так, то он сам будет виноват в том, что сейчас на глазах достопочтимой публики неминуемо случится из-за нежелания этого гада быть мужественным микадо.
И вокруг занесённой катаны Затойчи сейчас такое искрящее блеском ярости и тревоги напряжение вдруг создалось, что все взгляды людей, находящихся в этом зале, прямо примагнитились к яркому озарению острия меча Затойчи. Где они все за этим делом и не успели понять и уразуметь, что сейчас, вслед за резким опусканием меча произошло в том самом пространстве перед Затойчи, которое собой занимала та странная девушка.
