Игорь Рыжков
Сказки для маленьких и взрослых
Соседи про коз, морковку, давно и позабыли. Колючки ругают.
И царапаются они и колются и козам шерсть дерут, а уж про калитку с певучим крипом никто и не помнит.
Через колючки и сами ругаться стали.
У кого Крыша выше да Крыльцо ровнее и шум идет по дворам и гам.
Кто-то взял да головню из печки с углями в соседний двор по сердцу и бросил.
Загорелся в одном дворе стог, да ветер искры на другой двор перекинул.
Тут и сарай сухой гореть стал.
Увидели пожарные дым. Приехали с колокольным звоном да бочками. Стали горелое тушить, а подворьям уже и не помнится, что они горят – все кричат, да головнями кидаются.
Как тут пожарным справится?
Городового позвали со свистком.
Тот приехал на красивой лошади в синей фуражке с громким свистком – свистел, свистел – да не слышно его свистка, шум, гам, огонь, дым да копоть. Не справится городовому.
Поехал воеводу звать.
Приехал воевода с ротой солдат да двумя пушками.
Стали из пушек и ружей палить.
Разорили в полное несостояние оба двора.
Вышел воевода – ус покрутил – кто виноватый тут в драке вашей?
Посмотрели драчуны на разорение. Ни дворов, ни коз, ни морковки с капустой, только уголья да пепел.
Откопали один кривой гвоздь, который Мастер выбросил за не надобностью.
Вот говорят – он и виноватый.
А чего это вдруг гвоздь виноватый? – Спрашивает воевода.
– А кривой потому, что! – Ответили все хором. – Хотели из него красивый забор построить, да вот до пушек стройка дошла.
– Хорошо – Говорит Воевода. – Раз он виноватый – Я его в тюрьму посажу. Будет ему ученье.
Посадили кривой гвоздь в тюрьму и определили ему жестокое наказание, десять лет на воде и хлебе, за то, что он еще и ржавый.
А соседи подобрели сразу – есть кто самый ржавый, да кривой. Они-то все равно чище да прямее и успокоились и пошли уголья да горелое разбирать.
Пришел Мастер – видит, дело тут было страшное, военное, и спрашивает.
– Что ли я не с того места кружевной забор строить начал.
– Нет! – Говорят все хором. – Ты кривой да ржавый гвоздь в мусор выбросил, а надо было его в тюрьму посадить, тогда бы мы и кружевной забор сладили.
Жасмин
Серые тени. Светляк вопил в сумке, желая из нее выбраться и чем-то мне помочь. Но, чем он мне поможет здесь, мне было пока совершенно неясным.
В серых тенях не было того, что можно было назвать реальностью.
Здесь формами, объемами, дождями, молниями серым липким туманом были мысли и чувства.
Куски истерзанной памяти и ощущений. Жадность, грех и праведность, здесь становилось твердью или жидкими болотами. Тяжким сводом над головой и тусклым пятном ведения, которое вряд ли можно было назвать солнцем.
Я стоял, на каком-то обломке скалы, висящем в сером клубящемся тумане. Не было ни дороги назад, ни дороги вперед. Здесь я еще даже не был рожден.
Я сел на камни и достал коробку со светляком. Что делать я совершенно себе не представлял, да и как и что я мог здесь сделать?
Я достал светляка – большую муху с полупрозрачными крыльями и светящимся брюхом и отпустил. Светляк затрещал жестко и свечой взлетел вверх, выхватив в серой мути зеленый шар чего-то вещественного.
Высоко заверещал, и передо мной упали тяжелые белые, переливчатые струи истока жемчужного ручья.
Я поежился и рефлекторно полез за спину.
Клинок был моим единственным правом на существование в серых тенях, но ножны с оружием отсутствовали.
Я посмотрел на себя и понял, что светляк звал Жасмин.
Доспехи растворились в серой походной хламиде, сапоги превратились в, сбитые вечными дорогами, веревочные сандалии.
Что-то брякнуло глухо справа, и я повернул голову. Это был посох пилигримов.
Отполированный заскорузлей кожей ладоней, он желтовато поблескивал. Я взял его и привычно взвесил на ладони.
– О боже! Здесь все это не имело смысла. Привычки мечника и все мои навыки исчезали и были бесполезными.
Я положил посох поперек коленей и опустил голову. Светляк, откуда-то сверху пулей упал мне на плечо и гордо застыл, словно его вылепили из плотной глины.
– Я ждала тебя, Мастер. Очень долго. И ты пришел. – Я поднял голову и посмотрел на Жасмин.
– Не, надо, Жасмин. Я ослепну, и Терра падет. Зачем ей слепой проводник?
Именно Жасмин была тем, что во всех пределах Терры называют Любовью.
Во всех ее отражениях, воплощениях, радости, горя и муках.
Она бросала воробья в когти сокола, когда тот защищал свою кладку.
Она заставляла биться насмерть волков за обладание волчицей.
Она была самым великим наслаждением и самой страшной болью.
Она зажигала гнев Хартленда в сердцах павших воинов.
Она была тем, что порождает жизнь и часто отнимает ее.
Она хранила Жемчужный ручей и в его искрах были миллионы глаз, хотя мне не было никакого смысла просить их. Я знал, что они видят.
Мои доспехи могли бы сберечь меня от ее силы, но здесь они были бесполезны.
Перед ней был беспомощен любой воин, каким бы оружием они ни обладал, насколько бы он ни был опытен или силен.
Если поцелуй Дианы, останавливал сердце, то поцелуй Жасмин заставлял ползать перед ней на коленях, умоляя еще об одном.
Может быть, только Вечный Ши смог бы, что-то ей противопоставить, сила Жасмин заканчивалась поймой жемчужного ручья, хотя, даже в этом я был не уверен.
Вряд ли разум смог бы существовать сам по себе.
Вполне возможно, что Жасмин жила и в кристаллах его садов, но спрашивать ее об этом я не хотел.
Сейчас я видел Жасмин юной девушкой с пылающими огненными волосами, без ухода брошенными на облегающее, переливающееся опаловыми блестками платье, огромными глазами с радужкой чистого изумрудного цвета, небольшими веснушками на скулах. Четко очерченным лицом. Розовыми губами, открытыми в грустной полуулыбке.
С ее платья тяжкими струями, бурля и пенясь, начинал свое течение Жемчужный ручей.
Он падал в бездну серых теней, отсвечивая заревом, похожим на огни огромного города, никогда не спящего и никогда не запирающего ставни.
В каждой искре этого потока билось чье-то сердце, и текла чья-то жизнь.
Однако самым беспощадным было то, что где то дальше по течению в нем билось и мое сердце, над которым власть Жасмин была безгранична.
– Хорошо. – Жасмин быстро заплела волосы в две косички и, посмотрела на меня веселым взглядом, не оформившейся девочки, к которой я не мог испытывать влечения.
– А помнишь, как ты выпил чернила в первом классе потому, они были сладкими? – Жасмин задорно улыбнулась и положила мне на колено узкую ладонь ребенка с обкусанными ногтями.
Мне показалось, что она захотела взобраться ко мне на колени, и вроде я был не против этого, но любовь имела множество отражений и в одном из них она была сокровенной.
Я улыбнулся ей в ответ.
У меня возникло в груди ощущение, которое предваряет особую связь.
– Не, стоит, Жасмин. Ты знаешь, что сокровенно. Не искушай. – Жасмин нахмурилась и убрала руку за спину.
– Прости, Мастер. Мне трудно не искушать. – Я притянул ее огненноволосую голову и поцеловал в макушку.
– Ну, стань тогда старенькой. – Я продолжал ей улыбаться, и теплое ощущение приязни текло золотыми струями от плеч вниз, пересекаясь где-то в области сердца.
– Тогда ты почувствуешь долг, Мастер. – Жасмин вздохнула и вытянулась вверх. Ее волосы сами уложились в корону, взгляд стал надменным и жестким.
Края губ опустились вниз, а ровные белы зубы исказились, едва заметно увеличившимися клыками.
Губы стали вишневыми, а кожа молочной белой.
– Ты не приемлешь гордыню, мечник. Так, нам будет проще. – Я осмотрел ее с головы до пят и удовлетворенно кивнул.
– Спасибо Жасмин. – Я приподнял посох и с укоризной посмотрел ей в лицо. Несмотря на ее новую внешность, сопротивляться искушению было сложно. Гордыня разрушает жизнь и не способна породить ее, поэтому я чувствовал, что под этой маской Жасмин, остается тем, кем она есть на самом деле.
– Зачем ты мне дала посох пилигрима? Я все-таки мечник… – Жасмин улыбнулась грустно, словно я был самым глупым из тех, кто сверкал своей искрой в ее ручье.
– Все должно быть чем-то, Мастер, твой клинок – твоя, правда. Здесь твоя, правда – посох пилигрима. Заточка и прочность стали не имеют в моем царстве ни формы, ни назначения, ни смысла.
Я глубоко вздохнул. Я не встречался с Жасмин раньше, и этот разговор был первым. Наверное, он будет и последним, но почему-то продолжать его дальше все-таки хотелось.
Жасмин была мудра, и у меня возникло стойкое ощущение, что встав на пороге Хартланда и защищая и ее в том числе, я смогу рассчитывать на какую-то помощь.
– Можно, я задам тебе вопрос, мечник?
Я пожал плечами, от силы Жасмин невозможно было укрыться, ни спрятаться, ни противостоять, ни тем более обмануть.
Она знала каждую рану в моем теле.
Она участвовала во всех моих битвах и была частью и моих поражений и моих побед.
– Да, конечно. – Жасмин, вдруг стала меньше ростом, ее платье из снежно-белого стало изумрудным, сверкнуло золотыми блестками и улеглось в новые струи истока жемчужного ручья. Она присела, подогнув ноги, и опустила взгляд.
– Что ты получишь за все свои раны на последнем шаге тропы? – Я посмотрел на нее и почувствовал вместо искушения родство. Это было хорошо. Более чем. Я глубоко вздохнул.
– Я не знаю, Жасмин. А, разве я должен, что-то за них получить? Разве моих следов на Серой Пустоши недостаточно для того, чтобы идти? Разве новой тропы предопределения недостаточно?
– Это для Терры, Мастер. – Я не спрашивала, что получит Хартленд или Терра. Уходя через белую реку, ты оставишь все, что было до тебя тем, кто будет помнить, тем, кто будет после, тем, кто пойдет следом. – Она пожала округлыми плечами. Скатала в ладонях, что-то похожее на апельсин, сверкающий как маленькое солнце. – Если пойдет вообще, у идущих следом свои тропы. – Я сокрушенно пожал плечами.
Я на самом деле не знал и не всегда понимал, что мною движет, и двигало в принятии решений.
Просто возникало ощущение того, что я прав и только.
Жасмин комкала в руках солнце, и оно постепенно превратилось в маленькую, горячую жемчужину. Горячую настолько, что я чувствовал ее жар даже сидя поодаль.
Она протянула жемчужину мне. Посмотрела в глаза, так как часто смотрят матери в глаза своих взрослых детей. То ли с гордостью, то ли с надеждой.
– Это причастность, мечник. Ты о ней постоянно забываешь. Эта жемчужина откроется на последнем твоем шаге, и ты поймешь о том, что я говорю. – Я в недоумении взял из ее рук сверкающий золотом шарик и положил в вечный кошелек из воловьей кожи. Она подняла ладони вверх, предваряя отказом все мои вопросы. Я, открыв, было рот, промолчал.
– Хорошо, Жасмин. Не мне с тобой спорить. Но, возможно ты знаешь причины, по которым Терра гибнет уже тысячи раз. Скажи. – Я с силой растер лицо. – Я не знаю, куда идти дальше. – Жасмин вздохнула, протянула мне бокал наполненный вином, темным как гранатовый сок.
Я отпил глоток. И таким же терпким.
Она отпила из своего бокала.
– Знаешь, Мастер. Просто ты забыл. Причины любых страданий бед и разрушений всегда одни и те же. – Я вздрогнул. Я не думал, что ответы настолько же просты, насколько сложно разрешение, проблем которые они порождают.
– Дом, расколовшийся внутри себя – не устоит. Ты же архитектор. – Жасмин пожала плечами и грустно улыбнулась. – У меня нет власти за пределами Терры.
– Первородные боги. – Я поставил дрожащей рукой бокал на гладкие камни. Вино было замечательным, но веселиться расхотелось.
– Да, мечник. Гуанганап и Маат снова не вместе. – Жасмин поставила и свой бокал на камни. – Тиамати ушла от них, и никто не знает где она.
– Падальщики объедают Терру, уничтожая имена всех, кто их смог получить. Мне ли говорить тебе об этом? Без Тиамати даже мой ручей перестает быть жемчужным. – Жасмин вытерла лоб узкой ладонью. – Ты видел, что предопределено через тысячу глаз домика Хрустальной Эо.
– Как их помирить? – Я смотрел в упор в изумрудные глаза Жасмин.
Она вдруг улыбнулась, снова взяла свой бокал. Игриво звякнула о мой и отпила глоток.
– Ты слишком рано стал мужем, чтобы этого не знать. – Я смутился. Мне было совсем мало лет когда я, решив, что достоин девы пошел свататься к соседке. Хельга и Алексис долго потешались надо мной, спрашивая, что я буду делать, когда лягу с ней в постель.
– Как ее звали, Мастер? – Глаза Жасмин, смеялись. Я вдруг улыбнулся ей в ответ.
– Людмила. Я не чувствую за собой вины, Жасмин. Она была прекрасна. – Я сделал большой глоток. – Ну, и опять же в этом виновата ты. – Жасмин снова изменилась. Ее лицо стало округлым. Налилось молочным оттенком. Губы стали пухлыми, а глаза огромно карими. Волосы улеглись в аккуратную прическу, темного почти черного цвета. Грудь налилась, а платье стало опаловым, с огромными красными птицами, нагло обтянув совершенное тело.
– Что ты мне принес тогда, мечник? – Жасмин, улыбаясь и играя ямочками на щеках, похоже, потешалась надо мной.
Я глубоко вздохнул. Этот забавный казус тянулся через все мои жизни, и я давно привык к тому, что надо мной смеются, вспоминая о нем. Хотя, когда над тобой смеются боги – это не всегда хорошо.
Я почесал за ухом. В прочем – Жасмин, я был готов простить и не такое.
– Ты тогда так и не сказала – понравились ли тебе мои маки. – Жасмин придвинулась ко мне вплотную и прошептала на ухо.
– Очень, Мастер. Очень понравились. Только мне пришлось просить прощения у Хельги, потому, что ты ободрал ее клумбу. – Щеки залились красным. Надо же. Я этого не знал.
Я взял Жасмин за плечи и отодвинул от себя. Мне безумно хотелось ее поцеловать, но я знал – к чему это приведет.
– Жасмин. – Я улыбался. Хотя мне было грустно. – Твое царство не погибнет только в том случае, если я найду еще одну клумбу для того, чтобы снова ее ободрать. – Жасмин вновь стала очаровательной девушкой с огненными волосами и изумрудным взглядом.
– Ручей никогда не останавливается и никого не ждет, Мастер. Я сделала для тебя исключение, и больше я ничем не смогу тебе помочь. – Я встал. Осмотрел свое одеяние пилигрима. Где бы я ни был, я все-таки оставался мечником, и мне нужен был мой клинок.
– Верни мне доспехи и оружие, Жасмин. – Жасмин, отрешенно пожала плечами.
– Мое царство стоит на границе Терры. Дальше только чертоги первородных богов, Мастер. Нужны ли там доспехи и оружие я не знаю. Твой светляк молчит. – Я сделал неопределенный жест, желая сбросить его с плеча.
Жасмин, подняла руку. – Не стоит. У тебя не слишком много друзей. А панцирь и клинок… – Она подняла оба бокала с вином и вылила их содержимое на камни.
Твердь под ногами открылась бездонной пропастью, со скальными уступами гладкими как вулканическое стекло.
– Если Гуанганап назовет тебя по имени, возможно, ты получишь их обратно.
Я посмотрел вниз. Светляк заверещал и сам залез в сумку, какими-то невероятными усилиями открыл коробку и спрятался внутри, вероятно, считая ее самым безопасным местом во вселенной. Да… Обычно мы поступаем так же, хотя и стоим на краю пропасти.
Все, что должно произойти, произойдет только после того как я сделаю шаг вперед.
Я глубоко вздохнул, сильно толкнулся ногами и камнем полетел вниз.
Сделал в воздухе кувырок и перехватил посох двумя руками, так, чтобы превратить его в грозное оружие пилигримов.
То, что пилигримы с посохом легко противостояли даже всадникам, закованным в броню, знали немногие. Я знал.
В голове мелькнула привычная мысль проводника – мало ли что.
Броня
Я внезапно услышал странные звуки и повернулся на их источник. Мальва и Цезарь тонко ржали, положив головы на шеи друг другу. «Если ты вернешь себе вторую жизнь, то вы от радости перевернете Терру вверх тормашками…».
Ши был хорошим учителем. Перевернуть Терру «вверх тормашками» дано не всем. Стоило попробовать, но немного иначе.
Я взял шлем Дианы, лежащий у костра, и звякнул кольчужным обвесом. Диана вышла из своего оцепенения и посмотрела на кольчугу.
– Что это, Диана? – Диана пожала плечами, словно я ее спрашивал о чем-то совершенно глупом.
– Броня
– А так? – Я собрал каленые колечки в ладонь, чтобы они выглядели как простой кусок металла.
– Железо, Мастер. Можно перековать в шило или ложку. – Я подал Диане шлем. Колечки снова развернулись в непреодолимую для меча и стрел кольчугу. Диана положила шлем рядом.
– А что делает колечки броней, носящая черный меч? – Диана словно все поняла, посмотрела мне в глаза. – То, что они держатся друг за друга, Мастер. – Я глубоко вздохнул. Возможно, я делал сейчас как раз то, что должен был делать, а не то, что хотел. Хотя… Я отвязал от пояса свой кошелек с жемчугом, и достал из него золотое кольцо с арабской вязью.
– У тебя есть второе? – У Дианы запылали щеки.
– Ты же сказал, что все закончится только тогда, когда ты мне вернешь свое. – Диана взяла шлем, отвернула шишак и взяла из углубления такое же кольцо только меньшего размера. – Ты хочешь начать четвертую жизнь со мной, Мастер?
– Я не знаю, чем это можно будет назвать, но попробовать стоит. – Я надел свое кольцо на безымянный палец правой руки. Диана, склонив голову на бок и не совсем понимая, что делает, сделала то же самое.
Костер вдруг взорвался целым снопом искр, разлетелся на огромное количество угасших и еще пылающих углей. Вокруг него закрутился секундный вихрь и угли улеглись в рисунок, который мне объяснил если не все – то очень многое.
На сером песке пустоши в жарких объятьях сплелись горящие угли в виде метки пламени Ши и серым пеплом белая змея. Символ холода. Мрака и смерти. Теперь силы большей и способной изменить предопределение на Терре не существовало. Диана вряд ли это поняла. Но, того, что это понял я, было достаточно.
– Но, я, так или иначе, убью тебя, Мастер… Мои клятвы исполнены!
Я поднялся на ноги и свистом подозвал Мальву. Она с трудом освободилась из объятий Цезаря и подошла ко мне, подставив стремя.
– Мы все падем от твоего меча, Диана. Как пали миллионы до и падут миллионы после. – Я легко поднялся в седло. Черные тени, которые отбрасывала скала, звали меня.
Диана поднялась на ноги, подошла к Цезарю и взлетела птицей на спину своего жеребца.
– Что я должна делать, Мастер?! – Диана гарцевала на нем, едва удерживая его от того, чтобы тот не сорвался в галоп.
– Помнить, Диана. Только и всего… – Я опустил голову и направил Мальву в тени.
– Что помнить, мечник?!!! – Я был уже в тенях и едва расслышал ее голос.
– То, что делает кольца броней…
Трава
– Ты звал меня, Мастер? – Диана – богиня смерти поменяла свое платье из черного шелка в алых маках на доспехи. Высокие кожаные сапоги для верховой езды с золотыми шпорами. Короткая юбка из стальных пластин, изрисованными древними рунами. Легкий стальной панцирь, в котором яркими сполохами отражался огонь. Наплечники в виде крыльев черного ворона. Не высокий шлем, похожий на шлемы пустынных воинов в легком кольчужном обвесе.
