Игорь Олегович Артеменко
Дневник еврея. Поэма
Придется ждать ответа,
Возможно, стук раздастся в дверь,
Я не хотел бы это.
В напряге проходил мой день,
Вот-вот я попадуся,
И буду под отстрел мишень
От встречи с ними – труся.
Ну, хватит загонять себя,
Решил чуть-чуть развлечься,
Мышонка покормить любя,
И сразу спать улечься.
Лежал в надежде что засну,
Но сон-гад не приходит,
Мыслей огромную копну
Мой ум сейчас воротит.
Спасибо мышке – отвлекла,
Раздалась из-под пола,
Там что-то вкусное нашла,
Зубами расколола.
Налью ей завтра молока,
Что мне отдал приятель,
Не представляю ей врага,
Лишь грусти обладатель.
И снова мысли о семье,
Когда ж я снова встречусь,
Не дай им сгинуть на войне,
Опять мечтою мечусь.
Как встречу старшую сестру
И обниму малышку,
Скажу я маме, что люблю
И воспою братишку.
И с этой мыслью я уснул,
Забыв про речи друга,
Забыв слова, что он раздул,
Порочащего круга.
На утро, как всегда, пришёл
И протянул кулёчки,
Он завтрак для меня нашёл,
Там вкусные биточки.
«Из мяса мама напекла,
Она же с Украины».
Скажи: «А как твои дела?
И как спалось с перины?»
Перину старую нашли,
Она почти худая,
Мы с ним вдвоём перенесли,
Слегка ее латая.
Я выдал: «Очень хорошо,
На ней мне спится ночью,
А что же ты сюда пришёл?»
Под нос себе бормочу.
«Прости, не слышу твой вопрос,
Ты говори погромче,
Я завтрак уж тебе принёс,
Да и компот, поёмче».
Я воздуха побольше взял
И выдал очень громко:
«Скажи, куда вчера пропал?
Для мысли моей ломка.
Что ты ответишь на вопрос?
Родишься ты евреем?
И будут обзывать вразнос,
Жиденком – иудеем?»
Я повторил вопросик свой,
Но он уже готовый
Принял лишь позу боевой
Сказал: «Вопрос бредовый».
«Что если я, и правда, был
Жидом, еврейской мордой
Самоубийство совершил,
И был бы очень гордый».
Ему сказал: «Ведь это бред,
Не может быть такого,
Чтобы родился человек,
Без правила людского.
Что сразу нужно умереть,
Не насладившись жизни,
Нападки от других терпеть,
Как «дождевые слизни».
Родился – сразу в землю лезь,
Тебе тут дела нету,
Тебе тут некуда подлезть
Иль сотворить сонету.
Науки сделать свой прорыв,
Идти судьбой подсказок,
Созвездия средь звёзд открыв,
Придумать новых сказок.
Да, в общем, много для чего
Народ тот пригодится,
Нет права убивать его,
Пусть жизнью насладится.
У собеседника глаза
От речи стали шире,
И он, их в сторону скося,
Сказал: «Не в этом мире».
«Давай все споры прекратим,
Поешь и собирайся,
Чего мы дома все сидим,
Гулять уж выбирайся».
«Пойдём, я покажу, где пруд,
Он очень полон рыбы.
А рядом лес, своих причуд
С деревьями что дыбы».
«Они могучи, велики,
Им лет, наверно, триста,
Растут природе вопреки,
Кора их золотиста».
«Как-будто оказался ты
В волшебном, дивном лесе,
Где гномы прячут сундуки
Со златом в занавесе».
«Там вместо трав большой ковёр,
Усыпанный цветами,
Там бродит часто злой бобер
С гигантскими зубами».
«Давай пойдём, я покажу
Волшебное местечко,
И удочки с собой возьму,
Рыбацкая там речка».
От споров и забылся след,
Что был меж нами раньше,
Возможно, дал себе обет,
Не говорить в реванше.
А может, догадался он,
Какой я буду веры,
Или поверил в мой закон
О жизни Иудеи.
Ну, ладно, Бог его простит,
Ведь он ещё ребёнок,
А вырастит, прочтёт иврит
Или ещё книжонок.
И сразу вспомнит обо мне,
Возможно, станет стыдно,
Как презирал людей в стране,
Не зная точно смысла.
И мы собрались и пошли
Неспешною походкой,
Насквозь деревню перешли
К пруду, что был находкой.
А он, действительно, красив,
Вода его прозрачна,
Играет рябь на свой мотив,
Как птица в танце брачном.
Как гладь стекла, там видно дно,
По берегу песочек,
Вода – парное молоко
Иль даже кипяточек.
Нас манит и зовёт к себе,
Купаться сразу прыгай!
Чтоб не остался в стороне,
А к ней ты точно двигал.
Я постоял, потупив взор,
Купаться не решился,
На это есть один затор,
Что в детстве приключился.
Отметка, что досталась мне
С рождением по вере,
И плоть, теперь мое клише,
Точней – ее потеря.
Старушка выдала наказ,
Когда меня учила
Не раздеваться на показ,
Ведь ждёт тебя могила.
И мой приятель расстегнул
Последние одежды,
С разбега голенький нырнул,
Воды, объятья нежны.
А я стоял, смотрел, как он
В воде резвится голый,
Стоял и чувствовал филон
Пред ним, большой и полый.
«Ну, что ты?», – раздался он:
«Разденься и в пучину,
Прохладой будешь опьянен,
И не ищи причину».
«Спасибо, нет», – ответил я:
«Не очень хочу плавать,
Я подожду у бережка
И посмотрю на заводь».
И он заладил мне опять:
«Давай! иди купаться!»
Не надоело повторять,
И к наготе склоняться.
«Не буду я», – сказал ему
В ультимативной форме:
«Я в воду точно не пойду,
При штиле или шторме».
Ну, как тебе еще понять:
«Я в воду не полезу,
И можешь ты не заставлять
Блюсти психогенезу».
От слов моих закончил он
И выбежал на берег,
Уверенно повысив тон:
«Давай тут без истерик»
«Тебе я просто предложил
Отвлечься от рутины,
Чтобы прохлады ощутил
И понырял в глубины»
«А ты, агрессор, ни за что
Решил со мной браниться,
Как будто я тебе никто
Ты смеешь относиться».
«Я думал, мы с тобой – друзья,
Я честно в это верил,
А ты вот так меня броня
Врагом себе примерил»
И он раздулся на меня
И мне пришлось ответить,
При этом тайну сохраня,
Посыл его подметить.
«Ну, ладно, просто не хотел
Я в воду лесть сегодня
И оголять своих тут тел
Решил бесповоротно».
«Прости, что растоптал мечты
И не полез купаться,
Что воздержался наготы,
Не думал раздеваться»
Пока ему я говорил,
Задумался, быть может,
Что он нарочно пригласил
Узнать секрет поможет.
Моя отметка, что еврей
И сразу станет ясно,
Что я по вере – иудей
Ему знать сей опасно.
Возможно, он расскажет всем
Про сироту еврея,
И я в безмолвии систем
Останусь дымкой тлея.
Сожгут, утопят, изорвут
И не увижу маму,
Приказ смертельный приведут,
Окончив мою драму.
А может, просто он хотел
Развлечь меня игрою
Как получилось, как умел,
А я к нему с виною.
И мы пошли обратно в дом,
Под солнышком гонимы,
Под его жаром, напролом
Шли оба, молчаливы.
И думал я, что думал он?
Попался, или просто
Мое тщеславие, пардон,
Высокомерие роста.
В один момент он произнёс:
«Я принесу на ужин,
Отменной каши из овёс».
Кой я уж не заслужен.
И ломанулся, мигом прочь
По направлению к дому,
И я не в силах превозмочь
Побрел пути другому.
Прошёл бесшумную тропой,
Зашёл в свою избушку,
Увидел, оглядев в первой
Мохнатенькую тушку.
Она сидела на столе
И грызла что-то быстро,
Проделов это дефиле,
Исчезла неказисто.
Как будто встретила кота,
Почуяв мышеловку,
Не веря в мысль, что чиста,
Даёт ей эту крошку.
Я, осмотрев сей пируэт,
Уселся на кровати,
Обдумав речи наш дуэт,
Претензии некстати.
А если он домой придёт,
Расскажет маме речи,
Что рядом с ним еврей живет
И не желает встречи.
Ну, ладно вечера дождусь
И будет то, что будет,
Домой я точно не вернусь
Пусть Бог меня рассудит.
А вечером пришёл мой друг
И протянул мне кашу,
За что достоин сих услуг,
Мыслей не как не слажу.
Он спохватился как всегда
Без умысла дурного,
Спросил: «А как твои дела?
И что же тут такого?»
Да может и не понял он
Кто перед ним льёт речи,
Как не смотри со всех сторон
Одним лишь я примечен.
Спасибо, очень хорошо,
За ужин благодарен,
Подарок твой горяч ещё,
Видать, он только сварен.
Ты знаешь, что я расскажу,
Откроюсь тебе тайно,
Я тут мышоночка кормлю,
Что встретил я случайно.
Считаю, что он – мой сосед
Или дитя родное,
Он защитит наш дом от бед
И царства половое.
Под полом бродит он всегда
И изредка со мною,
А ночью хруст слышен труда,
Дворец себе там строит.
Я ему кашки положу,
Мохнатому трудяге,
Возможно, этим угожу,
Мы с ним теперь бродяги.
И этот дом для нас теперь
Пристанище бездомных,
Что заслужили мы, поверь
В гонке проблем огромных.
Австрийский друг не удивлён,
А только жал плечами,
Ведь каждый по себе дурён
Безумными мыслями.
«Еду на мышь переводить
Вместо того, чтоб кушать,
А грызуна того давить,
чтоб скрежета не слушать».
Но это дело прав твоё
С кем тут и поселиться,
Кому давать своё сырьё,
И с кем в ночи ложиться.
А есть желанье ехать в град?
Там проведут парады,
Там «гитлерюгенда» отряд,
Военные бригады.
Пройдут по улицам они,
И пронесут знамёна,
Ладони вверх подняв свои,
Огромная колонна.
Возможно, скоро к ним примкну,
Возьмут меня в команду,
На следующий парад пойду
Неся их пропаганду.
Мне это обещала мать,
Что скоро я уеду,
А хочешь ты со мной вступать?
И чествовать победу?
Там будем вместе мы играть
В военные игрушки,
Там можно даже пострелять,
Познать азы войнушки.
Поплавать или полетать
Пойти в поход, разведку,
Там можно многое понять,
Развить в себе атлетку.
Ну, что ?Пойдём, я покажу,
Парад вот-вот настанет,
Я по дороге изложу
Идею что дурманит.
И он вскочил и зашагал
Как-будто я согласен,
Как-будто я ответ уж дал
Иль он ему не гласен.
Ну, ладно, догоню его,
А после на параде
Его оставлю одного
И к дому моему сзади.
Приду и посмотрю, кто там,
Родные уж вернулись,
О, боже, я прильну к дверям
И с силой распахну их.
Увижу на пороге мать
И взгляд сестры поймаю,
И в ту секунду дам понять,
Что за отца страдаю.
Они и сами все поймут,
Увидев страх за мною,
Пройдут неспешно, обнимут
И обольют слезою.
Я расскажу им, как я жил,
Про дом и про старушку,
Как с той старушкой я дружил,
Как переплыл речушку.
Наверно, долог мой рассказ
Готовый для семейства,
Не рассказать его за час
Такой картины действа.
И я догнал австрийца в миг
И поравнялся рядом,
Как будто интерес возник
К движению гестапо.
Пусть лучше думает, что я
Фанатик до безумства,
Что «гитлерюгенд» для меня,
Как психу нужны буйства.
Я помню, говорила мне
Бабуля в месяц смерти,
Что обходи их в стороне,
Что это дети-черти.
Они пропитаны войной,
Желанием сжечь еврея,
И им не нужен мир такой,
Переча всем посмея.
Их фюрер объявил детьми,
воспетыми в легендах,
Как лекарей нашей земли
С иконостасом в стендах.
На каждом будут все они
Как под копирку в форме:
Рубашка, галстук, сапоги,
Прическа «стригли в шторме».
С единой мыслю, цель одна
И нет там исключения,
Вести дела везде должно
Лишь фюрера движение.
Пока я шёл и вспоминал,
Мы уж к мосту добрались,
С которого в ту ночь сбегал,
Когда за мною гнались.
На нем по каждой стороне
Стоят в военной форме
Солдаты с выправкой вчерне
На маленькой платформе.
Один из этих исполин
Спросил: «Куда собрались?» -
Достал он что-то из штанин-
«Не вы тут ночью крались?»
«Не вы решились на прыжок?
И почему не в форме?
А ну, скажите адресок
Сейчас мы вас оформим»
Он записал в свою тетрадь,
Что вынул из кармана
Все данные, что мог узнать
Не разобрав обмана.
«У вас же возраст подошёл,
А вы ещё не с нами,
Хотите, чтоб я к вам пришёл?
И дал вам сапогами?»
«Родителям ты передай,
Что срочно все вступают,
Что сроку месяц вам, до край
Потом себя пеняют».
Нам нужен каждый из ребят
Кто в «Гитлерюгенд» годен,
Вход ограничен для жидят,
Их статус непригоден.
А после пропустил вперёд,
Осматривая строго,
Походку, кто и как идёт.
Трясет меня немного.
Я сильно испугался в час,
Когда спросил про адрес.
Мой друг и в этом меня спас,
Разбив ответом накрест.
И мы неспешно побрели,
Уж на подходе город,
Молчали всю дорогу, шли
Не видя в речи повод.
Я думал, как мне улизнуть
С парада или раньше,
А может ногу подвернуть,
Чтоб не идти с ним дальше.
А может, растворюсь в толпе,
Умчав к родному дому,
Иль рассказать ему в мольбе
Про жизнь по-городскому.
Пусть знает, что я родом – тут
Где вырос и родился,
В надежде, что не предадут,
Я в мысли погрузился.
И мы добрались до толпы,
Что встала в ожидание,
Ликуя чествовать столпы
За детские старания.
Мы оказались впереди
У самого бордюра,
И вот они сейчас пошли,
Красивы, как брошюра.
Идут, подняв одной руки,
Смотрящей вниз ладошкой,
И в такт стучат их каблуки,
Разбавлен звук гармошкой.
И люди, радуясь, глядят
С рукой такой поднятой
«Зиг Хайль», – отчетливо кричат,
Я страхом тут объятый.
Боюсь, что выдадут меня,
Глаза и остальное,
Поступок свой не оценя,
Лицо сделал кривое.
Зажмурил глаз, слегка присел
И опустил головку,
Я изменился, как умел
И чуть нахмурил бровку.
А мой приятель засверкал
При виде от парада,
Идти за ними возжелал,
А для меня лишь стадо.
Одеты все как на подбор
И взгляды в них пустые,
Не видно в них юнца задор,
Они как неживые.
Когда рассматривал вблизи
Я совершил оплошность,
Один из них сошёл стези,
Увидев во мне ложность.
Ударил с криком: «Как же так?
И где привет с рукою?
Наверно, неуч иль дурак,
Я тут тебе устрою!»
«А ну, поднял свою культю
И встань ровнее в стойку,
А то сейчас ещё влеплю,
Устрою тебе мойку».
От страха сделал, как сказал,
Мне этот злобный малый,
И позу правильную принял,
Как будто я бывалый.
И он с победой отошёл,
Вернулся в строй обратно,
Австриец взглядом лишь оплёл,
Как мне стоять отвратно.
И я попятился назад,
Чтоб спрятаться за лица,
Что принимали сей парад
И дали мне вмиг скрыться.
И чтобы время не терять,
Я побежал до дома,
Возможно, там увижу мать,
Верну себя с отъема.
Я не хотел узнанным быть
Соседями, врагами,
И оттого включил я прыть
В обход, лишь сторонами.
И вот я вижу дом родной,
А в окнах – свет и звуки,
Наверно, кушают семьей
Ох! Удивлю их скуки.
Домчался к ним я шага в три
И дверь заколотилась,
Я жду момент, лишь отопри,
Дыхание уж сбилось.
Ну, что там, что не отворят,
Наверно, не признали
Наверно, думают, что враг,
Доставивший страданий.
О. слышу, к двери подошли
И заиграл замочек,
Страдания мои прошли
Достойных одиночек.
И дверь открыл сосед большой
И удивился сильно,
А я толкнул его рукой
И прошмыгнул мобильно.
Реакция мне удалась
И я уже в гостиной
Кричу, по дому разбежась
Семье своей родимой.
На кухню забежал к родным,
А там – соседа детки,
играли за столом моим
игрушками соседки.
Я зарыдал, где все они,
Куда вы их всех дели,
Ты их по-доброму верни,
Соседи аж зардели.
Детишки, побросав игру,
На весь дом запищали,
Как-будто я им зло несу,
Отца своего позвали.
И он настиг меня в момент,
Да уцепился в горло.
Его безбожный аргумент,
Во мне надежду стёрло.
«Ты – жид, еврей, ты что забыл
В моем прекрасном доме?
Ты прежде у меня спроси,
Чем мчатся на проломе?»
«Да как ты смеешь всех пугать?
И кто тебе позволил
По дому бегать и искать
В жидовском произволе?»
«А ну, давай пойдём со мной,
Я сдам тебя, не скрою
Таких, как ты, нужно долой
Лишь в землю под плитою».
И с каждым словом все сильней
Сжималось мое горло,
«Ты сдохнешь, тварь, как тот еврей,
Что ножиком подпер я».
«Я точно помню, как пробил
Отцу твоему под кожу,
Клинок так медленно входил,
Увеча его рожу».
«Тебя же, суку, отпустил,
Не стал я пачкать руки,
Скажи спасибо, что щадил
И не отдал на муки».
«Ну, раз вернулся, значит так,
Получишь ты страданья,
Какой же глупый ты, дурак,
Что не ценил изгнания».
И с этих слов сдавил сильней,
А после бросил на пол,
Как дичь добытую, злой зверь
Ручищами зацапал.
В глазах с удара темнота
И сбитое дыханье,
Лишь слышен крик: «Убью тебя,
Жидовское создание».
Удар в живот, ещё удар,
От боли руки сводит,
Когда закончится кошмар?
За что нас так изводят?
За то, что верой я – еврей?
За то, что им родился?
При встрече сразу меня бей,
Чтоб кровью я давился.
Что за убогая страна,
Арийцев только холить!
Евреев истребить до дна
И геноцид изволить?
Забрать их собственность, дома
И разделить их семьи,
А коль придёшь, дадут сполна
И быть тебе тут в черни.
Я эту мысль прокрутил,
Она совсем убога,
Сознанье, может, уронил
От болевого шока.
Но видя, что меня не бьют,
Я смог чуть-чуть подняться
И взором местность обогнуть,
Поняв, куда деваться.
В гостиной окна, может, в них
Там высота полметра,
Пока боец тот поутих,
Что осыпал тут щедро.
Его не видно, он ушёл?
И приведёт подмогу?
Эх! Нужно чтобы не нашёл,
Бежать! Во славу Богу.
Я приподнялся, все болит:
В груди, живот, затылок
Отвратно! Какой раз избит,
Уж нет здоровых жилок.
И нет возможности жалеть
Своё больное тело,
И через силу встать, терпеть
Пока не прилетело.
Я побежал сквозь эту боль
К двери, открыл легонько,
Подался за порог пальбой
От этого чертёнка.
Бежал обратно на парад
И в голове лишь каша:
Сосед, жиды, ударов град
И злости полна чаша.
Добрался, даже не поняв,
А тут толпа ликует,
Зигуя руки вверх подняв,
Задеть меня рискует.
Я пробирался сквозь толпу,
Ища глазами друга,
Не знаю, что ему скажу
Про боли от недуга.
А вот и он стоит спиной,
Задрав рукой до неба,
В улыбке, чествуя конвой,
Что движется нелепо.
Я подошёл к нему хромой
И ущипнул за руку,
Сказал, что нам пора домой,
А тут дела на скуку.
Прибавил – надо уходить,
Я полностью раздавлен,
Мне очень больно тут ходить,
Как-будто обезглавлен.
Он, видя, что со мной не так,
Сказал, что мне поможет,
Сказал, что я большой чудак,
Раз так судьба нас гложет.
Я упирался на него,
И мы пошли обратно,
Он – друг, подставивший плечо
В вопросах деликатно.
И что со мной он не спросил
И этим сделал дело,
Свой интерес не преступил,
Где ж так меня задело?!
Уже настигли старый мост,
Что отделял деревню,
Там на дежурстве стоял пост,
и как всегда, не дремлют.
«Куда идём? А, это вы,
И что случилось с этим?
На вид, как будто внял чумы!»
Тот постовой подметил.
Я слышал, но не подобрать
Разумного ответа,
Не знаю, что ему сказать,
Какой напев куплета?
Но мой приятель чуть вдохнул,
Встав смирно, приняв форму,
Как мысль, теорию раздул
Придуманную норму.
«Да мы поймали там жида
И дали ему взбучку!».
Пронзились речью изо рта,
Запев, ответов кучку.
«И мой приятель возжелал,
Построить ту скотину,
А тот по массе был амбал,
Нас больше в половину.
И бился с этим бугаем,
Как тигр за свободу,
Желая съесть его живьём,
Вцепившись в горло сходу.
Но тот по силам здоровей,
Ответом взял за горло,
Чуть не убил его, поверь,
Как массой, в пол упёрла.
И тут пришлось мне помогать,
Валить жида детину,
Своей рукою добивать
Огромную скотинку.
И мы вдвоём его забив,
Ушли, забрав победу,
Его оставили склонив
В науке к этикету».
Какой продуманный рассказ
Озвучил мой приятель,
И так открыто, на показ
Я даже думал – Спятил!
Я был безумно удивлён
Его таланту речи,
Уверен, тверд и не склонен,
Слегка расправив плечи.
Как будто хочет защитить
Товарища хромого,
Нападки эти прекратить,
Не дать сказать им слово.
Солдат послушал сих баллад
И отошёл в сторонку,
А мы прошли себе во слад
Без обращения в гонку.
Неспешно, молча, чуть паря
Довольные собою,
Он – за парад, что лицезря,
А я – любви раскрою.
Я раньше мог не замечать
Ту преданность в знакомом,
Что другом мог меня назвать,
Быть раньше неведомым.
Мы скоро подошли к домам,
Я тихо попрощался,
Сказал, что дальше пойду сам,
Обнял, не удержался.
«Спасибо за спасения жест,
что оказал опору,
Служил в дороге мне как шест
И выдал речь дозору».
Пошёл я дальше, но один
И вспоминал про ужас,
Когда избил тот бабуин
Меня, почти не тужась.
Как рассказал про смерть отца,
Убитого толпой,
Про тот удар, что бил с рубца
Соседскую рукою.
О, Господи! что тут за мир,
За что семья страдает?
Тут правит дьявол – господин,
Что судьбами играет.
Наверно, хуже уж не быть,
Всему же есть пределы.
Решил тогда предположить,
Что скоро переделы.
Ведь сколько можно позволять
Плевать на право, честно.
По улицам людей гонять,
Есть срок? Иль неизвестно?
Наверно, этому есть слог,
Которым нас пугают,
И к грешникам он будет строг
Кой адом называют.
Я вижу тут как раз его
По дьявола пометкам,
Как салютует воронье,
Сидевшее по клеткам.
Как черти с верою за смерть
Томят людские души,
Проделов эту круговерть
Оставив только туши.
И я под эту мысль дошёл
И на крыльцо вступился,
На двери с силою напер,
На ней уж видно гнильца.
Она послушна отошла,
И я увидел мышку,
Которая на стол зашла,
Как страж на свою вышку.
«Ну, как ты там?» – спросил ее.
Она не убежала,
Услышав голоса моего,
Свой стол не покидала.
Я подошёл, уж самый край
Но мышь сидит на месте,
Как будто говорит: «Давай,
Коснись, придайся лести».
Как будто старые друзья,
Что встречи ожидали,
Как будто он и я – семья,
Родными словно встали.
Я чувствовал, он даст мне спать,
Я приручил соседа,
Готов существенно признать -
Моя это победа.
И он, почуяв: я – не враг
Сидел совсем спокойно,
Наверно, понял коих драк
Я пал сегодня знойно.
Мне даже стало чуть живей,
Как будто подлечили,
Как будто отлежал пять дней
Или не сильно били.
Решил, что мышку покормлю,
Умоюсь и на койку,
Пораньше спать сейчас пойду,
Моя задача бойка.
Мне завтра нужно снова в град
Найти Элен с Адамом,
Увидеть их я был бы рад,
Звучит в мозгу дурманом.
Но как построить сей маршрут?
Как обойти заставу?
Чтоб не узнали, ведь убьют
И не найти управу
На утро мой австрийский друг
Опять принёс покушать,
Я очень чту его заслуг,
За что просил послушать.
Спасибо, сильно удивлён
старанию и отваги,
С которой был вчера спасён
На водной переправе.
Меня могли застать врасплох,
А ты вступился сразу
И не молчал, и не оглох,
А выдал разом фразу.
Хотел тебе сказать секрет,
Что я храню прилично,
Ты не считай, что это бред,
Но это очень лично.
Там в городе живут друзья,
Они – еврейской веры,
Мне очень нужно к ним туда,
Проверить, все ли целы.
Я знаю, ты не любишь их,