Игорь Кондратьев
Эдгар и Маргарита
4. Свидание
Под утро, только рассвело,
Проснулась Маргарита и в волненье,
Нетерпеливо распахнув окно,
Его увидела. О провиденье!
Ей что-то подсказало, что он здесь.
Недаром сердце вечером так билось,
Как будто загодя уж знало эту весть.
Предчувствие не обмануло, и свершилось.
Наспех одевшись, взяв скорей перо,
Записку пишет, вся сгорая страстью:
«Любовь моя хранима для того,
Кто спас меня в тяжелый час несчастья».
Через служанку передав письмо,
Она назначила свиданье
В своих покоях, чтоб никто
Их не тревожил воздыханье.
Томителен был ожиданья день.
Душа пылала знойным нетерпеньем.
Условный час, как хладостная тень,
Явился к ним желанным наслажденьем.
Служанка через черный ход
В покои провела Эдгара,
Закрыла дверь за ним, и вот
Принцесса милая глазам его предстала.
Их счастью не было конца.
Они смотрели друг на друга
Так упоенно, что сердца
Стучали в такт. Все плыло кругом:
Дворец и парк, фонтан, балкон,
Все плыло прочь, куда-то в беге…
То явь была, иль был то сон?
Они одни на диком бреге.
Стояли молча, долго стиснув руки,
Очами страстными впиваясь в милый лик,
И будто не было печали и разлуки,
Лишь счастье долгое, что длится только миг.
От чувств, нахлынувших волной прибоя,
От счастья, что переполняет грудь,
Хотелось петь, кружить, не знать покоя,
Но здесь нельзя, услышит кто-нибудь.
Тогда, обняв ее – трепещущий цветок,
Вдыхая аромат, припал губами
К ее губам, так нежно, мотылек
Не обращался мягче с лепестками.
Погасли свечи, лишь огонь сердец
Из глаз струится радостным сияньем.
Померкло все пред ним, и только лунный свет
Их освещает сумрачным мерцаньем.
Спадают ниц шелка одежд, вуали,
И первозданность красоты
Во всем величье, без оков морали,
Им предстает для ласки и любви.
***
Любовь, любовь – владычица земли,
Тебе подвластны нищие, подвластны короли.
Ты в естестве своем навряд ли с чем сравнима,
Тебе подчинены и красота, и сила.
Ты добродетель, ты и злой тиран.
Порой душа, намучившись от ран,
За счастье смерть принять уже готова,
Но ты душе угасшей даруешь силы снова.
Ах, как людей, любовь, ты хитро мучишь,
Такою мукой врядли, ты наскучишь.
Ты всем приятна, хоть и гложешь сердце,
Надежды руша, оставляешь дверцу,
Ты топишь в море, оставляя плот,
А безрассудству вдруг запретный даришь плод.
***
Рассвет забрезжил. Песня петухов
Влюбленным возвестила о конце свиданья.
И будто пробуждаясь от любовных снов,
Старался Эдгар отдалить минуту расставанья.
О время! Бег его неумолим,
Оно, как вихрь, проносится над нами,
И коль отстал, уж не поспеть за ним,
Как не поспеть птенцу в полете за орлами.
И вот, поцеловав принцессу на прощанье,
Эдгар с тоскою удалился в сад,
Но в мыслях оставался на свиданье,
Что рай сулило, а возможно, ад.
С каким же нетерпеньем он будет ждать отныне
Минуты новой встречи. А будет ли она?
Какой сюрприз судьба-злодейка им подкинет,
Иль рок безжалостный минует их пока?
5. Междоусобица
И снова дым, огонь и гаснут судьбы.
Сквозь пепел солнце кажется луной.
Как призраки, стоят вокруг хоругви,
Что здесь творится, боже мой!
В безумной схватке люди очумели,
В их лицах, гнев, жестокость, злоба, месть
И ненависть переплелись, как лозы хмеля,
И с состраданьем глаз ты не увидишь здесь.
Где свой, чужой, едва ли различают,
Рукой безжалостно противника разя,
Как звери, в бешенство кровавое впадают.
Едино все: свет жизни, смерти тьма.
Вот меч обрушен грозной силой, адом,
На плечи юные, хрустальные мечты,
И вмиг разбит весь мир пунцовым градом,
Фонтан кровавый грянул из груди.
Там в стороне, отброшенный копытом,
Лежит и корчится пока еще живой
Какой-то воин с черепом разбитым,
В истерике рыдая над судьбой.
Вот ров глубокий, город осажденный,
А с лестницы, приставленной к стене,
Вниз воин падает, стрелой врага пронзенный,
За ним другой, со смолою на лице.
Проклятья шлют все матери и вдовы,
Чьих сыновей уж не поднять с сырой земли,
Не прекратить ни сердца рев, ни стоны,
Не возвратить отцов, мужей с войны.
***
Король встревожен был ужасно,
Узнав, что герцог Олбанской,
На почве ревности, как часто,
На князя Паули шел войной.
– Междоусобиц я не выношу,
Об этом всех предупреждал.
Виновников примерно накажу.
Святой отец?
– Уже послал.
С отрядом рыцарей граф Терский.
– Он на язык уж больно дерзкий!
– Да, мой король, немного есть,
Но в этом деле ему честь.
Он ссору кончит наконец,
Соперников доставит во дворец.
– Удвоить надо с них налог,
Пусть это будет им в урок,
Да и другим на изученье
И от любви дурной леченье.
6. Бунтовщик
Граф оказался молодцом,
Утихомирив в три недели,
Неспешно весть послал с гонцом,
С красоткой нежася в постели.
А город в праздничных огнях,
Уже забыв о страшных днях,
Гуляет с шумом и весельем,
С задорным рыцарским похмельем.
Лишь в свете тусклых, грустных звезд
Один, как рак-отшельник старый
Под впечатленьем сладких грез
Скучает Эдгар – рыцарь славный.
Ничто не радует так взор,
Как образ милый, но далекий.
И сердце рвется на простор,
Где место чувствам лишь высоким.
Ни ветерка. И лист всю ночь не шепчет,
Как будто тайн не хочет разглашать.
Старинный дуб прикинулся, что дремлет,
Стесняясь думы сердца распугать.
Вдруг крик прорвал ночную тишину,
Как молния седую плесень тучи.
О помощи взывают то к нему,
Забудь о думах, поспеши-ка лучше!
Тропинка быстро вьется меж берез,
За холм свернула, и в сей миг картина:
Завязан рот, глаза блестят от слез,
Над честью надругается детина.
Но рыцарь вовремя на помощь подоспел,
Мерзавца в сторону отбросил, стукнув в темя.
Тот глухо охнул, замертво осел.
И наступила тишина на время.
Рыданье девушки прогнало вновь ее.
В лохмотьях платье, нагота святая.
Листом осиновым дрожит душа ее.
– Куда же ты пойдешь теперь такая?
Сквозь слезы голосом дрожащим:
– Я к отцу… отец… к отцу сейчас пойду я.
– А далеко ли он, давай я провожу?
– На площади закован, я еду… еду ему несу я.
– Он вор? Убийца? Добрый человек,
Что без вины не раз уже наказан?
– Он бедный, бедный мой отец.
Наш дом сожгли за несогласие с указом.
Народ он честный по дорогам собирал,
Чтоб землю нашу же вернуть себе обратно.
Предатель, видно, был, его продал…
Потом тюрьма. Избит неоднократно.
За речь такую языка теперь лишен,
И напоказ всем выставлен на площадь.
– На площадь? В кандалах? Так это он?
И тотчас же вскочил верхом на лошадь.
– Садись скорей, давай спасем его.
И рядом аккуратно усадил ее.
По темным улицам, развратным и хмельным,
Как свежий ветер над зловонием болота,
Они неслись с желанием одним:
Отца скорей избавить эшафота.
Вот крайний дом и площадь пред дворцом,
Там на помосте, в кандалы закован,
Сидит невольник, стражей окружен…
– Как звать отца?
– Тайлер, Тайлер Донован.
– Охраны мало, пара человек.
Ты спрячься в тень, вот здесь, за угол дома.
Сам под прикрытием сумерек
Хотел тайком, но конь, увы, подкован.
И застучал по мостовой,
Как колокольчик звонкогласый.
– Так что ж мы мешкаем с тобой.
Вперед, мой друг, ты видишь, труд напрасный!
Холодной сталью меч блеснул в руке,
От крика стража разбежалась в страхе.
– Тем лучше, меньше грех в душе,
Лишь кандалы разбить теперь на плахе.
Подняв охраной брошенный топор,
Он рубит цепь – звено, другое – и распалась.
Свобода! Душа, как птица, рвется на простор…
Напрасно Дженни волновалась.
За город конь доставил скоро их.
У леса тихо, молча распрощались.
Пожали руки крепко, обнялись,
Друзьями верными навек теперь остались.
Светает. Скоро уж восход.
Поля покрыты белою росой.
Прохладно. Конь едва бредет
И лакомится сочною травой.
