Белеет снег в полях безбрежных,
Река покрыта коркой льда,
Деревья в полушубках снежных
Гурьбой собрались у огня.
Вокруг костра народ ликует:
Гитары звон и бубенца,
Вино несут, где торжествуют,
Где смех и песни без конца.
Охота кончилась успешно,
На вертеле тут жарится кабан,
Прислуга вьется хлопотливо,
В угоду знатным господам.
Покой сей трапезы усердно охраняет
Отважных рыцарей воинственный отряд,
Вкруг пиршество по двое объезжают,
О чем-то меж собою говорят.
– И что, король одним ударом,
Свалил на землю кабана?
– Молва о нем трубит недаром,
Его рука еще сильна!
Покрыт он славой с головой!
– Сейчас в лучах вниманья свиты…
– Мужчин вниманье для одной,
Принцессы Маргариты.
Она сегодня, как всегда,
Сидит поодаль от отца,
И снова герцог рядом с ней
«Свои» стихи читает ей.
Она смеется! Как всегда,
Обворожительна, нежна
И недоступна, как звезда.
Каким огнем горят глаза…
И все смеются, все ликуют…
Вот лицемеры! Знают, чуют,
Другому честь быть мужем ей.
Я слышал, что король о ней
С заморским принцем говорил.
Тот окрыленный укатил
В свои далекие владенья
Ждать на помолвку приглашенья.
– Судьба ее, выходит, решена?
– Иная мысль просто смешна,
А два «гамбургских петуха»
И здесь сидят как два врага:
Один смеется, другой зол…
– О ком ведешь ты разговор?
– Да вон о князе, что сидит
Напротив герцога.
– Сердит!
– Еще бы, вместе с герцогом они
В принцессу нашу влюблены.
Меж ними вечная вражда.
Пред ней соперники ж всегда
Хотят друг друга обойти,
В расположенье чтоб войти.
Любовь их, видимо, с ума…
– И не одних! Таких здесь тьма.
А к слову, я тебе скажу,
Я тоже раненый хожу.
– О, Поль! Как мог ты оступиться?
В принцессу рыцарю влюбиться!
– Ах, Эдгар, сердце не кремень,
Ты просто рядом не был с ней.
Бьюсь об заклад, в глаза взгляни –
Уверен, влюбишься и ты.
Одна, мой друг, у нас беда:
В сравнении с ней мы нищета.
Кто рыцарь для нее? Слуга.
А слуг не любят господа!
Затем немного помолчали
И вновь дозор свой продолжали.
А пир в разгаре, и, гремя,
Под звон бокалов льются песни,
Звучат тосты в честь короля
И в честь чарующей принцессы.
Вмиг крики, топот, ржанье лошадей
Окрестность всю оборотили адом.
Скрывая солнца луч, из леса на людей
Метнулись стрелы черным водопадом.
Переполох, лишь рыцарский отряд
К врагу пустился с гиканьем навстречу.
Залязгали мечи, сметая все подряд,
И лес наполнился отборной бранной речью.
Пир превратился в страшную резню,
Сам воздух стал от крови будто красный …
Убитые валялись на снегу,
Живые ж создавали вой ужасный.
В ту пору местные леса
Немало беглых укрывали.
Те собирались иногда,
Разбойничали, убивали.
Ну, на обозы нападут
Иль на почтовую карету,
Но чтоб напасть на короля?
И мысль не знали эту!
Ходили, правда, слухи там,
Что в тех местах озорничает
Какой-то «черт», не то «шайтан»,
Да бог его там знает.
Что много сброду всякого
Собрал он в шайку под начало
И что народу разного пропало уж немало.
Сюда, хоть лакомый кусок,
Рискуя, он явился.
Не видеть он дозор не мог,
Быть может, разум помутился?
О! Так и есть, сошел с ума!
Добычей стала Маргарита!
Прикрытый боем, сатана
С принцессой скрылся уж из вида.
Но, к счастью, рыцарь молодой,
Эдгар, о ком в начале говорилось,
Заметил, что в тот миг случилось.
Вскинув копье над головой,
Рванул узду
И, жеребца не пожалев,
Так шпоры в бок вонзил ему,
Что тот от боли, захрипев,
Встал на дыбы, что птица, взвился,
Да, с места бросился в галоп.
И долго поднятый искрился
На хладном солнце снежный сноп.
Погоня! Вор стрелою мчится.
Все ближе к лесу, напрямик.
Успеет в лес – там сможет скрыться.
Погоня! Дорог каждый миг!
Пред ним река, совсем уж близко,
Каких-то лошади две-три.
Беглец замешкался не слишком
И все ж решил на лед идти.
Но прогадал, поторопился,
Весна уж скоро – тонок лед.
И конь в пучину провалился,
Храпит, ногами воду бьет…
Бандит увидел: плохо дело,
Все бросил да с коня на лед…
В сей миг копье пронзило тело,
И труп теченье унесет.
А Маргарита от испуга
Вцепилась в гриву жеребца,
А их под лед уж тянет – худо.
Конь ржет в предчувствии конца.
Не растерялся рыцарь, с ходу
Соединив себя с конем
Веревкой прочной, прыгнул в воду.
Принцессу обхватил, потом
Он крикнул верному коню,
Как шпоры в бок, вонзив ему:
«Но-о! Друг, давай скорей, не стой!»
И в тот же миг на брег пустой
Их за спасительный аркан
Конь вытащил и тут же стал.
Одежда их ледком покрылась.
Чуть успокоилась река,
Уж в полынье она не билась,
Как зверь разбуженный, рыча.
Спаситель бережно берет
Принцессу на руки, несет…
И тут… глаза их встретились,
Сердца в единый ритм слились.
И пусть стояли, пусть молчали,
И пусть мороз уже крепчал,
Развеяв мысли и печали,
Огонь любви их согревал.
И миг сей вечностью казался,
Но грез возвышенный туман
Печальной дымкой расползался…
И вот опять мирской обман.
Бежит к ней сам отец-король,
В тулуп песцовый одевает,
А рыцарю, сказав «Изволь!»,
К ногам «дешевый грош» бросает.
Тот поднял кошелек уныло.
Печальный взор свой на карету устремил.
Карета тронулась, а сердце так заныло,
Что целый свет ему вдруг стал не мил.
Купание даром не прошло.
И в тот же день ее знобило,
И кашель, страшный до чего,
Как в лихорадке тело било.
Собрались лучшие врачи,
И днем, и ночью с ней сидели.
Что нужно было, все учли
И делали все, что умели.
Как результат, за две недели
Она смогла уже вставать,
Ходить, пока вокруг постели,
Да на балкон весну встречать.
С восходом к ней являлись силы,
И солнце теплое весны
Радужным светом озаряло
Ее прекрасные черты.
Природа пела в упоенье…
Однако в глубину души
Закралось томное сомненье
О мимолетной той любви.
И грустный взгляд, тоску на сердце
Не излечил весны дурман.
И с каждым днем то чаще сердце
Стучит, предчувствуя обман,
То вдруг тоскливо замирает,
Когда в сознанье юном вновь
Любимый образ возникает.
Горят уста, в глазах любовь.
– О, где ты, друг, спаситель милый.
Мне трудно справиться с собой.
Явись ко мне, мой рыцарь дивный.
Но, может быть, беда с тобой?
Или, боюсь тому поверить,
Ужели ты забыл меня?
Или не любишь? Я не верю!
О, где же ты? Любовь моя!
А может, у тебя другая?
Меня прекрасней и умней…
О, ревность, ревность – боль тупая,
Змеей вползаешь в душу к ней.
– Да что я, право, успокоюсь,
Ведь я принцесса, а он кто?
Но я люблю его! Не скрою.
Так что мне делать? Ждать его?
Или не ждать, себя взять в руки
И потушить огонь в душе.
Невыносимы эти муки,
О, боже! Дай же силы мне.
В подобных мыслях заплутавшись,
Грустя, покинула балкон.
Но, в одиночестве оставшись,
Опять все думала о нем.