Игорь Колынин
Божественная трагедия
Шаг 17. Водить за нос
– Ты умеешь водить?
– Что водить? – поинтересовался Макс.
– Машину.
– Я думал за нос, – усмехнулся Макс. – Конечно, умею.
– А права у тебя есть?
– Обязанности.
Барт изумленно посмотрел на Макса.
– Ты так шутишь?
– Шучу. С правами все в порядке.
– Просто я с этими машинами на «вы». В Нью-Йорке иметь машину – безумие. Да и здесь в гараже стоит просто…
Макс загорелся. Он давно уже не водил машину. Но любил и скучал. Ему часто снились гонки. Непроизвольно руки сжимались в кулаки ощущая руль, оттягивался носок, вдавливая педаль газа. Просыпался со сведенной ногой. А потом заснуть не мог часами.
Dodge Chalanger была покрыта слоем пыли практически полностью скрывая ее цвет. Мощный, яркий аппарат, может уйти от кого угодно на дороге. И безумно красивый. О таком Макс и не мечтал.
Барт выудил из кармана ключи, пикнул сигналкой.
– Не торопись, – предупредил Макс, внимательно осмотрел машину снаружи, лег на пол осмотрел днище.
Барт скучал.
– Ты взрывчатку ищешь? Если бы кто-то подошел к машине, мне бы сразу донесли. Я с охранниками столько коньяка выпил, что они до сих пор коньяком пахнут.
– Людей можно купить, напугать, даже подменить человека можно.
– Ты очень подозрителен.
– Береженого Бог бережет.
– Поехали уже.
Макс все равно осмотрел салон и только после этого сел за руль.
Барт плюхнулся рядом.
– Ты прав, людей можно купить, напугать и что там еще? Но с техникой по-другому.
– Технику тоже можно обмануть.
Макс сидел примерялся к машине, несмотря на аскетичный американский салон было очень комфортно. Прежде, чем завести, он представил, как это сделает. Смаковал момент.
– А на кого зарегистрирована машина? На тебя? – спросил Макс.
– Не, – отмахнулся Барт. – На российскую фирму, не связанную со мной почти никак.
Мотор бархатно зарычал. Макс аккуратно выехал из гаража и спокойно колесил по улицам, стремясь на трассу, благо недалеко до кольцевой
Макс ехал не уставая, пытался держаться в правилах дорожного движения, но эта машина была выше правил. И Макс вырывался из скоростного режима. На их удачу на дорогах полиции не было. Барт просто заставил Макс возвращаться.
Макс остановил машину у большого здания на Марата. Адрес назвал Барт. Парковочных мест, конечно не было.
– Поставь машину вторым рядом, – посоветовал американец. – Все в порядке. Это мне в России нравится – жизнь слишком коротка, чтобы искать свободную парковку в центре. Охрана банка не даст ее эвакуировать.
Около двери висела неприметная вывеска «Восточный Ривер Банк». Барт только кивнул охране, указывая на припаркованный почти посреди дороги шевроле.
Ячейку оформили на Макса. В целом, процесс оформления был похож на оплату квитанций. От Макса требовалось только изредка отвечать на вопросы.
А вот дальше началось голливудское кино. Ему вручили ключ – длинный стальной штырь с невероятно сложными бороздками. Дальше его с рюкзаком пригласили во внутреннее помещение банка. Открыли круглую дверь диаметром 2 метра. Внутри светлого помещения, по стенам которого располагались ряды ячеек они остались вдвоем с работником банка. Тот молча пригласил его к одной из самых больших дверец ячеек с двумя отверстиями для замка, и вставил свой ключ. Макс понял, что его очередь. Они почти одновременно повернули ключи. Банкир тут же покинул помещение, предложив нажать кнопку вызова, как только Максим закончит.
Положив в стальной ящик свою шкатулку, Макс недоверчиво погляделся. Но в сейфе никого не было. Еще раз взглянув на камешки, он решительно захлопнул крышку ящика и нажал кнопку вызова.
Конечно, обмен древнего клада на договор и ключ с лазерной гравировкой не выглядело равноценным обменом, но он начал доверять Барту.
Только сели в машину, день рассыпался автоматной очередью.
«Пригнись!» – крикнул Макс и задним ходом дернул от банка.
Хлопали выстрелы, Максу показалось, что и их зацепило.
Макс юркнул в переулок и дал по газам. Через пару кварталов остановился. Смотрел в зеркало, нет за ними желающих их крови. Нет. Вроде, никого.
– Надежный банк, – повернулся он к Барту.
– Один из самых надежных, – прошептал Барт синими губами.
– С тобой все в порядке? – уточнил Макс и оглядел Барта. – Не зацепило?
– Нормально, если не считать стрельбы, – выдохнул Барт, он достал телефон и набрал номер. – Звоню своему персональному менеджеру из банка, – пояснил он Максу.
– Андрей, привет, это Барт. Да. Со мной все нормально. Что у вас там случилось?
И слушал, наконец, нажал отбой.
– Нападение на инкассаторов. Один ранен. Нападавшие убиты.
– Ты не заметил ничего?
– Да, как стрельба началась, ты рявкнул, я молится начал. А молиться и что-то еще делать я не могу…
– Многие мочатся еще.
Барт тронул сидение.
– Не, сухо, – натянуто улыбнулся он.
Макс вышел, обошел машину.
– Зацепили твари.
– Не переживай. Не нас же. А машину починим.
– Что-то у нас часто неприятности стали случаться, до встречи с тобой, до меня не докапывался никто, не то чтобы стрелять. Ты просто – генератор неприятностей.
– Поверь, у меня тоже ничего похожего не было. Хотя общался я в разных кругах. Так что получается ни ты ни я не виноваты… – Барт задумался. – А не встреча ли это со шкатулкой?
Шаг 18. Марионетки вселенского театра
– Мы согласны, – вместо приветствия произнес Барт.
Виктор улыбнулся с оттенком превосходства, будто сообщая: «А я нисколько не сомневался». И тут же заявил:
– А я не согласен!
– С чем, позвольте поинтересоваться? – уточнил Макс.
Макс никогда не заискивал перед перед богачами, знаменитостями, представителями власти. Он знал, пуля – знак равенства для всех. Он, конечно, немного по жизни пересекался с типа элитой, но зато четко знал о знаке равенства. А еще он знал, что надо всегда оставаться человеком. Чопорные выпендрежники его бесили, сразу хотелось его уровнять, ведь человека из него не сделаешь, слишком он ушел от человеческого.
– «Позвольте поинтересоваться», – передразнил Виктор Макса, – Какой петербургский чопорный говор!
– Так с чем вы не согласны? – спокойно уточнил Макс.
– Вы мне не нужны! – и Виктор развалился в кресле, сканируя пришедших.
Макс спокойно стоял и смотрел на Виктора, он ждал реакции Барта.
– Виктор шутит. Хотелось бы ознакомиться с информацией, – улыбнулся Барт.
Виктор заржал. На лице Барта в прищуре глаз читалось: «Вот пройдоха. Знаю я, что ты не сомневался и не сомневаешься в том что мы найдем, то что тебе нужно».
Марлен всматривалась в лица, в движения и думала, что тело – марионетка эмоций, дум. В ее голове нарисовалась картина вселенского театра, ведь души наши – это тоже марионетки религий, социальных условий, в свою очередь и эти зависимы Получилась многомерная марионетка сверху которой Ангел… Или Бог. Но и Бог – тоже марионетка, закралось крамольное определение, еретическая мысль за которую в средние века Марлен вполне могли зажарить как курочку. Но мысль эта представлялась правильной. И получалась бесконечная марионетка. Наверное, каждое время позволяет думать об одних и тех же вещах по-другому.
Виктор достал орден. Приложил себе на грудь. Белый крест с золотой короной наверху. Вид Виктора стал царским. Не каждый царь из детских фильмов так пыжился. Наигравшись он сообщил:
– Это карта подземелий, – сообщил он передавая орден Барту. – Но на первый взгляд орден не имеет ничего общего с подвалами, которые мы нашли, но это карта. И карта именно тех подвалов! – весомо сказал Виктор.
Барт внимательно осматривал подвеску.
– Вообще, знак мальтийского ордена представляет собой золотой восьмиугольный крест с двух сторон покрытый белой эмалью. Каждый сектор креста похож на ласточкин хвост. Между хвостами расположены орнаменты лилий. В верхнюю часть креста венчает большая ажурная корона. В макушку которой продевается черная шелковая муаровая лента. Странность в этом ордене есть, и странность преогромная, – резюмировал он. – Было бы неплохо подержать в руках реальные мальтийские ордена.
– Это можно устроить, – Виктор кивнул.
Макс внимательно и настороженно присматривался.
– Вот фото того, что мы нашли.
Барт передал Максу орден, чтобы взять фотографии.
Макс держал в руках прохладный металл, прилипнув взглядом к вещице. Он никогда не прикасался, не считая ларца, к столь значимым историческим ценностям, прислушивался к себе, никакой жадности, жажды наживы, и даже благоговения. Он подумал, что времени нет. Тогда жили люди и теперь. Те люди также страдали, любили. И один из тех людей передал ему сейчас послание через века, как будто друг пожал руку. Странное ощущение. Времени нет.
Барт разглядывал фото.
– А кто занимался… М-м… раскопками.
– Ты его знаешь, – Виктор значительно глянул на Барта.
– Не сошлись в цене? Если я правильно понимаю… – спросил Барт. – или другая причина?
– Он сливал информацию! – весомо брякнула злость в голосе Виктора.
– Ах да. Значит, не сошлись в цене, – покивал Барт. – Он толковый ученый, жадный правда. – Надо было сразу. Ну да ладно. Что успели сделать?
– Ничего не успел. Я его убрал.
Макс вскинул взгляд на Виктора.
– Убрал-шмубрал, за кого ты меня принимаешь? – заметил реакцию Макса Виктор. – Отстранил.
– Мне нужна максимальная информация, вы знаете, все что может касаться или не касаться данного, м-м-м, дела, – сосредоточенно произнес Барт.
– Вот здесь все планы инженерного замка, копии. Фотография. Это коробочка от ордена.
– Коробочка? Интересно, – Барт жадно схватил бархатную коробочку.
Пересечение двух бесконечностей – путь в вечность.
Так гласила золотая надпись дореволюционной вязью. Так называл бы это Макс, хотя конечно реформа русского алфавита мало касалась изменений политических. Хотя… Кто их знает этих революционеров. Они революцонируют во всем, даже в филологии. Собака зубы в ней сломай!
На крышке две пересеченные по центру восьмерки.
– Восемьдесят восемь, как и число командорств ордена, – заметил Барт. – Но это число условно.
Надпись была на внутренней стороне крышки, четко под пересекающимися восьмерками на внешней. Значит, не восьмерки это сплелись, а бесконечности. Так про себя отметил Макс.
Неплохой масштаб.
Макс взял коробочку. Коробочка была черной и на ощупь очень теплой. Одна из тех вещей, которые приятно трогать. Плоская, достаточно большая, в одежде черного бархата. Ордену было в ней привольно. Он лежал в углублении повторяющем его контуры.
– Ничего похожего в моих столкновениях с орденами я не встречал. Коробочки, подушечки, конечно, были всякого рода. Но чтобы с такой любовью и заботой, да еще такими надписями – это в первый раз.
– Ты прав, – надписи-шнадписи – не мальтийская штука, во всяческих госпитальерских притчах мои дешифраторы ничего похожего не нашли, – сказал Виктор.
– М-м-м… понятно. Это все?
Виктор кивнул.
– Мы бы хотели максимально находиться на месте раскопок.
– Максимально с Максимом, – хмыкнул Виктор Борисович.
– Это возможно?
– Возможно всё.
– А лучше бы вам и не выходить из замка, а тем более с бумагами.
– Так и будет, – пообещал Барт, Макс кивнул.
– Будет охрана от непредвиденных ситуаций.
Макс скосился на Барта. Барт потер руки: «Хорошо. Все, как обычно!»
И Виктор продолжил будто вспоминая: «И к вам будет наведываться Марлен, она заинтересовалась проектом. Не обижайте девушку…
Барт обрадовался: «Нам будет веселее!»
– Не понятно, почему вы до сих пор еще здесь? – Виктор строго посмотрел. – Возьмите Марлен с собой, вы же на машине.
Шаг 19. Замкнуты в замке
Высокую арку охраняли два псевдоегипетских обелиска, словно вросшие в розовую стену. Макс припарковал машину прямо перед входом, там где при Павле были ворота с подъемным механизмом. Их уже встречали – невысокий мужчина в старом засаленном пиджаке.
– Павел Петрович, – представился он. – Директор Фонда друзей Михайловского замка. Меня, как ни странно, зовут так же как и его, – хохотнул он и кивнул неопределенно в сторону замка.
– Кого он имеет ввиду, – шепотом спросил Макс у Барта.
– Императора Павла Первого, – также шепотом ответил американец, и с укоризной добавил: – Стыдно не знать свою историю.
– А много у замка друзей? – спросил Макс директора Фонда.
– Кхе-кхе, – закашлялся он. – Достаточно.
Он ввел их во внутренний двор, который представлял из себя восьмиугольник. И тут же начал восполнять пробелы в образовании Макса, вещая о архитекторах замка.
Барт его тут же прервал:
– Павел Петрович, я знаю эти факты.
– Но другие! Другие не знают!
– Я другим расскажу.
– Пойдемте, пойдемте в замок, – и Павел Петрович провел их внутрь.
Директор сразу же провел их к лестнице, ведущей вниз. Лестница явно, в старые времена, предназначалась для слуг.
– Виктор просил меня выделить вам помещение, в котором вы могли бы работать, не покидая наш прекрасный замок, – почти заискивающе произнес Павел Петрович.
И он открыл неприметную дверь с табличкой «Служебное помещение». Она походила на каморку охранника. Стол, потертый диванчик, кровать, розетка с массивным тройником. И два старых деревянных стула. Вся мебель явно осталась со времен патентной библиотеки, занимавшей замок в советское время. Лак неприятного грязно-желтого цвета во многих местах слез, обнажая бурую основу прессованных опилок.
Боковой частью экспозиции были два слонопотама-охранника, которые ошивались рядом с комнатой.
Прямо из комнаты можно было спускаться в найденный подвал.
Директор музея вел экскурсию, сыпля исторические факты в вперемешку с анекдотами:
– Михайловский замок окутан многими легендами, – говорил он. – Даже по поводу красноватого цвета в который выкрашены стены замка существует предание, что на балу фрейлина, будущая фаворитка, выронила перчатку. Император поднял ее и восхитился цветом. Отправил тут же составителям красок для образца. Многие петербуржцы затем стали красить дома такой цвет. Но есть и другая версия, это колер Мальтийского ордена.
– А третья версия есть? – спросил Макс.
Директор в нерешительности кашлянул, скорее больше для проформы, почесал указательным пальцем кончик носа и поинтересовался:
– Какая третья?
– Ну вы предложили две версии. А есть третья версия событий?
– Не припомню, – пожал плечами директор и продолжил рассказ, – Даже строительство замка связывают с легендой. Павел, будучи человеком мистически настроенным, и говорят, обладавшим даром предвидения, пожелал умереть там, где был рожден… Но есть и другой вариант. Солдату, стоящему на карауле при Летнем дворце явился юноша в сиянии и сказал, что он архангел Михаил, и что он приказывает идти к императору и сказать, чтобы на месте старого Летнего дворца был построен храм во имя архистратига Михаила.
– Архи-кого? – переспросил Макс.
– Архистратига. Солдат донес начальству, а то в свою очередь доложило императору. На что Павел ответил, что ему известно желание архангела, и воля его будет исполнена. И распорядился о постройке нового дворца, при котором должна быть церковь архистратига Михаила, а дворец было приказано назвать Михайловским замком.
Барт думал о чем-то своем, а Макс впитывал информацию, то что ему рассказывали в школе было крупицами (сейчас они выглядели именно так) по сравнению с четкими словесными построениями этого небольшого человечка. Максу казалось, какая-то двойственность в этом человеке. Все у него по два. И так, и так. Чемодан с двойным дном.
Сам директор был человеком широким, казалось бы, – он должен светиться добродушием, но этого не происходило. Будто в нем сидел худой недовольный субъект с острыми глазами и жестким голосом и железной волей.
Этакая красивая румяная булочка оказалась черствой, несъедобной. Внешняя благодушная оболочка немного скрашивала ощущение неудобства, но иногда Макс видел того второго – жесткого. Появление это всегда было неожиданным. Черт из коробочки.
Затем они побродили по обычному подвалу, многие помещения которого служили складом. Барт вел себя сдержанно, но взгляд Барта цеплялся за каждую трещину на стенах, за облупленную штукатурку. Барт будто включил режим «собаки». Иногда он останавливался вкопано и смотрел на потолок или под ноги. Иногда подходил к стене вглядывался в ничем не отличающийся от других кирпич. Не знающий Барта человек скорее всего захотел бы вызвать скорую помощь, дабы отвезти Барта куда-нибудь на Пряжку и снять навязчивую вдумчивость и рассеянность.
Марлен была безучастна. Сторонний наблюдатель, просто красивая женщина, она также бы ходила по Эрмитажу или, скажем, Лувру.
После импровизированной экскурсии по основным залам директор двинулся к пролому.
– Это вот кхе-кхе нашли… – сказал он, – судя по всему этот проход замуровали после смерти Павла. Его это «кхе-кхе» было больше похоже на посмеивание, чем на кашель. Макс сначала не замечал, но, как заметил, это начало его раздражать. Чтобы нейтрализовать раздражение он назвал директора – диКХЕктор и успокоился.
Барт остановил директора:
– Чуть позже, Павел Петрович, сначала мы чаю попьем с печенюшками.
Тот оказался несколько обескуражен.
– Мы вас попросим еще показать найденные комнаты, но чуть позже, – улыбнулся Барт.
«В нем есть очарование, – подумала Марлен, – и стержень».
Директор пожал плечами: «Как хотите». И не сопротивлялся.
– Никаких планов, карт, естественно, нет? – спросил Барт.
– Существует кхе несколько версий, – начал директор, – мы придерживаемся той кхе-кхе, что архитектор уничтожил планы.
Марлен хотела удовлетворить любопытство, Максу до дрожи в пальцах нетерпелось увидеть находки, он чувствовал, что находится рядом с тайной и это его возбуждало не меньше, чем говяжья отбивная давно не евшего человека.
– Барт, – зачем ждать, пойдем туда и все посмотрим! К черту карты, – и он ринулся к пролому.
– Решительность можно только поприветствовать, – бодрым голосом произнес Павел Петрович, и двинулся вслед.
Барт усмехнулся и пошел за ними.
Пролом находился в сводчатой нише.
Несмотря на то, что Барт не имел габаритов Виннипуха в проломе он застрял, не из-за габаритов, а из-за любознательности.
– Как? – бросил он вопрос в спину Павлу Петровичу.
– Если это просьба показать туалет, то очень не вовремя, – откликнулся Макс.
Ему не терпелось оказаться внизу. Они все стояли на каменно винтовой лестнице ведущей вниз.
– Как нашли проход? – уточнил Барт.
– На эту стену то ли полочку пытались привесить, то ли еще что-то – темная история, теперь уже никто не признается, и все бы это так и прошло мимо, если бы не вывалился огромный кусок кладки.
Барт включил айфон в режим фонарика и высвечивал нишу. Кладка была вровень со стеной. Часть кладки в один кирпич осталось на вышину колена.
– А где кирпичи отсюда?
Директор пожал плечами:
– Я уточню.
Свод ниши был небольшой, метра полтора в высоту, дальше можно было распрямится и нужно было протиснуться вправо к винтовой лестнице. Барт будто сканером в достаточно быстром темпе осветил стены и свод.
После затопал вниз по винтовой лестнице.
Они были похожи на привидения, свет шел снизу от неярких ламп, расставленных на полу соединенных, как гирлянда.
– Это умельцы Виктора сделали подсветку, – объяснил директор. – Я вам собственно не много могу рассказать о находке. Это, как музей в музее! Я вас очень прошу, пользуйтесь бережными методами изучения. Тем более финансы Виктора позволяют ничего не громить. Хочется чтобы до зрителей это дошло в первозданном виде.
Барт улыбнулся, – его выражение лица было сложно понять, в таком свете чудилось нечто демоническое.
– Не беспокойтесь, – слова его звучали мягко, – у меня есть опыт неразрушающих исследований.
– Вы можете описать более подробно, простите, – поинтересовался директор.
– Умом, мыслью, – хохотнул Барт.
– А-а-а… – протянул директор.
От слов ухало эхо.
– Как вы думаете, Павел Петрович, это связано с Мальтийским орденом?
– Наверное, кхе-кхе. На рыцарях знаки… Вероятно, это и есть хваленые сокровища ордена. А может музей…
Макс ожидал увидеть нечто особенное.
Но это были квадратные помещения обозначенные перегородками, без дверей в каждом из них на кирпичном постаменте высились доспехи.
Если покрасить стены в белый, то возможно было бы назвать это помещение белокаменными палатами. А так – краснокаменными. Терракот кирпичей был все-таки подвально мрачен. Катакомбы – скользнуло слово. Да, наверное. Слово это пришло от невысоких сводчатых потолков. Потолок давил.
Вообще, задумка чувствовалась грандиозная. Ни в палатах ни в катакомбах Макс не был, но здесь он казалось уловил идею творца.
Помещения по периметру было как бы единым, но вместе с тем разбитым на условные комнаты арками.
Одна огромная квадратная комната на всю толщину замка – от внешней стены до двора, как прикинул Макс – а значит, метров двадцать, была разделена крестообразной колонной на четыре условных помещения. Колонной конечно назвать это сооружение было тяжело, скорее, крестообразная переборка с толщиной в полметра и переходящая в свод. Соединения этих переборок были опять же арочными. По бокам комнат условные окна дополняли композицию, если бы на подоконнички поставить цветочки, намалевать в них вид на Летний сад, и подсветить должным образом, то создалось бы ощущение свободы, а не подземного каземата. Были и ниши от пола, символизирующие двери, в них на небольших квадратных постаментах – рыцари. Точнее, рыцарские доспехи.
Рыцари смотрели друг на друга от стены к стене.
Если идти по периметру замка, то ровно из-за этих переборок идти не получалось, приходилось идти змейкой, петлять и конечно просмотреть все пространство было невозможно. Только резвое эхо бегало по почти пустым помещениям.
Именно такими и представлялись подземелья замка.
Макс прикинул: больших комнат штук шесть с одной стороны замка, значит, по периметру их штук двадцать. И все разделены на четыре. Всего восемьдесят.
При проходе по этому лабиринту создавалось ощущение бесконечности и зеркальности. Это ощущение давали симметрично расположенные доспехи. Сознание терялось в комнатах.
Макс думал о том, что в перекрестьях сводов могли висеть люстры, под ними стоять столы и кресла, ходить рыцари древнего ордена. Может, Павел не успел все-таки довершить грандиозный свой замысел. Или замысел был другим, а это так – фикция. Иллюзия для отвода глаз. Для красоты и щекотания эстетического чувства.
– А как задумывалось освещать эти помещения? – спросил Макс.
Директор указал на лампы:
– Вот умельцы кхе Виктора.
– Я имею ввиду при проектировании. 200 лет назад
– Свечи, молодой кхе-кхе человек! – и директор указал на канделябры вделанные в стену.
– А воздух? – спросил Макс.
– Что воздух кхе-кхе? – не понял директор.
– Как подавался воздух? Ведь это душегубка без вентиляции.
– Найдены несколько воздуховодов, сейчас на один из них поставлена приточная вентиляция, так что не задохнетесь.
– Это похоже на убежище, ковчег апокалипсиса, – заметила Марлен.
– Хм… – отреагировал директор. – Ваша приверженность к апокалиптичным кхе-кхе штучкам отвратительна.
– Моя? – удивилась Марлен.
– Молодежи, – сообщил директор. – Вера в подобные вещи – неуважение традиций кхе-кхе в которых живешь, отрицание исторического прошлого. Тем более вера в апокалипсисы шумеров и майя…
– А как вы думаете, это истинные доспехи рыцарей?
– Несомненно, – заверил директор.
– Вы уже проводили экспертизу? – поинтересовался Барт, внимательно рассматривая одного из рыцарей.
Макс остановился перед рыцарем, доспехи были покрыты флером времен, но все-таки отлично сохранились. Готическим веяло от этих доспехов. Заостренные формы и изящные линии в сочетании давали ощущение гармонии. При небольших габаритах от доспехов веяло мощью.
– Ты ничего не замечаешь? – спросил Барт.
– Доспехи хорошо сохранились, – откликнулся Макс.
– Вот я и думаю… Как они так хорошо сохранились. В замке очень сыро было. В каминах постоянно поддерживался огонь, но это не спасало от подтеков и обледенения. А на первом балу данном Павлом в честь открытия замка все настолько отсырели, что потеряли цветность. Они были больше похожи на привидения и были почти неразличимы в тумане от мерцающих свечей. Я правильно излагаю, директор? – уточнил Барт.
– Все верно говорите, но несмотря на это Павел влюбился в замок.
– А чем объясните такую хорошую сохранность доспехов?
– Директор пожал плечами.
– Природный феномен. Вот в карстовых пещерах свой микроклимат…
– А для чего все это? – прищурился Барт. – Зачем все эти доспехи здесь.
– Сложно сказать, – ответил директор, – Возможно это просто прихоть Павла, который хотел сделать настоящий замок. А возможно граф Литта, привез сокровищницу Ордена Иоанитов, и рыцари были из их числа.
Барта, похоже не удовлетворил ни один ответ.
«Опять два ответа на один вопрос», – подумал Макс. Но Директор не остановился:
– Возможно, каждый из этих доспехов олицетворял какое-нибудь европейское кхе-кхе командорство Ордена, переходящее под покровительство Великого Магистра Павла. Командорства Аквитании, Ломбардии, Сицилии, Бургундии, Савойи, Каталонии, все европейские земли просили протектората у Российского Императора – директора фонда друзей было не остановить.
– Понятно, – прервал историческую песнь Барт.
– Да, Виктору, спасибо огромное кхе-кхе за помощь, выделил деньги на исследования.
– Я могу посмотреть заключение?
– Я вам предоставлю.
– А что мы вообще ищем? – спросила Марлен
– Виктор, кхе-кхе, полагает, что там спрятаны сокровища Мальтийского Ордена
– А какие сокровища он полагает там спрятаны? – не отставала Марлен.
– А он вам разве не сказал? – с наигранным удивлением спросил Павел Петрович. – Впрочем, не удивительно. Он не верит в то, во что верить не хочет. Я ему говорил, что мы знаем, где какие святыни лежат.
– Святыни? Какие святыни? – спросил Макс.
– Ну как какие святыни, кхе-кхе. Молодой человек. Стыдно не знать такие вещи. Часть десницы Иоанна Крестителя, часть животворящего креста Спасителя и икона Филермской Божьей матери. Их привезли рыцари своему нового Великому Магистру Павлу Петровичу в дар, вместе с короной, печатью ордена и кинжалом чести. Они даже здесь, в Михайловском замке то, кхе-кхе, не бывали. Вначале все сокровища хранились в резиденции Мальтийского Ордена на Садовой, в Воронцовском дворце. А потом много путешествовали, кхе-кхе. Но мы знаем куда и как. Сейчас корона и остальные регалии в Кремле, в Оружейной палате. А христианские святыни во время Гражданской войны увезены из России. Вряд ли там, внизу, есть что-то ценное о чем мы не знаем.
– Что же Виктор там рассчитывает найти?
– Вера – великая, кхе-кхе, сила. Она движет нашими помыслами.
Они обошли уже практически весь периметр. Комнаты замыкались в квадратную композицию. На больших сторонах было по дополнительные псевдокомнаты – выросты, повторяющих фасад здания.
– Там в двух местах похоже были еще подъемы наверх.
– Да, – согласился директор. Я вам говорил, после убийства Павла, судя по всему, здесь проводились работы архитектором… Простите, я вас покину, мне что-то нехорошо.
И он удалился.
– Такое впечатление, что… – в один голос заговорили Марлен и Макс и затихли.
– Что спросил Барт.
– Дама вперед… – Макс улыбнулся.
– Да, даму всегда пропускают вперед на темную лестницу и минное поле… Такое впечатление, что он не договаривает, – закончила мысль Марлен.
Макс увесисто кивнул.
– Согласен, – бросил Барт. – У меня было ощущение, что мы никогда не попадем вниз.
– А я думала, ты не хотел идти в низ, – заметила Марлен.
– Если хочешь чего-то достичь, откажись от этого и с тобой обязательно это произойдет.
– И ты опробовал данный метод на практике.
– Заметьте, сработало! Он тянул время и вешал лапшу.
– Лапша ничего такая, вкусная, – усмехнулся Макс.
– Я был настолько зол, что готов был искрошить весь подвал отбойным молотком!
– Дааааа? Это не очень было заметно, – сказала Марлен.
– Неплохо провести независимую экспертизу этих чучел, но нет на это времени, и видно. что им не тысяча лет, а директор – пройдоха. – свернул Барт разговор.
Теперь он двигался более последовательно, он шел по стене с глубокомысленным лицом и водил по кирпичам лучом фонаря и взглядом, будто подавал знаки стоящему кому-то, там за стеной.
Макс и Марлен ходили сначала следом за ним. Но Барт вспомнил об их присутствии.
– Предлагаю вам заняться тем же.
– Подавать знаки привидениями или искать гусеничек на кирпичах.
– Просто осмотреть стены. Может отличие какое-то… Вы знаете, что я заметил?
– Что? – спросил Макс.
Марлен молчала, ей было зябко, она оделась не по сезону. А сезон брожения по подвалам начался неожиданно.
– На что похож пролом через который мы зашли?
– На камин, – ляпнул Макс первое что пришло в голову.
Марлен и не задумалась над этим, пролом и пролом. Но поняла, что Максим прав.
Барт отвлекся от созерцания стен, смерил Макса взглядом.
– Да! Камин! Камин, который быстро в определенный момент спрятали за кладкой. Вы знаете, что когда Павла пришли убивать будто он прятался в камине.
– Это домыслы, – отклинулся Макс. – Каждый представляет историю в выгодном ракурсе, а как это было на самом деле знают только те кто там был. Историю убийства пишут убийцы!
– Павел пытался уйти через камин, – многозначительно сказал Барт.
– Барт ты понимаешь, что это переворачивает историю с ног на голову.
– Мммм. Марлен… Откуда ты знаешь в каком она сейчас положении? На ногах, на голове, на боку…
Барт вернулся к осмотру стен и перешел в режим бормотания.
– Павел действительно был привязан к этому замку, даже можно сказать, – был влюблен. Он, наверное, возлагал на него некоторые надежды. Которым, однако, не суждено было сбыться. Император прожил в замке сорок дней…
– И как впечатление? – спросил Барт когда они через некоторое время сошлись вдруг вместе.
– Надо просветить каждую стену, каждый постамент, простучать каждый миллиметр, – Макс был возбужден.
Барт покачал головой.
– Это метод затратный, долгий, неэффективный, и, главное, это не мой метод.
– А как? – удивился Макс.
– Головой, головой.
– Стучать головой?
– Думать, – хихикнул Барт. – Если о предмете думать, то он откроется. Он расскажет о себе всё. Можно годами стучать и светить но не продвинуться ни на миллиметр если не думать!
– И что ты думаешь по поводу? – поинтересовалась Марлен.
«Зря она это спросила», – подумал Макс. Барт, насколько он его успел узнать, охотно вещал просто, без вопросов.
И точно: Барт промычал нечто невразумительное.
– Существует такая практика, – начала Марлен, – проговаривание мыслей вслух. С вашей говорливостью Барт вы перекрыли себе этот канал. И мы можем быть не только слушателями, но и генераторам идей. Вовремя сказанное «да» может запустить мысль в правильное русло.
Барт взбеленился.
– Мисс, что вы знаете об истории?!
– Мало, – согласилась Марлен, – я плаваю в других облаках. Но все науки сопредельны. Как говорят: ум хорошо, а два лучше.