Игорь Фомин
Гуляевы
На следующий день после заселения в гостиницу, выспавшийся Павел сидел в номере Глеба за рюмкой коньяка, и с интересом слушал его оптимистический монолог. Чего-чего, а с оптимизмом в стране было туго. С экранов телевизоров обильно лилась «чернуха». Политиканы обличали друг друга, отрекаясь от прошлого, сжигая коммунистические партбилеты. Журналисты и разные творческие деятели надрывно говорили о катаклизме и призывали к «покаянию». Народ болел «безнадегой» и мечтал свалить из этой потерянной страны за бугор – хоть чучелом, хоть тушкой.
И вот среди этого вселенского ужаса – лучик света.
– Ну и что дают тебе, эти акции? Не лучше ль деньгами взять своё-то? – спросил Павел, выпивая вторую рюмку. – Так оно – надёжнее. Хоть буханку хлеба можно купить.
– Эх, темнота! – усмехнулся Глеб. – «Аполитично рассуждаешь, дорогой товарищ»! Я теперь кто есть таков? Обычный мастер? Неа! Я – хозяин своего предприятия. Чувствуешь – хозяин?
– Красиво звучит! Знаешь, как люди говорят? Свежо предание, но верится с трудом.
– А вот давай рассуждать, Пашка. «Автокамз» до 2000 года хочешь запустить больше 30 разных программ: жилье, здоровье, продовольствие, спорт, культура и т.д. На всё это нужно около 10 млрд. рублей. Раньше почти все деньги мы отдавали государству, сами же ходили с пустыми карманами.
– А на чьи деньги «Автокамз»-то строился?
– Погоди, не перебивай! Слушай дальше. Вопрос: где взять «Автокамзу» деньги на развитие, ну эти самые 10 млрд? Наш генеральный директор, Николаев, поехал в Москву и заявил там высоким начальникам: «Дайте нам развиваться! Ведь эти ваши налоги продохнуть не дают, елки-палки. Все соки из нас, паразиты, выжимаете!».
– Прям так и сказал? – удивился Павел.
– Ну, я маленько утрирую. Хотя, кто знает, что там было? Может друга друга матюгами обложили за здорово живёшь. Но Николаев добился своего: вместо государственного предприятия, «Автокамз» стал акционерным обществом. Не сразу, конечно. Пришлось еще бодаться, доказывать.
– А вот скажи-ка, мне лучше: какая у вас средняя зарплата на «Автокамзе»?
– Хех… – Глеб почесал затылок. – Дай прикинуть, чтоб не соврать. Думаю, рубликов триста, или даже выше. Триста пятьдесят! Плюс акции, а с них в конце года обещали дивиденты. Вот и считай.
– Значит, говоришь, есть перспективы? Ты мою ситуацию знаешь. Мне сейчас нельзя ошибаться.
– Перебирайся к нам! Тут и думать нечего. Завтра садимся в автобус и…с попутным ветерком до Технограда! «Квартирку» вам выделим в семейном общежитии. Огородик за городом. Ссуду пробьём. Я это беру на себя – у меня жена в профкоме работает, ну и сам переговорю кое с кем. Подсобим, земляк, не боись!
…Ранним утром на вокзале, в ожидании автобуса на Техноград, Павел решил сделать звонок сестре. Нужно было прояснить ситуацию с денежным долгом – там, наверное, уже на ушах стоят. Сумма-то большая…Кабы не стать виновником семейного разлада.
– Алло, говорите…– раздался погребальный голос Германа Александровича, который никак не мог выйти из запоя, страдая поутру жутким похмельем.
– Это из ателье, будьте добры Светлану Васильевну! – приврал Павел.
– Секундочку…
Трубка на миг замолчала, и через минуту вклинился недовольный голос сестры:
– Алло, слушаю. Почему так рано? Кто это?
– Это я, Павел. Мне срочно. Сейчас мы на вокзале, через пять минут выезжаем в Техноград, к знакомым.
– Ничего не понимаю! Куда ты пропал? Я думала, прогуляемся вместе по центру, сходим в ГУМ.
– Да я у твоего мужа денег занял…
– Вот как. Сколько?
– Много. Сто рублей – Павел нервно поёжился. – Обещал ему вернуть еще вчера. А тут такая ситуация. В общем, мы – те самые беженцы, которые всем портят настроение. Бросили дом, работу, рванули в Россию, а по прилёту, в аэропорту у меня свистнули кошелек.
– Извини, я не знала. Что же ты не сказал, Паша? Твоё молчание непростительно, преступно!
– Да, зачем вам чужие проблемы? Ты мужу передай – деньги я обязательно верну. Железно. Через месяц, максимум – через два. Пусть не считает меня жуликом. Обрисуй ему обстановку.
– Деньги возвращать не нужно! Считай, это наш посильный вклад – сказала Светлана, исполненная благородства, забывая о том, что на вкладе, в Сбербанке у них лежит семь тысяч рублей.
– Спасибо, но я всё-таки верну. Ладно, побежал – автобус! Давай, Светка, увидимся еще!
– Удачи, Паша! Устроишься – звони!
На самом деле, автобус приехал только через…час. Но нужно было сбежать от тягостного, фальшивого разговора с сестрой. Хоть и пыталась она изобразить сочувствие, но актрисой была неважной. Голосом вообще трудно играть, даже артистам театра Чехова. А уж Светлане Васильевне…Телефонная трубка легко изобличала фальшивые нотки, пафосные слова. И хоть на той стороне провода притворно заламывали руки, чувствовалась тщательно скрываемая досада и злость. Что позвонил ей, Пашка, ни свет, ни заря, что занял у них большие деньги, что оказался неудачником…Что притащился без спросу к ним, в Волговятск, со своим «выводком»! И всё это вкупе будет мучить нервную Светлану Васильевну, которая тщательно оберегала душевный покой от любых переживаний. Её сердце хотело сочувствовать только «красивым мужчинам и женщинам» из американских фильмов про миллиардеров.
Между тем, «Икарус», долго петляя по улицам Волговятска, наконец, выехал на трассу, и взял курс на Техноград. Ехать двести пятьдесят километров. Это долгих четыре часа – можно еще отоспаться. Семья Гуляевых расположилась на задних сиденьях. Павел не спал, томился мыслями. Неужто в самом деле, всё будет так, как обещал Глеб? Квартира в общежитии, ссуда от предприятия, огородик…Даже не верится.
– Прям, ждут нас там… – ворчала Катька накануне, внося смуту. – Кому мы нужны, пришлые?
– А я верю Глебу – ответил ей Павел. – «Автокамз» – это сила. За него и будем держаться.
Глава 2. Юрий
Июнь 2003 года…Семья Гуляевых стоит в скверике педагогического института, прячась в тени деревьев от полуденного солнца. Ужасно хочется пить, но до магазина далеко. Павел то и дело посматривает на часы, нервно дергая левым плечом – этот тик у него с «зоны». Почти залечил его, но в минуты сильного беспокойства вылезает, как чертик из табакерки. Жена, Катерина, тоже взволнована, поправляет прическу, роется в сумке – вообще, суетится, хотя никто никуда не подгоняет. И лишь сыновья, Антон и Никита, спокойны как удавы – поглядывают на миловидных студенток, и шепчутся друг с дружкой, обсуждая местных красоток.
Все ждут Юрку – сегодня ему вручают диплом об окончании вуза.
– Событие мирового масштаба! – шутит Павел, закуривая сигарету. – Первый, кто в роду Гуляевых получил высшее образование. А то всё рабочие да крестьяне. По полям, да по заводам…Дед Захар вообще только «трёхлетку» кончил. Газеты вслух по слогам читал до самой старости. И на те! Красный диплом у внука. Эх, порадовался бы сейчас старик!
Павел отвернулся, злобно шаркнув ладонью по глазам.
– Вот, берите пример с брата – назидательно сказала Катерина сыновьям. – Сколько за книгами сидел – без продыху. Всё боялся, что отчислят. Он, по-моему, единственный, кто пробился своим умом. В группе-то у них – одни «блатные», чьи-то «детки». Какой с них спрос? «Тянули» их до пятого курса, нянчились, только что в задницу не целовали. А с Юрки учителя строго спрашивали. Поблажек не делали. Дал бы слабину – его бы сразу в армию забрили, отправили на Кавказ…
– Пусть бате скажет «спасибо» – возразил Антон. – Если бы не отец, где бы мы сейчас были? У меня вон одноклассники – кто на зоне, кто на кладбище. Двое в «горячих точках» погибли. А многие просто тупо спиваются, от безделья.
– Ладно, хватит! – прикрикнул Павел, усиленно дергая плечом. – Такой день сегодня хороший, радостный…Давайте ж, радоваться, бляха-муха! Есть у нас, у русских, глупая привычка – скорбеть ни к месту. Свадьба ни свадьба, праздник ни праздник. Везде надо «печаловаться». Правильно люди говорят: начали за здравие, кончили за упокой. Не люблю я такого паскудства. Вон, на Западе, умеют они, паразиты, радоваться. А у нас сидят на застолье и причитают: у одной зубы ноют, у другой – камни в мочевом пузыре, у третьего – друг по пьянке «сгорел»…Ах, ох! И всё это под пельмешки, под водочку. Как еще жрать умудряются!
Сыновья рассмеялись, стараясь выглядеть неотразимыми, поскольку в это мгновение продефилировала мимо них смазливая блондинка.
Павел полез за новой сигаретой, и по «глупой русской привычке», сам же погрузился в тяжкие воспоминания. За пять минут пронеслась вся его жизнь с того дня, как приехали в Техноград…
Начиналось оптимистично. Павел устроился на «Автокамз», на литейный завод. Гуляевым дали от предприятия квартиру в семейном общежитии, выделили ссуду. Стали потихоньку обживаться. В магазинах с продуктами было тяжко, но Катька, работавшая в фабричной столовой, приносила домой по вечерам полные сумки. Однажды на остановке её подкараулили тётки со стройбазы, которые сбили Катьку с ног, таскали за волосы и обзывали «сукой-воровкой». А в завершении экзекуции вылили ей на голову конфискованный борщ из трёхлитровой банки.
– Жри, гнида! – орали поборницы справедливости, поддавая пинки «поварихе-блатнячке». – В следующий раз, ты у нас на Колыму поедешь – будешь там уголовникам баланды варить, и ублажать по ночам.
После этого случая, сыновья поочередно встречали мать после работы, на той самой остановке, где учинили расправу. Катька же еще полгода лечилась у невропатолога Мугермана от головной боли и бессоницы.
С 1992 года в стране развернулась «шоковая терапия», которая по мысли либеральных стратегов, сначала вызывала резкое ухудшение уровня жизни («шок»), но затем следовало «исцеление» экономики. Только за 1992 год цены выросли в 25 раз, а за весь период «реформ» – в десять тысяч раз. Народ, измученный «перестройкой» конца 80-90-х годов, попал в новую мясорубку.
Осенью 1993-го завод «Автокамз» – гордость советской промышленности – пережил страшное. За одну ночь полностью сгорело производство двигателей. Только чудом удалось избежать человеческих жертв. Впрочем, пожар на «Автокамзе» стал предтечей тотального развала отечественной промышленности, которую пожирали огненные языки «либеральных реформ». Страну охватили массовые банкротства, сокращения персонала. Но даже те счастливчики, которые остались на своих предприятиях, сидели по полгода без зарплаты, питаясь второсортной гречкой и прочей дрянью.
«Шоковая терапия» настигла и Гуляевых. Новая директриса турнула Катьку из столовой, пристроив на её место свою родственницу. Найти работу в те годы было тяжело. Даже мужиков не брали – что уж говорить про женщин или подростков. Так, все тяготы по содержанию семьи легли на плечи Павла. К тому времени, он обретался в фирмёшке, производящей запчасти. Семья Гуляевых еле-еле сводила концы с концами. Вот в ту суровую годину подвернулся Павлу случай подзаработать. Хорошо подзаработать. Предложил ему один корешок нехитрую работёнку – в ночную смену «переправлять» сумку с запчастями через бетонный забор предприятия. Всего и делов. Главное – не попасться в лапы «вохров» (вневедомственной охраны). Ну а если уж попался – бери всё на себя, товарищей не выдавай, иначе «гражданин Гуляев в составе организованной преступной группы, по предварительному сговору…» и т.д. Это уже совсем другой срок.
Павел долго не думал – в кармане шаром покати, чего рассусоливать? Дома четыре голодных рта.
– Деньги будут – всё будет! – заверял напарник, устроивший «пикничок» у себя на даче. – Квартира, машина, техника, шмотки. Решай, земляк, как тебе жить: в говне или по высшему стандарту? Риск – минимальный. Ночь, тьма, фонари еле чадят. Видимость там, у периметра – нулевая. «Вохры» ходят заспанные, ленивые, клювом щёлкают. Твоя задача – просто тупо перекинуть сумку через забор. На той стороне будет ждать свой человек. А дальше уже не твоя забота. Меньше знаешь, лучше спишь. Решай, братан…Да сейчас вся страна ворует. Вся! Это престижно! Таких людей уважают. А к простым работягам сам знаешь, какое отношение…
– Ладно, договорились! – согласился Павел, закидывая стакан импортной водяры себе в глотку.
Первый раз было страшно. Черной сентябрьской ночью тащил Пашка по территории завода тяжеленную сумку с запчастями, воровато озираясь по сторонам, и казалось сейчас его окликнут, разоблачат. Он уже каялся, что ввязался в эту аферу. Твердо решил: такая работёнка не для него. Черт с ним, с деньгами, лучше уж впроголодь жить, чем «зону» топтать. Страху натерпелся, испиховался. Стал думать, как бы заявить дружку, что больше воровать не станет – как вдруг тот сам подоспел с деньгой. Да с какой деньгой! Приятно было прошвырнуться по магазинам и набив полные пакеты вкусной жратвой, заявиться домой этаким Дед Морозом.
– Мама родная! Откуда столько? – всплеснула руками жена, Катька.
Пацаны тоже обрадовались, стали разбирать пакеты.
– Ну, батя! Ты красавелла! Ларёк что ли ограбил?
– Премию дали в кой-то веки…– соврал отец.
Для себя Павел решил так – воровать он будет год, не больше. Зарываться не стоит. Правильно говорят: «Жадность фраера сгубила». Главное – накопить деньги на квартиру. Сколько им можно в общаге обретаться? Поэтому на всякую мелочевку деньги не тратить. Складывать всё в кубышку. По газетному объявлению он купил металлический гараж-коробку, на окраине города. Деньги продавцу отдал, ключи от гаража получил, а официально оформлять ничего не стал, и числился в ГСК под фамилией старого владельца. Попробуй-ка, вычисли! Гаражик был завален старой мебелью, шмотьём, досками, солениями, вареньями. Такой кавардак Павла вполне устраивал. Среди хлама он нашёл старый битый радиоприёмник «ВЭФ-202», вынул из него «нутрянку» и стал складывать туда деньги крупными купюрами, каждый раз отвинчивая крышку. Приёмник хранился на дне металлической бочки, под грудой железяк.
На случай провала, Павел Гуляев, как опытный разведчик-нелегал, разработал «легенду». Мол, деньги ворованные не копил, а проматывал в кабаках да борделях. Он несколько раз вместе с дружком ездил на «б…дки», чтобы вжиться в образ и набраться впечатлений, подробностей. Если уж врать на допросе – то врать умело, близко к правде. Само собой, никто ему на слово не поверит, произведут обыск на квартире в общаге. А там – ни рубля. Про гараж никто не знает, ни жена, ни сыновья. В общем, посмеются менты над мужиком-простофилей, которого раскрутили матёрые шалавы – да и передадут дело в суд.
Через полтора года «вохры» схватили Павла, когда тот в очередной раз пёр сумку к заградительному периметру. Поймали его с «поличным» – не отвертишься. Да только Павел заявил, что сумку эту он нашёл где-то в кустах на территории завода и, само собой, пошёл сдавать «находку» на пост вневедомственной охраны. «Вохры», не долго думая, вызвали милицию. Следствие, допросы…Короче, «впаяли» ему два года общего режима, так толком не сумев ничего доказать. Деньги и драгоценности при обыске не нашли, сообщников тоже. На суде Павел вину не признал, упорно отрицая свою причастность к хищениям на заводе. А вообще, долго с ним не валандались – в лихие 90-ые, когда в России бушевали криминальные войны, милиции некогда было заниматься очередным «несуном-одиночкой». Тааак, мелкая сошка…Нехай живёт.
На «зоне» Павел твердо решил – воровать он больше не станет. Хватит с него, наелся! Ну а если не воровать – то вкалывать. «В лепешку разобьюсь, а сыновей выведу в люди! Пусть кончают институты, становятся директорами».
Через год Павел вышел по УДО, и устроился на нефтегазовое предприятие, на Крайнем Севере. Работал в тех суровых краях, где как шутили местные мужики, «даже волки срать бояться». Перед отъездом, наказал старшему, Юрке:
– Учись, парень! Покажи пример братьям. А на конвейер больше не суйся – хватит в нашей семье одного пролетария. Сейчас твоя задача – поступить в институт, получить высшее образование. Понял?
– На что жить-то будем? – спросил Юрка, зарывшийся с головой в учебники.
– Это уж моя забота – сказал отец.
Весь год «отсидки» Павел переживал за свой тайник, где хранилась кубышка с деньгами. Боялся, что гараж перевернут верх-дном ушлые мародеры, коих расплодилось как саранчи. Перетрясут шмотье, да и наткнуться на «бабки». То-то радости будет. Услужил им один дурак, не ждали, не гадали. Иной раз Павел так себя накручивал этими мыслями, что не спал всю ночь, маясь от тягостных дум. Материл себя же за раздолбайство – деньги-то понадежнее можно было спрятать. Если кубышку украдут, получается зря он на зоне чалится, жертвы напрасны. Когда Павел освободился и приехал в Техноград, хотел сразу же метнуться в гараж. Но унял свою горячку, перестраховался. Мало ли – вдруг за ним слежка? Выждал две недели. Наконец, в субботу, когда свечерело, поехал к тайнику, петляя по городу на общественном транспорте. Вышел на дальней остановке, и потом еще топал полчаса до гаражно-строительного кооператива, озираясь по сторонам. Нашёл свою «коробку». Долго возился с замком с непривычки. Руки дрожали от суеты и волнения. Всё ему мерещилось, что из угла выскочит опергруппа с автоматами:
– На землю, сука! Попался, гандурас! Теперь получишь на полную катушку.
Павел насилу открыл замок, распахнул скрипучую дверь и заскочил в гараж ни жив, ни мертв. Сразу заперся изнутри. Подсвечивая себе тусклой зажигалкой, швырял железяки из металлической бочки, чтобы добраться до тайника. Схватил со дна радиоприёмник, отвинтил крышку и радуясь, как мальчишка, ласково погладил купюры, которые лежали целёхонькие в целлофановом пакете, дожидаясь хозяина. Пересчитал – всё нормуль, ни рубля ни пропало. Павел вернул деньги в тайник, снова завалив железом. А чтобы не бояться за свои сбережения, поставил на дверь гаража еще один замок – самоделку с секретом. Хрен откроешь! Только разве динамитом высаживать.
Через два года работы на Севере, Павел смог, наконец, скопить нужную сумму для покупки квартиры. Честно заработанные рублики объединил с теми, что хранились в тайнике, и в центре Технограда Гуляевы купили трёхкомнатную квартиру. Повезло, успели. Приближался 1998 год, который начинался с деноминации рубля, а завершался дефолтом.
Павел вкалывал «на северах», изредка приезжая в Техноград, и сразу, с порога интересовался у сыновей: как учёба? К тому времени, Юрка заканчивал исторический факультет, средний сын Антон учился в юридическом колледже, а младший, Никита пошёл в старшие классы.
– Ну-ка, хвастайтесь отметками! – призывал отец, скидывая в прихожей армейские «берцы». – Вы меня знаете – с «троечниками» разговор короткий. В роду Гуляевых халтурщиков сроду не любили.
Павел жалел, что сам в науках был профан. Иной раз хорошо бы сыновьям где-то подсказать. На доске какую-нибудь теорему разобрать. Так мол так. «Здесь синус, там косинус, а вообще решением этой сложной задачи занимался еще Ломоносов…в пятнадцатом веке». Да, славно было бы самому просвещать пацанов. Что-то изучать всей семьей, спорить…в такой атмосфере и рождаются таланты.
– Живите своим умом, ребята – твердил Павел, втайне досадуя, что не смог стать для сыновей наставником: ни в науках, ни в жизни. Хорош наставник – с уголовным прошлым. Это сейчас сыновья помалкивают, а потом будут стесняться родителя, когда выбьются «наверх». Ладно, переживём, не гордые. Главное – чтобы парни поднялись. Вон, Юрка уже с дипломом, можно строить карьеру. Скоро Антоха закончит колледж, за ним – Никитос.
…И сейчас, стоя в тени липовых деревьев, раскинувшихся в скверике педагогического института, Павел свято верил, что-всё-то у его пацанов получится. Гуляевы они такие – упёртые.
Получив диплом, Юрий подался в учителя, однако уже через два месяца сбежал из школы, одурев от тамошней нервотрепки и какого-то затхлого маразма. Особенно его раздражала одна заучиха, которая всегда подходила к нему со словами: «У меня для вас прекрасная новость…» и сообщала очередную скучную обязанность, кои множились с каждым днём. Нет, гиперактивная заучиха не была стервой – просто начитавшись психологических бестселлеров, она искренне считала, что, если дать подчиненному установку на «позитив», дальше можно пропихнуть любую гадость…и человек будет счастлив!
Еще работая в школе, Юрий загорелся идеей стать журналистом. Ему нравились эти ребята, которые создавали новое российское телевидение: Листьев, Эрнст, Познер, Миткова, Сорокина и т.д. Поэтому уволившись из школы, Юрий на следующий день заявился в местную телекомпанию, где новичку предложили недельную стажировку. Собственно, вся стажировка заключалась в том, чтобы с раннего утра искать инфоповоды для вечерних новостей, и тут же прыгнув в машину с телеоператором мчаться на съёмки сюжета. Надо сказать, инфоповоды были паршивенькие: где-то произошла пьяная драка, где-то прорвало трубу отопления, где-то случилось ДТП. Редактор теленовостей регулярно заглядывала в календарь праздников и событий, чтобы воскликнуть на утренней «летучке», будто речь шла о мировой сенсации:
– Сегодня День банковского работника! Срочно блиц-интервью в нескольких банках!
Быстренько отсняв сюжетец, нужно было ехать обратно в телестудию на монтаж. Редакторша поощряла стендап, когда журналист работал в кадре, изображая из себя нахрапистого американского репортера. Сама же она специализировалась на длинных скучнейших интервью с разными чиновниками и бизнесменами. Считая себя маститой ведущей уровня Опры Уинфри, редакторша постоянно материла нерадивых подчинённых. Однако в телеэфире «Опра» мгновенно преображалась и становилась кроткой овечкой, всё время одобрительно кивая респектабельным собеседникам, занимавшимся подчас словоблудием. Грозная теледива, еще час назад метавшая гром и молнии в своих коллег, боялась перебивать «випов» или огорчать их неудобными, остросоциальными вопросами. Для солидности она что-то чиркала в своих бумажках-заготовках, пытаясь заодно обуздать собственную нервозность. Под её передачи, как под осенний монотонный дождь, было хорошо засыпать, зарывшись в теплые одеяла и слушая краем уха скучную болтовню.
Юрий быстро понял, что местечковая телестудия – the morass, и решил устроиться в газету. В то время самыми популярными в городе были «Экспресс Сити» и «Вечерний Техноград». Первая имела репутацию народной, независимой газеты, хотя иные граждане относили её к «желтой прессе», и презрительно обзывали «сплетницей», потакающей обывательским вкусам. Один из секретов её успеха заключался в том, что половину «толстушки» занимали объявления. Вторая газета считалась респектабельным и аналитическим изданием, наподобие «Коммерсанта». Дать развернутое интервью в «Вечернем Технограде» было статусным событием для местной элиты. Здесь частенько размещались на всю полосу восторженные рекламные статьи, отчего читабельность «Вечерки» несколько страдала.
Поскольку обе эти газеты были популярными, Юрий боялся туда соваться без профильного диплома, а главное – без опыта. Отбреют за здорово живешь, еще посмеются над «салагой». После суетной недели, которую он провёл в поисках, раздумьях и сомнениях, чётко определилась цель – устроиться в газету «Градские известия». Это было старейшее издание, пережившее взлеты и падения, теперь находившееся в некотором «застое». Редакция располагалась в старой части города, в довольно тихом местечке, на первом этаже «хрущёвки». Но даже в этот глубоко провинциальный уютный мирок, Юрию было страшно заходить.
Редакторша, возглавлявшая газету еще с советских времен, внимательно изучила его диплом, и после продолжительной беседы, решила взять новичка на испытательной срок. Она нуждалась в обновлении коллектива, притоке свежих креативных сотрудников, которые могли бы вернуть газете былую популярность, стать драйверами.
Коллектив из десяти человек радушно принял молодого сотрудника. На Юрия возложили освещение вопросов образования и культуры. Он с энтузиазмом взялся за работу, но в первую же неделю подвергся разносу со стороны главного редактора:
– Ты пишешь очень косноязычно! Просто ужасно! Сам послушай свою речь: «девальвация нравственных ценностей предопределяет искажение социальной парадигмы и массового сознания российского общества». Это что – дипломная, кандидатская? У нас ведь не аспирантура. Ты пойми – тебя будут читать обычные люди. Уставшие, измордованные бытом. А ты им на ужин – «девальвация предопределяет…». Да они просто швырнут нашу газету куда-нибудь в угол и переключатся на другие издания. Мы сейчас итак не особенно популярны. Ты еще тут со своим деревянным языком. Пиши просто, как говорят люди на улицах, только без мата!
Благо, это нравоучение проходило тет-а-тет, без посторонних. Иначе бы Юрий сгорел от стыда. Уже потом, анализируя беседу с главредом, он понял, что одна из причин «топорного» стиля – чтение философских книг. Изучая их, поневоле перенял эту манеру растягивать предложение на 5-6 строк, заменяя простые понятные слова научными терминами. «Предикаты», «детерминировано», «трансцендентный» …какими только logos не была забита его голова! Он любил козырять перед однокурсниками и преподавателями своим понятийным аппаратом. Даже в домашних беседах, с матерью или братьями, изъяснялся порой академичным языком. Профессор Флярковский пригласил отличника продолжить обучение в аспирантуре. Но Юрий к тому времени настолько устал от учебы, что вынужден был отказать корифею исторической науки.
Итак, если хочешь быть журналистом – пиши кратко и ясно, чтобы даже малограмотная бабулька могла понять твою заметку. Философские книги переместились с книжных полок в антресоль. После редакторской «проработки», Юрий направился в киоск, где скупил все известные федеральные газеты: «Коммерсант», «Московский комсомолец», «Аргументы и факты», «Независимую газету», «Комсомолку», «Известия»…Теперь лучшие московские журналисты стали его новыми учителями. Каждый день он упивался их статьями, выписывая удачные заголовки или фразы себе в тетрадку. Юрий копировал отдельных журналистов, заимствуя у одних ироничный (местами – ернический) стиль, у других – холодную аналитичность, у третьих – сермяжную, грубоватую простодушность.
Массу времени у него отнимали заголовки. Написав статью, он впадал в ступор, когда сочинял название. Хотелось придумать что-то яркое, кричащее, интригующее – даже для самой простенькой заметки. Однажды, по заданию редакции, потребовалось срочно написать материал, посвященный реконструкции центральной улицы Технограда. Приближались выборы в горсовет – нужны были позитивные статьи, вдохновляющие избирателей «сделать правильный выбор». Юрий рванул на объект, подготовил репортаж, который сопровождали панорамные снимки. Дело оставалось за малым – придумать заголовок. Редакторша уже звонила два раза, требовала скорее сдать материал на верстку. И попав в жесткий цейтнот, Юрия охватил «тупёж» – так он назвал это дурацкое состояние. Все мысли сбежали из головы, словно муравьи, которых шуганули керосином. Промучившись полчаса, Юрий в бессильной злобе вывел пресный заголовок: «Преображение центральной улицы Технограда». И отдал статью на верстку. Редакторша изменила название, используя свой старый излюбленный приём – задавать интригующий вопрос. Вышло так: «Преобразится ли центральная улица города?». Выкурив пару сигарет, Юрий направился в ближайший магазинчик, за печеньем. И вдруг, на кассе его осенило. Он помчался в редакцию, рассыпав по дороге пакет с печеньем. Забежал к верстальщикам, к главреду. В итоге, его материал вышел на первой полосе с броским заголовком «Техноград воздвигает Арбат!». Потом, в газету звонили из администрации города, отмечали работу журналиста.
Редакторша с интересом следила за прогрессом молодого сотрудника, коллеги хвалили его материалы, и казалось, всё складывается наилучшим образом. Газета обрела достойного продолжателя традиций, будущую «акулу пера», которая позволит «Градским известиям» обрести былую славу…Но тут вмешался случай.
Дело в том, что редакторша поощряла написание рекламных статей, которые пополняли бюджет газеты. Журналисты зачастую сами искали заказчиков, проводили интервью с удобными вопросами и выдавали на-гора сладковато-приторный опус на одну или даже две страницы. Такие здоровенные нечитабельные статьи называли промеж себя «кирпичами». Обычно развернутое интервью сопровождалось фотографией бизнесмена, держащего в одну руке паркер, а в другой – телефонную трубку. Изображая деловитость, якобы проводя важные переговоры «с зарубежными партнерами», коммерсант в упор смотрел на фотографа, держа спинку ровно и порой глуповато улыбаясь. Такими пафосными портретами потом начнут изобиловать все бизнес-журналы, которые расплодятся на просторах матушки России в немыслимом количестве.
За рекламную статью журналист «Градских известий» получал хорошую премию – весомую прибавку к нищенской зарплате. Спустя год работы в газете, Юрий тоже успел состряпать несколько миндальных статеек. Однажды его развернутое интервью так понравилось собеседнику – директору крупного предприятия, что тот предложил молодому журналисту возглавить корпоративную PR-службу. Посулил высокую зарплату – в 10 раз больше той, которую Юрий получал в газете. Да что он там получал, курам на смех: 1500 руб. в месяц. Как однажды неудачно пошутила редакторша – зарплата, чтобы штаны не спадали. Реально, денег хватало только на проезд в общественном транспорте, да на еду – самую простенькую, макарошки с кетчупом.
Юрий сразу ухватился за предложение директора. Чего тут думать?
– Цепляйся, парень! – одобрил отец его выбор. – Выпал шанс – хватай, не зевай!
В те годы, корпоративный PR начинал входить в моду. Пресс-службы переименовывались в PR-службы. А пресс-секретари и журналисты многотиражек гордо называли себя «пиарщиками». Если черный PR занимался тем, что измазывал грязью героев своих публикаций (проще говоря – «заказух»), то корпоративный PR выполнял другую функцию – создавал вокруг топ-менеджеров имидж респектабельности и благообразности. PR-отделы размещали в СМИ статьи с величественными заголовками, которые вызывали приступ зевоты у простых обывателей: «В одном строю с прогрессом», «Стремление к развитию», «Наша цель – служение обществу и людям», «В приоритете – качество продукции»…
Кабинет Юрия располагался на первом этаже АБК, где находились центральные службы предприятия, включая приёмную генерального директора. Этаж отличался от прочих дорогой отделкой, выполненной в фирменном стиле. В просторном холле, благоухающем дорогими парфюмами, посетителей встречал фонтанчик с рыбками. Здесь же располагались кадки с фикусами, кожаные диванчики. Вдоль правой стены – стеклянные шкафы с подсветкой. Там находились образцы продукции, а также вымпелы, кубки, медали. На левой стене – большая карта России со светящимися точками. Это география заказчиков, куда поставлялась продукция. На центральной стене – огромный логотип компании.
