– И какая прекрасная скатерть.
– И как великолепны мы. Рядом с этой скатертью.
Они рассмеялись, контакт был восстановлен. Он смотрел на неё весёлыми алчными глазами и хотел одного: напиться поскорее и влюбиться на одну ночь. Он чувствовал, что вполне может влюбиться в неё, но не без памяти: он привык любить чуть более стервозных женщин, уже затронутых какой-нибудь столичной червоточинкой.
Пит вернулся с приятной новостью: ему обещали семьсот пятьдесят водки. Вскоре принесли национальное блюдо, а потом и водку в кувшине из-под бульона. Они выпили «бульончика» пару раз, Пит дошёл до нужной кондиции и, благословлённый Костиком, отправился на охоту.
– Попрыгаем? – предложил Костик.
– Пошли, – улыбнулась Людка.
Они не стали прыгать, а обнялись, она положила голову на его плечо, и они закружились в лабиринте из таких же спаренных истомлённых потных тел.
Питовы дела также двигались в нужном направлении: он привёл за их стол миловидную казашку, угостил её из кувшина, после чего они исчезли.
– А Пит – он с тобой из одной группы? – спросила Людка.
– Да нет, сосед по номеру.
– Он забавный.
Ресторан закрывался. Пит вернулся заплатить по счёту: им насчитали четырнадцать с чем-то рублей. Костик сунул ему десятку и с живейшим интересом спросил:
– Ну как?
Пит горестно махнул рукой и опять исчез.
Костик с Людкой плыли, обнявшись, в чёрном море томливого южного воздуха. Водка и звёздное небо разбудили в них сентиментальность. Людка рассказала про своё первое замужество, а Костик – историю его последней, печально завершённой любви к столичной девушке Любе.
Их общая на тот момент путеводная звезда сквозь незнакомые кварталы вывела их прямо к пригостиничному скверику.
Они сидели на уединённой скамейке под какими-то неведомыми деревьями и снова он балдел от запаха её волос, от формы её губ, от чуть надтреснутого печального голоса хлебнувшей от судьбы женщины.
– Ну почему ты родилась в Херсоне? – шептал он в промежутках между поцелуями. – Я ведь знаю, мы с тобой больше не увидимся.
– Ты приедешь ко мне.
– А ты меня пустишь?
– Тебя, такого, и не пустить?
– Значит, пустишь? – он расстегнул сафари и поочерёдно целовал её груди.
– Если ты приедешь.
– Чёрт, как ты мне нравишься, мне всё, всё, всё нравится в тебе, всё, кроме имени.
– Мне тоже не нравится моё имя. А как бы ты хотел меня назвать? Любой?
Он чуть было не ответил утвердительно, но вовремя спохватился и назвал несколько других имён. Какая там Люба, когда рядом с ним была теперь Его Женщина, единственная в мире женщина, которую он не смог бы обидеть, которой он не смог бы изменить, нагрубить или соврать.
Он без прежнего энтузиазма думал о том, что это почти неземное создание придётся тащить в постель, чтобы низвести до уровня просто добытой на ночь самки и кончить утром головной болью, тяжёлым запахом изо рта и холодным безрадостным расставанием навсегда.
Нет, их роман, так красиво начавшийся, не имел права на бесславный конец, их роман теперь должен был жить вместе с ними, долго и счастливо.
Оттягивая момент неизбежного уже расставания, Костик до конца расстегнул голубое сафари и изучал на вкус её тело.
– Ну ты совсем раздел меня, – шепнула Людка. – А если кто-нибудь появится?
– Все давно уже спят, даже самые развесёлые из местных, но ты права, – сказал Костик, застёгивая её оперение. – Пошли, я провожу тебя.
Они поцеловались в последний раз под дверью её номера.
– Увидимся за завтраком, – шепнул Костик.
– Не опаздывай, я в восемь должна уже быть в автобусе, – шепнула в ответ Людка.
Костик чистил зубы, когда появился напрочь вылетевший у него из головы Пит, злой и возбуждённый.
– Ты Людку трахнул?
– Нет. А ты свою казашку?
– Тварь, смылась.
– Ты, наверное, начал прямо на улице?
– Да нет, приблуда… А где Людка?
– У себя.
– Какой у неё номер?
Надо было, конечно, соврать, что не знает, но слишком уж красивым для такого низкого поступка было потопившее тогда Костика чувство.
– На втором этаже, прямо над нами.
Обессиленный вконец Костик закутался в простыню и закрыл глаза, но отведать приятных сновидений ему было не суждено. Реальность хлопнула дверью, зажёгся свет и хриплый голос Пита произнёс:
– Во, спит уже. Вставай, смотри, кого я привёл.
Костик разлепил глаза. Диковинным жертвенно-красным цветком нависла над ним Людка, она была в батистовом халатике. Рядом с ней напряжённо ухмылялся Пит.
– Доброе утро. Ты уже не ждал меня сегодня?
– Нет.
– Ты в самом деле хочешь спать? Тогда извини.
– Ничего. Уже не хочу.
– Надо всё-таки умыться холодной водой. С вашего разрешения, мальчики, я быстренько, – она загадочно улыбнулась и исчезла в ванной.
– Слушай, я сейчас с ней договорился, – зашептал на ухо Костику Пит, сгоняя с него остатки сна. – Ты куда-нибудь слиняй на часок-полтора.
– Это зачем ещё?
– Она согласна, только чтоб ты не мешал.
– Да не бреши.
– Она сказала, что зайдёт в ванную, а чтоб я с тобой в это время договорился.
Из ванной появилась Людка.
– Давай выйдем на балкон на пару слов, – сказал ей Костик, натягивая шорты.
– Давай выйдем.
– Ты хочешь остаться с ним наедине? – спросил он на балконе.
– Нет, вот этого я не хочу.
– Я не люблю чувствовать себя третьим лишним. Я прекрасно тебя понимаю: ты – свободная женщина и можешь делать всё, что захочешь. Ты скажи, и я уйду без всякой обиды. Прям сейчас, через балкон, только захвачу рубашку и сандалии.
– Тогда мне, наверное, придётся прыгать вместе с тобой.
Он попытался скрыть довольную улыбку.
– Хорошо, тогда объясни мне, зачем ты пришла. Мы, по-моему, уже простились с тобой до утра, и вдруг он зовёт тебя, и ты идёшь.
– Ну, во-первых, как ты правильно заметил, я – свободная женщина и могу идти с кем захочу и куда захочу. Во-вторых, это же ты назвал ему номер моей комнаты? Ты ведь хотел, чтоб я пришла? И я пришла, а ты устраиваешь мне тут допрос с пристрастием.
– Хотел бы я, чтоб так оно всё и было.
Он обнял Людку и торжественно провёл её в комнату, где на кровати сидел потускневший Пит.
– Ну что, я забираю свой матрас и ухожу на балкон? – спросил он.
– Успеешь, – ответил Костик. – Сейчас я достану арбуз, и бутылка у меня припасена как раз для такого пикантного случая.
– У-у-у… А ананаса у тебя нет? – спросила Людка и села рядом с Питом.
– Я тоже достану бутылку, – дёрнулся Пит.
– Сиди, Пит. Потом. Или лучше стаканы найди и арбуз сходи помой, он под кроватью.
Пит с кривой усмешкой взглянул на Костика, но пошёл исполнять его поручения.
– Ну ты раскомандовался, – сказала Людка Костику, пока Пит мыл арбуз.
– Разве? – спросил Костик, открывая бутылку. – Это мой обычный стиль общения, но вас, мадам, я ведь распоряжениями пока не затронул?
– Ну, мальчики, за что пьём? – спросила Людка, когда духмяный венгерский вермут был разлит, а арбуз взрезан.
– За тебя, конечно, – поднял стакан Костик.
– О, за это можно, – слегка оживился Пит. – Первый – только за Людку.
– А второй за что? – спросил он, сразу войдя во вкус.
– Второй – за тебя, – сказала Людка. – Второй – только за тебя.
– Ну, спасибо, Людочка, вот не забуду этого. Тебя можно поцеловать?
– Можно, если только осторожно.
У Пита получилось не то, чтобы осторожно, скорее долго. Костику это не понравилось. Мысли его заплетались, но он твёрдо знал, что в качестве первооткрывателя имеет на Людку гораздо больше прав, чем Пит. Он подсел к Людке и обнял её спереди, поскольку сзади её уже обнимали руки Пита.
– Люба, Любонька… пардон, то есть Люда, Людонька, – сказал он почти просительно, когда Пит на время отсосался от Людки. – А мне можно тебя поцеловать?
– А тебе, пожалуй, хватит, – её лицо застыло в загадочной улыбке. – Ты уже сегодня нализался вдоволь.
Каламбур обидел Костика, и он вернулся на своё место зализывать рану. Напротив него передохнувший Пит смачно засасывал Людку с её загадочной улыбкой и постепенно заваливал на свою подушку.
Возмущённый их вероломством, Костик ткнул кулаком в полупустую бутылку. Бутылка с грохотом покатилась под Питову кровать, оставляя за собой ароматную сверкающую дорожку.
– Ты чё? – подпрыгнул Пит.
– Ничего, – Костик уже сожалел о загубленном вермуте, уйти надо было бесшумно, поразив их своим благородством.
Он одел рубашку, часы и сандалии.
– Ты куда-то собираешься? – спросила Людка.
– Пора мне, – сдержанно сказал Костик, исподлобья глядя на балконную дверь.
– Если ты уйдёшь, я тоже уйду.
– Ну я всё понял, я собираю матрас, – сказал Пит.
– Скажи, кому из нас уйти, – подскочил к Людке в момент оживший Костик. – Кто-то один должен уйти.
– Я так больше не могу, – Людка встала. – Лучше уйду я.
– Людка, не уходи пожалуйста, – Костик присел на свою кровать и обнял её за бёдра.
– Напиши мне свой домашний телефон.
– Да, конечно, – Костик нетвёрдой рукой оторвал клочок от последней страницы Фолкнера, нацарапал на нём семь корявых цифр и сунул в кармашек её халата.
– Ну, я собираю матрас, мне всё ясно, – повторил Пит свою коронную фразу.
Он явно ждал от Людки возражений, но возражения последовали совсем с другой стороны: в дверь резко постучали. Костик вскочил, Пит бросился в постель, Людка нырнула к Питу.
Костик выключил свет и открыл дверь. В коридоре стоял старикашка из местных, наверное, дежурный.
– В чём дело? – грубо спросил Костик.
– Вы не одни тут, надо же потише.
– Гуляй. – И Костик захлопнул дверь.
– Или я пойду, или давайте спать, – сказала Людка из койки Пита.
– По-моему, все давно уже этого хотят, особенно наши соседи, – предположил Костик.
Он отрубился моментально, едва коснувшись подушки, и так же резко проснулся. С соседней кровати доносились леденящие кровь звуки поцелуев, грубовато-успокаивающий шёпот Пита и обречённо-протестующий шёпот Людки.
«Если она сейчас даст ему, – оценив ситуацию, думал трезвеющий Костик, – то я больше не взгляну на эту шлюху, если не даст – о, тогда это действительно самая лучшая женщина в мире».
Если бы она захотела, одно её слово – и он придушил бы Пита и никогда не пожалел бы об этом. Но она не звала его, её исступленный шёпот был предназначен не для его ушей. Она забыла про него, эта дрянь так увлеклась своей любовной игрой, что совсем забыла про него, про то, что он здесь, рядом, и что он должен что-то чувствовать, когда у него на глазах она собирается совокупляться с каким-то Питом.
Пит был настойчив, он вышел на финишную прямую и остановить его могла только смерть. Людка сдалась.
Расплывающееся красными кругами сознание Костика под пулемётный стук сердца захлёбывалось влажными звуками чужого любовного пира. Он стиснул зубы и не шевелился, боясь оказаться заподозренным в подглядывании или подслушивании.
Пит притомился, Людка выскочила из-под него и заперлась в ванной.
– Куда ты, Люда? Ну выйди, ну я не могу, я не кончил, ну помоги мне, – уговаривал её Пит под дверью.
– Ляг в кровать, – сказала из ванной Людка.
– Ладно, я тебя жду в кровати. Да?
– Костя, он лёг?
Костик перевернулся на спину.
Людка вышла из ванной и села на Костикову койку, задев его ногу. Костик брезгливо отдёрнулся.
– Ты не ошиблась кроватью? – спросил её Пит. – Или я уже больше не нужен?
– Хватит, я ухожу. Костя, ты не спишь? Ты проводишь меня?
– Зачем? Чего тебе ещё бояться?
– Прощай, – она погладила его коленку.
Она встала, и он понял, что никогда больше её не увидит, и животный страх сорвал его с места.
– Не уходи, Людка, не уходи, – бормотал он, вцепившись в её руку. – Даже если ты переспала с ним, ты всё равно самая лучшая из женщин. Не уходи, ложись со мной, я тебя не трону.
– Нет. Я не могу с тобой лечь.
– Почему, я ведь не трону тебя?
– Ну как тебе это объяснить? У тебя трусы в горошек.
– Он их снимет, – радостно пообещал Пит.
– Так вы, наверное, всё расписали заранее? Вы меня поделили: первым Пит, а потом ты? Как интеллигент? Тебе ведь тоже хочется?
– Успокойся, – оледеневшим голосом сказал Костик. – Мне ничего от тебя не надо.
Он отошёл к балконной двери, дрожа от пережитого напряжения, и уставился в темноту. Он с нетерпением ожидал её ухода и верил, что она всё-таки не уйдёт.
– Прощай, Пит, – сказала Людка. – Тебе от меня было хоть что-то нужно.
Она уже открывала дверь, когда Пит догнал её, подхватил послушно обмякшее тело и бережно опустил на свою кровать.
Костик медленно одевался, он ждал, что Людка опять попытается остановить его, тогда бы он послал её матом, но Людка лежала недвижима как мумия, затих в ожидании его ухода и недавно ещё шумный Пит.
Костик вышел на балкон, вдохнул полной грудью южную ночь и нырнул в неизвестность.
Он бродил по скверику, мудрый, сумрачный и спокойный, как эта ночь, пока не нашёл скамейку, на которой несколько часов назад ему было так хорошо.