Игорь Алексеевич Ковриков
Записки ритуального агента и другие истории
Часть вторая. Афганец
Приезжаю на адрес и как всегда, прежде чем войти в подъезд звоню диспетчеру.
– Умерла женщина семидесяти пяти лет, – говорит мне диспетчер. – В квартире её сын. Зовут Алексей. По-моему, он не очень вменяем, но ты попробуй с ним поговорить.
Сколько раз я слышала такие слова. Диспетчеры должны постоянно быть на телефоне и общаться с родственниками умершего, но у них не всегда это получается. И тогда они говорят агенту: «Ты попробуй…». Эти слова означают, что почти наверняка тебя не пустят в квартиру, но я уже приехала. Не поворачивать же назад.
Я поднимаюсь на пятый этаж и нахожу нужную квартиру. Звоню в дверь, но мне никто не открывает. Звоню ещё, с тем же успехом. Тогда берусь за ручку, нажимаю её вниз и понимаю, что дверь оказалась открытой.
– Можно войти?! – громко говорю я, но в ответ слышу лишь тишину.
– Кто-нибудь есть?! – опять спрашиваю я и вхожу в прихожую.
В коридоре на стене горит яркая неоновая лампа. Бежевые обои аккуратно поклеены, а потолок безупречно белый, как будто только что сделали ремонт. Замечаю, как на кухне блестит белый кафель, а на полу лежит совершенно новый линолеум. Обе полированные двери в комнаты закрыты, и я берусь за ручку одной из них, той что справа от меня. Я приоткрываю её и заглядываю в комнату.
– Можно войти?!
Посреди комнаты стоит огромное кресло, в котором неподвижно сидит мужчина лет пятидесяти в зелёной майке и смотрит прямо перед собой. Перед ним стоит журнальный столик, на котором стоит почти пустая бутылка водки и стакан, а сбоку от него, прислонённое к креслу прикладом вниз, стоит двуствольное охотничье ружьё. Я успеваю заметить на плече татуировку, «ВДВ, Афганистан 1984-1986» и вижу, как мужчина начинает медленно поворачивать голову в мою сторону.
Но меня уже нет в квартире. Я сбегаю вниз, перепрыгивая через две ступеньки, начисто забыв про лифт. Кто знает, что на уме у этого убитого горем человека и что он сейчас может сделать. Я конечно хочу помочь каждому, но в данном случае рисковать жизнью не готова.
Я выскакиваю из подъезда и нос к носу сталкиваюсь с капитаном полиции. Я резко останавливаюсь, пытаясь отдышаться, а он удивлённо смотрит на меня.
– Вы в девятнадцатую квартиру идёте? – спрашиваю я, переведя дух.
– Да, – отвечает он. – А вы кто? Родственница?
– Нет. Я сотрудник социальной службы.
– Понятно, – сразу говорит он. – Ну, пойдёмте.
Он хочет пройти к подъезду мимо меня, но я хватаю его за рукав.
– Подождите. Там в квартире человек, наверное, сын умершей. Он пьяный и у него ружьё!
Он опять посмотрел на меня, а я на него. Я вижу, что участковый – человек уже в возрасте, и ему, наверное, около пятидесяти лет. В это время от полицейской машины, стоящей возле подъезда, подходит совсем молодой сержант.
– Какие проблемы, дамочка? – спрашивает он.
– Никаких проблем, Коля, – отвечает капитан. – По крайней мере, пока.
Он снимает фуражку и вытирает внутри неё носовым платком. Потом одевает фуражку на голову и кивает мне.
– Пойдёмте, посмотрим.
Мы заходим в подъезд и вызываем лифт, а сержант неуверенно идёт за нами.
– Так что случилось? – спрашивает он, как видно чувствуя недоброе.
– У него ружьё, Коля, – говорит участковый.
– Так давай ОМОН вызовем! – воскликнул сержант.
– У человека горе, – отвечает капитан. – Потом одумается – жалеть будет. Да и вообще… Ещё ничего не произошло.
– Ну ты даёшь, Михалыч! – опять восклицает сержант. – А если стрельнёт!
– Говори тише, Коля, – поморщился участковый. – И, наверное, пойдёмте-ка пешком.
Мы поднимаемся по заплёванной лестнице и останавливаемся перед последним пролётом возле пятого этажа.
– Значит так, – говорит капитан. – Я пойду один, а вы пока здесь подождите.
Он поднимается и заходит в квартиру, а мы с сержантом остаёмся вдвоём. Коля заметно нервничает. Он вдруг расстегнул кобуру и вытащил пистолет, но, посмотрев на меня, убирает оружие обратно. Мы молчим, но я скоро не выдерживаю и поднимаюсь на несколько ступенек наверх. Я пытаюсь услышать, что происходит в квартире, но оттуда доносится только голос участкового. Слов не разобрать, но по интонации понятно, что он кого-то уговаривает. Так проходит несколько минут, которые кажутся такими долгими.
Наконец капитан выходит из квартиры и спускается к нам.
– Ружьё он на коленях держит, – тихо произносит он. – Не хочет отдавать.
– Хватит дурить, Михалыч, – так же тихо говорит сержант. – Вызовем ОМОН – и дело с концом.
– Разговорчики! – вдруг повысил голос участковый. – Забыл с кем разговариваешь!?
– Виноват, товарищ капитан, – сразу успокоился Коля. – Вы, конечно старший и вам решать, но всё равно подумайте.
– Если ОМОН приедет – разбираться не будет, – проговорил участковый. – Произведут захват, и парень сядет надолго.
Он смотрит на меня и видит в моих глазах немой вопрос.
– Я этого парня знаю, – говорит он мне. – Лёшкой зовут. Мы в школе вместе учились, и родителей я его знал. Он сейчас в подавленном состоянии, и я дал ему пять минут, чтобы успокоиться. После этого попытаюсь опять с ним поговорить.
Капитан опять снимает фуражку и протирает её носовым платком. Внешне он выглядит спокойным, но я вижу, как дрожат его пальцы.
– Он правда служил в Афганистане? – спрашиваю я.
– Правда, – кивает участковый. – Инвалидом оттуда вернулся. Жалко если в тюрьму попадёт.
– Может быть я с ним поговорю? – опять спрашиваю его.
– Нет, милая. Ты подождёшь здесь.
– Сейчас уже скорая должна приехать, – говорю ему.
– Я знаю, – вздыхает капитан. – Ничего, разберёмся.
Проходит ещё немного времени и участковый смотрит на свои часы.
– Пора, – говорит он и идёт к двери квартиры.
В это время я понимаю, что читаю про себя молитву. Капитан заходит в квартиру, и мы с сержантом смотрим на закрывшуюся дверь. Я уже не могу этого терпеть и подхожу прямо к ней. За дверью ничего не слышно, я наклоняюсь вперёд и замираю. Сержант Коля тоже не шевелится, чтобы не шуметь, и на лестнице стоит такая тишина, что слышно, как у кого-то в квартире сверху в ванной журчит вода.
– Ну что там? – вдруг спрашивает Коля.
Но я поднимаю вверх палец, призывая к тишине. Каждую секунду я ожидаю выстрела, но его всё нет, и нервы мои натянулись до предела.
И тут неожиданно раздаётся резкий звук. Мы с сержантом вздрагиваем, но в следующий момент понимаем, что это кто-то вызвал лифт. Мы с облегчением переглянулись, и я отхожу от двери, потому что из-за лифта всё равно ничего не слышно. Проходит ещё несколько секунд, и я думаю, что участковому пора уже появиться.
И тут лифт останавливается на нашем этаже. Открывается дверь и из него выходят женщина врач скорой помощи и медсестра. Они с удивлением смотрят на нас, не понимая в чём дело.
– Подождите минутку, доктор, – говорит сержант. – Туда пока нельзя.
– Что здесь происходит? – спрашивает врач.
И в это время открывается дверь квартиры и на площадке появляется участковый, который держит за ствол охотничье ружьё. Я сразу чувствую, как стало легче на сердце и вижу, что Коля тоже вздыхает с облегчением. Врач и медсестра изумлённо смотрят на ружьё.
– Всё в порядке, доктор, – говорит капитан, посторонившись. – Проходите, а я сейчас подойду.
Бригада скорой помощи проходит в квартиру, а участковый подходит к сержанту и отдаёт ему ружьё.
– Оно не заряжено, – говорит участковый. – Отнеси в машину.
– Изъятие будем оформлять? – спрашивает Коля.
– Никаких протоколов, – машет головой капитан. – Полежит пока у меня, а завтра я ещё приду сюда. Поговорю с Алексеем, когда он успокоится и потом решу, что делать.
– Понял тебя, Михалыч, – кивает сержант и уходит вниз по лестнице.
– Как вас зовут, – неожиданно для себя вдруг спрашиваю я.
– Николай Михайлович.
– Николай Михайлович, так ружьё правда было не заряжено?
Он молчит и смотрит на меня грустными глазами. Потом снимает фуражку и достаёт из кармана носовой платок. И в этот момент из того же кармана на пол с тихим звуком падают два охотничьих патрона.
Часть третья. Похороны
С утра приезжаю к моргу и около него встречаюсь с клиенткой. Это совсем молодая девушка, младшая сестра умершей. Светлые волосы и печальный взгляд чёрных глаз. Я уже очень долго в этом бизнесе, но её взгляд столь пронзителен, и в нём столько горя, что мне становится не по себе. Её зовут Наташа, и я знаю о ней только то, что она недавно окончила университет.
– Что будем делать? – спрашивает она.
– Сейчас дождёмся директора морга и оформим документы, – отвечаю я.
Катафалк, заказанный мной, уже подъехал, но директора ещё нет. Подъехало ещё два катафалка, которые были за нами, и только после этого наконец во двор въезжает новенькая иномарка, из которой вылезла женщина средних лет в строгом брючном костюме. Это и есть директор морга. Фамилия у неё – Перова. Почему-то я не запомнила, как её зовут, запомнила только, что сотрудники морга называли её «Госпожа Перова».
Она прошла внутрь здания, и мы пошли за ней.
– Здравствуйте. Можно войти? – спрашиваю я, приоткрыв дверь в кабинет.
– Здравствуйте. Заходите, – отвечает директор.
Мы заходим в кабинет и садимся в кресла, стоящие перед столом директора. Я осмотрелась. В комнате ничего лишнего, кроме нескольких траурных венков, стоящих вдоль стены.
После нескольких дежурных вопросов Перова подвигает к себе толстую книгу, лежавшую на столе. Это прайс похоронных принадлежностей, и директор, открыв его, разворачивает к нам.
– Посмотрите, что мы можем вам предложить, – начинает она.
Но Наташа решительно отодвигает книгу от себя.
– Спасибо, у нас всё есть.
– Вы, пожалуйста, взгляните, – настаивает Перова. – Возможно, это обойдётся вам дешевле.
– Не надо, – сухо отвечает Наташа. – Мы всё привезли с собой. Давайте быстрее закончим с этим, а то мы очень торопимся.
Госпожа Перова при этих словах подозрительно косится на меня. Она конечно подозревает, что я ритуальный агент, хотя я сказала, что являюсь двоюродной сестрой умершей. Так получилось, что в этом морге я первый раз, и Перова до этого меня никогда не видела.
– Ну, хорошо, – пожимает плечами директриса и отодвигает книгу на край стола.
Она заполняет документы, что-то считает на калькуляторе и подвигает документы к нам. Наташа смотрит на сумму оплаты и достаёт деньги.
– Вы знаете, тело умершей было скрючено, и санитарам пришлось его распрямлять, – произносит в этот момент Перова. – Это стоит ещё три тысячи. Но это деньги надо оплатить без квитанции.
Что за бред! Какое скрюченное тело? Директор в открытую вымогает деньги. Она, видя, что клиент не хочет пользоваться дополнительными услугами морга, решила получить с Наташи хоть что-нибудь. Удивительная наглость!
Но моя клиентка невозмутимо пересчитывает купюры и кладёт их на стол. Наташа, конечно, всё понимает, но не хочет скандалить, как и все нормальные люди в такой ситуации, а сотрудники моргов постоянно этим пользуются.
Наташа расписывается в бумагах, мы встаём и молча выходим из кабинета.
***
На кладбище моросил мелкий противный дождь, как будто плача по умершему человеку. Сейчас хоронили молодую женщину, и мне было её особенно жалко. Даже сейчас, лёжа в гробу, она была очень красива, и я пытаюсь представить, какой же красивой она была при жизни.
Родственники стояли под зонтами тесной группой. У всех были скорбные лица, и все они молча смотрели, как рабочие зарывали гроб в землю. Потом все положили цветы на свежий холмик и начали расходиться. Последними от могилы отошли мама и муж покойной. Я уже получила деньги и могла бы давно уехать, но я всегда дожидаюсь конца похорон. Что поделаешь – работа есть работа.
Мама и муж усопшей подошли ко мне и ещё раз поблагодарили за организацию похорон, а я ещё раз выразила им свои соболезнования. Они пригласили меня на поминки, но я вежливо отказалась. Когда тебя просят поехать на поминки, это означает, что люди остались довольны твоей работой и у них нет к тебе никаких претензий. Я иногда остаюсь, но сегодня у меня ещё были дела.
Потом подошла Наташа, и мы немножко поговорили. Она меня поблагодарила и тоже направилась к выходу с кладбища.
Все разошлись, и я осталась одна возле свежей могилы. Что-то задержало меня здесь, не давая уйти, и я подошла поближе, чтобы ещё раз посмотреть на фотографию.
Доброе красивое лицо, длинные чёрные волосы, спадающие на плечи, и задумчивая улыбка. Ещё бы жить и жить, но судьба распорядилась иначе. Тяжёлая болезнь сожгла её за несколько месяцев, и у друзей, родственников и знакомых остались о ней только воспоминания. И ещё этот могильный холмик.
И вдруг я вижу, как передо мной на дорожке останавливается шикарный лимузин. Водитель вышел из машины, раскрыл зонт и открыл заднюю дверцу, из которой вылез мужчина в строгом чёрном костюме с огромным букетом роз и пошёл в мою сторону. Он остановился прямо около меня и положил букет на могилу.
– Иди, Коля, – сказал он шофёру, который держал над ним зонт. – Я немного здесь постою.
– Так ведь дождь, Фёдор Валентинович…, – растерянно проговорил тот.
– Ничего, Коля, – сказал мужчина. – Иди, посиди в машине.
Водитель сложил зонт и пошёл назад к лимузину, а Фёдор Валентинович замер, глядя на фотографию на деревянном кресте.
– Вы её родственница? – спросил он, глядя на могилу.
– Нет, – ответила я. – Я ритуальный агент.
– Значит, это вы занимались её похоронами?
– Да.
– Елена при жизни была очень добрым человеком, – продолжал он, не глядя на меня. – Жаль, что вы её не знали.
– Жаль, – соглашаюсь я.
– Я уговаривал её бросить мужа и выйти за меня, но она долго не хотела этого делать. Жалела его, – Фёдор Валентинович наконец-то повернул голову и посмотрел на меня. – Жалкий ничтожный человек, живущий за её счёт! Он всегда был рядом с ней и даже не замечал, как она страдает.
Он замолчал. Молчала и я, не зная, что ему ответить.
– Недавно она всё-таки согласилась развестись, – опять заговорил он. – Но в тот же день сказала мне, что неизлечимо больна. Я нашёл хороших врачей, устроил её в клинику, но было уже поздно. Все врачи в один голос сказали, что время упущено. Почему она не сказала мне раньше!?
Мужчина вдруг схватился руками за лицо и горько заплакал. Я изумлённо смотрю на то, как как он рыдает, и не могу произнести ни слова. Через минуту он успокаивается и вытирает носовым платком слёзы с лица.
– Извините, – произносит он. – Минутная слабость.
– Я понимаю.
Он лезет в карман.
– Вот, возьмите, – Фёдор Валентинович суёт мне в руки пухлый пакет. – Закажите ей ограду и памятник. Остальные возьмёте себе.
– Может быть, вы сами выберете памятник, – говорю я, беря пакет.
– Я не сторонник огромных монументов, – отвечает он. – Поставьте скромный обелиск на ваш вкус и маленький столик со скамейкой. Когда я буду сюда приезжать, то хотел бы посидеть и побыть с ней наедине.
– Я вас поняла, – киваю я.
– И спасибо вам большое, – произносит он, достаёт из кармана визитку и даёт мне. – Позвоните, когда всё будет готово.
Он поворачивается и направляется к своей машине, и я опять остаюсь одна. Когда машина уехала, я открываю пакет и вижу, что там лежат пачки денег. Даже с первого взгляда видно, что после заказа памятника, столика и ограды останется большая сумма. И это будет моё вознаграждение.
Как относиться к этим деньгам? Может быть, кто-то скажет, что я наживаюсь на людском горе, но я так не думаю. Это моя работа, и эти деньги я отработала полностью. Тем более, что перед этим я целый месяц не имела ни копейки, а мне же надо на что-то жить.
Я кладу пакет с деньгами в сумочку, ещё раз оборачиваюсь на могилу, вздыхаю и иду к выходу с кладбища.
