Игорь Александрович Маслобойников
Ибо однажды придёт к тебе шуршик…
– А где свистнули? Это помогло бы взять след…
Самый маленький из самых маленьких повернул тумку и мокрыми, но полными надежды глазёнками взглянул на друга.
– Да-да… – закивал он. – Это случилось на границе с чекменскими урочищами, недалеко от пойменных лугов герцога Хмельницкого.
– Как всегда, взяли вино и пиво?
– Разумеется!
Зверёк во все глаза таращился на рыжего отшельника и удивлению его не было предела. Обычно друг вел затворнический образ жизни: ночами торчал в читальной зале, на охоту уходил в гордом одиночестве, когда спал – вообще не ведомо! Он просто был членом стаи, но исключительно обособленно. Теперь же эта поразительная прозорливость и желание протянуть лапу помощи!
– Тс-ссс! – Тук приложил коготь ко рту и осведомился: – Этикетки на бутылках были?
– Угу… – кивнул Пэк.
– Взглянем?
– Угу… – согласился шуршик.
И соплеменники спустились в подвал. Там Крошка отыскал соответствующую полку с бутылками, на которых красовались симпомпотные нашлёпочки. Тут Тихоня улыбнулся и взглянул на товарища крайне озорно:
– Может, поохотимся?
И если бы уши прежде расстроенного, а ныне преисполненного надеждой друга могли бы вспыхнуть гордым пламенем, они бы непременно полыхнули, озарив древний погреб, хитрые рыжие морды и вековые стеллажи победным сиянием. Но уши шуршика, всего лишь уши шуршика, потому Пэк, воспряв носом, заявил со всей суровостью и отвагой:
– Да, Тук. Давай, сделаем это!
В спальной комнате сопел Неве́ра Лум. Крепышу во сне являлись сонеты, которые он намеревался перенести потом на пергамент, где каждая строчечка была неподражаемо гениальна, пророча пииту славу и почёт соплеменников. Рядом похрапывал Толстина́ Глоб, коему приходили на ум фантастические рецепты, обещавшие пир духа и праздник плоти, он был счастлив предвкушением и иногда в несознанке портил воздух. Чуть поодаль, втянув голову в перья, почивала Чернушка, уставшая нести бремя охранника сна трёх головорезов. Что снилось ей? Пожалуй, гордой птице мечталось о том, что однажды она вернётся в курятник и одному петуху вырвет хвост за беспринципность поведения и неразборчивость в отношениях с противоположным полом. А ещё она подумывала взять под крыло остальных пеструшек и организовать «Союз независимых несушек». О таких штуках ей рассказывал новый хозяин, когда читал книги о далёких странах, полных необычных существ и странных обычаев. Сама идея показалась ей весьма перспективной.
Одновременно со всей этой милой безмятежностью два шуршика – Крошка Пэк и Тихий Тук, вооружившись пистолями, шпагами и перчатками, покидали логово Большого Бло, преисполненные исключительной решимостью. Дабы повышенная волосатость и размах уха не слишком привлекали любопытные взгляды, товарищи прикрыли макушки длиннополыми шляпами и и́здали очень походили на воинов, несколько приземистых, но довольно-таки шустрых. Их путь лежал в сторону селения «Кривые столбы». Именно на него указывали этикетки похищенных трофеев. И когда ворота за путниками захлопнулись, Чернушка в спальной комнате встрепенулась, почувствовав смутное беспокойство. Она взглянула туда, где прежде почивали три тела, и поняла: одно отсутствует, а главное – хозяина поблизости не наблюдается…
«За этими рыжими бродягами нужен глаз да глаз, – подумала несушка и покосилась на закрытую дверь. – Обязательно во что-нибудь да вляпаются!»
Тут свежий ветерок приоткрыл створку окна, и пернатая хулиганка приободрилась: пусть к желанной свободе был открыт!
Окно располагалось высоко, и будь на её месте человек, он ни по чём бы не отважился на то, на что сподобилась дерзкая бестия! Раскинув крылья, она отправила себя в подобие полёта, довольно грузно шлёпнулась на покатую крышу, но при этом, ловко семеня стройными лапками, грациозно пробежалась вдоль водяного слива, пущенной стрелой спикировала на крепостную стену, откуда по водостоку колобком скатилась вниз. Оказавшись наконец у подножия каменной цитадели, преследовательница тряхнула гребешком и победно кудахтнула, возвращая головушке ориентацию в пространстве. Петляя неуверенной змейкой, она пересекла мост над бездонным рвом, полным воды и лучепёрых окуньков семейства плотоядных, что, выскакивая из воды, хищно клацали ей вслед острыми, как бритва, зубами. Двух из косяка Чернушка немедленно призвала к ответу – одному досталось клювом прямёхонько в глаз, другой рыбёх был растерзан в мгновение ока, составив, таким образом, сытный завтрак, после чего, издав довольный и полный отчаянной бесшабашности всепобеждающий «квок!», курочка устремилась по дорожке, ещё помнящей запах истребителей разбойников, вдаль навстречу новым приключениям…
глава пятая
ЖЕНИТЬБА КОРОЛЯ ВЛАДИСЛАВА
Поварята торопливо накрывали столы, тянущиеся по всему королевскому двору длинными рядами. Белоснежные скатерти заставлялись жареными утками, поросятами и прочей снедью, а в главные ворота одна за другой нескончаемой вереницей шли телеги с бочками пива, вина и даже посуды из городских трактиров, ибо королевские подвалы были опустошены к утру. Было бы разумнее поинтересоваться, почему торжества устраивались под открытым небом, а не в приёмной зале дворца, и я отвечу: всему виной наплыв гостей, обещавший быть столь угрожающим, что в пору было бы схватиться за голову от ужаса и размаха предстоящего празднества. Королевские повара облачились в передники задолго до рассвета, чтобы успеть приготовить блюда к полудню, когда часы на главной городской площади пробьют двенадцать, а из церкви появится счастливая королевская чета в сопровождении ликующей свиты. Главный повар надел свой самый высокий поварской колпак, хотел даже пузо подтянуть, дабы выглядеть попредставительней, но вскоре сдался, справедливо заключив, что хорошего повара как раз-таки характеризуют его формы.
Именно так, Владислав – король, краса и гордость Широкороссии – венчался на будущей королеве Ольге. Событие более чем грандиозное, ибо их величество, подобно прадеду, выбрали в супруги девушку из простого сословия, что вызывало недоумение одних и необыкновенную гордость других. Соседние короли, царьки и князья, испокон веков считавшие семейку Владислава чокнутой, тяжеловесно качали головами: таки да, они были правы, король Владислав – псих! Но Владислав не обращал внимания на досужие разговоры. Он был счастлив! А что тут поделаешь? Каков был прадед нынешнего короля, таким оказался и правнук. Кровь – есть кровь!
Чем ближе становился полдень, тем всё более сгущалась толпа перед главными воротами королевского за́мка. Кареты знатных особ одна за другой прорезали бреши в человеческом море, чтобы исчезнуть за коваными решётками и успеть припарковаться на специально отведённых для этого местах. По лужайке расхаживали дамы с зонтиками и в некотором брезгливом возмущении спрашивали своих кавалеров: ах, неужели же король Владислав и в самом деле позволит простому люду присутствовать на свадьбе? Кавалеры же выразительно разводили руками, мол, если уж он женился на простушке, с него станется и всенародные гуляния устроить. Как же они были недалеки от истины!
– Венчается раб божий Владислав на рабе божьей Ольге! – гудел отец Василий – митрополит Широкороссии – величественно и низко. – Согласен ли раб божий, Владислав, взять в жёны рабу божью Ольгу в законные супруги и жить с ней долго и счастливо, пока смерть не разлучит вас?
Владислав взглянул на Ольгу и сказал своё однозначное: «Да».
– Согласна ли раба божья, Ольга, взять в мужья раба божьего Владислава и хранить ему верность в горе и в радости?
Взглянув на Владислава, своими пронзительно-красивыми глазами, Ольга ответствовала: «Да». И тогда митрополит возвестил громогласно:
– Господи Боже наш, славою и честию венчай я!
Ударил соборный колокол, ему ответили колокола на главной площади, и толпа перед собором святых Петра и Павла взорвалась ликованием. В небо взметнулись шапки, а пушки на городских стенах грянули залп.
Король Широкороссии и его супруга появились перед счастливыми подданными, сияющие, подобно майскому солнцу, выглянувшему из-за туч. На них сверху посыпались лепестки роз, а бродячие музыканты заиграли весёлые мелодии в контрапункт торжественному звону колоколов. Величественно проплыв по коридору, образованному восторженными горожанами, супружеская чета скрылась в белоснежной карете, возница в парадной ливрее чрезвычайно грациозно хлестнул поводьями, и тогда гудяще-ликующее человеческое море хлынуло к главным воротам замка и накрытым столам. Только ветерок задержался, забавляясь лепестками, густо устлавшими церковную паперть, да шустрые птички с довольным чириканьем расклёвывали и растаскивали рассыпанное в изобилии зерно.
* * *
Тайный советник стоял в стороне и задумчиво взирал на счастливое брожение масс. Простой люд резко контрастировал над чопорностью некоторых графов и князей, но это только раззадоривало Владислава и его очаровательную жену. Скабрёзный анекдот простолюдина повергал в смятение какую-нибудь особенно утончённую особу и, желая скрыть смущение, она закрывала лицо кружевным платочком. Другая же вальяжная красавица хохотала так заливисто, что, в свою очередь, вгоняла в ступор самого рассказывающего. Одним словом, наблюдалось невообразимое смешение сословий, этикетов, нравов и так далее, и тому подобное. Думал ли Будраш о недавнем визите шуршика? Скорее всего, нет. До того ли, когда душу твою медленно распиливают надвое! Потому вид его был рассеян, словно кто-то разом выдавил из него жизнь. Но тут, как водится, глаз зацепился за знакомый силуэт. Анна! Глубоко декольтированное розовое платье фрейлины делало своё чёрное дело. Ревность бросилась советнику в лицо, резко очертив сжатые скулы, а грудь обожгло пожаром.
Девушка торопилась в сторону поварской палатки. И канцлер, подчиняясь неведомому магниту, устремился следом, но, то и дело спотыкаясь о попадающихся на пути людей, вскоре потерял красавицу из виду и остановился, растерянно оглядывая поле перед королевским дворцом.
«А, может, они уединились в палатке?» – предположил он и, резко распахнув полог, заглянул внутрь, но не нашёл там ни фрейлины королевы, ни счастливого соперника. Поварята спешно готовили угощения, повар Степан раздавал указания, влюблённой же парочки – увы! – не наблюдалось! И Будраш непременно отправился бы на поиски беглянки, ибо, когда обуреваем страстями, оставлять без присмотра избранницу сердца не хочется ни при каких обстоятельствах, даже если обстоятельства государственные, однако нечто странное заставило ревнивца нешуточно насторожиться: мир вокруг словно бы разом окунули в пугающее безмолвие… Поварята всё так же сновали за столами, производя очевидный шум, крышки кастрюль открывались и закрывались, сковородки шипели, котлы бурлили, губы произносили слова, музыканты извлекали из инструментов звуки, гости смеялись и аплодировали… но всё это таяло, не достигая слуха тайного советника. И капелька пота скатилась по позвоночнику не последнего человека в государстве… А ну, как он и в самом деле оглох?! Однако в следующее мгновение голос вкрадчивый и настойчивый прошептал, упав в самую сердцевину мозга тайного советника:
«Останови Марго…»
Канцлер оглянулся. Рядом – никого постороннего! На эхо тоже не походило. Пёстрая людская масса суетилась, как прежде, смеялась в голос и, скорее всего, кричала: «Горько!» – хотя об этом приходилось только догадываться.
«Не дай померанской ведьме расстроить свадьбу короля…» – снова прошептало нечто, растягивая слова в шепчущее шипение.
«Шуршик?» – дрогнул Будраш и обернулся, посмотрев окрест.
Но – нет! – ни ночного гостя, ни каких-либо иных существ не наблюдалось. Он отмахнулся от наваждения и, чтобы восстановить слух, стал открывать рот, подобно рыбе, выброшенной на берег. Увы, все усилия были тщетны.
«Останови её…» – настойчиво повторил невидимый шептун.
Сердце забилось часто-часто. Наваждение не отпускало! Отойдя от поварской палатки, он почувствовал, как ноги одномоментно стали ватными, готовые подкоситься, лишив его последней опоры. Опершись рукой о ствол дерева, канцлер попробовал ослабить воротник. Кто-то из подданных, коснувшись плеча, что-то спросил, но Будраш не услышал сердобольного гостя, хотя и догадался: интересуются его самочувствием.
– Всё хорошо, – сердито рявкнул тайный советник.
Вероятно, слова прозвучали излишне грубо и несоразмерно происходящему, потому что спросивший даже растерялся:
– Может позвать лекаря?
– Не надо! – канцлер резко развернул подданного и довольно грубо пихнул в спину, дабы тот шёл своею дорогой и не совал нос, куда не следует.
И расстроенному гражданину ничего не оставалось, как уйти, изредка оборачиваясь в полном недоумении, чем он заслужил гнев столь уважаемой в королевстве особы? Будраш же в бессилии опустился к подножию дерева, не понимая, как ему быть дальше…
«Она уже у ворот… – настаивал голос. – Останови её!»
С этими словами наваждение пропало, и звуки окружающего мира вновь ворвались в жизнь тайного советника, принеся тому несказанное облегчение.
* * *
Карета незваной гостьи грохотала по опустевшим улицам столицы, с неотвратимостью снежной лавины приближаясь к королевскому дворцу. Марго нервно теребила в руках веер, стараясь вернуть себе независимость, но ощущение, что тётушка права, и она ведёт себя, как распоследняя дура, множилось с каждой саженью, исчезающей под неумолимым бегом лошадей. Наконец кучер натянул поводья и четвёрка вороных, заржав, стала у распахнутых ворот. Ревнивица отодвинула занавеску и выглянула. К карете приближался офицер. Гвардеец, стремительно обогнувший его, открыл дверцу. Королева Померании или «померанская ведьма», как за глаза величали её жители столицы, протянула руку, и лейтенант королевской гвардии, отдав честь, помог ей выбраться наружу, однако тут же осведомился, вытянувшись во фрунт:
– Прошу прощения, вы приглашены?
Марго изумлённо взглянула на него:
– Разве вы не узнаёте меня, офицер?
– Узнаю, ваше величество. Однако, у меня приказ: впускать только по приглашениям. Если у вас нет приглашения, значит, вы – лицо неожиданное. Учитывая сложившиеся обстоятельства, могут возникнуть недоразумения. Потому без приглашения – никак нельзя, тем более – приказ.
Незваная гостья нахмурилась, но постаралась взять себя в руки:
– У меня нет приглашения, но держать королеву на дороге, как минимум, невежливо! Будьте любезны, доложите обо мне королю!
– Прошу прощения! – чеканно козырнув, офицер развернулся и заторопился к воротам.
Гостье же ничего не оставалось, как с нескрываемым негодованием прохаживаться возле кареты. Мимо неё во дворец текла пестрая, разношёрстая толпа, размахивающая разноцветными приглашениями, и только она одна вынуждена была чувствовать себя скверно и улыбаться, отвечая на кивки и поздравления с праздником.
* * *
А между тем, пока Марго ждала у ворот королевского дворца своей участи, испытывая чудовищные стыд и унижение, два воинственно настроенных шуршика достигли селения «Кривые столбы», где, спрятавшись в ковыль, безмятежно волнуемый ветром, совершали последние приготовления по вызволению из заточения лошадки белой масти с именем которой, Крошка Пэк пока так и не определился.
– И всё-таки, твоя уверенность, что она находится именно там, меня очень смущает… – стискивая кусаками орех, в очередной раз усомнился самый маленький из самых маленьких.
– Она там или есть, или нет, – с очень значительным видом ответствовал Тук.
– Ох, уже эти мне твои прописные истины! – Крошка расколол скорлупу и с наслаждением зачавкал аппетитной сердцевиной.
Всю дорогу он доставал Тихоню расспросами: а ну как лошадки не окажется в селении? А почему она вообще должна там быть? А вдруг её волки загрызли? А что, если разбойники изловили бедняжку и, чего доброго, съели, оставив рожки да ножки? В какой-то момент Тук даже пожалел, что вызвался помочь бедолаге в поисках парнокопытной беглянки, если бы не чувство вины и воспитание, которые не позволяли оставить товарища один на один с переживаниями. Наконец причитания ушастого собрата порядком утомили любителя древней словесности и, чтобы отвлечь того от бессмысленного словоблудия, он стал сыпать наставлениями: как следует вести себя в человековском поселении, обитатели которого, опасаясь набегов их же соплеменников, нашпиговали жильё всяческими хитроумными ловушками, более того, преуспели в этом немилосердно! Но, если поначалу Пэк проявлял интерес к россказням друга, то вскоре ему наскучило бояться беспричинно…
«Ибо, – здраво заключил он, – что ему сделается, он же шуршик! А шуршики, как известно, живут вечно!»
С последним заявлением было сложно поспорить. Единственное, о чём не подумал крошка, так это о том, что один неверный шаг – и миссия будет провалена, а он навсегда лишится дорогой сердцу белоснежной красотки!
«Впрочем, – справедливо размышлял почитатель книжных тайн, – попадётся в ловушку, может, хоть о чём-то призадумается… Вот только спасай его потом!»
И в этом он был, безусловно, прав! Ибо в «Кодексе правил» писано: «Опыт – вещь непреложная! Токмо ценой собственных чресел, шуршик во тьме живущий, познает истинную ценность жития, обретя в терзаниях прозрение и глубинность мысли!»
Пэк слушал наставления друга вполуха, кивал, в паузах предаваясь мечтам о скорой встрече с белоснежной подругой, и с лёгкой нервинкой уничтожал запасы орехов, коими друзья в изобилии набили карманы, зная, что путь предстоит не близкий, а силы ох как понадобятся! Крошка Пэк – шуршик, и как всякий шуршик, он не хотел соизмерять возможности и реальности, полагаясь исключительно на собственную харизму и дерзость.
И вот они лежали в ковыле, перед ними расстилалось селение, и упрямо надвигалась минутка, когда с сомнениями придётся покончить и ввязаться, как говорится, в крепкую заварушку.
Когда запасы орехов перекочевали в желудки, а конечности вернули былую лёгкость, шуршики аккуратно высунули носы из густых зарослей. Какого-либо движения или иных признаков жизни не наблюдалось. Более того, селение показалось налётчикам вымершим! Заходи, как говорится, и бери что хочешь! Это настораживало Тука, однако в Пэке рождало безрассудную наглость. Любитель коняшек жаждал немедленных и решительных действий, в то время как поклонник древних писаний грыз мысль над тем, что всё это может быть очень даже неспроста! Дабы ускорить поиски, было принято мудрое решение разделиться: Крошка прочешет правую сторону селения, а Тихоня – левую. И верхушка ковыля заволновалась, указывая на то, что охотники расползлись в разные стороны…
И пока ушастые головорезы входят в селение, полные надежд отыскать четырёхкопытную потеряшку, я немного вернусь назад, к тому моменту, когда Тихий Тук и лошадка белой масти расстались близ дремучих лесов неизведанных территорий.
* * *
Луна стояла высоко, освещая дорогу призрачным светом, когда белоснежная подруга покинула своего нового знакомца и поспешила к за́мку шуршиков. Заблудиться было невозможно, однако пересекая пойменные луга герцога Хмельницкого, что-то знакомое, едва уловимое заставило её остановиться и фыркнуть, широко раздувая ноздри. Дорога показалась чрезвычайно знакомой, приглашая свернуть в сторону, не углубляясь в дикие леса севера. Оттуда веяло теплом и уютом. И лошадь белой масти поддалась соблазну – сошла с тропы! Когда же вдали забрезжили огни селения, к ней и вовсе вернулось ощущение утраченного дома. Она пронзительно заржала и ускорила бег.
Копыта стучали дробно, в ушах пел ветер, а грива парила, переплетаясь с его порывами.
Спустившись с холма, коняшка вбежала в деревеньку и остановилась, довольная тем, что скоро насладится овсом и родным стойлом. Соседская собака подала голос, приветствуя возвращение беглянки, которая медленно пошла по главной улице. Отыскав заветный двор, она торжественно ржанула. В доме вспыхнул огонёк. Вскоре на пороге появился заспанный хозяин, прикрывая широкой ладонью дрожащее пламя свечи. Узнав потеряшку, он отворил ворота и ласково потрепал белоснежную холку.
– Откуда ты взялась? – спрашивал он, лаская слух вернувшейся располагающим бормотанием. – Где пропадала?
Блудная красавица благодарно тёрлась носом о хозяйскую грудь, выражая, тем самым, всю свою радость и искреннюю преданность. Способностей отвечать что-либо вразумительное у неё не было. Она умела только чувствовать и немножко мечтать, например, о стойле, таком тёплом и уютном. Но почему-то, вопреки ожиданиям, её привязали рядом с конюшней и, бросив сухо: «Утро вечера мудренее…» – оставили одну на опустевшем дворе, ставшим в одночасье чужим и неприветливым. Хозяин скрылся в доме, который вскоре погрузился во тьму, и недавней пропаже ничего не осталась, как смириться с образовавшимся положением.
«Наверное, – подумала она, – когда взойдёт Солнце, всё обязательно станет, как прежде…»
Но тут до слуха её донёсся шорох: кто-то в глубине конюшни отчётливо фыркнул и раздался глухой удар. Насторожившись, красавица припала глазом к щели ворот и увидела, что стойло её занято, и хозяйничает в нём другая особа! Молодая кобылка посматривала на закрытые ворота конюшни, за которыми печалилась подружка Крошки Пэка, с чувством невероятного превосходства. Обида не заставила себя ждать, тронув огромное лошадиное сердце тягучей тоской. Ей нашли замену?! Уже?! Вот так скоро и так запросто?!
Когда же настало утро, к хозяину заявился сосед с просьбой одолжить скакуна и желательно порезвей. По случаю бракосочетания их величества в столице намечались торжества. Приглашались все желающие, как от мала до велика, так и от богатого до бедного! Лошадка вслушивалась в разговор обеими ушами, полагая, что сейчас, именно в эту минуту, возможно, решается её судьба: новенькую отдадут, и в мире воцарится справедливость! Но когда хозяин наконец взглянул на неё абсолютно равнодушным взглядом, внезапно осознала: чувства их не взаимны. Её преданность не была оценена по достоинству! А стало быть, торопилась она домой понапрасну!
Люди поравнялись с белоснежной красоткой, и, пахнущий кислой капустой и табаком, сосед чересчур бесцеремонно похлопал её по крупу, отчего отвергнутая недовольно топнула копытом.
– Славная коняга, – заявил человек, со знанием дела осматривая скакунью. – Ты же говорил, украли её.
– Было дело. Да вот вернулась нынче ночью. Так что, берёшь? Мне две кобылы без надобности.
– И сколько просишь за такую?
Цена была озвучена, и мужчины ударили по рукам. На лошадку была надета новенькая уздечка, и вскоре она покинула двор, оставив на нём своё разбитое сердце. Её верность продали за какой-то мешочек блестящего металла! Если бы Крошка Пэк сейчас оказался рядом, он бы увидел, сколько боли плескалось в глазах его любимой животинушки. Но, увы, его не было, и посочувствовать было некому!
Вскоре несчастную запрягли в телегу, отправившуюся к королевскому дворцу на объявленные торжества. Новый хозяин довольно болезненно опускал плеть на круп, покрикивая, чтоб поторапливалась, но и сама лошадка, добирая злости, дабы забыть о предательстве, вполне охотно утраивала бег, под восторженные крики семейства незнакомого ей человека. Она всё более и более начинала тосковать по забавным существам, что, безусловно, её похитили, но проявили при этом ни с чем не сравнимую заботу, каковую она по глупости своей не оценила и кого покинула столь неосмотрительно.
Некоторое время спустя, повозка въехала в пределы столицы, поднялась по брусчатке к главным воротам королевского за́мка, где едва не наехала на королеву Померании, которая не вовремя вышла из-за кареты, прохаживаясь в ожидании лейтенанта королевской гвардии.
– Смотри, куда едешь! – сердито бросила Марго вслед отцу семейства, который тут же пошёл красными пятнами, так как гордость за покупку и желание произвести впечатление на благородное семейство, чуть не сыграли с ним злую шутку.
Потому, спешившись, селяне поспешили скорее исчезнуть за воротами дворца с самым извиняющимся видом.
– Даже этих лихачей не стали тормозить! – всплеснула расстроенная ведьмочка руками. – Что я-то тут делаю?!
Однако покинуть место своего позорища, тоже казалось поступком не слишком королевским. Глянув по сторонам, не подсматривает ли кто за нею, незваная гостья осторожно приподняла подол платья, где на изящном бедре, стиснутая подвязкой, обнаружилась маленькая плоская бутылочка с пятью снежинками на этикетке, припрятанная на всякий пожарный случай. А это вне всяких сомнений был именно он! Бедняжка сделала длинный глоток, чтобы хоть как-то приободрить себя, и тут же завела руки за спину. Не дай бог, её заприметил бы кто-то из представителей «бойкого пера»! Оправдывайся потом, что ты не лошадь! Больно надо!
* * *
Простой люд кричал: «Горько!». Им вторили захмелевшие графья и милорды, что говорило о том, что сословность и снобизм, при определённом сочетании свежего воздуха и добрых литров горячительных напитков, на раз стирает любые условности. Владислав и Ольга шли на рекордный сотый поцелуй, преодолевая губное онемение, ибо счастье приближённых в этот день являлось для них доминантой.
Офицер остановился возле канцлера, козырнул и что-то шепнул на ухо. Тайный советник тут же направился к пиршественному столу. Под громкое улюлюканье и хлопанье пробок от шампанского молодожёны завершили целовальный марафон и как раз вернулись в свои кресла, когда Будраш, наклонившись к виску их величества, сообщил о визите королевы Померании. На лице короля тут же проявилась озабоченность, не свойственная торжеству момента:
– Ну, раз она приехала, – пожал плечами Владислав и успокаивающе сжал пальчики жены, – и в самом деле было бы невежливо с нашей стороны не пригласить к столу столь уважаемую гостью. Да, дорогая?
Юная королева заметно потускнела, но кивнула, не утратив достоинства:
– Конечно. Странно только, что она приехала… Зачем?
– Значит, впустить? – осведомился советник.
– Конечно, – вздохнул Владислав и постарался взглядом приободрить любимую. – Будем считать, что это – хороший знак.
Но безусловной уверенности в том, что так оно и будет, в его голосе не было.
Музыканты грянули завораживающую мелодию, появившийся факир принялся низвергать струи огня, женские вздохи удивления и восторга волной прокатились по лужайке перед королевским дворцом, мужчины одобрительно замычали, пытаясь героически заглотить очередной кусок котлеты, хотя желудки их были полны до отказа, а останавливаться всё равно не хотелось, только сам праздник для королевской четы как-то разом иссяк. Воздух за столом их величеств наполнился тревожной неопределённостью и даже чуть завибрировал от свалившегося неизвестно откуда напряжения.
Пройдя изрядное расстояние в сторону ворот, где королева Померании ожидала своей участи, Будраш вновь заметил Анну. Подобно юркой птичке, она впорхнула в поварскую палатку, из которой тут же выбежал поварёнок с фазаном на блюде. Канцлер замедлил движение, о чём-то призадумался, затем, решительно приблизившись к шатру, чуть отогнул холщовую полу, чтобы воочию увидеть, как подкравшись к счастливому сопернику, изменщица озорно закрыла ему глаза и зажурчала, по обыкновению, скороговоркою:
– А чего я слышала, Данечка! Владислав собирается назначить тебя премьер-министром.
Кровь бросилась в лицо тайному советнику. Он зло запахнул полу, дабы не наблюдать столь омерзительное воркование двух голубков. Однако ревнивое любопытство не отпускало. Чтобы оказаться ближе к милующимся, он несколько сдвинулся вдоль стеночки, разделяющей его с влюблёнными и, остановившись, утроил слух:
– Я давно заметил странную вещь, – раздался столь ненавистный канцлеру голос, – фрейлинам почему-то всегда и всё известно раньше, чем тем, кого непосредственно касаются подобные сплетни…
Осторожно убрав с лица нежные пальчики любимой и поцеловав их, Даниил обернулся и ласково взглянул на чертовски обворожительную девушку, изумрудные глазки которой блестели лукавым огоньком:
– Это вовсе не сплетни! Я слышала это от самой королевы! И теперь мы вполне могли бы пожениться, если, конечно, ты не врал мне всё это время.
Даниил укоризненно покачал головой:
– К сожалению, детка, я лишён этого дворцового достоинства. Не люблю интриг. Но, давай, мы пошепчемся об этом вечером. Тут повсюду канцлер шастает, услышит – совсем расстроится. Зачем огорчать человека ещё больше?
Советник даже успел оскорбиться, от столь снисходительной в его отношении заботы!
– Значит, вечером? – и взгляд красавицы заволокло томной поволокой. – Звучит соблазнительно!
– Я приду к тебе, как всегда… – улыбнулся будущий премьер-министр.
Очаровательная хулиганка прильнула к его широкой груди и зашептала мечтательно:
– По верёвочной лестнице?
– Ещё можно воспользоваться камином…
– Фу-фу-фу! – засмеялась девушка в ответ, увесисто хлопнув шутника по покатому плечу. – Что это вы такое выдумали, господин премьер-министр?! Вы же будете весь чёрный!
– Опять же выгода! Вы когда-нибудь любила мавра, юная леди?
– Какая гадость, Данечка! Ты говоришь пошлости! – укорила фрейлина будущего мужа, хотя сама перспектива её явно забавляла. Она всё ещё оставалась озорной девчонкой, любящей всякие глупости, приключения и иные безобразия. – Ну, всё, целуй меня! Мне пора спешить! Сегодня не день, а сплошная головная боль…
И чмокнувшись с возлюбленным, она не менее стремительно выпорхнула из палатки, едва не сбив с ног канцлера, не успевшего раствориться в толпе. Смущённая неожиданной встречей, Анна опустила глаза, сделала реверанс и заторопилась тут же провалиться сквозь землю. Будраш задумчиво проводил взглядом точёную фигурку и, хотел было продолжить свой путь, но, конечно же, буквально налетел на Даниила, вышедшего вслед за девушкой.
– Думаю, скоро можно будет подавать второе горячее… – инструктировал он Степана – главного повара королевства и, остановившись перед соперником, которого выгрызала ревность, изучающе наклонил голову, намеренно не поздоровавшись. – Господин канцлер? – произнёс он довольно буднично и поинтересовался: – Как рука?
– У? – вопрос вывел тайного советника из некоторого ступора. Смерив будущего премьер-министра холодным взглядом, он ответил не менее дипломатично: – Прекрасно!
Продолжать любезничать ни тому, ни другом не хотелось, и оба благополучно разошлись заниматься своими прямыми обязанностями.
* * *
Марго казалось, что время остановилось. Счастливые лица, следующие мимо неё во дворец, раздражали. Она вернулась в карету, где, укрывшись от любопытных взглядов, вновь припала к бутылочке с пятью снежинками на этикетке. Но, сделав несколько глотков, удовлетворения не ощутила. Обида ширилась, выгрызая сознание. На глазах проступили слёзы. Наконец горе-колдунья звучно икнула и, раскрасневшись от смущения, сокрушённо замотала головой.