Идалия Вагнер
Три Африки для Миши и Лизы
Глава 3
Когда начался самый зной, устроили привал. Невольники повалились на землю прямо на месте, кто как шел. Конечно, хозяева каравана, те самые двое белых мужчин, не озаботились тем, чтобы найти для своих невольников укрытие от беспощадного солнца. Главное, что лично для них нашлось дерево с подходящей кроной. Но уже то, что можно сесть и вытянуть ноги, казалось благом. Кроме того, появление охранников с корзинами в руках говорило о том, что будут кормить. Обед, конечно, не напоминал обед даже в скудной столовке школы полиции. Набор был все тот же: горсть муки, лепешка, какие-то сушеные жилки и отвратительная на вкус и вид вода. Пришлось есть и пить.
Плюсы от существования в черном теле нашлись. Жара не настолько сильно чувствовалась, хотя явно температура была очень высокая. Да и съеденная на завтрак жуткая еда и выпитая вода на состоянии здоровья пока никак отрицательно не сказывались.
Напарник, быстро расправившись со скудным обедом, окликнул Мишу:
– Я Узома. А ты?
К этому вопросу Миша почему-то не готовился, поэтому ответил правду:
– Миша.
– А! Миш! Хорошее имя. Миш, а ты давно здесь?
Причин не согласиться с такой трактовкой имени не было. На поставленный вопрос ответа тоже не было, поэтому лейтенант уклончиво ответил:
– Не очень. А ты?
– Я был в другом караване. Кажется, мы сейчас идем в другую сторону, судя по положению солнца. В прошлом караване было немного не так. Меня перекупил дон Диего. Он заплатил за меня слоновьим бивнем и сказал, что сейчас сделает все, чтобы продать дороже.
– Это хорошо, Узома. Если он хочет тебя продать дороже, то должен беречь, – применил свои знания психологии Миша.
– Ты так думаешь, Миш? Это и вправду хорошо?
– Конечно, Узома. Зачем ему портить товар, который надо продать дороже?
Узома явно повеселел.
– Миш, это хорошо, а то шкура не успевает зажить после побоев. Может, и вправду бить меньше станут, а то некоторые охранники такие злые. Даром что одного цвета кожи! Злее, чем белые бывают!
Если раны не будут успевать заживать, то скоро совсем не останется сил идти. Тогда поставят в конец каравана плестись. А это значит, что можно первую же ночь не пережить. Ты слышал, как сегодня ночью львы утащили женщину с ребенком, которые шли в самом конце?
– Да, конечно, – говорить, что сам появился в караване, скорее всего, только под утро, Миша не стал.
– Миш, ты хорошо идешь. Только в самом начале дернул немного. А сейчас хорошо идешь, мне нравится с тобой быть в паре.
– А я бы лучше без пары на свободе был, – решил забросить удочку на будущее Миша.
– Конечно, дружище Миш. Только, сколько раз я пытался бежать! Всегда ловили и били. Видно, судьба у меня такая – быть рабом. И дед раб, и отец, и я раб. Хорошо, что жениться не успел, а то плакала бы сейчас жена, или со мной в караване шла!
– Э-э-э, Узома, ты говоришь, что и дед, и отец тоже рабы? А как это случилось? – Миша не терял надежды узнать подробнее, в каком времени он сейчас находится. Было понятно, что восемнадцатый-девятнадцатый век, но точнее как узнать? Даже если Узома сейчас назвал бы конкретный населенный пункт, известный в двадцать первом веке, он все равно не смог бы понять даже в какой части Африки находится.
Только развернувшийся увлекательный разговор прервала команда вставать. Снова забегали охранники с кнутами, залаяли собаки и караван пришел в движение.
– Потом расскажу, – успел проговорить Узома, вставая впереди Миши.
Первый более плотный контакт с собратьями по несчастью дал информацию для размышления. Во-первых, хорошо, что Узома оказался неплохим малым. Есть шанс у него узнать многое, тем более, что его семейная печальная история оказалась столь длинной. Выяснилось, что есть здесь некий дон Диего. Имя подсказывало, что этот дон, скорее всего, испанец или португалец.
Во время учебы Миша не предполагал, что в жизни пригодится знание географии Африки, и он не очень обращал на нее внимание. Гораздо интереснее было изучать географию России и Европы.
Единственное, что помнил из курса географии Африки, так это расположение северных стран – Египта, Марокко и Туниса. Еще вспомнилось наличие реки Нил и водопада Виктория. Как-то отложилась фамилия Ливингстон. Кажется, он исследовал Африку, но в каком это году было? Ах, да, есть еще ЮАР, это где-то на юге. Есть еще Сомали, где шалят по-крупному.
Еще после долгих размышлений вспомнилось, что было два центра работорговли: на западном побережье и на восточном. Разницу он точно не помнил, но, видимо, дело бы в рынках дальнейшего сбыта. Чисто логически можно было предположить, что в Америку на плантации проще было везти рабов с западного побережья.
В общем, ничего-то путного крепкий хорошист боевой и политической подготовки Михаил Белов не вспомнил. Придется ориентироваться по ходу и складывать информацию файлик к файлику. Вспомнив такие слова, Миша невесело усмехнулся. Получится ли вернуться к той жизни? Однозначного ответа не было. Зато напомнило о том, что надо проанализировать свои последние воспоминания из той, российской жизни.
Вспомнился суматошный рабочий день, чернокожий студент-арестант, Лизонька. Потом сменщик Алешка несколько раз вспомнил про рабов на плантации. Еще – невиданная жара на улице, потом странный подбор новостей по телевизору, не менее странные посты и ролики в смартфоне. Последнее, что вспомнилось, – яркая молния, грозовой разряд и все. Больше ничего после вспышки света и жуткого раската не вспомнилось. Что сработало? Почему именно на нем, на Мише Белове?
***
Солнце еще не докатилось до горизонта, а поступила команда остановиться. Все снова попадали на землю.
Узома удовлетворенно проговорил:
– Хорошо, что хозяева дальше не пошли сегодня.
– Почему, Узома? – живо подключился к разговору Михаил.
– Видишь, там недалеко деревья?
– Вижу.
– Когда белые в таких местах проходят, они часто начинают болеть. Как же они это называют? Лихорадка, кажется. Тогда они бывают очень слабые, жар случается, трясет их. Только мы здесь хорошо себя чувствуем. Нам не страшно. А ты не знаешь об этом разве?
– Нет, я издалека, – Миша поспешно прервал разговор, грозивший зайти в опасную сторону.
– Узома, ты хотел рассказать про отца и деда, что они тоже рабы.
– Да, я так думаю, что они стали рабами, а не погибли по дороге, как другие. Они тоже очень были здоровые, как я. Сначала дед попал в плен во время войны с соседним племенем. Мы думали, что сможем их выкупить. Но когда собрали все, что они требовали, оказалось, что деда нет. Отцу сказали, что он погиб от ран. Но потом мы узнали, что самых крепких раненых мужчин вылечили и продали каким-то покупателям. Наверно, когда отец приходил в деревню, дед еще где-то лежал. Он был крепкий очень. Раз попал в плен, значит, сильно ранен был.
– Может, он все же умер от ран?
– Нет, его видели в караване рабов. Об этом рассказал знакомый отца из другого племени, который нанимался носильщиком в караван, который шел навстречу. Два каравана встретились на ночь. Этот знакомый моего деда увидел, но ничего не мог сделать для него. А дед семье передал, что пока жив.
– Давно это было, Узома?
– Давно! Меня еще не было. Что поделаешь, так распорядились духи предков, – негр протяжно вздохнул.
– Отец как стал рабом?
– Он пошел с нашими мужчинами на охоту. По дороге встретились белые с ружьями. Что можно сделать против человека с ружьем?
– А кто видел это?
– Наш вождь. Белые решили, что он мертв. Его еще завалило телами погибших сыновей. Он истекал кровью и не мог даже пошевелиться. Но он видел, как троих мужчин, в том числе моего отца, связали. Что было дальше, он уже не видел. Когда его нашли, он только успел рассказать об этом и умер. Наши пытались организовать погоню, но их почти всех перестреляла охрана. Эх, что может черный против белого с ружьем! – повторил Узома и вздохнул, повесив голову.
– Когда это было?
– Я совсем маленький был, только при мамке бегал. А сейчас и меня поймали, когда из соседней деревни возвращался.
Мужчины занялись принесенным ужином, который состоял из лепешки и все того же жилистого кусочка. Выпив воды, Узома немного повеселел:
– Теперь ты, друг Миш, расскажи, как попал в плен.
Это был вопрос, на который Михаил никак не мог ответить, поэтому он просто пробормотал:
– Тоже был ранен, меня захватили.
– Далеко это было?
– Далеко! Ох, далеко, Узома! Не дойдешь!
– Так ты издалека?
– Издалека, Узома. Очень издалека. Так что ты мне все рассказывай, а то я тут ничего не знаю, – ловко выкрутился Михаил. Кажется, такой поворот в беседе давал ему возможность задавать больше вопросов, довольно глупых по мнению местных.
В это время опять кто-то заорал:
– Спать, твари! Завтра рано вставать! Никаких разговоров, иначе собаками буду усмирять!
– Они это могут, собаками-то, – скрипнул зубами Узома.
– Сами твари, собаки сутулые! – добавил Миша, правда, тихо и по-русски.
Они долго укладывались спать, стараясь примостить головы поудобнее, но миссия была невыполнима. Когда приспособились немного, то еще немного пошептались. Потом Узома почти сразу заснул, а Миша долго лежал, переваривая невеселые мысли. Грозное рычание, которое стало слышно, как только стемнело, могло принадлежать только львам.
У местных, судя по всему, одно объяснение любому событию: так решили духи предков.
А вот Мише кого благодарить за пешее сафари по Африке?
Глава 4
Утром долго не трогались в дорогу. Скоро стало понятно, что хозяева ждали еще один караван. Сначала владельцы обоих караванов недолго посидели в сторонке, потом вместе сходили во второй караван, от которого скоро отделили часть. Эту часть белые хозяева рассортировывали: кого в середину каравана, кого в начало. Миша уже понял, что страшнее всего оказаться в конце каравана. Это почти наверняка означало, что хозяин считает такого раба неперспективным.
Судя по всему, сразу за парой Узома-Миша поставили пару женщин. Женщины наверняка были молодые и красивые, поскольку охранники явно давали волю рукам. Но это безобразие заметили хозяева, и последовал злой окрик.
Узома и Миша уже стояли в походном положении, поэтому из-за колодок на шее оглянуться на новых попутчиц не получилось.
Вскоре увеличившийся караван тронулся в путь, звеня кандалами. Если в предыдущий день шли по довольно пустой равнине, где особо интересного для глаза европейца ничего не было, то часа через два движения вступили под кроны деревьев. Стало прохладнее, но душнее, даже для организма туземца, в котором оказался Миша.
Идти было гораздо сложнее, потому что буйная растительность так и норовила пробиться через утоптанную тропу. В некоторых местах дороги вообще не было видно. Приходилось внимательно смотреть под ноги, чтобы не запнуться и не упасть, увлекая за собой напарника. Особенно сложным это было для заднего в паре. Не у всех это получалось, и позади то тут, то там раздавались вскрики, ругань, лай злобных собак и свист кнутов.
Скорее всего, это место действительно хозяева не очень любили, потому что они сами подгоняли невольников, заставляя двигаться быстрее. Для приема пищи практически не останавливались. Всем раздали по крохотной лепешке и погнали дальше, не дав попить.
Даже в теле местного жителя Михаил понимал, что здесь невыносимо душно. С веток что-то капало, а от земли, как туман, поднимались испарения.
Вперед выдвинулись негры-охранники. Они огромными ножами и топорами отсекали лианы и ветви деревьев, которые сплелись перед караваном. Под ногами стали часто попадаться колючие шишки. Наступить на них было чрезвычайно неприятно.
По мере продвижения земля под ногами становилась все более мягкой и влажной. Стопы, погружаясь в мокрую зелень, издавали чавкающие звуки, как будто шли по болоту.
Появились странные, незнакомые Михаилу птицы. Они летали не очень высоко над головами и галдели, сердясь на незваных пришельцев. Зверей видно не было. Еще порхали какие-то насекомые, которые на людей садились, но не кусались.
Сплетение кустарников и лиан впереди по ходу каравана пробить было уже очень нелегко. Все больше и больше охранников выходило вперед, чтобы присоединиться к тем, кто расчищал дорогу.
Если бы не дьявольское изобретение работорговцев – колодки, накрепко связывающие по парам, – можно было попытаться бежать. Но в густой лесной чаще паре людей с таким приспособлением на шее бежать невозможно, да и ножные кандалы сильно ограничивали движение. Еще были злющие собаки, которые яростно лаяли, не забывая напоминать о своем присутствии.
Внезапно среди находящихся впереди охранников раздались довольные крики, и через несколько минут стало понятно, что случилось. Удалось пробиться на широкую тропу, по обеим сторонам которой лежали уже высохшие вывороченные с корнем деревья и кустарники. Судя по огромным следам, заполненным выделившейся водой, это была слоновья тропа.
Как Миша понял, какое-то время решили идти по этой тропе, поскольку пока ее направление совпадало с нужным. Интересно, а что будет, если слоны выйдут на свою тропу? Додумать интересную мысль не удалось, потому что краем глаза уловил несколько человеческих скелетов, лежащих в самых замысловатых позах. Может, это был ответ на вопрос Миши? Хорошо, что страшная находка быстро осталась вне поля видимости для скованного невольника.
Появился гнус. Он тут же очень сильно усложнил жизнь. Обе руки были заняты, и отмахиваться было нечем. И головой лишний раз не дернешь, потому что каждое лишнее движение головой сказывалось на Узоме. И так уже было невмоготу, потому что синхронно в смеси воды, травы и грунта идти сложно. Еще появилось ощущение, что в воде кто-то кусал за ноги. Оставалось только молиться, чтобы вода не стала глубже, потому что тогда она покроет рану на ноге, и тогда совсем беда!
Со всех сторон доносились жалобные вскрики, плачь, несколько раз было слышно, что звуки исходили от новеньких женщин, которые шли сзади. Охранники злобными криками подгоняли отстающих. Весь этот гам перекрывал неумолчный звон кандалов.
По этой слоновьей тропе двигались, по ощущениям Миши, часа два. Потом свернули с нее в сторону. Вперед опять вышли охранники с топорами и ножами. Уже почти не было воды под ногами, стало немного видно тропу, а лес впереди не казался сплошной стеной. В быстро надвигающихся сумерках вышли на относительно сухой пригорок, покрытый только невысоким кустарником.
Видимо, их караван оказался здесь не первый. Обмануть полицейского, который видит человеческие скелеты невозможно. На некоторых из них еще оставались ножные браслеты от кандалов. Это были останки несчастных рабов, которые прошли этой дорогой до них.
И только здесь прозвучала команда остановиться. Все повалились на землю. Когда не стало слышно звона кандалов, особо громко зазвучали плач детей и женские причитания. Сзади раздались женские голоса:
– Ай-ай! Ноги кусай! Как моя ходить?
– Меня тоже кусали. Я чуть груз не уронила. Меня точно убили бы за это!
Узома, который тоже слышал этот разговор, вдруг напряженно проговорил:
– Миш, давай повернемся, чтобы поговорить с женщинами.
Едва мужчины осторожно развернулись, стараясь не вызывать внимания охраны, как раздался почти одновременный тихий крик:
– Акоко!
– Узома!
Произошла удивительная встреча двух жителей одной деревни! Но подступила и новая проблема. Для белого человека все темнокожие кажутся на одно лицо. Во всяком случае, регулярно попадавших в отделение полиции одних и тех же африканцев Миша так и не научился различать. Ему еще повезло, что единственный в данных реалиях лично знакомый негр был связан с ним рогатиной. Точно ни с кем не перепутаешь. А тут еще две женщины, практически на одно лицо!
Проблема распознавания встала во весь рост. Такие же сложности испытывают с белыми людьми негры, они для них тоже все на одно лицо. Конечно, была надежда, что затруднения вскоре пройдут, и ориентироваться среди местного населения станет гораздо проще.
Правда, с женщинами в данном случае оказалось всё просто: на Акоко было сильно порванное подобие платья блекло-синего цвета, на ее напарнице – грязно-серого. Все же наряды у них оказались чуть менее скудные, чем у мужчин. Вторую женщину звали Яа.
Как оказалось, Акоко ходила за водой на речку, и там ее поймали мужчины из соседнего племени. Поймали не просто так, а на продажу. Слушая напряженный тихий шепот Акоко, Миша понял, что такие случаи не единичны.
Мозг жителя двадцать первого века не мог постичь, как это можно, сидеть за кустом и ждать, когда на речку за водой придет какой-то несчастный, которого можно поймать и продать заезжему торговцу. Конечно, это гораздо проще, чем выращивать маис, а торговец сразу дает и огненную воду, и дешевые ткани женам на наряды, и оловянную посуду, и железные браслеты, и европейское оружие, и ракушки каури, которые использовались в качестве денежной единицы. Зато и их жен, нарядившихся в новые одеяния и идущих на речку за водой, тоже могут захватить. Цель будет та же – украсть и продать.
Под шапкой непонятно как приобретенных кучерявых волос бурно кипело негодование, до какой степени обыденными были эти разговоры для несчастных аборигенов. Парой-тройкой ненавязчивых вопросов удалось выяснить, что это не самая дикая возможность попасть в рабство.
***
Справка для Миши (историческая).
Не все Михаил мог узнать у своих новых знакомых.
Работорговля в Африке за многие годы стала образом жизни. В некоторых племенах даже старые законы менялись под нужды работорговли. Если прежде существовала некая шкала, по которой оценивался проступок соплеменника, а затем назначалось наказание (вплоть до смертной казни), то сейчас за любой проступок было одно наказание: продажа в рабство. Когда у местного царька или князька были определенные обязательства перед работорговцами и надо было как можно больше живого товара, то вместе с провинившимся в рабство могли быть проданы члены его семьи. Имущество проданных переходило к вождю или судье. Очень выгодно было продавать соплеменников.
Есть информация о том, что в разное время существовали шаманы, колдуны и оракулы, которые изображали гнев духов за любые проступки людей и требовали жертвы для продажи в рабство. Известен оракул Аро-Чуку, который обитал в дельте Нигера. К нему в пещеру приводили для обряда или на суд человека, который из пещеры назад не выходил. Это называлось «пожирание неугодных». Жертву выводили через другой выход и везли продавать.
Можно было наткнуться на охотника за рабами и рядом с сельскохозяйственными полями, и возле источников воды, и рядом с местами, куда любят ходить рыбаки. Нередко такие ловцы людей прятались просто в высокой траве рядом с тропинками, по которым ходили несчастные жертвы. Они набрасывались на одиноких путников и уводили к местам, где дожидались скупщики рабов. Когда в селении, находящемся недалеко от берега океана, замечали стоявший на якоре невольничий корабль, то люди сами просто не выходили из домов, и не выпускали детей. Слишком велик был соблазн у их соседей или недругов.
***
Самое ужасное, это то, что несчастные люди просто не представляют себе другую жизнь. Так жили их деды и отцы, так живут и они. Ни у кого из них нет мысли, что бывает общество, где люди не продают друг друга. И это потрясло Мишу больше всего.
Да, им в настоящее время не повезло. Не повезло деду и отцу Узомы. Но Миша не исключал, что если бы чуть по-другому сложилась жизнь его новых знакомых, то они бы не отказались от того, чтобы продать кого-то в рабство. Сформировался определенный менталитет людей, которые привыкли жить в условиях рабства.
Но они уже попали в сферу интересов российской полиции (тут Миша тяжело вздохнул от сознания возложенной на него ответственности), и у них не будет иного выбора, кроме как перевоспитаться и следовать на свободу с чистой совестью. Но только после того, как Миш разберется, что к чему, сбежит, накажет всех врагов и наладит свою жизнь.
Последний пункт пока был самым туманным, потому что налаживать свою жизнь Михаил хотел только в своем родном городе, с любимыми женщинами рядом. Любимых женщин двое: мама и Лиза. Неведомой силе, которая занесла его с какой-то целью в этот мир, придется это учесть.
С этой мыслью голодный, но несломленный невольник Миш из каравана таинственного дона Диего крепко заснул, подложив руку под щеку. Так было не настолько тяжко лежать на деревяшке. В те минуты, когда во сне несчастного невольника фигурировала капитан Лиза Чернова, иногда в форме, иногда без нее, а иногда вообще без ничего, по лицу лейтенанта Миши Белова бродила счастливая детская улыбка.
***
Наутро у Миши была задача расспросить у Узомы, как он сбегал, и что после побега делал.
Все! Период нахождения в состоянии ступора торжественно объявлялся завершенным. Определенные дружеские взаимоотношения с местным контингентом заведены, пора приступать к проведению следственных мероприятий.
На этот период ответственный дежурный районного отделения полиции лейтенант Белов назначался исполняющим обязанности начальника следственного отдела с окладом… окладом в виде трех кусочков чего-то жилистого, трех кусочков лепешки, трех горстей чего-то мучнистого, трех кружек отвратительной воды ежедневно. Оклад – так себе.
Потому задача: следствие не затягивать, разобраться быстро, назначить всем виновным наказание в виде… ну, посмотрим в виде чего, и удалиться с чистой совестью на заслуженную свободу.
Офицер российской полиции не падает на землю, он просто ищет камешек побольше!
Перейдя на привычную терминология и получив приказ от самого себя, исполнительный Миша взялся за дело:
– Расскажи, Узома, зачем ты сбегал из плена?
– Били, Миш. А я очень не люблю, когда бьют по старым ранам. Они же болят!
– Вот ведь! Не домой собрался, не отомстить обидчику захотел, а просто из-за того, что по старым ранам били! Хотя… хотя, да. По незажившим ранам – это больно, – хмыкнул про себя дознаватель Михаил Белов, – кстати, я еще и дознаватель! Надо бы оклад увеличить!
Но скудный завтрак уже давно исчез, перемолотый здоровыми зубами. Что зубы здоровые, это Миша уже понял. Никто пока не несет добавок за получение новой должности.
– Узома, а как ты это делал? Как сбегал?
– Ш-ш-ш! – вдруг испугался Узома, – не говори так громко!
– А ты речь наших соседей понимаешь? Я не всех, даже женщину Яа.
– Конечно, я тоже не все разбираю. Здесь же люди из разных племен. Наверно, они из народов ари или эфик. Зато они могут подслушать наши разговоры.
Но соседи сидели также безучастно, как и прежде.
