Идалия Вагнер
Три Африки для Миши и Лизы
Пролог
Солнечный лучик настойчиво светил в правый глаз. Сон не отпускал, хотя недоумение нарастало. Почему-то страшно затекла шея, болела неестественно вывернутая голова, а под щекой лежало и давило что-то твердое, уходившее за ухо и выше. Интересно, куда подевалась любимая анатомическая подушка, которая, судя по рекламе, должна дарить приятный отдых?
Под уставшим даже после сна телом была не привычная кровать, а целая россыпь мелких камешков, и каждый камешек вонзался в плоть. Было ощущение, что накануне били, причем долго, больно и с извращениями.
Левая рука остро и странно саднила, как будто натертая до кровавых ран. Стоило чуть шевельнуться, и спина отозвалась тысячью болезненных уколов. Ноги ныли, как после длительного похода.
Давненько ничего похожего не было. Пожалуй, только один раз нечто подобное испытывал. Давно, еще в первые дни службы в армии, когда ребята с Кавказа решили устроить новичкам проверку на прочность. Сейчас даже похуже будет. Что случилось-то? Придется открывать глаза.
– Подъем, скоты! Подъем, живо! Пошевеливайтесь, бездельники!
Сразу зло и глухо залаяли собаки.
Что за…
Глава 1
На редкость суетливый день подходил к концу. Ответственный дежурный районного отделения полиции лейтенант Миша Белов обреченно вздохнул, когда входная дверь распахнулась, запуская дежурный наряд и нового претендента на нары в «обезьяннике».
Темнокожий, с густой шапкой кучерявых волос, молодой мужчина довольно чисто пел про то, что камыш шумел, а деревья гнулись. Кто это, понять было не сложно. В местном автодорожном институте было всего семь студентов из африканских стран, но они регулярно попадали в разные истории, и в отделении полиции уже не раз отмечались. Дело заканчивалось тем, что из деканата приезжал кто-то ответственный и забирал набедокурившего студента.
Пока ребята из дежурного наряда с шутками и прибаутками запихивали за решетку вырывающегося на свободу посланца африканской страны, Миша обреченно открыл Книгу учета задержанных лиц, которую только что захлопнул в надежде, что смена завершена.
Слух уловил деловитый стук каблучков дамских туфель. Этот стук Миша узнавал среди десятков других. Только эксперт Лизонька Чернова, недавно переведенная в их отделение, так мелодично выстукивала информацию о том, что она идет! Она, Елизавета Чернова, шествует домой!
Краем глаза Миша уже видел, как она спустилась по лестнице, остановилась что-то сказать уборщице тете Оле, кивнула ребятам из наряда. Все, сейчас уйдет.
Сердце эвакуировалось куда-то в район горла. Лизонька чуть замедлила шаг, кивнула ему, бросила чуть хрипловатым голосом: «Пока, Белов», и пошла к двери, покачивая бедрами таких соблазнительных форм, которыми художник Борис Кустодиев наделял на картинах своих любезных купчих. Только на Лизоньке эти самые бедра были обольстительно упакованы в ладную офицерскую форму.
Словно специально, чтобы Лизонька постояла рядом хоть еще чуть-чуть, в отворившуюся дверь ввалился сменщик Миши Алеша Воеводин и заговорил о чем-то с Лизой, довольно гогоча.
А она стояла такая… статная, такая… ладная! По плечам форменного кителя рассыпался ворох мелких темных кудряшек. Когда Лизонька повернулась чуть в профиль, Миша увидел тугую румяную пухлую щечку с аккуратной ямочкой и четко очерченные изящные губы, которые словно просили, чтобы Миша их целовал.
Нет, конечно, нет. Никто Мишу об этом не просил. На этой крамольной мысли Миша очнулся и понял, что, как всегда, слишком размечтался. Где она – красавица и умница Лиза Чернова, рост сто восемьдесят, размер одежды пятьдесят два (как доложил всем мужчинам отделения начсклад Семеныч), а где он – невезучий вечный лейтенант Миша Белов, рост сто семьдесят девять, размер одежды сорок восемь, размер ноги сорок.
Воеводин снова заржал, клюнул губами смуглую щечку Лизы в самую ямочку, и она выплыла на улицу. А шумный сменщик в пропотевшей форменной одежде плюхнулся на стул, обмахивая фуражкой красное лицо и подставляя его под холодок кондиционера:
– Ох, друг Мишка! Какая женщина! Мечта поэта! М-м-м! Какие формы!
Миша сухо ответил:
– Напоминаю, что ты женат.
– Да брось ты, Мишань! Ну тебя, зануду! Уфф, давненько такой жары не было! Я сейчас растаю, как та мороженка! Докладывай, как дела?
– Ничего крупного, все по мелочи, но очень много. С утра везут то хулиганов мелких, то пьяниц. Вон ребята только что привезли посланца африканского континента, с утра еще один был, его уже забрали из деканата. Я новенького не оформлял, он все никак угомониться не может.
– Вижу-вижу, слышу-слышу. Шумел камыш. Слушай, а почему они все эту песню поют?
– Не знаю, Леха, но они действительно все поют ее у нас. Ну, ладно. Ты его оформишь, как угомонится?
– Оформлю. Беги домой под кондиционер. Такая жара сегодня на улице, а меня теща с утра на дачу загнала картошку тяпать. Говорит, что душно, а это к дождю. Значит, картошку надо подготовить. Думал, сдохну там. Хорошо, что у тебя дачи нет, Мишань. И не заводи никогда, а то будешь, как раб на плантации пахать. Хочешь, как раб пахать? Во-о-от! А женатые мужчины, у которых есть тещи, все рабы на плантациях.
– Ладно, бывай. Я везде расписался, пойду. Спокойного дежурства.
***
Было действительно очень жарко. Совсем недавно уложенный асфальт проваливался под ногами, а за женскими каблучками-шпильками оставались забавные ямочки. Только небольшие участки еще советского асфальта были незыблимо тверды.
По спине и груди моментально поплыли струйки пота, оставляя на форменной рубашке мокрые потеки. Дышать было нечем. К продавщице воды, сидевшей под большим зонтиком, выстроилась небольшая очередь людей, обреченно обмахивающихся тем, что у кого было в руках. На площади перед памятником Ильичу, где обычно кучковались голуби и воробьи, было пусто. Даже птицы куда-то попрятались.
Но где-то далеко уже чуть слышно грохотало. Права теща Лешкина, все же дождик, да с грозой, надо ждать.
Миша доплелся до своего дома, нырнул в прохладный подъезд и с облегчением вздохнул: уже не жарко, а дома ждет кондиционер! Судя по тому, что из-за открытой двери квартиры пахнуло жаром, мать еще не пришла домой и не включила источник желанного холодка! Привычно подумав о преимуществах «Умного дома», когда можно запрограммировать включение техники, Миша ткнул кнопочку пульта кондиционера на «вкл» и пошел в ванную.
Когда, вытирая влажные волосы, он вышел из душа, в квартире уже вполне можно было дышать. Мощный аппарат разгонял волны желанной прохлады. С улицы были слышны раскаты грома. Может, после дождя станет хоть чуточку прохладнее.
Налив на кухне большую кружку кваса, Миша направился в зал и машинально включил телевизор на новостном канале. В каком-то городе подростки из негритянского квартала стреляли из украденного оружия, кто-то погиб. На другом канале показывали, как группа темнокожих мужчин грабила очередной большой сетевой магазин. На третьей кнопке шоколадного цвета дама перед толпой народа надрывно кричала в рупор о том, белые привезли ее прадедушку из любимой Африки, и теперь все белые должны перед ней покаяться.
– А что не едешь в свою Африку, если она такая любимая? – Миша раздраженно выключил телевизор и принялся бездумно листать ленту новостей на смартфоне, лежа на любимом диване.
Какой-то день темнокожих бесчинств сегодня. Сначала был ролик, как белая женщина безумного вида с упоением целовала грязный кроссовок афроамериканца и заливалась слезами, видимо, раскаиваясь о годах рабства. На другом канале рассказывали о том, что из полиции уходят профессионалы, потому что принято законодательство, защищающее цветное население, это самое население немедленно этим воспользовалось, и уровень преступности вырос. На следующем канале даже без перевода было понятно, что белые, оказывается, угнетают страдающих черных граждан по сей день.
Миша отбросил смартфон. С точки зрения представителя органов охраны правопорядка, в некоторых странах творился сущий беспредел. И он почему-то поощрялся на самом высоком уровне. Бред.
От скуки вновь включил телевизор. Сначала посмотрел сюжет о том, как жутко живет народ в Африке. Жилья нет, еды нет, воды нет, работы нет, школ нет. Невольно вспомнились темнокожие герои предыдущих роликов, у которых были и жилье, и еда, и всякие пособия, только желания работать не было.
– Что же на историческую родину не едут все те, чьи угнетенные, но счастливые предки были насильно оттуда вывезены? Они же, наверно, с легкостью наладили бы жизнь среди соплеменников, – пробормотал утомленный международными делами лейтенант.
Потом переключил телевизор на музыкальный канал и выключил звук. Этот канал он включал, чтобы посмотреть на красивых певиц. Когда целый день на работе видишь только алкоголиков и преступников, невольно тянет на кого-то красивого и нарядного.
Выступление фигуристой красотки Дженнифер Лопес досмотреть не удалось.
Практически сразу после неимоверно яркого разряда молнии раздался страшный грозовой раскат. Окно с треском распахнулось, пропуская яркий светящийся шар.
То, что погас свет, телевизор с громким щелчком выключился, а из-за его задней стенки поползли зловещие струйки черного дыма, Миша уже не увидел.
Глава 2
Солнечный лучик настойчиво светил в правый глаз. Сон не отпускал, хотя недоумение нарастало. Почему-то страшно затекла шея, болела неестественно вывернутая голова, а под щекой лежало и давило что-то твердое, уходившее за ухо и выше. Интересно, куда подевалась любимая анатомическая подушка, которая, судя по рекламе, должна дарить приятный отдых?
Под уставшим даже после сна телом была не привычная кровать, а целая россыпь мелких камешков, и каждый камешек вонзался в плоть. Было ощущение, что накануне били, причем долго, больно и с извращениями.
Левая рука остро и странно саднила, как будто натертая до кровавых ран. Стоило чуть шевельнуться, и спина отозвалась тысячью болезненных уколов. Ноги ныли, как после длительного похода.
Давненько ничего похожего не было. Пожалуй, только один раз нечто подобное испытывал. Давно, еще в первые дни службы в армии, когда ребята с Кавказа решили устроить новичкам проверку на прочность. Сейчас даже похуже будет. Что случилось-то? Придется открывать глаза.
– Подъем, скоты! Подъем, живо! Пошевеливайтесь, бездельники!
Сразу зло и глухо залаяли собаки.
Что за…
***
Что за ерунда творится? Быстро и неотвратимо нарастал гул человеческих голосов и нестройный металлический звон. Эти звуки перекрывались грубыми командными окриками и лаем собак.
Реальность ошеломила. То, что он лежал на голой земле, Мише сразу было понятно. Это еще худо-бедно можно было отнести на то, что дело происходило в каком-то походе, на рыбалке или иных мужских игрищах.
Но то, что вокруг будет толпа почти голых негров, – нет, к такому кошмару жизнь лейтенанта не готовила. Со всех сторон были видны только человеческие фигуры различной степени черноты: от иссиня-черных до цвета очень темной охры.
Это что? Рабы? Африка? Откуда? Может, это съемка исторического фильма?
Люди вокруг были соединены в пары колодками с рогатинами на концах или металлическими ошейниками на цепях. Именно из-за такой колодки на самом Мише казалось, что сильно натирает шею и щеку. Для кого-то размер колодок не казалась таким критичным, но для дюжего негра, в теле которого обнаружил себя лейтенант российский полиции, подобрали прибор огромных размеров.
Вместо анатомической подушки под его головой была деревянная неструганая конструкция. Две рогатины соединялись перевитыми лианами или кожаными шнурами. Видимо, от долгого использования и воздействия воды, этот связующий материал как будто спекся, и кто-то его решил не распутывать, хотя во второй рогатине никого не было. Нехитрое запорное устройство, которое должно было взять в капкан чью-то шею, оказалось открытым.
Тяжесть, лежащая на животе, это была не просто тяжесть, а металлическая цепь, один конец которой опоясывал его бедра и соединялся с браслетом на ноге, а второй конец был приклепан к металлическому браслету на руке. Оба браслета на ногах были соединены короткой цепью. Не разбежишься в таком облачении!
На руках бывалый полицейский распознал не просто браслет для украшения, а ручные древние кандалы. Левая рука была растерта до раны, которая уже почти запеклась, но продолжала чуть кровить. На икрах ног и на спине горели огнем зловещие почти свежие рубцы. Раны на ногах оказались обильно усыпаны землей и каким-то мусором. Медичка Ирина Федоровна из госпиталя назвала бы это варварством по отношению к своему здоровью и пригрозила ампутацией всего, до чего дотянется во время операции. Она такая, с мужичками не церемонится. Сложно понять, когда ее специфический юмор переходит в серьезный разговор.
Пока Миша с нескрываемым ужасом осматривал свое тело, внезапно ставшее черным и огромным, вокруг поднимались его товарищи по несчастью, все попарно соединенные грубыми колодками или связанные тяжелыми цепями. Абсолютно на всех были следы многочисленных побоев.
В голове творился хаос из ненормативной лексики и панических возгласов: «Что за хрень, стрелять буду, дайте табельное оружие».
Одна мысль настойчиво пыталась пробиться вперед: «Кажется, я слишком много смотрел ролики про темнокожих. Это сон, я сейчас проснусь и пойду на работу».
Миша пощипал своими новыми огромными пальцами свою новую огромную ногу и скривился от боли. Боль была вполне реальная. Неужели не сон? Но почему?
Совсем рядом пробежала громадная черная красноглазая собака и рыкнула на сидевшую неподалеку женщину-негритянку, которая попыталась встать. Та испуганно присела. Команды вставать, надо полагать, придется ждать отдельно.
Нд-а-а. Кстати, об одежде. Ее было катастрофически мало. По своему родному городу в таком минимуме Мишаня даже в состоянии подпития не пошел бы. Здесь пришлось, потому как все такие. Ну, что ж. Вентиляция, конечно, полезная штука при жаре, хотя… неловко как-то. И есть еще физиологические потребности. С ними здесь как? Что-то подсказывало, отдельные домики местными декорациями не предусмотрены.
Вдали показались несколько темнокожих в одежде. Они несли корзины и раздавали что-то пленникам. Когда очередь дошла до Миши, он получил горстку чего-то, похожего на муку, черствую маленькую лепешку и совсем крохотный кусочек буроватого и волокнистого вещества.
Находящийся в полной прострации Миша съел этот завтрак, ориентируясь на то, как это делали соседи. То, что казалось мукой, видимо, и было мукой. Волокнистый кусок, скорее всего, считался сушеным мясом. Ну, или сушеной рыбой. Вкус разобрать было очень сложно.
Почти сразу принесли в больших ведрах или баках воду, которую все по очереди пили. Миша с ужасом отметил, что от нее сильно пахнет, а на поверхности плавает какая-то пленка. Но люди вокруг пили, а все более припекавшее солнце подсказывало, что скоро будет очень жарко. Вряд ли бутилированную воду пожалуют. Пришлось зажмуриться и пить из какой-то ржавой банки, из которой до него пило полкаравана.
В голове мелькнула мысль: «Надеюсь, этому телу не привыкать к такой еде и воде, и оно не слишком станет возражать. Не хватало еще в таких условиях заполучить какую-нибудь заразу, типа дизентерии». Что-то подсказывало, такое здесь не лечится, да и вряд ли кто будет озадачиваться лечением черного невольника.
– Миша, что за бред ты несешь. Какой-то черный невольник – кошмар! Это просто дурной сон, – в голове раздавался жалкий лепет, – сейчас проснешься, и все будет хорошо. Пойдешь на работу в любимое отделение. Сейчас точно понимаешь, что оно любимое! Увидишь Лизу! Возможно, когда-нибудь решишься пригласить ее на свидание! Да не когда-нибудь, а прямо завтра! Даже сегодня! Честное полицейское!
Но мимо опять пробежала собака, зло толкнула несчастного лейтенанта так, что он пошатнулся от неожиданности. Слишком натурально все как-то. На сон не похоже. Звуки, запахи, тактильные ощущения. Все реально.
Кстати, а язык?
Миша прислушался к тихому разговору сидевшей рядом пары невольников. Он их понимал! Он реально понимал, что говорили эти два черных человека про духов предков! Но думал Миша по-русски! Это было абсолютно точно! Ради проверки он построил в голове фразу из нецензурных русских слов. Сильно отредактированный смысл этой фразы был: ну, ты попал в передрягу, друг полицейский. Полная хана тебе.
Переведя эту фразу несколько раз с русского литературного на русский нелитературный и обратно, и четко оценив, что знание родного языка не утеряно, Миша сосредоточился на том, что слышал со всех сторон. Было почти все понятно и к каждому слову можно было подобрать русский аналог. Еще одно свидетельство того, что негры – настоящие негры, они говорят на своем языке, и это точно не по-русски.
Несколько раз лейтенант потренировался, погоняв перевод с африканского (или как его назвать) на русский и обратно. В общем, входящая речь понятна. А что будет с исходящей? Сможет ли он сказать так, чтобы его поняли?
Спокойно поэкспериментировать не удалось. Раздались громкие крики, и вся толпа пришла в движение. Все встали, видимо, в порядке, установленном ранее.
Народ выстроился скованными парами впереди и позади Миши. Стало видно, что ножные кандалы были у каждого бедолаги. Деревянные рогатины или ошейники скрепляли по двое. Ему пришлось встать, придерживая одной рукой колодку на шее, поскольку у него не было напарника, и она перевешивалась под своим весом. Придется идти очень осторожно, поскольку второй конец цепи, который по замыслам создателей таких приспособлений должен был висеть на руке второго несчастного, у Миши кто-то добрый закрутил вокруг бедер и прицепил к ножным браслетам. Ноги дополнительно были скованы короткой цепью.
Потом прибежали темнокожие охранники, которые в отличие от темнокожих невольников, имели подобие одежды. Они вытащили из колонны Мишу и поволокли куда-то вперед. Миша запнулся о цепь и упал, выдав какое-то гневное выражение. В ответ на это один из охранников отвесил ему удар ниже спины и потащил еще яростнее.
Несчастный новоиспеченный негр, за невозможностью достойно ответить, занялся лингвистическим анализом. Случайно сказанная им самим фраза оказалась из разряда непристойных. Миша понял, что она означала. Но она совершенно точно была сказана по-африкански, или по-негритянски, или на каком-то местном наречии. Надо уж определяться с терминами.
Эту фразу он выдал без подготовки так, как говорит носитель языка. Значит, языкового барьера не предвидится. Наверно, навыки у тела остались. И очень здорово, что русский язык у него сохранился. У кого сохранился? У души? У ментального тела? У того, что было лейтенантом Михаилом Беловым?
Чтобы удостовериться в наличии навыков еще раз, добропорядочный лейтенант пробормотал себе под нос новое русское ругательство. И на слух, и на внутреннее восприятие оно ощущалось, как сказанное по-русски.
То, что весь тестируемый лексический минимум оказался непристойного характера, не удивляет. Ситуация ведь непредвиденная, а на все непредвиденные ситуации ответ у русского мужика один. Чаще – непристойный. И потому Миша добавил от широты души еще пару таких же фраз, но тихонько, чтобы никто не слышал. А кто его осудит, оказавшись в подобной ситуации?
***
Тащили Мишу не зря. Ему приготовили пару. Видимо, рост имел определенное значение, потому что темнокожий молодой мужчина оказалась тоже немаленького роста. Два белых, но очень загорелых мужчины, которые при этом присутствовали, что-то удовлетворенно проговорили. На каком языке говорили эти белые, было непонятно. Но это явно не английский.
Меланхоличный темнокожий мужчина соединил их в одну связку цепью и рогатиной. Напарник стоял первым, за ним на расстоянии длины колодки стоял Мишаня. Нести на себе рабскую амуницию стало значительно легче, когда ее разделили на двоих. Но зато им обоим в руки всучили какие-то мешки, которые предстояло нести. Такие же мешки были у остальных пар. Было похоже, что собрали рядом наиболее выносливых рабов, которых можно заставить нести груз.
По краям колонны находилась многочисленная охрана, которая отличалась от невольников только отсутствием кандалов и наличием подобия европейской одежды. У каждого в руках было кремневое ружье с длинным стволом, из чего Миша заключил, что находится даже не в двадцатом веке, а в восемнадцатом-девятнадцатом. Ну, пусть будет хотя бы девятнадцатый! Вот же занесло!
Когда колонна тронулась в путь, стало понятно, что идти невероятно сложно. Повернуть голову, чтобы оглянуться назад, не получалось. Когда Миша попытался это сделать, услышав какой-то возглас сзади, его напарнику стало больно, и он недовольно вскрикнул.
Приходилось подстраиваться след в след, стараясь идти точно в ногу, иначе колодку перекашивало, и она натирала шею. Если второй начинал отставать, первый был вынужден его тащить, подчиняясь скорости, которую задавали хозяева каравана.
У ошеломленного ситуацией лейтенанта полиции из двадцать первого века сильно болела голова от сна в неловком положении, хотя другие раны уже почти не болели. Скорее всего, полученное тело не реагировало на такие глупости, как несмертельные раны. А вот голова, в которой бились мысли на русском языке, страдала.
Поскольку Миша с напарником шли почти в начале каравана, они не видели, что творилось сзади. А оттуда доносились иногда очень страшные звуки: дети плакали, охранники требовали заткнуть их, стенали женщины, кто-то кричал: «Отдайте моего мальчика». Часто раздавался свист бича, тогда слышался стон пострадавшего. Злобно лаяли собаки. За спиной была страшная реальность невольничьего каравана. И это не съемка исторического фильма.
***
Справка для Миши (историческая).
Михаил Белов этого не знал, но печальная история работорговли в Африке имела три основных периода.
Середина пятнадцатого века – середина семнадцатого века. Началось все с португальских мореплавателей. Тогда рабов везли в Европу, а после создания колоний в Вест-Индии начался вывоз рабов в Новый Свет. Там они были нужны в большом количестве. Вывоз рабов велся почти исключительно с западного побережья, о вывозе с восточного побережья мало что известно.
Середина семнадцатого века – начало девятнадцатого века. Знаменовалось массовым вывозом для работы на плантациях в Вест-Индии и Америке. Завершился период официальным запрещением рабства законодательством Англии и США. Велась ничем неограниченная торговля рабами. Преобладал вывоз с западного побережья.
С начала девятнадцатого века работорговля официально последовательно запрещалась странами-работорговцами. Началась эпоха бурного нелегального вывоза. Объемы вывоза были иной раз выше, чем в предыдущие столетия. Рабы вывозились как с западного, так и с восточного побережья.
***
Мишу Белова многому учили. Он умел составить психологический портрет преступника, хорошо стрелял, владел рукопашным боем, разбирался в разных видах оружия, хорошо знал российское законодательство, криминалистику, имел навыки оперативно-розыскной деятельности, знал, как организовать охрану общественного порядка. Много умел и знал Миша. Но школа полиции не рассчитывала, что ее выпускник окажется в Африке, ориентировочно в девятнадцатом веке, в караване невольников в качестве раба, и полезных в данных условиях навыков не дала.
Примерно до полудня первого дня лейтенант находился в состоянии шока и осваивался в новой реальности. Такая возможность была, поскольку никто его не отвлекал. Он шел, глядя на исполосованную кнутами спину своего напарника. Приноровиться к тому, чтобы движение было синхронным, получилось быстро. Тяжесть поклажи не казалась для этого мощного тела невыносимой. Игнорировать раны, видимо, тоже помогало само тело, приученное ко многому.
Миша немного попереживал о том, что раны не промыты и явно инфицированы, но потом и об этом забыл, сосредоточившись на составлении плана первоочередных мероприятий в критической ситуации. К тому моменту, когда солнце достигло зенита, у Михаила уже не осталось иллюзий, что это сон или съемки исторического фильма. Не сон это, а самая настоящая реальность.
Матушка любила и частенько читала книжки про попаданцев в разные страны и эпохи. Миша такого не читал, но она иногда за ужином пересказывала сыну интересные моменты. В ее рассказах, судя по воспоминаниям, никто не попадал в тело раба в караване невольников. Счастливчики все чаще оказывались в телах богатеньких аборигенов или умненьких студентов магических академий, которые всех своих врагов побеждали одной левой навыками из двадцать первого века. А еще и всякие умные полезности из своего времени переносили в новую реальность, после чего становились богатыми и влиятельными.
– Эх, мама, мамочка! Что же ты ничего не рассказывала, как в книжках умные попаданцы из рабства вызволялись! Ну, это ладно! Это мы сами тут придумаем! Пока ничего сложного средненький полицейский из продвинутого века не видит в том, как открыть кандалы. В школе полиции и про более сложные трюки преступников рассказывали. Только про рогатины придется подумать. А вот дальше, что делать? Куда двигать? Где им тут требуется наладить работу с мелкими хулиганами и пьяницами?
Миша чуть слышно фыркнул:
– Чувство юмора возвращается. Это уже хорош, шок проходит. Ну, держитесь, бандюганы местные! Российская полиция идет!
