Григорий Александрович Шепелев
Шеф
– Так значит, ваше ошеломляющее открытие мир не перевернёт?
– Да хватит уже миру переворачиваться! Подумайте сами – зачем я буду разорять казино, если они станут источниками моих стабильных доходов? Вы, например, хотите банкротства вашей радиостанции?
– Нет, конечно! Банкротство нашей радиостанции будет значить, что план развала России, составленный мировым правительством, подло сорван.
– Так вот и я не дурак. Как вы добиваетесь повышения рейтинга вашей станции, так и я буду добиваться увеличения посещаемости игорных домов.
– Каким, интересно, образом?
– Я намерен проводить мастер-классы.
– Конечно же, в «Метрополе»?
– Очень возможно. Во всех игорных домах, предложения владельцев которых меня заинтересуют, – сказал Олег, вынув сигарету из пачки.
– Прошу прощения, но у нас курить запрещается, – с холодком сообщил Матвей Ахинеев. Олег убрал сигареты. Он подносил их к карману медленно и смотрел при этом не на курящего Соловья, а на свою руку. Она совсем не дрожала. Это при том, что его, лишь однажды произносившего речь более чем перед тридцатью людьми, сейчас слушали сотни тысяч, и он плевал в лицо игорному королю, помощник которого угрожающе разминал суставы, сидя напротив! Но его слушала также Инга. Он её не любил, но она любила его, любила какой-то светлой и романтичной частью своей натуры, и он не мог отравить ей ночь – единственную с ним ночь, дрожанием рук. Эта ночь – без секса, без нежных слов, без портрета, должна была запомниться ей как самая лучшая в её жизни.
– А вы что думаете, Василий? – тоном весёлого барина обратился Матвей к нахмуренному певцу. – Все вас знают как человека, искушённого в разного рода играх. Правдоподобно ли, на ваш взгляд, всё то, что нам рассказал Олег?
– А у меня по этому поводу песня есть, – отозвался Вася и, пустив в дело свой инструмент, внезапно охрипшим голосом запел песню, призванную поставить слушателей в известность о том, что когда он, Вася, в очередной раз находился в тюрьме за то, что в очередной раз зарезал какого-то подлеца, все его друзья забыли о нём, жена ушла жить к одному из них, а собака сдохла, и с той поры нет у него ни капли доверия ни к друзьям, ни к женщинам, а к собакам даже полкапли нет. Столь ярко выраженные претензии к несчастной собаке ошеломили Олега, ибо ему показалось, что она поступила по отношению к Васе куда как менее подло, чем женщина и друзья, но следующий куплетик всё разъяснил. Не потому Вася возненавидел собак, что его болонка скончалась, а потому, что его сторожили в зоне злые овчарки! Олег вздохнул с облегчением. Завершалась песня, как водится, описанием журавлей, летящих над зоной.
– Великолепный текст и великолепная музыка, – убедительно высморкался в платок Матвей Ахинеев, как только смолк последний аккорд, – и столь же великолепная связь с затронутой нами темой. Напоминаю слушателям телефон прямого эфира…
Дважды повторив номер, он призвал слушателей звонить и задавать острые вопросы Олегу с Васей. За самый острый вопрос к последнему посулил какой-то его альбом, записанный в Люксембурге. Потом опять набросился на Олега:
– А вот есть вопрос к вам, Олег. Если я вас правильно понял, вы теперь будете посещать чертоги азарта не для того, чтобы предаваться игре, а только затем, чтобы получить на халяву очередную порцию денег. Но ведь вы – игрок по натуре! Если азарт и риск исчезнут из вашей жизни, не начнёте ли вы ощущать себя морской рыбой в пресной воде?
– А никакой пресной воды не будет, – ответил вместо Олега Василий Питерский и сыграл два такта из похоронного марша, – риск проиграть заменится риском, что его грохнут. Так что, напрасно вы беспокоитесь за него.
– Ну что ж, успокоили вы меня, – выдохнул Матвей, обменявшись взглядом с девушкой за стеклом. Василий, перебирая струны, продолжил:
– Кстати, у меня по этому поводу песня есть. Называется «Мурка-2».
– И мы насладимся ею сразу после рекламы, – пообещал Матвей, делая знак рукой звукорежиссёру, – итак, реклама. Не отключайтесь.
Пошла отбивка, после неё – реклама казино «Метрополь». Сорвав с головы наушники и швырнув их на стол, Матвей Ахинеев выключил микрофоны и заорал на Васю:
– Слышь, ты, дебил! Тебе объяснили: три песни в час! Ты что, хочешь выкатиться отсюда к чертям свинячим со своей долбаной балалайкой?
Господин Питерский промолчал.
– Кого ты сюда привёл? – с почти той же яростью повернулся Матвей к зевавшему Соловью. – Он что, совсем идиот? Или вы там все с ума посходили к чёртовой матери?
– Да я знать не знаю, кто он такой, – повёл плечом Соловей, – я всего лишь знаю, что он должен сказать в эфире и что я должен с ним сделать, если не скажет.
– Ну так объясни ему это!
– Простите, вы обо мне? – поинтересовался Олег. В кармане у Соловья заиграл мобильник. Соловей взял звонок.
– Алло! Откуда я знаю? Я с ним не договаривался, с ним вы договаривались. Как скажете, так и сделаю. Хорошо.
Убрав телефон, Соловей без всякой враждебности поглядел на Олега.
– Извини, брат. Приказано покормить тобой рыбок в Москве-реке.
– Так, друзья, остыли, – успокоительно замахал руками ведущий, – всё, Олег, всё! Повалял дурака и хватит! Соловей, сядь! Надо сделать так. Пускай позвонит кто-нибудь от вас и во всеуслышанье позовёт Олега на показательную игру. Пусть скажет, что у него возникли сомнения, и предельно внятно их сформулирует. Таким образом, мы по ходу пьесы, в прямом эфире организуем дуэль между казино и Олегом. Но только этот звонок должен прозвучать минут через тридцать, ближе к концу. Да, так мы и сделаем. Позвони начальству из коридора и обсуди с ним детали.
– Пять секунд до эфира, – громко предупредила девушка за стеклом. Соловей поднялся и выбежал. Матвей быстро надел наушники. Допивая кофе, Олег решил сделать то, для чего пришёл, в конце передачи, предположив, что ближе к рассвету аудитория будет больше.
– Эфир! – воскликнула звукорежиссёр, закрыв блок рекламы.
– Вот это ночь! – включив микрофоны, зловещим голосом прохрипел Матвей Ахинеев. – Дождь льёт такой, что страшно смотреть в окно – сквозь стену воды фонарей не видно! Так что, если сейчас, в половине третьего пополуночи, у вас нет на улице срочных дел, вам сказочно повезло – не только по той причине, что вас не смоет в Москву-реку, но и потому, что вы не пропустите окончание передачи с участием знаменитейшего певца Василия Питерского и… Олег, вы не назовёте свою фамилию?
– Это ничего не прибавит ни вам, ни мне, ни слушателям, ни городу, у которого я её позаимствовал, – дал мгновенный ответ Олег, копируя бойкую интонацию журналиста.
– Что ж, тогда я представляю вас просто: Олег, кудесник и чародей. Часа полтора назад этот чародей отправил в реанимацию весь руководящий состав казино гостиницы «Метрополь», любезно предупредив, что за полчаса облегчит их кэш на семьдесят тысяч долларов и сдержав своё обещание. Задавайте ему вопросы. Задавайте вопросы также и Васе, который выпустил двадцать первый…
– Двадцать второй, – поправил Василий.
– Двадцать второй по счёту альбом под названием «Небо в клетку». Скажите, господин Питерский, а не слишком ли замороченное название? Не у всех же есть интеллект, а главное – чувство юмора!
– Не у всех, – согласился бард, – и поэтому мои диски покупают не миллиарды, а миллионы людей.
– Вполне достойный ответ, – поднял бровь Матвей, – ну, так что ж – Наташа, наш звукорежиссёр, говорит мне, что звонки есть. Давайте поговорим со слушателями. Наденьте наушники.
Оба гостя исполнили эту просьбу.
– Здравствуйте, Николай Иванович, – произнёс Матвей, хлебнув кофе.
– Здравствуйте, – раздалось в наушниках с сильным эхом.
– Приглушите, пожалуйста, ваш приёмник и расскажите нам, с чем пожаловали на «Лихо Москвы».
– Я хочу сказать, что певец мне понравился – русский человек, сразу видно! Ещё я хочу спросить у этого казиношника…
– У Олега.
– Да. Кто он по национальности?
– Ну, спросили. Олег, хотите ответить?
– Сложный вопрос, – признался Олег, – моя мать не знала, кто мой отец, и также не знала своих родителей.
– Значит, мать – проститутка, отец – еврей! – обрадовался дедок. – Меня не обманешь! Я, брат, фашистскую контрразведку за нос водил!
– Вояки старой закалки, дай им Бог счастья в загробной жизни, по-прежнему не смыкают глаз глухими ночами, – с досадой сбросил звонок Матвей. – Доброй ночи, Сонечка.
– Доброй ночи.
Голос был звонкий, злой.
– Вас тоже волнует национальный вопрос?
– Нет, я всех одинаково ненавижу.
– Судя по вашему голосочку, вам далеко ещё до маразма?
– Семь вёрст тайгой.
– Почему не спите в столь поздний час? Наверное, вас заинтересовала наша дискуссия?
– Нет, я просто в гостях сейчас. Спать тут негде, а уйти некуда.
– У вас есть вопросы к нашим гостям?
– К Олегу. Олег, скажи мне, как ты относишься к таким чиксам, как я?
– Устал я от вас, – помолчав, промолвил Олег.
– Олег, ну пожалуйста! Ты хоть можешь не уходить от ответа?
– А почему ты думаешь, что мне есть куда уходить, в то время как тебе – некуда?
– Потому, что ты – жирный розовый поросёнок!
– Дура! Я, как и ты, сижу на игле.
– Но ты – идиот! Ты нёс там всякую чушь, но я поняла тебя, поняла! Все кругом здоровые, даже те, кто слизывает сейчас разлившийся из шприца героин с паркета, а ты – конкретно больной! Поэтому тебе скоро отрежут уши, как поросёнку. Но не лечись. Уж лучше погибнуть весёлым розовым поросёнком, чем сдохнуть серым тупым козлом.
– Ого, какой стиль! – вмешался Матвей, – Да вы, как я вижу, творческая натура! Скажите, нет ли у вас вопросов к другому нашему гостю, поэту и исполнителю Васе Питерскому?
– Да нет.
– Дело в том, что господин Питерский принёс в студию компакт-диск под названием «Небо в клетку». Он пообещал подарить его человеку, который задаст ему самый лучший вопрос. Мне кажется, Сонечка, вы вполне могли бы выиграть этот диск.
– Да мне просто не на чем слушать это дерьмо! А главное – незачем. Так что лучше засуньте его этому козлине обратно в…
– Соня у нас в эфире окончательно распоясалась, – засмеялся Матвей, обрывая связь, – должно быть, от злости из-за того, что её друзья слишком чисто вылизали паркет.
– А я вот хочу задать Олегу вопрос, – внезапно прорезался Вася Питерский.
– Просим, просим, – обрадовался Матвей, – итак, Вася Питерский задаёт Олегу вопрос! Очень интересно. Послушаем.
Бард сказал:
– Вот я занимаюсь творчеством. Оно людям нужно, раз покупают диски. А ты, Олег, чего так гордишься своим открытием? Объясни, какая от него польза?
Олег слегка растерялся.
– Польза? Кому?
– Ну, людям, стране.
– Стране – громадная польза. Я из неё свалю, когда хорошо затарюсь деньгами.
– Вот так Олег! – хохотнул Матвей. – Парируете, Василий?
– Да вот ещё! – отмахнулся бард, – разве кто-нибудь что-нибудь не понял? Пары точных вопросов оказалось достаточно, чтобы стало всё ясно.
– Но вы мне предложили только один вопрос, – уточнил Олег, – или под другим вы подразумеваете тот, который был задан антифашистом?
– Скандал, скандал на радиостанции! – потёр руки Матвей. – Кстати, я забыл сообщить о том, что во время рекламной паузы наш Василий порвал струну, подстраивая гитару, и мы тут все дружно ищем альтернативу этому куску проволоки. Как только найдём, послушаем «Мурку-2». А пока послушаем… Так, ну кто там у нас на связи? Доброй ночи, Андрей.
Ответа не прозвучало. В студию, между тем, вошёл Соловей. Сказав пару слов звукорежиссёру, он сел на прежнее место.
– Андрей сорвался. Но не беда. У нас есть Григорий. Григорий, здравствуйте. Говорите, ждём.
– Доброй ночи, – проскрежетал немыслимый бас, – мне, в отличие от той шлюхи, Олегу вашему сказать нечего, я – не шлюха. Но я поклонник творчества Васи. Особенно люблю песню про то, как…
– Как старик корову продавал, – закончил Матвей, поскольку в наушниках раздались гудки, – Наташа мне говорит, что у нас со связью творится что-то неладное. Не иначе – Путин зубами перегрызает кабели, а Джордж Буш своими дрожащими от ненависти к России и перепачканными в крови ручонками кое-как их соединяет, отталкивая его… Ну, что там стряслось? Слетели все линии? Не беда. Бери звоночки, бери! Звоните, друзья, активней звоните! Что вы попрятались? Неужели всем вам слабо отправить Олега или Василия Питерского в нокаут блестящим натиском интеллекта и скептицизма? Ну, кто из вас обладает ими? Наш телефон…
Продиктовав номер, Матвей прибавил:
– Ввиду сложившейся обстановки выводим слушателей в эфир мгновенно, без предварительного отбора. Что, есть звонок? Отлично, давай! Представьтесь.
– Алло, – протянул вальяжный пацанский голос.
– Как вас зовут? – спросил Матвей.
– Дима.
– Страна застыла в трепетном ожидании ваших перлов.
– Что ты сказал?
– Рожай, говорю, быстрее! Ты чего, тормоз?
– Да не. Я, типа, из Долгопрудного. От братвы.
– Ага, – негромко сказал Матвей Ахинеев, жестом задав какой-то вопрос Наташе.
– Я не въезжаю – ты там против меня чего-то имеешь, что ли? – проворковали наушники. – Я могу и приехать. Адресок дай!
– Наташа, рыбка моя, спиши номерочек с определителя.
– Ладно, будет понты садить! Не грузи Натаху. Я, вообще, по делу звоню. Слышь, ты, Вася Пидорский! Ты завязывай писать песни про балашихинских, а не то мы приедем, напишем тебе чего-нибудь на башке, чтоб ты поумнел! Про нас пиши песни, понял? Про нас! А щас мы хотим послушать «Охоту на волков». Давай, пой!
– Но это не моя песня, – густо покраснел Вася, – и я её никогда не пел.
– Не пел? Да ты гонишь!
– Я не гоню.
– Значит, тот чувак, который её поёт, конкретно под тебя косит!
– Да нет, он умер лет за четырнадцать до того, как я начал петь, – внёс ясность Василий, – но мы с ним – родные души. Я, можно сказать, в нём, он – во мне. Поэтому песни наши похожи. Их часто путают. Есть такая беда.
– Матвей, если вы сейчас же не остановите это скотство, вас не поймут, – вступил в разговор Олег. Теперь его руки сильно дрожали.
– А этот какого рожна суётся? – сердито крикнули из наушников. – Я не понял – ему проблемы, что ли, нужны?
– Как воздух, – сказал Олег.
– Позиция Дмитрия абсолютно ясна, – снял Матвей звонок, – скажите, господин Питерский, вас – не только как творческую натуру, но и как представителя музыкального направления, именуемого шансон, действительно не смутило то, что вы от него услышали?
– Ну, конечно: раз сильный голос и сильный текст, значит – под Высоцкого косит, – проворчал Василий, беря аккорд. – Я оставлю это без комментариев, с вашего позволения.
– Да, струну мы восстановили, – поспешил сообщить Матвей, – Наташенька, что со связью? Не паникуй. А, звоночек есть? Отлично, выводим. «Лихо Москвы». Здравствуйте. Представьтесь. Слушаем вас.
– Не стану я представляться, – задребезжал в мембранах немолодой женский голос, – я не хочу, чтоб меня нашли и убили за мой вопрос…
– Всё равно найдём и убьем, – посулил Матвей, освободив линию, – вы по пять раз за ночь звоните с одним и тем же вопросом: сколько американцы нам платят за пропаганду разврата. Олег, вам есть что ответить?
– Я за идею работаю, – отозвался Олег, – а впрочем, не занимайтесь развратом, мадемуазель! С вашей стороны это будет нехорошо.
– А вам, мистер Питерский, сколько платят за вашу гнусную подрывную деятельность?
– Так мало, что мне пришлось продать «Жигули» и купить «Тойоту», чтоб на ремонты не тратиться, – сострил Вася и рассмеялся.
– Ну, отрабатывайте, Иуда, ваши тридцать серебряников.
Василий, ясное дело, дважды просить себя не заставил и, проиграв коротенькое вступление, прохрипел длиннющую песню о том, как он, возвращаясь ночью от женщины, вступил в бой с каким-то хулиганьём и попал в милицию, где его сперва не узнали, потом узнали и отвезли домой, за что удостоились чести выпить с ним по стакану и обещания написать про них песню, которая вот как раз сейчас и звучит. Завершал всё это бравурный проигрыш и жестокий удар по струнам в стиле Высоцкого.
– Браво, браво! – пришёл в восторг Матвей Ахинеев, во время песни бурно шептавшийся с Соловьём. – Это и была «Мурка-2»?
– Нет, «Мурку-2» я спою в конце передачи, чтоб слушатели могли подпевать, не будя соседей.
– Но передача идёт до трёх тридцати – так что, всё равно, кирдык всем соседям, страдающим недостатком вкуса, а также жалкой способностью различать тональности и октавы… Наташа мне говорит, что у нас на связи очередной дозвонившийся. Это девушка с ангельским голоском. Доброй ночи, ангел! Как вас зовут?
– Олег, это я!
– Кто, я?
– Кэсси!
– Кэсси?
– Ты что, забыл меня?
– Нет. Ты где?
– Здесь!
– Я тебя не вижу!
– Ты вообще ничего не видишь, ты так устроен… Слушай, мне тяжело сейчас говорить – я тут должна совершать подвиги Геракла, чтоб эта чёртова связь не оборвалась, да ещё смотреть на часы! Олег, ради бога, вынь пистолет из куртки бандита и убей всех, кто сидит с тобой за столом! Они не пошевельнутся, не бойся – я держу стрелки! Только скорее, Олег, скорее!
– Нет, я не буду этого делать! Ты что, с ума сошла?
– Хорошо. Говори быстрее, где записная книжка?
– Он её сжёг!
– Как сжёг?
– Вот так, взял и сжёг.
– Зачем ты её отдал?
– А как я мог не отдать?
– Он что, угрожал тебе?
– Нет.
– Значит, ты купился за три копейки? Ты мог взять всё, а взял три копейки!
– Что я мог взять? Там бред был сивой кобылы! Я эти формулы и рисунки показывал разным дурам вроде Оксанки, чтоб деньги из них тянуть на игру!
– Вот придурок! Бред – это взлёт сознания, чтоб ты знал! Ты был в полушаге от своей цели, иначе он не отправил бы за тобой Мархлоша! Рулетка – это его механическая модель! Разгадать её – разгадать его, и – конец ему вовеки веков! Аминь!
– Тогда почему он меня не грохнул?
– Да потому, что он не умеет этого делать! Можно и микроскопом забивать гвозди, но после этого микроскопа уже не будет! Если бы Шеф не смог тебя обмануть – его бы не стало. Но он развёл тебя, как лоха! Ты его за горло держал, а он ускользнул! Он вырвался, сука, вырвался!
– Но что делать? Что теперь делать?
– Нет, мы её потеряли, – вздохнул Матвей и убрал гудки из наушников. – Катастрофа у нас со связью. Полная катастрофа. Ого, как льёт за окном! Реклама.
Пошла заставка. Телефон Соловья опять зазвонил. Сорвав с головы наушники, Олег встал и бросился вон из студии. Коридор был пуст. С лифтовой площадки тянуло табачным дымом. Олег помчался к ней сломя голову. Двух секунд ему не хватило, чтоб свернуть за угол.
– Стоять, падла! – рявкнул, выйдя из студии, Соловей. По голосу догадавшись, что у него в руке пистолет, вынутый не ради пустой угрозы, Олег застыл у двери сортира. Медленно повернулся. Соловей шёл к нему, опустив оружие стволом к полу. В другой руке у него был сотовый телефон.
– Что надо? – спросил Олег. Соловей, приблизившись, усмехнулся. Хотел он что-то сказать, но тут дверь сортира открылась. Вышел педант с офицерской выправкой. Увидав пистолет, он поинтересовался, что происходит. Взгляд Соловья скользнул на него. Олег, того лишь и ждавший, вложил в удар не только всю силу правой руки, но и массу тела, так как кулак увлёк его за собой. Руку по всей длине пронзила короткая, но невыносимая боль. Квадратная челюсть Соловья хрустнула. Обречённо взмахнув руками, как поскользнувшийся на банановой кожуре, он грохнулся на спину. Пистолет отлетел к стене, мобильник скользнул по полу к ногам Олега. Тот каблуком разнёс его на куски и ринулся к лифту.
Мимо двух милиционеров на первом он прошмыгнул с такой скоростью, что те рты раскрыть не успели. Толкнув плечом стеклянную дверь, побежал к «Мустангу». Пока бежал, чуть не захлебнулся – с неба валилось на Москву море. Узрев сквозь дождь силуэт приближающегося Олега, Инга открыла левую дверь и включила фары. Со всего лёту прыгнув за руль, Олег запустил мотор, сорвал «Мустанг» с места, вывел его на Новый Арбат и погнал к Садовому.
Заносило. Новый Арбат превратился в реку с водоворотами. Широкие шины «Форда» швыряли волны на тротуар.
– Придурок! Урод! – верещала Инга, вертясь и прыгая на сиденье, как на горячей сковороде. – Посмотри назад!
– Заткнись, я всё вижу!
За «Мустангом» шёл «Мерседес». Тот самый, премиум-класса. Свет его фар, рассекая дождь, яростно хлестал по зеркалам «Форда».
– Что ж, погоняем, – сказал Олег. Свернув на Садовое, он немного прибавил газу. Стрелка спидометра подползла к отметке сто девяносто. Инга со стоном закрыла лицо руками. Она успела заметить, что «Мерседес» не отстал, а даже приблизился. Олег уже просто не мог смотреть в зеркала, ловившие дальний свет. Из-под колёс «Форда» на «Мерседес» хлестало воды не меньше, чем с неба. С неба же лило так, что казалось – машины мчатся не по Москве, а по дну морскому.
– Сколько их там? – прохрипела Инга, опустив руки.
– Не знаю!
– Чего хотят?
– Крови.
– Твоей?
– Возможно, что и твоей.
– Вот это у них не выйдет!
Достав мобильник, Инга набрала номер. Ей ответили сразу. Она вскричала:
– Серёжка, я погибаю! Честное слово! Меня убить хотят! Чёрный «мерин». Не знаю я! На «Мустанге» по кольцу еду. Не одна, с другом. Ленинский, дом сто двадцать один. Хорошо. Пожалуйста, поскорее!
Оборвав связь, Инга обратилась к Олегу:
– Едем на Ленинский, к Юго-западу. Понял?
– Да.
– Понял или нет?
– Понял, понял.
– Быстро скажи мне, что происходит?
– Много чего.
– Кто они такие?
Этот вопрос был Олегом проигнорирован. «Мерседес», следовавший за «Фордом» как на буксире, внезапно дал три сигнала – длинный, короткий и опять длинный.
– Они хотят нам что-то сказать! – догадалась Инга.
– Я говорю теперь только с шефом, – сказал Олег. Инга поглядела на него как на дурака, но только с насмешкой, без тени паники. Можно было подумать – она о чём-то условилась не с каким-то плевать на неё хотевшим приятелем, а с архангелом Михаилом.
Ни один светофор не функционировал. В пять минут обогнув две трети кольца и нырнув в тоннель под Октябрьской, оба автомобиля чуть не поплыли – стоки не успевали поглощать воду, и она прибывала с каждой секундой. Притормозив на выезде из тоннеля, Олег свернул к затопленной также площади и, подняв на ней два цунами, перед мигающим светофором увёл «Форд» вправо, к Ленинскому проспекту. «Мерседес» занесло при аналогичном манёвре, и он немного отстал.
На Ленинском светофоры также мигали. Белый свет фонарей кипел на асфальте, как молоко. Олег разогнал «Мустанг» до двухсот.
– Пускай будет триста! – крикнула Инга, увидев, что «Мерседес» опять приближается. – Клади стрелку!
Олег вдавил педаль газа в пол. Пятьсот лошадей под капотом «Форда» храпнули. Покрышки задних колёс прогрызли асфальт на полсантиметра, потом сцепились с ним. Руль бешено загудел в побелевших пальцах Олега. Глаза его захлестнуло режущим светом. Ему почудилось, что «Мустанг» опрокинул ночь, наполненную огнями, и те посыпались на него. Инга продолжала смотреть назад. «Мерседес» ценой предельного напряжения колоссальных ресурсов своего двигателя не позволил «Форду» мгновенно выскользнуть из лучей своих мощных фар, однако и «Форд» не дал ему сократить дистанцию. Три мгновения они шли на равных, затем «Мустанг» доказал своё превосходство. Его мотор, взяв дикие обороты, работал ровно. Двигатель «Мерседеса», развив такие же, засбоил, а потом и вовсе начал захлёбываться.
– Олег, Олег, мы их сделали! – взвыла Инга, запрыгав. – «Мустанг» – красавец! «Мерседес» – в жопе! Сбрасывай скорость, а то проскочим ещё!
Олег убрал ногу с педали газа. Кромешный свет, слепивший ему глаза, рассыпался на огни, и он вновь увидел пенящийся асфальт, фонари, витрины и «Мерседес», молотящий светом в зеркала «Форда». А Инга всё никак не могла унять душивший её восторг:
– Мы сделали их! Мой «Фордик» – красавец! А «Мерседес» – консервная банка с тухлой помойки!
– Этот Серёжка был у тебя? – спросил Олег.
– был. Надеюсь, ты не ревнуешь?
– Он, вообще, кто?
– Да можно сказать, никто. Но он их замочит.
– Дом будет слева?
– Да.
– Подъездов в нём сколько?
– Восемь. Я живу во втором.
– Во втором откуда?
– Ну, от того конца.
– На подъездной двери какой замок?
– Электронный. Ключ к нему прижимаешь, и он пищит.
– Ты бегаешь хорошо?
– Смотря от кого.
– От пули.
– По настроению.
– Значит, так, – вдумчиво прищурил Олег глаза, – въезжаем во двор, бросаем машину перед восьмым подъездом и со всех ног бежим к твоему. «Мустанг» загородит дорогу «Мерсу». Но если ты от меня отстанешь хоть на полшага, мы не успеем открыть подъездную дверь. Тебе всё понятно?
– А ты мне что, командир? – возмутилась Инга. – Ты меня хоть раз трахнул в жопу, чтоб мной командовать? Импотент!
Олег промолчал, вглядываясь вдаль. Там уже мерцали огни окружной дороги. Люто горели и глаза Инги.
– Да где твой дом? – запаниковал Олег.
– Так мы мимо него едем! Ты что, не видишь?
Олег, ругнувшись, ударил по тормозам и рванул руль влево. «Форд» занесло. «Мерседес» прошёл метров сорок юзом и, развернувшись со шквалом брызг фарами к «Мустангу», который ещё вертелся, быком попёр на него. Раздались два выстрела. Одна пуля пробила багажник «Форда», другая – диск.
– Немедленно прекратите! – взвизгнула Инга, как будто кто-то мог её слышать, кроме Олега. Тот, между тем, укротил «Мустанг» и погнал его в тёмный двор длиннющего дома. Перед ближайшим к углу подъездом затормозил. На этот раз – мёртво.
– Фары, …, фары! – крикнула Инга, уже поставив ногу на тротуар.
– Долбаный сарай, – бормотал Олег, отчаянно нажимая кнопки на самолётной панели «Форда». Инга с матерной бранью нажала нужную.
– Я таких мудаков ещё не встречала!
Выпрыгнув, они побежали к первым подъездам. Навстречу им бежали ручьи. Имей «Мерседес» чуть более слабые тормоза – он снёс бы «Мустанг», оставленный посреди дороги. Решётка первого и задний бампер второго соприкоснулись, но без удара. Из «Мерседеса» выскочили четыре бойца. Достав пистолеты, они помчались за беглецами. Те уже улучшили мировой рекорд по скорости бега на стометровку. Вдогонку им загремели выстрелы. Они вряд ли были прицельными, так как «Мерс» упёрся фарами в «Форд», однако стрельба велась, безусловно, на поражение.
– Ах, козлы тупые! Уроды! Сволочи! – завопила Инга, остановившись и выхватив из кармана «Люггер». – Сейчас я вам покажу, как в меня стрелять! Вы у меня кровью умоетесь!
У Олега волосы встали дыбом, хоть были мокрыми. Схватив Ингу, он выкрутил пистолет из её руки. Получил по роже. Дал сдачи. Самый проворный из догонявших, слишком поздно заметив грохнувшуюся Ингу и не успев перепрыгнуть через неё, лицом пропахал асфальт. На этом его проблемы не завершились. Олег, припомнив своё футбольное прошлое, с разворота врезал ногой по виску упавшего. Мяч, получая такой удар за двадцать пять метров, сбивает вратаря с ног. Несчастный, давший Олегу повод блеснуть талантом, хоть и загубленным, мог отделаться полугодом реанимации лишь в том случае, если основная часть внутреннего объёма черепа у него была занята несущей конструкцией. Олег, впрочем, не допускал такой вероятности, нанося удар. Он бил, чтобы убить.
Остальные трое преследователей были метрах в пяти от взбешённой Инги, когда она поднялась. Они не стреляли, видя реальную перспективу взять беглецов живыми. Олег бежал уже вглубь двора, где было совсем темно. Инга же, размазав по лицу кровь, продолжила путь к своему подъезду, крича:
– Серёжка, спаси меня! Мочи их, козлов, мочи! По пятнадцать тысяч даю за каждого!
Человек, стоявший под козырьком подъезда, шагнул навстречу ревущей Инге, рискуя быть сбитым с ног, и, жёстко остановив её, процедил:
– Заткнулась!
Инга закрыла лицо руками. Над её ухом прогрохотали подряд три выстрела. После них всё стихло, кроме дождя. Дождь также стихал.
Олег, который застыл напротив подъезда, возле помойки, был потрясён. Серёжка, вне малейших сомнений, стрелял вслепую, если только не обладал какими-то сверхъестественными глазами. Но ни одна из пуль, выпущенных им, не сбилась с пути. Более того – тишина свидетельствовала о том, что бандиты были сражены насмерть.
– Их было трое, – сказал стрелявший, опустив пистолет системы «Беретта», – теперь уж, Инга, я тебе ничего не должен.
Инга утёрла слёзы.
– Базара нет. Ты Олега, часом, не пристрелил?
– Откуда я знаю? Что ещё за Олег?
– Я здесь, – промолвил Олег. Убрав пистолет в карман пиджака, он пошёл к подъезду. Серёжка с Ингой, стоя под козырьком, закуривали. Серёжка – бледный шатен со злыми глазами, был чуть повыше Олега ростом, малость потоньше его и, судя по взгляду, капельку подурнее Инги. Он весь дрожал. Рубашка и джинсы, насквозь намокнув, липли к его костлявому телу. Шнурки кроссовок были развязаны.
– Ты чего шнурки-то не завязал? – со смехом спросила Инга, весьма уверенно запуская руку в штаны Серёжки. Тот, сунув шпалер за пояс, проговорил:
– Не успел. А потом забыл.
– Ты так торопился меня спасать?
– Да, ты мне нужна.
– Зачем это я нужна тебе, интересно?
– Для дела. Ты представляешь – стою сегодня, курю на большом мосту – ну, который около Красной площади, и вдруг вижу – менты подруливают на «Ауди»! Три мента с калашами, в бронежилетах! А у меня за пазухой – мокрый «Вальтер». Пришлось его…
– Ты что, совсем идиот? – взбеленилась Инга. – Я не полезу в Москву-реку за какой-то сраной хлопушкой!
Серёжка выдернул руку Инги из своих брюк.
– Ну и пошла на …! Везите меня домой! У меня озноб начинается.
– Ты пешком, что ли, прибежал?
– Меня друг подбросил. Мы с ним вместе живём.
– У вас романтик? Ха-ха! Олег, подгони-ка «Форд».
– Сперва трупы надо убрать с дороги, – сказал Олег, – твой «Форд» их не переедет. Он слишком низкий.
– Вот и займись очисткой дороги. А мы пока в подъезде погреемся.
– Нет, спасибо, – мягко отказался Серёжка, – лучше помёрзну. Зато услышу легавых раньше, чем они двор оцепят.
– Не поняла! С каких это пор ты начал со мной бояться легавых?
– С тех самых пор, как все твои дружки сели.
– Олег, давай «Люггер», – вздохнув, потребовала спортсменка, – я его этой суке в жопу засуну и покручу!
– Иди и убирай падаль с дороги, дура! – крикнул Серёжка, толкнув её. Она разозлилась.
– А ты тут будешь дрочить?
– Пошла, я сказал!
И Инга пошла с Олегом убирать трупы. Каждый из них оказался весом не меньше ста килограммов. Чтобы перетащить их на тротуар, пришлось попотеть. От Инги, молча глотавшей слёзы, толку особо не было. Олег бы справился и один не менее быстро. Он пожалел, что не отказался от содействия Инги. Дождь стих совсем. Только с веток капало.
– Ты ударил меня, – напомнила Инга, когда, закончив, шли к «Форду», – ты мне разбил нос и рот! У меня вся рожа в кровище. Это за то, что я послала всех в жопу ради тебя и ради тебя рисковала жизнью?
– Инга, я это сделал нечаянно, сгоряча, – объяснил Олег.
– Мне всё равно больно! Я очень злая.
– Инга, ты первая начала!
– Ещё у меня с ментами будут проблемы. Менты узнают, что я причастна ко всему этому. А бандиты знают уже!
