Григорий Александрович Шепелев
Шеф
– Ну, говори тост.
– Я хочу сказать, что… – начал Олег. И тут бокал выскользнул у него из пальцев.
– Ну, идиот! – восхитилась Инга и, покачав головой, прибавила: – Знаешь, если бы ты бокал с португальским ромом уронил в реку, я бы за ним нырнула! Даже в вечернем платье от Кристиан Диор.
Бокал уцелел. По скатерти расползлось пятно.
– Господи! Он сам здесь! – на резком выдохе прошептал Олег, едва шевеля губами.
– Да кто здесь? Кто?
– Шеф здесь! Шеф!
– Шеф? Чей?
– Твой.
– И где он сидит?
– За столиком у окна.
– Красивый мужик, – заметила Инга, щуря глаза на шефа.
– Да, ничего, – произнёс Олег. Тут же встав, он поспешил к столику у окна.
Шеф сидел один, любуясь Тверской. Курил. Перед ним стояли бутылка «Шато-Лафит», голубой бокал, наполненный до краёв, и пепельница с окурком.
– Я объявляю тебе войну, – промолвил Олег, приблизившись. Шеф скучающе поглядел на него и бросил:
– Ну и мудак.
– Это всё?
– Да, всё.
– Тогда сам мудак!
Тоскливый взгляд шефа опять скользнул по Олегу.
– Тебе, Олег, никакой войны со мною не выиграть.
– Почему?
– Ответ очень прост: никто, кроме тебя, этого не хочет. Кэсси сама не знает, чего ей надо. Она – пугливая истеричка. Поорёт и затихнет. Не в пример ей, прочие твои собратья по разуму мыслят здраво и соответственно своему уровню развития. Им ведь важно, чтобы имелся тот, кого всегда и везде можно обвинить во всех неудачах! Если я упаду, кого проклинать? Друг друга? Тогда начнётся смертоубийство. Самих себя? Начнётся самокопание, и наружу вылезут черви размером с тираннозавров. Вдобавок, ни для кого уже не секрет, что Кэсси не погнушалась предательством, точно зная, что моя смерть от руки главного блюстителя милосердия будет страшной и неизбежной. На фоне этого обстоятельства подойдёт ли тебе если и не лавровый, то терновый венец? Едва ли. Нет, нет, мой друг, не найдёшь ты себе союзников для такой войны! А один не справишься.
– Ну, конечно! Не всё так просто, как тебе кажется, – возразил Олег, усевшись напротив своего собеседника.
– А какие ты видишь сложности?
– Кэсси знает, чего ей хочется. И она с этого пути не свернёт.
– Откуда ты знаешь?
– Мне ли её не знать! У нас с ней – один диагноз.
– У неё нет никаких болезней, кроме астигматизма.
– Господин чёрт! Я жрал по утрам овсянку не один месяц и досконально знаю, на основании каких факторов ставят маниакально-депрессивный психоз.
Шеф задумчиво пригубил вино. Потом погасил окурок. Официант сменил пепельницу.
– И что?
– Если ты сумеешь убрать её – ничего. Если нет – она уберёт тебя.
– А ты мне её поможешь убрать?
– А зачем мне это?
– А зачем хочешь.
Олег внимательно поглядел на шефа. Тот сделал ещё глоток из бокала и продолжал:
– Она меня не обманывала. Она действительно была беззащитной, скромной, забитой. Когда глядишь на такую девушку, возникает чувство, что если её избавить от этих качеств – гадкий утёнок станет прекрасным лебедем. Я об эту иллюзию обжигался тысячу раз! Скромность уступает место развязности, беззащитность – припадочной агрессивности, а забитость – потребности унижать. И ничему больше. У Кэсси вдобавок ко всему этому обострился её природный максимализм. Так ты полагаешь, это шизофрения?
– Маниакально-депрессивный психоз.
– Ого! Ну это уж вообще ни в одни ворота не лезет. Да её нужно незамедлительно пристрелить, как бешеное животное, чтобы она перестала мучить себя, меня и других! Иначе другие поступят с ней куда жёстче. Тот, кому она навязала необходимость фронтальной стычки со мною, взбешён её дурацким демаршем ещё сильнее, чем я.
– Как? Ещё сильнее?
– Конечно! В миллион раз! Когда она явилась к нему с вагонами информации и призывом немедленно распылить меня на протоны и электроны, он попытался её унять. Она от него сбежала. Он пустил за ней свору гончих. Она их передушила – я много лет учил её живодёрству. Он предложил мне объединиться против неё. Я не согласился. Точнее, не предложил, но если бы предложил – я бы обязательно отказался. У меня принцип: свои ошибки исправлять своими руками. Ты можешь как-нибудь притащить её в Гнилой Яр?
– В Гнилой яр? Зачем?
– Дело в том, что я только там смогу её ухандокать. Ведь я любил её в миллиард раз больше, чем самого себя, во всех своих ипостасях! И научил тому, чего не умею. Так что, она сильнее меня. А там…
– А там у тебя триллион любовниц, каждая из которых имеет столь же великолепное образование? – перебил Олег.
– Нет, только одна.
– Она только там может находиться?
– Нет, она только там может убивать.
– А почему так?
– А потому, что там её совесть спит крепким сном.
Осушив бокал, шеф остановил бежавшую мимо официантку.
– Можно заказать кофе?
– Конечно. Какой желаете?
– Чёрный.
– А мне, пожалуйста, водки, – сказал Олег, – триста грамм. И тоник.
Официантка кивнула и убежала. Проводив её взглядом, шеф до краёв наполнил бокал. Олег поинтересовался:
– А ты запасся третьей любовницей на тот случай, если вторая выйдет из-под контроля?
– Конечно, нет! Только идиоты бабами запасаются. Это скоропортящийся продукт.
– В холодке хранится сколько угодно.
Шеф огляделся по сторонам, как будто ища кого-то. Увидев его глаза под чуть-чуть другим углом света, Олег заметил, что блеск у них нездоровый. Как после дозы транквилизаторов. Но смотрели они тяжело и зорко, по-волчьи. Олегу вдруг захотелось встать и уйти, оставив и шефа, и одиноко пьющую Ингу, и всё, что стало для него важным и интересным во второй половине его так нехорошо сложившейся жизни. Уйти, подняться на какой-нибудь мост – но не над рекой, а над рельсами, и смотреть на рельсы. Смотреть, смотреть.
– Ну что, мы договорились? – напомнил о себе шеф, пригубив вино.
– Я уже сказал тебе – она знает, на что идёт, – ответил Олег, закуривая.
– И что?
– Нельзя останавливать человека, который знает, на что идёт, если он идёт на верную смерть.
– Ах, вот оно как!
– Можно отравлять человеку жизнь, если очень надо, но отравлять человеку смерть – это уже полное скотство, – блеснул Олег своим афоризмом.
– Значит, ты сам себя считаешь скотиной?
Олег очень удивился.
– Я? Почему?
– Потому что ты отравил мне смерть, недоумок! – заорал шеф, с такой силой грохнув кулаком по столу, что полсотни людей повернули головы. – Ты и сто миллиардов таких, как ты! Я был первым, кто предпочёл ужасную смерть прекрасному рабству! Я никого не звал за собой! Я стремился к смерти, как к обожаемой, долгожданной женщине. Я мечтал умереть один. Но вы на меня взглянули и потащились за мной, как стадо овец! Отогнать вас не было никакой возможности. Я стал делать из вас людей, чтобы мне было не так противно умирать с вами. А вы за это начали меня проклинать! Чем больше я давал вам свободы, жажды познания и возможности удовлетворять её, тем страшнее были проклятия. Твою мать! Свобода вам не понравилась? Я уже тебе говорил, что свободу надо любить как женщину, а не лапать, как проститутку возле пивного ларька, иначе она ощутит себя таковой и попросит платы, что и произошло! Теперь всё понятно? Или ещё остались вопросы?
И шеф опять обрушил кулак на стол. Десятки людей опять на него взглянули и отвернулись. Олегу хотелось встать и зааплодировать. Он бы, может быть, так и сделал, но появилась официантка с водкой и кофе. Дико уставившись на неё, шеф крикнул:
– Кто ты такая? Что тебе надо?
– Я принесла вам кофе и тоник с водкой, – пролепетала официантка. Поднос, который она держала обеими тонюсенькими ручонками, задрожал. Шеф провёл ладонью по лбу. Его взгляд потух, стал растерянным.
– Кофе? Водку? Ах, да, простите. Спасибо.
Девушка начала разгружать поднос, с опаской косясь на шефа. Олег, тем временем, обратился к ней:
– Извините, как вас зовут?
– Марина.
– Мариночка, ты не хочешь провести вечность на подоконнике?
– Где, простите?
– На подоконнике.
– Не хочу, – призналась официантка, поколебавшись. Олег обрадовался.
– Отлично! Значит, я должен нарисовать тебя.
– И что тогда будет?
– Лувр.
Марина молча ушла, стуча каблуками. Шеф улыбнулся и закурил.
– Давно у тебя заскоки? – спросил Олег, налив себе водки с тоником.
– Нет, недавно. Всё из-за этой суки. Из-за неё… Вот чёрт, забыл заказать мороженое!
Поднявшись, шеф побежал за официанткой. Пристально поглядев ему вслед, Олег осушил бокал, достал из кармана пистолет Инги, пересчитал патроны, убрал его и опять налил себе водки. Когда он ставил опорожнённый бокал, шеф уже сидел за столом. Перед ним стояло мороженое.
– А если я откажусь тебе помогать, ты что будешь делать?
– Я буду думать, что ты её ненавидишь.
Олег вздохнул, собираясь с мыслями. Шеф спросил:
– Ты хочешь мороженое?
– Пошёл ты! Сам его жри.
– Ого!
Олег продолжал, закипая злостью:
– Что ты мне тут спектакль устроил? Думаешь, я не знаю, почему ты не можешь справиться с Кэсси и чем она тебе отравляет жизнь? Причина одна: она тебя не боится. Слышишь, ты, гадина? Не боится! Что ты уставился на меня и молчишь? Крыть нечем? Я бы тебе сказал кое-что ещё, но ты слов не стоишь. Мне даже думать о тебе тошно, не то что спорить с тобой и руки об тебя пачкать! Но я испачкаю. Я избавлю мир от проклятия! Это будет легко. От тебя уже несёт мертвечиной. Ты улыбаешься, но ты кончился! Ты – никто, потому что и я тебя не…
– А их?
Переместив взгляд туда, куда смотрел шеф, Олег побелел. К нему от дверей направлялись двое. Одеты были они с иголочки, но не броско. При одном взгляде на их бесстрастные, мужественные лица легко было догадаться, что эти два джентльмена – из органов. Не из тех, названия коих малокультурные люди употребляют с целью придать больше веса своим словам, а из государственных. Олег, усматривавший прямое функциональное сходство половых органов человека с любыми органами урода по имени Государство, меньше всего на свете желал встречаться с последними. Но бежать уже было поздно.
– Олег Михайлович? – уточнило одно из официальных лиц, приблизившись к нему слева. Другое подошло справа. Олег небрежно кивнул. Подошедший слева сунул ему под нос и сразу убрал удостоверение.
– Вам сейчас придётся проехать с нами.
– А постановление на арест?
– А мы вас не арестовываем, – заметил стоявший справа, – мы вас пока даже и не задерживаем, хотя для задержания человека не требуется никакого постановления. Нужен лишь милиционер, а повод найдётся. Только к чему всё это? С вами хотят всего лишь поговорить. Разговор займёт не более часа.
– И где он будет происходить, этот разговор?
– Олег, да какая разница, где тебе выбьют зубы, сломают нос и проткнут кишки обломками рёбер? – воскликнул шеф. – Тебе это важно, что ли?
– Чего они от меня хотят? – прошептал Олег.
– А то ты не знаешь! Тайну рулетки.
Лицо Олега стало очень довольным. Его рука потянулась к внутреннему карману смокинга, но сотрудник, стоявший справа, перехватил её и сжал так, что она вся одеревенела. Его напарник стиснул другую руку. Выбора не было. Олег вскрикнул:
– Шеф! Защити меня! Я согласен!
– Да без проблем, Олег, – улыбнулся шеф. – Господа, будьте так добры – отойдите от нас на пару шагов, набейте друг другу морды и удалитесь. Только смотрите, не зашибите кого-нибудь!
Отпустив Олега, защитники государства переместились на середину зала и принялись молотить друг друга с таким усердием, что не только вскочившие посетители, но и весь персонал, включая охранников, весьма долго следил за боем, разинув рты и не двигаясь. Потом публика оживилась. Наиболее яркие моменты дуэли стали сопровождаться аплодисментами, женским визгом и деловитыми комментариями экспертов в области бокса. Только когда лица драчунов распухли и посинели до абсолютной неузнаваемости, охранники ресторана решили вспомнить, за что им платят по сорок долларов в день, и оба смутьяна были бесцеремонно вышвырнуты на улицу, по которой как раз проезжал патрульный автомобиль. Вся публика вновь уселась, наперебой обсуждая произошедшее. Две уборщицы стали отмывать пол от кровавых пятен.
– Ну что, Олег, ты доволен? – полюбопытствовал шеф, поднося к губам чашку кофе. Олег подумал и сказал:
– Да.
– Напрасно, мой друг! Дураку понятно, что их коллеги знают твой адрес.
– И что же мне теперь делать?
– Рассчитывать на меня. А что тебе ещё делать-то?
– Водки хочешь? – спросил Олег, помолчав. Циничный взгляд шефа стал изумлённым.
– Да у тебя, Олег, совсем ума мало! Кто ты такой, чтоб я с тобой пил?
– Я тот, кого ты сейчас унизил, чтоб быть униженным.
Шеф прищурился.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Что ты с ней не сможешь ничего сделать, пока она тебе не изменит.
– Ой, намудрил! Ну и намудрил! Добрый день, гражданка Лопухина.
– Привет, – отозвалась Инга, тяжело плюхнув попу на стул, выдвинутый шефом. – А это что за двое уродов к вам подходили и почему они друг другу морды расквасили?
Было более чем заметно, что Инга выхлебала весь ром.
– То были мои охранники, – сказал шеф, – я пообещал им, что тот из них, кто побьёт другого, получит в жёны Ингу Лопухину.
– Ни фига себе! – воскликнула Инга, расхохотавшись. – А ты меня, вообще, спросил?
– Нет.
– А почему нет?
– Селекционер ничего не спрашивает у тех, кого скрещивает.
– Я тебе что, кролик? – взвизгнула Инга, шутливо стукнув шефа по лбу. – Олег, чего ты молчишь? Ты слышал, кем он меня считает?
– Если бы он считал тебя кроликом, ты бы его не интересовала как селекционный материал, – заверил Олег, – он выводит кроликов из других животных.
– Не понимаю, как можно получить кролика, скрестив женщину с носорогом?
– Да очень просто. Ты похожа на кролика, но ешь мясо. А носорог – животное травоядное, хоть и злобное. Результатом скрещивания вполне может стать полноценный кролик.
Инга кивнула и обратилась к шефу:
– Можно узнать ваше имя, сэр?
– Моё имя – Шеф.
– Ах, Шеф? Обалдеть! По виду не скажешь. Рожа интеллигентная. Я, когда на тебя смотрела, думала – иностранец. А оказалось, просто ублюдок.
– Одно другое не исключает, – возразил шеф, – ублюдков везде хватает. Впрочем, таких, как те, чью кровь сейчас оттирали с пола, едва ли встретишь даже на островах. Я не представляю, как они вообще могли появиться?
Шеф глубоко задумался, просто так крутя колёсико зажигалки.
– Говори быстро, откуда ты? – приказала Инга, наполнив водкой бокал Олега.
– Из Аргентины.
– Ой, красота! Рио-де-Жанейро!
– Буэнос-Айрес, – поправил шеф, – Рио-де-Жанейро – это Бразилия.
– Да? Возможно. Я в географии не сильна, хотя не бывала разве что в Антарктиде. Зато я вижу людей насквозь.
Глотнув из бокала, Инга продолжила:
– Никакой ты не аргентинец. И не бразилец. Ты – обычный бандит. Уркаган. Мокрушник. Из-за таких, как ты, у меня вся жизнь летит кувырком! И нечего на меня смотреть такими глазищами! Хоть прожги меня ими, хоть прямо здесь сорви с меня всю одежду и искусай мне всё, до чего достанешь, а потом вылижи – я не буду с тобою трахаться! Понял?
– А ты уверена?
– Он ещё на что-то надеется! Ох, и сволочь! Ох, и наглец! Но я хорошо тебя понимаю. Ведь я сама от себя тащусь, когда кручусь голая перед зеркалом! Номера Плейбоя с моими фотками разлетаются, как горячие пирожки на школьном дворе. А есть ведь ещё нюансик! Все видели меня голой, но не все знают, что я умею делать в постели. Да и не только в постели, но и, например, под столом… Под таким, как этот! Лучше тебе об этом не знать, иначе твои глаза ещё ярче вспыхнут. Ох, и глаза! Прикуривать можно. Круче моих! А, впрочем, я передумала.
– Да?
– Сказать, почему?
– Не надо.
– Я вдруг тебя захотела. Я очень сильно хочу тебя! Мне неважно, хорош ли ты как мужчина. Об остальном я вообще молчу. Мне плевать на всё!
Допив водку, Инга закашлялась, взяла ложку и запустила её в мороженое. Прикончив его, утёрла губы салфеткой и прошептала:
– Шок! Я влюбилась.
– Инга, уймись, – попросил Олег.
– Олег, не могу! Я его люблю. Я просто схожу с ума! Ну что он молчит? Я сейчас разденусь, я подползу к нему голая и я буду любые его желания исполнять, лишь бы не молчал!
– Ты соображаешь, что говоришь? – отчеканил шеф.
– Зачем тебе это знать?
– Ответ очень прост. Если мы с тобой проведём волшебную ночь под этим столом, а утром ты меня спросишь, кто я такой и что мне от тебя надо, моя душа захлебнётся кровью.
– Ну и скотина! – пробормотала Инга, облизав губы. – Олег, ты слышал? Он издевается надо мной! Но я его трахну. Я всё равно его трахну. Только сперва я должна сходить в туалет, а не то волшебная ночь будет сильно пахнуть блевотиной. Шеф, а шеф! Проводи меня!
– Может ли слепой провожать слепого? – обеспокоился шеф. – Не оба ли вляпаются в дерьмо?
– Ты и есть дерьмо!
– Немедленно встань и иди в туалет одна, – негромко и мягко произнёс шеф. Инга моментально вскочила и удалилась ровной походкой. Шеф закурил. Сказал:
– Повезло тебе! Очень интересная девка.
– Чего ещё ты от меня хочешь? – вспылил Олег. – Ведь я согласился!
– Ты согласился вылечить зуб.
– Какой ещё зуб?
– Который болит. Когда ты идешь к врачу, чтобы запломбировать зуб, который болит, врач этим не ограничивается. Он лечит тебе ещё зубов пять, хотя ты не чувствуешь проблем с ними. Но врач их видит, эти проблемы. Пожалуйста, принесите счёт!
Последняя фраза адресовалась официантке, которая обслуживала соседний стол. Помолчали.
– Нина сейчас работает вместо Кэсси? – спросил Олег.
– Да. Она теперь постоянно рядом со мной.
– Она знает, что ты по-прежнему любишь Кэсси?
– Вот уж не знаю! У меня нет привычки лезть людям в души. А ты, я вижу, этим страдаешь.
– Нет. Я ничем таким не страдаю. Я просто хочу понять, чего ради ты лечишь зубы покойнице?
– Вот опять ты задал вопрос, на который нет прямого ответа. Скажу одно: от неё пока не смердит. Засмердит – позову могильщика.
Подошла Марина со счётом. Шеф расплатился с нею наличными.
– В этикетки не превратятся? – съязвил Олег.
– Да будет тебе по вере твоей.
– Ой, какие классные этикетки! – подпрыгнула от восторга Марина и, продолжая визжать, но уже без слов, побежала показывать этикетки своим коллегам.
– Всё, мне пора, – сказал шеф и встал.
– Тебя подвезти? – спросил Олег.
– Нет. Бензина не хватит. Я прогуляюсь.
Олег глазами проводил шефа до двери и перевёл взгляд на улицу. Из «Национали» никто не вышел. Вернулась Инга. Выглядела она так себе, но была заметно трезвее, чем десять минут назад.
– Ты какого хрена сидишь за этим столом? – спросила она поднявшегося ей навстречу Олега.
– В окно решил поглядеть. А ты расплатилась?
– Да. Поехали отсюда к чёртовой матери!
– Ты знаешь, я не спросил у шефа, где его мать.
– Чего? У какого шефа?
Олег не успел ответить. К ним подошёл любезный метрдотель. Извинившись за драку, он поинтересовался, всё ли понравилось. Олег с Ингой поблагодарили его и вышли из ресторана. В машине Инга сказала:
– Слушай, Олег! Меня грызёт чувство, что мы сюда приезжали только затем, чтобы встретиться с кем-то, и этот кто-то тут был, но мы с ним не встретились! И я даже не представляю, кто бы это мог быть.
– Ты ещё бутылочку засоси, так сразу представишь, – сказал Олег и завёл машину. Он напряжённо думал о чём-то. Инга достала зеркальце.
– Что ты видишь? – спросил Олег.
– Проблёванную кобылу. Кстати, Олег, ты можешь нарисовать меня голой, верхом на лошади? Ну, чтобы я была как леди Джозиана в фильме «Человек, который смеётся»?
– Да.
– А где возьмём лошадь?
– Лошадь мне не нужна. Я её и так нарисую.
Бледно-зелёное лицо Инги порозовело. Видимо, её замысел нравился ей всё больше. Заметив это, Олег сказал:
– Заедем в Трёхпрудный? Это недалеко отсюда.
– А что там делать?
– Там живёт мой дружок. Я к нему зайду на десять минут, а ты посидишь в машине.
– Дружок?
– Дружок.
– Ну, давай заедем.
Выполнив разворот из правого ряда, Олег поехал к концу Тверской. Движение было плотным, но без заторов. Он уточнил, чтобы Инга не передумала вдруг:
– А какой породы будет лошадка? Пони?
– Какая пони? Должна быть большая лошадь!
– Договорились. Будет большая лошадь.
– Я принесу альбом с породами лошадей.
– Хорошо. Неси.
Промелькнула Пушкинская. На полпути между нею и Триумфальной Олег опять совершил довольно рискованный разворот. Извилистым закоулком проехав с Тверской в Трёхпрудный, он остановил «Форд» во дворе дореволюционной пятиэтажки жёлтого цвета. Она имела восемь подъездов с певучими покосившимися дверьми и стёсанными ступеньками. Более современных домов в переулке не было. Его сонная тишина отзывалась в сердце сладкой тоской по давно ушедшим десятилетиям. Солнце в дымке светило здесь как-то ласковей, чем везде. Грай местных ворон казался особенно выразительным. С бородатым дворником, подметавшим двор, хотелось разговориться. Впрочем, всё это ощутила Инга, а не Олег, до крайности возбуждённый каким-то замыслом. Заглушив мотор, он выскочил из машины, вбежал в подъезд, поднялся по гулкой лестнице на второй этаж и остановился перед одной из дверей.
Тут его решимость начала таять. Искать звонок в полумраке было рискованно – пахло краской. Здесь всегда пахло краской, более или менее сильно. Какой-то редкой, давно уже не производящейся краской. Прошлое забывается порой так, что ни взгляд, ни голос прежде любимого человека, ни обстановка, ни смерть, ни книги не пробивают стену забвения. А вот запах – другое дело. От столкновения с запахом летишь в прошлое кувырком, цепляясь за что попало и вырывая это всё с корнем. Поэтому Олег и стоял целую минуту, опустив руки. Затем он всё-таки постучал.
Ему открыл парень лет двадцати пяти – небольшого роста, худой, взъерошенный. На нём был спортивный костюм. При виде Олега глаза этого спортсмена едва не вылезли из орбит.
– Ого! Вот это сюрприз…
– Можно мне войти?
Парнишка посторонился. Олег вошёл и, не рассчитав силу, так хлопнул дверью, что с потолка посыпалась штукатурка.
– Ой, извини.
Хозяин лишь улыбнулся и запер дверь. Он, видимо, только что возвратился из магазина – на табуретке в прихожей лежал набитый чем-то пакет. Его тщательно обнюхивал маленький чёрный пёс, поставив короткие свои лапы на табуретку. Он даже не повёл бровью при появлении незнакомца, то есть Олега.
– Как дела, Ромка? – спросил последний, протягивая хозяину руку. Тот произнёс, едва прикоснувшись к ней:
– Так себе. Ты по делу? Ах, да, конечно! Ну что за глупый вопрос я задал? Ты не по делу даже в окно не выглянешь, что уж тут говорить про приезд к кому-то! Пошли на кухню. Я пиво как раз купил.
Олег не стал возражать, хотя ему не хотелось идти на кухню. Он там курил, когда приходил сюда – то есть, проводил большую часть времени. Любопытный пёс не последовал за своим хозяином и Олегом, даром что те унесли пакет. Сев на табуретку возле окна, Олег убедился, что всё на кухне по-прежнему: табуретка слегка скрипит, линолеум – в дырах, потолок – в пятнах, стены обшарпаны, кран течёт, старый холодильник гудит, трясясь. Поставив на стол четыре бутылки «Клинского» и убрав пакет с оставшейся в нём буханкой в небольшой шкафчик, Ромка достал из другого шкафчика два стакана. Олег закуривал.
– Я не буду. Ты что, забыл? Я не люблю пиво.
– Точно, забыл. Так ведь за три года и не такое забудешь!
Ножиком сковырнув с одной из бутылок пробку, Ромка понюхал горлышко, сел, наполнил стакан и пригубил пену. Олег смотрел на него. Неужели прошло три года? Ромка ни капли не изменился. А он, Олег, уже не был румяным и атлетичным парнем. Он стал дистрофиком с сединой на висках, морщинками возле рта и ополоумевшими глазами.
– Ромка, я не хотел общаться, так как ничем не мог бы тебе помочь, а ты – мне. Я все эти годы, как ты сам видишь, не устриц жрал на Мальдивах.
– У меня нет к тебе никаких претензий, – ответил Ромка, взглянув на своего пса, который лёг спать, – я, наоборот, даже благодарен тебе за то, что ты не показывался так долго.
– Так ты не рад меня видеть?
– Я дел с тобой иметь не хочу.
Упор был на слово «дел».
– Чем ты вообще занимаешься? – поинтересовался Олег.
– Играю в метро.
Олег совершенно не представлял, как перейти к теме, которая его интересовала. Ромка ему помог:
– А это твоя машина возле подъезда стоит?
– Нет, это машина моей подруги, – сказал Олег, – Ой, кстати, а как твоя?
– Что – моя?
– Подруга. Ну, эта, Верка?
Ромка долго молчал, глядя на Олега. Тот ждал ответа, кроша окурок о подоконник. Потом стал кашлять.
– Так вот зачем ты явился! Ну, хорошо. Я тебе отвечу. Мы с ней расстались.
– Вот как?
– Именно так.
Ромка взял стакан и сделал глоток.
– А из-за чего, если не секрет?
– Да нет, не секрет. Но только сперва скажи мне, из-за чего с ней расстался ты?
– А то ты не знаешь! Я познакомил её с тобою, и ты ей больше понравился.
– Всё ты врёшь, – спокойно возразил Ромка. – Во-первых, ты познакомил её не только со мною. Это через тебя она законтачила с уголовниками. Это из-за тебя у неё вся жизнь пошла под откос. Во-вторых, ты её познакомил со мной из жалости, потому что собрался бросить. Ты сказал ей о том, что я хорошо зарабатываю в оркестре. А когда ты исчез, у неё начались проблемы. Ей грозил срок. Чтоб её отмазать, я продал всё, что у меня было. Когда она поняла, что у меня больше ничего нет, её след простыл. Вот как было дело, друг мой Олег. И никак иначе.
– С чем её взяли? – спросил Олег, помолчав. Осушив стакан, Ромка вновь наполнил его.
– Со шмалью. С полным пакетом шмали. И никакой подставы не было там. Она торговала марихуаной. Ты, Олег, ты втянул её в это дело! Втянул и бросил.
Ромка опять присосался к пиву и высосал его всё, до самого дна, единым глотком. Откупоривая вторую бутылку, тихо продолжил:
– Через полгода она вернулась. Но я уже ничем не мог ей помочь. И чуть не повесился из-за этого. И она ушла навсегда.
Голос Ромки дрогнул. Пиво пенной струёй хлынуло в стакан. Олег закурил. Он отдал бы многое, чтобы только вернуться на четверть часа назад. Вернуться и не стучать, а спуститься вниз и уехать.
– Какая ей нужна была помощь?
– И медицинская, и финансовая. У неё начались проблемы с бандитами.
– Что конкретно произошло?
– Она, как я понял, установила контакты с поставщиками и стала брать героин у них, минуя посредников. То есть, этих самых бандитов. Они, конечно, прошарили это дело. Включили счётчик. Она продала квартиру.
– Квартиру?
– Да.
– Куда переехала?
– Я не знаю. Никто этого не знает.
Олег задумался. Сигарета тлела между двух его пальцев. На его скулах дёргались желваки. Поставив вторую бутылку на пол, Ромка спросил:
– А зачем, Олег, она тебе вдруг понадобилась? Опять решил её затянуть в какое-нибудь болото?
– Ромка, клянусь – у меня и в мыслях такого нет.
– Так значит, тебе понадобились наркотики? Но, насколько я знаю, их сейчас в Москве море. Цена – копейки. За покупателей идёт драка.
– Всё это верно. Но мне нужны особенные наркотики. Только Верка может мне подсказать, где ими разжиться за адекватные деньги.
– Это и я могу подсказать, – уверенно сказал Ромка, сковырнув пробку с третьей бутылки. Олег опешил.
– Ты?
– Я.
– Тогда подскажи. В долгу не останусь.
– Купи наркотики у меня.
«Ему пить нельзя, – подумал Олег. – Надо уходить, а то он ещё с ножом на меня полезет».
– Я не сошёл с ума, – будто прочитал его мысли Ромка, на всякий случай глянув по сторонам и понизив голос, – она тогда оставила мне на хранение семь пакетиков. Товар ценный, я точно знаю. Но мне очень нужны деньги. Если ты платишь, то я отдаю товар.
– А если она вернётся за ними?
– Сказал, плевать! У меня вчера менты отобрали скрипку. Новая стоит дорого. Не играть мне нельзя – потеряю класс. А это – единственное, что у меня осталось. Думаю, ты меня понимаешь.
– Я хорошо тебя понимаю, Ромочка. Принеси мне один пакетик.
Сделав глоток из горлышка, музыкант исполнил просьбу Олега. Пакетик был со спичечный коробок. Олег вскрыл его и достал щепоть содержимого. Посмотрел, понюхал. Сказал:
– Сто долларов.
– За один?
– Конечно.
– Договорились. Но ты занизил цену раз в десять.
– В семь, – признался Олег, вставая. Поскольку денег у него не осталось, пришлось ему бежать к Инге. Та ошивалась около «Форда», глядя по сторонам. По её лицу было видно, что переулок ей нравится.
– Дай, пожалуйста, семьсот долларов, – попросил Олег, приблизившись к ней.
– На что? На наркотики?
– Что за чушь? На семьсот зелёных можно купить вагон чистейшего героина! Зачем мне столько?
– Ты его жрёшь, – процедила Инга, пожав плечами. Олег взмолился:
– Ну дай, пожалуйста, Инга! Не на наркотики! Даю слово!
– Знаешь, Олег, на кого ты сейчас похож?
– Не знаю!
– На мудака, который за дозу говно сожрёт.
– Дай мне денег, – хрипло проговорил Олег, схватив Ингу за отвороты красного пиджака и грубо встряхнув. – Я прямо сейчас тут сдохну, если не дашь! Говорю же ясно, не на наркотики!
Глаза Инги бешено полыхнули.
– Да отвяжись, – вырвалась она, после чего вынула из кармана ворох купюр и, отсчитав семь, дала их Олегу, – пошёл отсюда!
Олег бегом вернулся в квартиру Ромки. Ромка взял деньги, даже не поглядев на них, и, швырнув на стол ещё шесть пакетиков, приложился к третьей бутылке. Она была уж почти пуста. Олег решил принять меры предосторожности. Сняв пиджак, он вывернул его рукава и ножом проткнул на каждом из них подкладку. Сунув в одну дыру четыре пакетика, а в другую – три, он вернул пиджаку естественный вид и снова надел его.
– Большое спасибо, Ромка! Ты даже не представляешь, как меня выручил.
– Очень хорошо представляю. Я не раз видел, как Верка в ломке грызла зубами пол.
Олег не решился протянуть Ромке руку и молча вышел. По лестнице он спускался бегом, задержав дыхание, чтоб не чувствовать запах краски.
– Давай проверим твои карманы, – сказала Инга, встретив его у «Форда». Олег не стал возражать. Инга осмотрела каждый карман его пиджака, рубашки и брюк. Брюки расстегнула. Полезла дальше. Олегу это понравилось.
– Я с тобой не шутки шучу, дурак! – разозлилась Инга, – дело серьёзное!
– Ты ему это объясни.
Закончив осмотр, Инга сказала:
– Чёрт тебя знает, чего ты мутишь! Садись за руль.
– А куда поедем?
– К тебе домой. Я хочу ещё раз взглянуть на твоих любовниц. Может, тогда что-нибудь пойму.
Однако на этом проверки для Олега не завершились. На Профсоюзной, недалеко от дома, его вдруг остановил инспектор ГАИ с таким паскудным лицом, что и человек, минуту назад узнавший о смерти папы-миллиардера, других наследников не имевшего, погрустнел бы при одном взгляде на это чудо природы. Инга передала Олегу техпаспорт «Форда». Олег, опустив стекло, вручил документ инспектору. Тот потребовал у него водительские права. Олег не любил расставаться с ними, так как они достались ему дорогой ценой. Он стал делать вид, что не может их отыскать. Это было глупо. Инспектор насторожился и, получив права, пошёл пробивать их по своему компьютеру. Через три минуты, которые пролетели под обещания Инги всех замочить, Олег подошёл к патрульной машине. Инспектор, взявший права, сидел за рулём, ничего не делая, а его напарник, сидевший рядом, разглядывал фотографию Инги на развороте глянцевого журнала. Это была рекламная фотография. Обнажённая Инга стояла на четвереньках, подставив смуглую попку под хищный взгляд небольшой спортивной машины. Надпись гласила, что «Ягуару» такой-то модификации уступает даже неоспоримое совершенство.
