Гомер
Одиссея. Новый стихотворный перевод Аркадия Казанского

Полная версия

Окружил для защиты от моря ракитным плетнём

Сверху; в дно же различного груза, для тяжести нужной.

Парусины Калипсо, богиня богинь, тем же днём

Крой ему принесла. И устроивши парус, к нему же

Всё его развивать и свивать, прикрепивши к плоту, {260}

Рычагами могучими сдвинул свой плот, поднатужась.

День свершился четвёртый, когда он окончил свой труд.

В пятый день снарядила богиня Калипсо отменно, —

Освежила и баней, одеждой одела, и тут

Три сносила мешка на тот плот, – и один с драгоценным {265}

Был напитком чудесным, другой с ключевою водой,

Третий с хлебом, дорожным запасом и пищей бесценной.

Кончив, та призвала бодро веющий ветер с собой.

Одиссей напряг парус, – попутным он ветром стремился,

Быстро плыл. Сам сидел на корме и могучей рукой {270}

Руль вращая, всё бодрствовал; Сон не спускали ресницы

В очи, их не сводил он с созвездий Плеяд, и к нему

Волопаса, Медведицы, в людях ещё Колесницей

Называемой, близ Ориона свершающей в тьму

Круг, в водах Океана себя никогда не купая. {275}

С ней Калипсо, богиня богинь повелела ему, —

Соглашать путь свой, по морю твёрдой рукой управляя.

Дней свершилось семнадцать, как в море он вышел легко;

В восемнадцатый видимы стали вдали своим краем

Феакийской земли мглистой горы, уж недалеко, – {280}

Чёрным краем на море туманном она вдали реет.

В то мгновенье земли колебатель, покинув покой

Эфиопян, с далёких Солимских высот заприметил

В море синем, – его он узнал; в сердце гнев не утих;

Страшно чёрной кудрявой тряхнув головой, он повеял: {285}

«Дерзкий! Боги, неужто, пока эфиопян родных

Правил, мне вопреки Одиссея спасали неумно?

Не достиг чуть земли феакийской, напастей своих,

Предназначенных свыше увидеть конец; но, безумный,

Всласть успею его, ненавистного, горем наслать», – {290}

Так сказал, и великие тучи поднявши, трезубцем

Воды вспенил и бурю воздвигнул, скликая ветра

Поперечные; облако тёмное вдруг одолело

Море, землю, ночь тяжкая с грозного неба сошла.

Разом Евр и полуденный Нот, и Зефир, и усердный {295}

Пахарь светлый Эфира, Борей, вздыбят море дотла.

Одиссей ужаснулся, – дрожали колени и сердце;

Скорбью взятый, сказал он великому сердцу: «Дела!

Горе мне, что терпеть, наконец, мне назначено вскоре!

Трепещу теперь, видя, – богиня богинь не лгала, {300}

Предсказав мне, пока не достигну отчизны, – я в море

Встречу беды великие, – всё исполняется вслед.

Страшно тучами вдруг обложил кругом небо, на горе

Зевс взбурлил страшно море, и бурю воздвиг, на обед

Ветры встречные скликав. Погибель настала, мне ясно. {305}

Троекратно, стократно блаженны данайцы, без бед

В Трое принявши смерть, угождая Атридам! Прекрасней

Было б, если б погиб, и мне Смерть неизбежна была

В день, как множество сталью окованных копий трояне

Слали разом в меня над Пелидом, сгоревшим дотла; {310}

С честью б был погребён, и была б от ахеян мне слава;

Но судьба мне бесславно-печальную смерть принесла…».

В то мгновенье большая волна поднялась и распалась

Над его головою; стремительно плот подскочил;

Сброшен с палубы, в море упал он стремглав, и ослабив {315}

Руль из рук; повалилась и мачта, сломавшись от сил

Ветров встречных, слетевшихся друг против друга ударом;

Море вдаль унесло вместе с мачтою парус, развив.

Долго так глубина поглощала, и силой отчаясь,

Выйти кверху, давимый напором волны, и стеснён {320}

Платьем, мудрой Калипсо одетым ему на прощанье,

Напоследок он вынырнул, ртом извергая от волн

Горечь вод, и с его бороды, и кудрей речкой полной

Током льющую; в этой тревоге он вспомнил, – где он,

Плот, за ним по волнам он погнался, схватился довольный, {325}

Влез, на палубе сел, избежав страшной Смерти. Вдвойне

Плот бросали туда и сюда взгроможденные волны, —

Словно шумный осенний Борей по широкой стерне

Носит всюду иссохший, скатавшийся густо репейник, —

Морем так беззащитное судно несли на спине {330}

Ветры; быстро Борею его бросал Нот, то, повеяв,

Евр, играя, кидал произволу Зефира скорей.

Одиссея увидела Кадмова дочь, Левкотея,

Прежде смертная дева Ино благородных кровей,

Но богиней тут стала на море, её восприявшем. {335}

Стало жаль Одиссея, гонимого бурей, ковчег.

И, нырком легкокрылым, она поднялась безопасно,

Лёгким лётом на твёрдо сколоченный плот, речь ведёт:

«Бедный! Что Посейдон-колебатель земли, так ужасно

В сердце гневен своём, и тебя так упорно гнетёт? {340}

Но, однако, тебя не погубит он, спрятав под волны.

На себя положись же теперь, зная трезвый расчёт, —

Скинув эту одежду, свой плот уступи произволу

Ветра, бросившись в волны; руками греби, как тюлень,

Вплавь земли феакийцев достигни, – там встретишь и волю. {345}

Покрывало тебе чудотворное дам; ты одень

Грудь, тогда не страшись ни беды, ни волны, что бросала.

Лишь окончишь свой путь, и к земле прикоснёшься, в тот день

Покрывало сними, и немедленно в море бросая

От земли далеко ты, глаза отврати поскорей». {350}

Тут богиня ему подала с головы покрывало,

И вспорхнула в шумящее море она, улетев

Быстрокрылым нырком, и ее глубина поглощала.

Стал тогда в бедах стойкий вот так размышлять Одиссей, —

Скорбью взятый, сказал он великому сердцу устало: {355}

«Горе! Новую ль хитрость замыслив, богиня пока

Гибель гонит ко мне, мне советуя плот мой оставить?

Нет, того не исполню; не близок ещё для броска

Брег земли, где, – сказала она, – мне спасение будет.

Ждать намерен Судьбы, подо мной невредимо пока {360}

Судно утлое; шипом надёжным там связаны брусья;

С бурей бьюсь до тех пор, и с него не сойду я и впредь.

Но как скоро волненье свирепое плот мой разрушит,

Брошусь вплавь, – я иных сам теперь не придумаю средств».

Той порой как рассудком и сердцем он поколебался, {365}

Поднял бездны волну Посейдон, потрясающий твердь, —

Гору страшную, тяжкую, тёмную; сильно попала

На него, – как от быстрого вихря соломы овин,

Хоть окученный, весь разлетается, вдруг разорвало, —

От волны разошлись брусья все. Одиссеем один {370}

Пойман был, им, как конь, убежавший на волю, оседлан.

Сняв богиней Калипсою данное платье, сидит,

Обмотав грудь свою, покрывалом чудесным одетый,

Руки вытянул, плыть изготовясь; отважно, как спрут,

Прыгнул в волны. Могучий земли колебатель при этом {375}

Виде чёрной, кудрявой тряхнул головой: «Теперь тут

Морем бурным поплавай, дружок, на свободе немного;

Люди, милые богу, тебя благосклонно не ждут, —

Будет так! Не останешься мной недоволен, как богом!» —

Так промолвив, умчался, погнав длинногривых коней {380}

В Эгу, где обитал в домах светлых, высоких чертогах.

Дочке Дия, Афине тут мысль пробудилась добрей, —

Повелела всем ветрам, дорогу для них заграждавшим,

Успокоясь, умолкнуть; и мог среди них лишь Борей

Выть, свирепствовать, – волны ж сама укрощала. Бежавший, {385}

Вёсла любящих, богу родны, феакийцев достиг

Одиссей, словно боги, и Смерти и Кер избежавши.

Так два дня и две ночи повсюду шумящим носим

Морем; гибель не раз неизбежной казалась; на третий

Появилась вдруг днём лазурь неба Зарёю над ним, {390}

Успокоилась буря, и на море всё просветлело,

Смолк и ветер. И поднятый кверху волной, он вперёд

Глянул быстро, и сразу увидел он близкую землю.

Несказанною радостью детям спасенье придёт

Жизни папы, сражённого тяжким недугом, всех смертных {395}

Истребившим; злой демон, к нему прикоснувшись, уйдёт,

Вышлет к радости им исцелённого волей бессмертных, —

Одиссей был обрадован берегом, леса стеной, —

Плыл быстрей он, ступить торопился на твёрдую землю,

От неё на таком расстояньи, в каком еле свой {400}

Внятен голос, он шум бурунов между скалами слышал;

Волны пенились, выли, свирепо на берег крутой

С моря бросясь, и был он солёною пеной облитый;

Нету пристани там, ни залива, ни меленьких луж,

Круто берег вздымался; торчали утёсы и рифы. {405}

Одиссей ужаснулся, дрожало и сердце к тому ж;

Скорбью взятый, могучему духу сказал он сердито:

«Горе! Что мне дозволил увидеть нежданную сушь

Зевс? Зачем до неё, пересиливши море, достиг я?

Остров с моря, я вижу, везде недоступен, прости; {410}

Рифы острые всюду; кругом расшибаются дико

Волны, острой стеной воздвигается берег в пути;

Глубоко рядом море, нет места, где было б надёжной

Тверди, чтоб опереться, от гибели верной уйти.

Коль пристать попытаюсь, то буду волною хорошей {415}

Схвачен, брошен на камни зубчатые, тратя назло

Силы; если кругом поплыву, чтоб узнать, не найдётся ль

Где-то берег отлогий иль пристань, чтоб снова свезло, —

Бурей моря я буду похищен, чтоб рыбой набитым

Морем тут, вопиющего жалобно вдаль унесло, {420}

Иль чтоб демон враждебный, какого из чуд, Амфитритой

В море спрятанных, мне на погибель из бездны приплыл, —

Знаю, против меня колебатель земли, бог сердитый».

Той порой, как рассудком и духом он так рассудил,

Злой волною его на утёсистый берег помчало; {425}

Тело б всё изорвалось, и кости бы бог сокрушил,

Коль богинею светлой Афиной наставлен держаться

Не был; быстро за ближний схватился утёс; весь дрожа,

Ждал, со стоном на камне вися, чтоб волна пробежала

Мимо; та пробежала, грозя на возврате сорвать, {430}

И с утёса отбросила в тёмное море со всхлипом.

Коль коралла из ложа ветвистого силою рвать,

Много камня крупинок прилипнет к неровным полипам

Резким; так прилепилась лоскутьями кожа, где сгиб

Одиссеевых рук; поглощённый волною великой {435}

В бездне моря, судьбе вопреки, неизбежно б погиб,

Но отважность богиня Афина в душе отыскала.

Из волны, устремившейся прямо на камни, от рыб

Плыл он в сторону, взором исследуя землю, – искал же

Где-то берег отлогий иль мелкое место с косой. {440}

Вдруг увидел себя перед устьем реки он зеркальной.

И удобным то место ему показалось, – покой,

Нет камней острых; всюду от ветра являлась защита.

Сразу к богу реки обратился с молитвой такой:

«Кто б ты ни был, могучий, к тебе, столь желанному, ныне {445}

Прибегаю, спасаясь угроз Посейдоновых тайн.

И бессмертные ведь благосклонно внимают молитвам,

Бедам странника, кто бы он ни был, когда виден край;

Мне, потока колена объявшему, много невольных

Бед стерпевшему, сжалься, могучий, защиту подай!» – {450}

Так молился. И бог, укротив свой поток, успокоил

Волны, на море тишь наведя; перед ним же открыл

Устье рек. Тут под ним подкосились колени; безвольны

Руки мощные, – в море и сердце всё исколотил;

Вспухло тело его; ещё носом и ртом извергавший {455}

Воды моря, он пал, наконец, бездыханный, без сил

И без памяти в землю, все чувства свои потерявший.

Напоследок, когда возвратились лишь память, щадя,

Покрывало с груди он, богинею данное, снявши,

Бросил быстро в широкую реку, где в море войдя, {460}

Быстро ткань поплыла по теченью; там Ино немедля

В руки всё приняла. Чуть живой, от реки отойдя,

Пал в тростник и на землю; её целовал он, колеблясь;

Скорбью взятый, сказал он отважному духу нужду:

«Горе мне! Что стерпеть мне ещё, предназначено небом! {465}

Коль на бреге потока бессонную ночь проведу,

Утром иней, и хладный туман, от воды что возникнет,

Там меня, уж последних лишённого сил, изведут, —

Ведь пронзительным холодом веет с реки утром тихим.

Если там, на пригорке, под кровом тенистых ветвей, {470}

Под кустом я засну, то конечно, туда не проникнет

Холод ночи; меня исцелит миротворный скорей

Сон; страшусь, – не достаться бы хищным зверям ненароком», —

Размышлял он; ему, наконец, показалось верней

Выбрать лучшее; в лес он пошёл, от реки недалёко {475}

Росший в поле открытом. Он там по сплетённым ветвям

Выбирает оливы; одна вся в плодах, на другой же

Нет; и в сень их проникнуть не мог ни холодный с утра,

Смрадом дышащий ветр, Гелиос также, знойно сверкая;

Даже дождь не пронзал их ветвистого свода, так там {480}

Густо всё сплетено. Одиссей, угнездившись под краем,

Лёг, вперёд для себя приготовив руками под ней

Ложе мягкое листьев опавших, которых такая

Груда там, что и двое, и трое могли б поскорей

Зимней бурей там скрыться, как сильно б она ни шумела. {485}

Груду видя, обрадован сказочно был Одиссей,

И совсем закопался в слежавшихся листьях на время.

Так в золе головню, не угасшую, пахарь хранит

В поле, дальше от места жилого, где пламени семя

Сохранившись от злого огня, безопасно лежит. {490}

Одиссей, под листами зарывшись, согрелся, и очи

Тут дремотой Афина закрыла ему, чтобы жизнь

Возвратила усталые силы. Заснул непорочно.

ΟΔΥΣΣΕΙΑΣ Ζ
Песнь шестая

Пока Одиссей, спасшийся из бурного моря, спит в лесу, богиня Афина пошла в город феакийцев, живших раньше в Гипересии, по соседству с циклопами, но потом их царь Навсифой увёл от буйного народа, поселившись в Схерии. Афина является царевне Навсикае, дочери царя феакийцев Алкиноя, сына Навсифоя, приняв образ её подруги, дочери морехода Диманта, во сне побуждает царевну отправиться на реку, стирать бельё с подругами и рабынями. Юная Навсикая просит у отца повозку, собирает грязное бельё, и отправляется стирать бельё на реку. Выстирав всё, девушки затевают игры на берегу. Шум игры будит Одиссея, он выходит, нагой, чуть прикрывшись, из леса, являясь перед Навсикаей, подруги которой разбегаются.

Навсикая выслушивает его, просит вымыться, дав одежду, после чего Одиссей выходит перед Навсикаей, как молодой бог. Навсикая кормит Одиссея, предлагает следовать за нею в город. Одиссей изумлён прекрасным городом, кораблями царя Алкиноя. Навсикая предлагает Одиссею подождать, пока она доберётся до дома, – пусть никто не узнает, что царевна привела с собой чужеземца, а то подумают что-то неприличное о ней; затем советует Одиссею самостоятельно следовать к царю, но прежде он должен подойти к супруге царя, царице Арете. Одиссей молится богине Афине, прося помощи в этом предприятии.

Очень стойкий в беде Одиссей отдыхал, переплакав

Сон, усталость. Афина же тою порою сошла

В пышно созданный град феакийцев, любимых богами,

Живших издавна на Гипересских широких полях,

По соседству с циклопами, диким и буйным народом, {5}

И всегда враждовавшим, ведь сила их всех превзошла;

Боговидный их вождь, Навсифой отселил от уродов

В землю Схерии тучную, дальше от кузниц людей.

Там он стенами город обвёл, распахал огороды,

Храм богам их воздвиг, и жилища поставил везде. {10}

Но давно уведён он Судьбою в обитель Аида.

Воцарил Алкиной, многоумием богу сродней.

И к нему в дом пришла сероглазка, богиня Афина;

Сердцем мается, чтобы вернулся домой Одиссей,

В потайную светёлку проникла она, где картинно {15}

Дева спит, на бессмертных похожая станом, и всем,

Алкиноя могучего милая дочь, Навсикая.

У порога дверей две служанки, Харитам совсем

Юным равные спали, и заперты крепко болтами

Двери те. Подойдя к её ложу, богиня стопой {20}

Стала возле её изголовья, и к ней обращаясь,

Образ взяв, морехода Диманта девицы младой,

Славной дочери, дружной с царевною, с ней одногодкой.

Сероглазка, богиня Афина кричит в виде том:

«Видно, мать родила Навсикая, тебя беззаботной! {25}

Не печёшься о светлых одеждах; а скоро придёт

Брачный день, – ты должна и одежду себе приготовить,

Да и тем, кто тебя к жениху молодому сведёт.

Славу сами одежды опрятностью мы наживаем;

Мать, отец веселятся, любуются нами. Пойдём, {30}

Ну, подружка, вставай, мы на реку мыть всё собираем

Утром; я же приду помогать вам, чтоб дело скорей

Кончить. Ты незамужнею девой не будешь, я знаю, —

Много здесь феакийских людей знаменитых кровей

На земле, где сама знаменитою ты уродилась. {35}

Встань, и с просьбой явись к дорогому отцу, – пусть друзей

И повозку, и мулов тебе даст; ты сможешь садиться,

Взяв повязки, покровы и женские платья, чтоб так

Не пешком, как другие, пошла; то тебе неприлично, —

Путь к реке той от стен городских утомит нежный шаг», – {40}

Так сказав, сероглазка Афина стрелой полетела

На Олимп, где обитель свою основали, сверша,

Боги; ветры не дуют, и дождь не шумит охладелый,

Не подъемлет метелей зима; где безоблачный свод

Обливает лазурью, сладчайшим сиянием белым; {45}

Там богов всех блаженных в утехах шёл дней хоровод.

Дав царевне совет, сероглазка туда воспарила.

И, Зарёй золотистою встав, пробуждает восход

Навсикаю от сна. Сновидению та изумилась,

В дом пошла, – о виденье родителей, – мать и отца {50}

Чудном том известить, – их застала в покоях. Трудилась

Мать уже у огня; и круг ближних рабынь, без конца,

Нити пурпура тонко сучили; в дверях отворённых

Повстречался отец; на совет базилевс собрался,

Приглашённый туда феакийцем, умом умудрённым; {55}

Так она говорила, любезно к отцу подойдя:

«Пап, вели колесницу на быстрых колесах точёных

Дать, чтоб я в ней сложила богатые платья, глядя, —

Много их уж нечистых, – отправилась на реку мыть их.

Должно, чтоб, заседая в высоком совете, вождям {60}

И вельможам являлся в опрятной одежде помытой;

Пять сынов воспитал ты, и вырастил в этом дому, —

Два женаты, другие три тоже не будут забыты;

В платьях мытых и свежих, они в хороводы к тому ж

Захотят. Но об этом одна я забочусь в семействе», – {65}

Говорила она; но желанный свой брак, самому

Стыдно ей помянуть; догадался он сам, и невесте:

«Дочка, в мулах тебе, и ни в чём нет отказа. Поди, —

Дам веленье рабам заложить я повозку по чести

Быстробежную; с ней для поклажи и кузов, – клади!» – {70}

Кончив, дал он рабам повеление. И, повинуясь,

Взяли сразу повозку большую, её снарядив,

Мулов вывели, к дышлу, как следует, их пристегнули.

Взяв царевна из терема платья, их в кузов клала,

Всё сложила на этой прекрасной повозке, на мулах; {75}

Мать корзину со всякой едой ей в дорогу дала,

Утоляющей голод; и полный вином благородным

Мех; дала также лакомства ей. В колесницу вошла

Дочь, взяла от рабыни сосуд золотой с благовонным

Маслом, после купанья себя и рабынь натереть. {80}

Бич, блестящие вожжи взяла тут она, и презвонко

Мулов хлещет; затопав, они побежали сильней,

Рысью, быстро увозят и груз, и царевну. И следом

Молодые подруги, служанки пошли все за ней.

Вот к реке многоводной достигли они напоследок. {95}

Были сделаны там водоёмы, – обильной струёй

Выливалась вода там, смывая нечистые беды.

Подойдя, отвязали от дышла усталых ходьбой

Мулов, их по зелёному брегу потока пускали

Сочной, сладкой травою питаться; потом все гурьбой {90}

Сняли платья и в полные их водоёмы сгружали;

Крепко топчут, проворным усердием споря с другой.

Стали платья они полоскать и затем все отжали;

Вымыв, к морю на мелко-блестящих камнях, что порой

В брег морскою волною наносит, их все разостлали. {95}

Искупались, натёрлись елеем одна за другой,

Важно сели на мягкой траве у реки, кушать стали,

Всю одежду оставив, сушить лучезарным лучам.

И, насытив царевна себя и подруг, и служанок,

Звала в мяч их играть, сбросив все покрывала сейчас; {100}

Песню стала сама белокурая петь Навсикая.

Так стрелою охотясь в горах Артемида, подчас

Многоглавый Тайгет и крутой Эримант обегает, —

Кабанов клыконосцев, оленей лесных пострелять;

С ней прекрасные дочери Дия эгидодержавца {105}

Реют нимфы полей, – ими Лето любуется, мать;

Всех превысит она головой, и легко между ними,

Хоть прекрасны они, но прекрасней её не сыскать.

Всех красою девичьей затмила царевна, невинна.

Стали тут, наконец, собираться домой; и в возок {110}

Мулов вновь заложили, и в короб одежды все свили.

Сероглазка, богиня Афина придумала впрок, —

Пробудить Одиссея, чтоб с ним повстречавшись, царевна

В феакийский град славный ему указала мосток.

Тут царевна в подружек мяч бросила, их не задела, {115}

Промахнулась, а мяч в преглубокую воду упал;

Громко все закричали; их крик пробудил Одиссея.

Он поднялся, колеблясь рассудком и сердцем вскричал:

«Горе! Что за народ обитает здесь? Может, здесь царство

Дикарей, иль не знающих правды людей? Повстречал {120}

Смертных милых, боящихся бога в своём государстве?

Слышу, – девичий громкий вблизи мне послышался глас.

Иль здесь нимфы, владелицы гор крутоглавых, опасных,

Иль лугов и истоков речных потаённых. Как раз

Вдруг достиг, наконец, я жилища людей говорящих. {125}

Встану; должно мне всё самому и разведать сейчас».

С этим словом, из чащи кустов Одиссей выходящий,

Лез; потом жиловатой рукою покрытых листвой

Он ветвей наломал, чтоб прикрыть наготу для глядящих.

Вышел, – так, на горах обитающий, силой большой, {130}

В ветер, дождь, на добычу выходит, сверкающий взглядом

Лев; быков и овец он находит на поле, иль в зной

Диких ланей в лесу, и нередко, тревожимый гладом,

Мелкий скот похищать подбегает к пастушьим плетням.

Одиссей так намерился к девам прекрасным, кудрявым, {135}

Подойти и нагой, приневолен нуждою. И сам

Был ужасен, покрытый морскою засохшею тиной;

В страхе все разбежались по брегу высокому там;

Алкиноева дочь не покинула места. Афина

Смелость в сердце вселяет, и в ней уничтожила страх. {140}

Стала та впереди; Одиссей же не знал, что приличней, —

Иль колена обнять у девицы в прекрасных кудрях?

Иль, в почтительном став отдаленьи, молить умилённым

Словом ту, чтоб одежду дала и приют при дверях?

Размышляя, нашел, наконец, он, что было достойней, – {145}

Словом лишь умолять, в отдаленьи почтительном став;

Он обидел бы чистую деву, коснувшись коленей.

Словом нежно-ласкательным он обратился, представ:

«О, богиня, иль дева, колена твои обнимаю!

Коль одна из богинь ты, владычиц небесных держав, {150}

С Артемидою только лишь, дочерью Дия прекрасной

Будешь сходна лица красотою и станом своим;

Коль одна ты из смертных, под властью судьбы обитаешь,

Несказанно блаженны отец твой и мать, и все с ним

Братья, сёстры, с веселием видя, как ты перед ними {155}

В доме милом столь мирно цветёшь; даришь взором своим

Глаз прекрасных, когда в хороводах ты пляшешь с родными.

Из блаженных блаженнейшим будет тот смертный, когда

В дом тебя уведёт и твоё всё приданное примет.

Ничего столь прекрасного между людей никогда {160}

Взором я не встречал и доныне; смотрю с изумленьем.

Только в Делосе я, – где алтарь Аполлона всегда, —

Столь же стройную, словно как пальму однажды заметил,

В храм зайдя, окружённый толпою попутчиков я,

По пути, на котором столь много мне встретилось бедствий. {165}

Ту же пальму заметив, я в сердце слыхал соловья

Долго, – равного ей благородного древа не знал я.

И тебе изумляюсь! Но страшно боюсь у ручья

Прикоснуться коленей твоих, – ведь беда мне настала.

Лишь вчера, на двадцатый день мне удалось избежать {170}

Моря, – долго жестокая буря со мною играла,

Гнав меня от Огигии острова. Ныне ж, как знать,

Демон бросил для новых напастей, – ещё не конец им;

Знать, немало ещё боги мне назначали страдать.

О, царевна; тебя, испытавши превратностей смертных, {175}

Первой здесь я молитвою встретил; из тех, кто живут

В той земле не знаком мне; скажи, – где дорога приметна

В город; дай мне прикрыть обнажённое тело лоскут,

Хоть рогожи, в которой сюда привезла ты одежды.

Пусть исполнят бессмертные боги мольбы наяву, {180}

Дав супруга по сердцу тебе, с изобилием прежним,

С миром в доме! Великое счастье поселится там,

Где радушно живут, сохраняя порядок в надежде

Муж, жена, бога знающим людям на радость, врагам

Людям в зависть и горе, себе на великую славу». {185}

Белокурая так Навсикая сказала: «К богам,

Странник, видно твой род восходил, – ты, я вижу, державный.

Зевс с Олимпа и низким, и рода высокого нам

Счастье даст без разбора, по воле своей достославной, —

Что послал он тебе, то прими со смиреньем, коль сам {190}

Смог достигнуть земли и обителей наших прекрасных,

Ни в одежде от нас, и ни в чём для молящего, там

Бед терпевшего странника нужном, не встретишь отказа.

Град тебе покажу; назову и людей, что живут, —

Феакийцев народ живёт в городе и, чтобы ясно, – {195}

Алкиноя, высокого духом, дочь я; И вот тут

Нас державным семейством своим феакийцы считают».

Обратилась царевна к подругам своим, что бегут:

«Стойте! Что разбежались вы вдруг, устрашась, как собаки?

Человек мирный бедствует; нет вам причины бежать; {200}

Как и прежде, вы знаете, нет и теперь, нет, бояки,

Здесь, в стране феакийских мужей, кто бы нам угрожал,

Злое мыслил; нас боги бессмертные любят; живём мы

Здесь, народов других в стороне, на последних межах.

Посещает нас редко какой чужеземец бездомный, {205}

Ныне ж встретился нам злополучный скиталец; ему

Помощь дать мы должны, – к нам сам Дий посылает укромно

Нищих, странников; хоть и немного дадим мы тому

Чужеземцу; питьё вы и пищу несите, подруги;

Искупайте его, от ветров и от глаз место уж {210}

Выбрав в речке», – сказала, – сошлись ободрённые кругом.

Одиссея, где ветру закрыто, сажают. Вручив,

Навсикая, могучего дочь Алкиноя, как другу

Плащ с прекрасным хитоном сама положила к ключу.

И принесши фиал золотой с благовонным елеем, {215}

Стала тут приглашать к омовенью, поток где журчит.

Одиссей богоравный отрёкся и так им ответил:

«Девы милые, станьте поодаль, – без помощи сам

Смою я и солёную тину, и сам наелею

Тело, – дни уж елей благовонный его не спасал. {220}

Перед вами купаться не стану я в светлом потоке;

Стыд себя обнажить мне при вас, – вы девицы в косах», —

Так сказал; и они удалились, – поведали только

Царской дочери. А Одиссей погрузился в поток;

Тину грязную с плеч и спины его, чёрною коркой {225}

Кудри все облепившую, смыл освежительный ток;

Чисто смывшись, он светлое тело умастил елеем;

Одевался сам платьем, отданным невестою впрок.

Дочка Дия, Афина старается, чтобы полнея,

Стан подрос, и казался он телом мощней; и вила {230}

В кольца кудри, как цвет гиацинта, ему попышнее.

Серебро облекая сияющим златом, в дела

Мастер, богом Гефестом, Палладой Афиной наставлен,

Чудесами искусства людей изумляет; так шла

Красотой с головы и до ног тут богиня представить. {235}

Брегом моря пошёл он и сел на песке, озарён

Силой, прелестью мужества. Царская дочь бога славит, —

Слово так обратила к подругам она: «Бог силён!

Знайте то, что скажу вам теперь, белорукие девы, —

Знаю я, что не всеми богами Олимпа гнетён {240}

Тот скиталец; страну феакийцев от бога изведав,

Прежде мне человеком простым он казался; теперь

Вижу, свой он богам, беспредельного неба соседям.

О, когда бы подобный супруг мне нашёлся, поверь,

Поселившись у нас, навсегда захотел бы остаться! {245}

Чужеземцу еды и питья принесите, не зверь», —

Так сказала царевна. Ей стали все повиноваться, —

Девы быстро несли Одиссею еды и питья.

Жадный, голод и жажду свою утолил, напитавшись

Твёрдый тут Одиссей, – уж давно не касался он яств. {250}

Мысль нова, к белокурой пришла Навсикае царевне, —

Быстро платья собрав, в колесницу она все их взяв,

Мулов там запрягла крепконогих, и ставши передней,

Одиссея, его приглашая с собою, зовёт:

«Время в город; вставай чужеземец, и следуй последний; {255}

Где живёт мой отец, я тебе укажу; там, вперёд,

Встретишь всех знаменитых людей феакийских; но, прежде

Мой исполни совет, – ты, я вижу, разумен на счёт, —

Где в полях мы, трудом человека удобренных, следуй

Вместе с девами быстрой моей колеснице. Пойдём {260}

Шагом с мулами, – вас впереди я поеду; по следу

В город вступим, с бойницами стены его обойдём;

Гавань там с двух сторон огибает глубокая; вход же

В пристань сжат кораблями и справа, и слева кругом

Брег уставлен, и каждый из них под навесом надёжным; {265}

Там и площадь торговая, и Посейдона там храм,

Твёрдо в тёсаных камнях огромных стоящего; тоже

Для судов там запас парусов, и канат во дворах

Зданий копятся; гладкие также готовятся вёсла.

Феакийцам не нужно ни луков, ни стрел; вся пора {270}

Лишь о мачтах и вёслах, и прочных судах крутоносых;

Любо нам в кораблях обтекать много шумных морей.

От людей порицаний избегнуть хочу и поносных

Толков; люд наш весьма злоязычен; нас встретит скорей

Где-то наглый насмешник; увидя нас вместе, он скажет: {275}

«Навсикая сошлась с кем? Красивый пришёл до дверей

Странник? Вышел откуда? Жених ли, какой, честь окажет

Вдруг? Морскою ли бурею к нам занесён из чужих

Стран скиталец? Таких мы в соседстве не знаем отважных!

Иль её неотступной молитвою с неба сходил {280}

Бог, слетевший, – и будет она обладать им отныне?

Лучше б ей край покинуть наш, и в стороне от своих

Мужа ждать; феакиец никто не нашёлся доныне

По душе, хоть и много отважных у нас женихов».

Что рассказывать могут в народе, мне будет обидно. {285}

Я ж сама бы, конечно судила о всякой другой,

Коль, имея и мать и отца, без согласья их стала,

Не вступив в брак, общаться с мужчинами вольно самой.

Ты ж совет мой исполни; тогда и родитель немало

Помощь даст, и отечество ты не замедлишь узреть, – {290}

При дороге священная роща Афины из старых

Тополей; и источник оттуда бежит на Заре

В луг; участок отца моего там, с его плодоносным

Садом, на расстоянье от града, в каком во дворе

Внятен голос. Там сев, подожди ты до тех пор, укройся; {295}

Как прибудем на место, достигнем мы царских палат,

Убедишься, что в царских палат мы скрылись укромно,

К феакийцам в ограду войди и спроси у ребят, —

Где родитель мой, царь Алкиной обитает преславный.

Дом его ты узнаешь легко, – и младенец, твердят, {300}

Может путь до него указать; феакиец и славный

Не имеет такого жилища, в каком тут живёт

Алкиной. Окружённый строеньями двор величавый

Шагом спешным пройди ты сквозь залу к матроне. Прядёт

Там пред ярко блестящим её очагом свои нити {305}

С чародейным искусством пурпурные тонко кладёт

У колонны высокой, в кругу у служанок; гляди ты, —

Там и кресла отца же стоят у огня, и на них

Он сидит и вином утешается, богом хранимый.

Но его ты пройди, и, обнявши колена, коснись {310}

Мамы милой моей, – умоляй, чтоб она попросила

Возвращенье в отчизну тебе, чужеземцу, дарить.

Коль моленье твоё с благосклонностью примет царица,

Будет там и надежда тебе, – что возлюбленных сам,

Светлый дом и семью, и отечество скоро увидишь», – {315}

Кончив, хлещет блестящим бичом по могучим хребтам

Мулов; рысью проворной они от реки побежали;

Девы пешие шли с Одиссеем; царевна, встав там,

Мулов держит на крепких вожжах, чтоб они не отстали, —

Одиссей, девы, – хлопает бережно звучным бичом. {320}

Солнце село, когда к святой роще Афины на скалах

Достигают они. Одиссей, там оставшись ещё,

Сел, и дочери Дия молиться он начал, вещая:

«Непорочная Дия великого дочь, Атритона, плечо,

Ты послушай молитвы, тобою не внятой, когда я {325}

Гибнул в море, земли колебателя гневом разбит;

Дай найти и покров, и приязнь феакийцев в их крае», —

Говорил он, молясь, – и Паллада Афина спешит;

Но пред ним не явилась сама вдруг она, опасаясь

Посейдона, который всё гнал Одиссея, сердит {330}

На безбожника сильно, – отчизны пусть не достигает.