Гомер
Одиссея. Новый стихотворный перевод Аркадия Казанского

Полная версия

С колесницей пришёл, но убийство тогда замышляя;

Ввёл его, подозрению чуждого в дом, пир давал,

На пиру и убил, как быка убивают при яслях; {535}

Все, с Атридом пришедшие люди, погибли тогда,

Но Эгистовы с ними сообщники также валялись», —

Так сказал, и во мне разрывает вновь сердце беда, —

Горько плакав, упал я на землю; противна такая

Жизнь, на солнечный свет поглядеть не хотел я; всегда {540}

Плакал, долго лежал на земле, безутешно рыдая.

Напоследок сказал мне морской проницательный бог:

«О, Атрид, сокрушаешь столь жёстко себя ты, страдая;

Но слезой ничему не поможешь, а лучший итог, —

Лишь тебе самому возвратиться скорее в отчизну. {545}

Иль застанешь Эгиста живым, иль Орестом браток

Уж убит; ты тогда подоспеешь к его горькой тризне», —

Так сказал; ободрился мой дух, и могучее вновь

Сердце тут, несмотря на великую скорбь, оживилось.

Голос крепнул, я бросил тут старцу лишь несколько слов: {550}

«Знаю я о двоих; объяви же, кто третий, однако,

Морем взятый, живой, говоришь ты, в неволе оков?

Иль уж нет и его? Сколь ни горько, услышу без страха», —

Так его я спросил, – и ответ он давал, говоря:

«Лаэртид то, божественный царь, обладатель Итаки. {555}

Видел мужа на острове, льющего слезы зазря

В светлом доме у нимфы Калипсо, там им произвольно

Овладевшей; и путь для него уничтожен в морях, —

Корабля нет, людей мореходных, с которыми вольно,

Безопасно пройти по волнам полноводных морей. {560}

Но тебе, Менелай, приготовили боги довольно, —

Словно боги, не встретишь ты Смерти в Аргейе своей;

За пределы земли, на поля Елисейские станешь

Взят богами, – и где Радамант живёт русых кудрей,

Где идут человека так чудно все дни беспечально, {565}

Ни метелей, ни ливней не будет, ни хлада зимы;

Сладко шумный летающий веет Зефир, Океаном

С лёгким хладом туда посылаемый людям, пойми, —

Ведь супруг ты Елены, и зять громовержца сам, Дия», —

Так сказав, погрузился, где море всё время шумит. {570}

Я ж с друзьями отважными вновь к кораблям возвратился,

Много сердце моё волновавшим там мыслей толочь;

К морю шёл, и к моим кораблям; на вечернюю пищу

Звал людей; наступила уже амброзийная ночь;

Мы заснули под говором волн, ударяющих скоро. {575}

Утро. Розовым краем Заря полумрак гонит прочь;

Сняли с берега мы корабли на спокойное море;

Мачты ставим, развив паруса, на судах собрались

Мореходные люди, и севши у вёсел, мы споро,

Разом мощными вёслами вспенивать воды взялись. {580}

Снова правил к потоку речному святого Египта

Корабли, и на бреге его наши жертвы сожглись;

И когда примирил я богов жертвой огненной, пышной,

Агамемнону в вечную память там холм гробовой

Я насыпал; поплыли мы, бог посылал сам всевышний {585}

Ветер нам, и в отечество милое вёл за собой.

Подожди, – у меня погостишь, и поедешь ты лучше,

Как одиннадцать дней, иль двенадцать свершится Судьбой;

Я тебя отпущу с дорогими дарами, – получишь

Быстроногих коней с колесницей блестящею три, {590}

Драгоценный кувшин, из которого каждый день будешь

Поминая меня, для богов возлиянье творить».

«О, Атрид», – отвечал Телемах рассудительный смело:

«Ты меня не держи, тороплюсь я домой, посмотри, —

У тебя я с великою радостью мог бы и целый {595}

Год сидеть, не подумав в отчизну вернуться, к родным;

Несказанно твои разговоры и речи милее

Для души; но попутчики в Пилосе ждут, – выходить

Нынче, – ты же, напротив, желаешь, чтоб здесь я промедлил.

Дай в подарок такое, что мог бы удобно хранить {600}

Дома; взять невозможно коней мне в Итаку немедля;

Здесь оставь, утешеньем себе самому; на земле

Тучной очень, родится здесь донник, кипрей заповедный,

С яркой полбой, пшеницей, и густо цветёт тут ячмень.

Ни широких полей, ни лугов не имеем в Итаке; {605}

Поле горное наше для коз, не для вольных коней;

Редко луг там найдёшь, что коням легконогим приятен,

Остров, взятый волнами, Итака же меньше других».

Улыбнулся тогда Менелай, воевода в атаке;

Потрепавши рукой ему щёки, просил, ставши тих: {610}

«Из твоих вижу слов, что твоя благородна порода,

Сын; другое дарить могу вместо коней дорогих,

То легко мне; ведь многих сокровищ прекрасного рода

Полон дом, только редкое, лучшее выберу я;

Пировую кратеру богатую, – эта работа {615}

Серебра, но края золотые, искусна ладья

От Гефеста, – её подарил мне Федим благородный,

Царь сидонян, в то время я был, возвращаясь в судах

В доме гостем его, и её получил по породе».

Говорили о многом они, так беседу ведя. {620}

К базилевсу собралися тем временем знатные роды, —

Принесли дорогого вина, коз, овец приведя;

Хлеб прислали их жёны, ходящие в светлых повязках.

Все готовилось к пиру в палатах Атрида вождя.

Той порой женихи в Одиссеевом доме, как в сказке, {625}

Дисков, дротов метаньем себя забавляли, сойдясь

На мощеном дворе, где бывали их буйные пляски.

Антиной с Евримахом прекрасным сидели, гордясь,

Пред вождями же всеми отличные силою люди.

Но Фронид Ноемон, подойдя к ним, сказал, обратясь, {630}

Слово быстрое, лишь к Антиною, – вопросом рассудит:

«Может кто мне из вас, Антиной, объявить, или нет,

Скоро ль вновь Телемах из песчаного Пилоса будет?

Взят корабль у меня им, – но надобен нынче он мне, —

Плыть в Элиду, полями широкую нужно; двенадцать {635}

Там моих кобылиц, и табун лошаков на стерне

Диких; я бы хотел изловить одного, чтоб кататься», —

Так сказал; женихи изумились, – взойти не могло

В мысли, – что он в Нелеевом Пилосе; всем показалось,

Что ушёл он иль в поле к стадам, к свинопасам в село. {640}

Строго так говорил Антиной, сам Евпейтом рождённый:

«Объяви нам по правде, – когда он уехал? Числом

Были люди какие? В Итаке набрал из народа?

Иль наёмники? Или рабы? Как успел сделать так?

И скажи откровенно, чтоб истину ведать свободно, – {645}

Силой взял у тебя он корабль быстроходный, дурак?

Дал его произвольно, как скоро о том попросил он?»

И Фронид Ноемон отвечал очень просто: «Чудак!

Дал я сам произвольно, и всякий другой поступил бы

Так, когда бы к нему подошёл огорчённый такой {650}

С просьбой муж, – ни один бы ему отказать был не в силах.

Люди ж, взятые им молодые, из силы людской

Горожане; и их предводителем был, я заметил,

Ментор, иль кто бессмертный, но видом, как образ живой.

Но я был изумлен несказанно, – сам Ментора встретил {655}

Здесь, вчера, хоть и сел на корабль, в Пилос шедший тогда», —

Так сказал он, – пошёл, чтоб к отцу в дом вернуться при свете.

Сильно двое встревожились, всех призывали сюда;

Бросив игры, сошлись женихи и кругом их сидели.

Обратившись, сказал Антиной Евпейтид злой: «Беда!» – {660}

В гневе, – грудь у него подымалась, черна беспредельно

Злоба, очи его, как огонь пламенеющий жгли:

«Горе нам! Дело страшное сделал, в путь взявшись отдельно,

Телемах; от него ждать подобного мы не могли, —

Вопреки нам, ребёнок отсюда ушел самовольно, {665}

Прочный взявши корабль, и товарищей взяв из земли.

Вот вперёд нам и зло, и беда от него. Но, довольно, —

Пусть погубит сам Зевс его прежде, чем горе придёт!

Мне корабль с двадцатью снарядите гребцами, пусть вольно,

В море здесь устремившись, его на дороге пасёт, – {670}

Меж Итакой и Замом крутым стережёт, чтобы к рыбам

Плавал вслед за отцом, – для него самого то почёт», —

Так сказал, изъявили своё одобренье другие.

Вставши, вместе они в Одиссеев вернулись все дом.

Пенелопа недолго в незнанье осталась о хитром {675}

Женихов заговоре, на жизнь её сына судом;

Ей Медонт, благородный глашатай открыл; недалёко

Был, когда совещались они, проследя за углом.

С вестью горькою он к Пенелопе бежал, одинокий.

Пенелопа спросила, его на пороге встречав: {680}

«Неужель женихами ты буйными прислан жестоко

Объявить, что рабыням царя Одиссея сейчас

Должно, бросив работы, обед им скорей приготовить?

О, когда бы они от меня отступились! Как раз

Это пиршество было б последним в дому, безусловно! {685}

Разорители жадные дома, губящие нас,

Достояние в нём Телемаха, не знали вы словно,

С детских лет от разумных отцов не случалось, хоть раз

Слышать, как Одиссей был в своем обхождении с ними, —

Никому не нанёс он ни словом, ни делом проказ {690}

Здесь, в народе; хотя базилевсам могучим обычно

Тех людей земнородных любить, а других вовсе нет,

От него не видал оскорблений никто неприличных.

Здесь лишь ваше бесстыдство, и буйных поступков лишь след

Виден; быть за добро благодарными вам неуместно». {695}

Свои мысли имея, Медонт ей разумный в ответ:

«О, царица, когда бы лишь в этом, то зло их уместно!

Женихи величайшей бедой, и ужасной грозят

Ныне, – пусть же успеха не даст им Кронид буревестный!

Острой сталью они Телемаха зарезать хотят, {700}

Выждав здесь на обратном пути; о родителе сведать

Плыл он в Пилос божественный, в Лакедемон, царский град», —

Так сказал. Задрожали колена и сердце у бедной, —

Долго, долго была бессловесна она, и слезой

Затуманились очи, и голос не слушался, треснув. {705}

Дух собравши, она, наконец, отвечала: «Постой!

Удалиться, скажи, – что дитя побудило? И нужно ль

Было ввериться так кораблям, что дорогой морской

Быстро носят людей мореходных по влаге жемчужной?

Захотел он, чтоб в людях пропало и имя его?» {710}

Слушав слово её, благородный Медонт: «Мне от мужа

Неизвестно, – внушенью ль он бога поддался того,

В сердце в Пилос замыслив идти, чтобы сведать, – в какую

Землю брошен судьбою родитель, узнать про него», —

Кончив, вестник ушёл через дом Одиссея в людскую. {715}

Горе, сердце губящее, тут её взяло; сидеть

И на стуле она не могла; хоть и много впустую

Было в светлых покоях её, – на пороге скорбеть,

Жалко плача. С рыданием к ней собралися рабыни,

Сколь их ни было в царском жилище, сошлись пожалеть. {720}

И скорбя посреди, Пенелопа сказала о сыне:

«Знайте, милые, – дал мне печаль Олимпиец, послав

Больше всех, современно со мною рождённых доныне;

Ведь погиб мой супруг, одаренный могуществом льва,

Всякой воинской доблестью, в войске данаев начальник; {725}

Преисполнил Элладу и Аргос он славой сперва;

Нынче милый мой сын не со мною; бесславно умчали

Бури быстро его, и о том я не знала. Беда!

О, безумные, как ни одна, ни одна не кричала, —

Нет и в мыслях меня разбудить? А уж знали тогда {730}

Вы, что он собрался в корабле удалиться по морю.

Для чего не сказал мне никто, что собрался туда!

Ведь, тогда б, отложивши отъезд, он остался со мною,

Иль сама б я осталась здесь мёртвою, в этом жилье.

Позовите скорее ко мне старика Долиона, – {735}

Верный друг он; в приданое дан мне отцом, и в селе

Бдит за садом моим плодоносным. К Лаэрту не медля

Должен выйти он, сев близ него, о случившемся зле

Старцу молвить; а тот, все разумно обдумав, последним

Сам предстанет народу, который допустит губить {740}

Внука нам, – Одиссея он богу подобный наследник».

Евриклея, усердная мамка к царице спешит:

«Нимфа милая, бить ли меня беспощадною сталью

Повелишь, иль помилуешь, я всё открою, так быть.

Ведь известно мне всё; по его повеленью давала {745}

Хлеб, вино на дорогу; с меня же великий обет

Взял, – молчать до двенадцати дней, иль спросить ты желала

Где сама, иль другой кто его не откроет отъезд.

Цвет лица твоего, он боялся, от плача поникнет.

Ты же лучше, омывшись и чистое платье одев, {750}

И с рабынями в верхний покой свой пойди, и молитву

Сотвори перед дочерью Дия, Афиной родной;

Ею, право, он будет спасён и от Смерти безликой.

Не печаль старика, уж печального; боги спиной,

Знаю я, не совсем отвратились ещё от потомков {755}

Аркисида; и род их всегда обладатель живой

Дома царского, нив и полей плодоносных широких», —

Так старушка сказала; утихла печаль; истекли

Слёзы горя. Омывшись, и платьем одевшись, до срока

Пенелопа с рабынями в верхний покой свой пошли. {760}

Чашу взяв с ячменем, так она возгласила к Афине:

«Непорочная дочь Дия, о, Атритона, внемли, —

Ведь когда Одиссей хитроумный в сём доме, завидно

Бедра тучных быков и овечек сжигал пред тобой, —

Вспомни это теперь, и спаси же мне милого сына, {765}

Козни ты женихов злонамеренных ныне раскрой», —

Помолилась она, и богиню достала молитва.

Той порой женихи в потемневшей палате гурьбой

Говорили иные надменно, гордыней набиты:

«Верно, тут очень хитрая так базилевса творит {770}

Свадьбу, мысля о том, что и сын её будет убитый», —

Говорили они, не предвидя, что им предстоит

Впереди. И созвав их, сказал Антиной, негодуя:

«Люди буйные, вы от таких неразумных молитв

Воздержитесь, чтоб кто-нибудь здесь разгласить их не вздумал. {775}

Удаляясь в молчании лучше, исполним в делах,

Что теперь на совете согласном своём я надумал».

Выбрав двадцать отважных мужей из народа, на страх

С ними шёл к кораблям он, стоявшим на бреге песчаном.

Сдвинув с брега корабль на глубокое море, подняв {780}

Мачту, те утвердили на нём, все уладили снасти,

И в ременные петли просунули всяк по веслу,

И порядком потом паруса натянули. К несчастью,

Быстро слуги с оружием их собрались; и во мглу,

Сев в корабль, и его отведя на открытое взморье, {785}

Вечерять стали там, в ожидании ночи. В углу

Той порою в высоком покое своём Пенелопа

Грустно бредит одна, не вкушая еды, ни питья;

Мысль о том лишь тревожна: «Спасётся ли сын беспорочный,

Иль погибнет, сраженный рукой вероломной зверья, {790}

Словно лев, окружаемый мало-помалу стрелками?» —

Видит с трепетом: «Скоро их цепью он будет объят», —

От своих размышлений она трепетала. Но камнем

Сон слетел и её улелеял; прошла грусть с тоской.

Сероглазку, богиню Афину мысль ждёт неплохая, – {795}

Призрак тут сотворила, имевший наружность живой

Дочки старца Икария, светлой Ифтимы, какую

Житель солнечной Феры, могучий Евмел взял женой.

В Одиссеев дом слала тот призрак богиня; вживую

Подойдя к погружённой в печаль Пенелопе, слезу {800}

Вытер легкой рукою, унял сокрушенье, в родную

Спальню вникнул, ремня у задвижки не тронув, в глазу

Призрак крался, и став над ее головою, промолвил:

«Спишь, сестра Пенелопа? Тоскует ли сердце в грозу?

Боги, жившие лёгкою жизнью, запрет тебе молвят {805}

Плакать, сетовать, – твой же сынок невредимый придёт

Скоро к нам; он богов никакой не прогневал виною».

И сестре Пенелопа разумная так речь ведёт

В круге сладкой дремоты, в безмолвных вратах сновидений:

«Друг, сестра, как пришла ты сюда? Ты доныне на счёт {810}

Посещала нас, в дальнем отсюда краю поселений.

Как ты хочешь, чтоб я перестала крушиться, скорбеть, —

Горе, взявшее дух мой, и сердце забыв на мгновенье?

Ведь погиб мой супруг, хоть могучий, как лев, посмотреть, —

Всякой высшею доблестью в круге данаев отличный, {815}

Преисполнивший славой Элладу и Аргос своей;

Ныне милый мой сын не со мной, – вышел в море он лично,

Отрок, горя не видел, с людьми говорить не привык.

Больше им сокрушаюсь теперь, чем супругом обычно;

Сердце бьётся о нём, чтоб беды не случилось с родным {820}

В море злом, иль в чужой стороне, у чужого народа.

Здесь враждебные люди его стерегут, вслед за ним

В мыслях гибель готовя ему, на обратной дороге».

Тёмный призрак шептал потихоньку, ответив же так:

«Будь спокойна, и сердца не мучь, безрассудны тревоги, – {825}

У него есть и спутница, та, для которой бы всяк

Смертный полностью вверил себя, – для неё всё возможно, —

То Афина Паллада. Сердечно жалея тебя,

Доброй вестью твой дух мне богиня велела умножить».

Тени той Пенелопа разумная так говорит: {830}

«Коль ты вправду богиня, и слышала голос я божий,

Умоляю, – открой мужа участь, и мне что грозит, —

Где злосчастный? Ещё ли он видит сияние Солнца?

Иль его уж не стало, – спустился он в мрачный Аид?»

Тёмный призрак ответил, и так прошептал непреложно: {835}

«Ничего не могу о судьбе я супруга открыть;

Жив, погиб ли, сказать мне нельзя, – пусторечие ложно».

Призрак тут, сквозь замочную скважину двери летит,

Словно воздух пропал. Пробудилась тут, Сна сняв оковы,

Дочь Икария; сердцем она ожила, и глядит, – {840}

Явно в тёмную полночь предстал ей и образ бессловный.

Той порой женихи в корабле по дороге морской

Шли, ужасную мысленно смерть Телемаху готовя.

Есть в равнине солёного моря невидный утёс

Меж Итакой и Замом гористым; его именуют {845}

Астерид; невелик, корабли его пристань насквозь

С двух сторон принимает. Ахейцы там стражей ночуют.

ΟΔΥΣΣΕΙΑΣ Ε
Песнь пятая

Верховный Олимпийский бог Зевс собирает богов на великий совет, решать судьбу Одиссея, томящегося уже семь лет на острове Огигия, в объятьях прекрасной богини-нимфы Калипсо, которая кормит его пищей богов, – нектаром и амброзией, после которых никогда не будешь голодным. Богиня Афина пеняет Зевсу, – тот совсем забыл об Одиссее, в то время как сын Одиссея, Телемах отплыл в Пилос и Спарту, узнать о своём пропавшем отце. Зевс возражает, поручает богине Афине возвратить Телемаха домой; богу Гермесу Аргоубийце поручает передать приказ нимфе Калипсо, – немедленно отправить Одиссея домой.

Бог Гермес летит к нимфе Калипсо, передавая ей повеление Зевса. Богиня-нимфа огорчена, но выполняет приказ, – советует Одиссею, – сделав плот, отправиться на нём через море. Одиссей делает себе плот и отправляется в плаванье, правя ночью по созвездиям Плеяды, Волопас, Медведица (раньше называлась Колесницей), Орион. Калипсо посылает ему попутный ветер, но, когда Одиссей видит уже на горизонте землю феакийцев, бог Посейдон, возвращаясь из Эфиопии, замечает его на плоту, и насылает бурями все четыре ветра, (Евр, Нот, Зефир и Борей, что быстро слетают с Эфира неба), разбивающие плот в щепки.

Богиня моря Левкотея даёт Одиссею покрывало, пусть он не утонет, плавая в море без плота. Богиня Афина успокаивает ветра, кроме одного, Одиссей приближается к скалистому берегу, выхода на который нет.

После изнурительного плавания вдоль берега, он находит устье реки, выбирается на берег, и, без сил, засыпает в груде листьев, в ближайшем лесу.

Вот Заря покидает Тифона прекрасного ложе,

В небо выйдя сиять для бессмертных, и смертных людей.

Боги вновь собрались на великий совет; им предложит

Зевс высокогремящий могучею властью своей.

И Афина расскажет им всем о беде Одиссея, {5}

Что в неволе его, в гроте нимфа содержит при ней:

«Зевс-отец, наш владыка; блаженные боги, не смеет

Кротким, мирным, приветливым быть базилевс ни один

Скиптроносец, но, правду из сердца изгнавши, сумеет

Каждый, – пусть притесняет людей без закона, глядим, – {10}

Как могли вы забыть Одиссея, который был щедрый,

Мудрый царь, и народ свой любил, как отец лишь и сын;

Брошен бурей на остров, он горе великое терпит

В светлом доме могучей той нимфы Калипсо, Судьбой

Овладевшей; и путь уничтожен в отчизну, ущербно, – {15}

Ни судов, ни людей мореходных, с которыми в строй

Безопасно пройти по волнам многоводного недра.

Но враги ведь и сына хотят умертвить под собой,

Выждав здесь на обратном пути, – о родителе сведать

Плыл он в Пилос песчаный и в Лакедемон, царский град». {20}

Возражая, так туч собиратель, сам Зевс ей ответил:

«Странно, дочь моя, речи из уст у тебя вдруг летят.

Не сама ль ты рассудком решила своим, что погубит

Всех, домой возвратясь, Одиссей? Телемаха ж назад

Проводи осторожно сама, – если ты его любишь; {25}

Невредимым он в милую землю отцов пусть придёт, —

И они, не свершив злодеянья, назад все прибудут», —

Так сказав, обратившись к Гермесу, он волю речёт:

«Ты, Гермес, вестник искренний, к нимфе с златыми кудрями

Полети объявить от богов, что в отчизну уйдёт {30}

От неё Одиссей, постоянный в беде; путь морями

Совершит без участия свыше, без силы людей,

Лишь на крепком плоту, повстречавши опасности сами.

В день двадцатый достигнет он берега Схерии, в ней

Феакийцы, родные бессмертным богам живут; будет {35}

Там ему, как бессмертному богу, оказана честь, —

Чтобы в землю отцов с кораблём их отплыть; там рассудят,

Дав в подарок и стали, и злата, и разных даров, —

Больше, чем Одиссей и из Трои подобной посуды

Не привёз бы, когда б невредимым вернулся с боёв. {40}

И увидит по воле Судьбы он возлюбленных ближних,

Землю предков, богато украшенный дом свой, здоров», —

Кончил. Медлить не стал благовестник и Аргоубийца, —

Золотых подошв блеск сразу вяжет он к быстрым ногам,

Амброзийных, и бога везде над водой, и над твердью носивших, {45}

По земле беспредельной, по лёгким, текучим ветрам.

Взял и жезл свой, по воле его наводящий на бодрых

Сон; открывший у спящих закрытые очи от Сна;

В путь отправился Аргоубийца с жезлом бесподобным.

И достигнув Пиерии, к морю с Эфира слетел; {50}

Быстро мчался потом по волнам рыболовом свободным,

Жадно ловящим бурей подброшенных рыб за предел

Бездны горько-солёной, купая в ней сильные крылья.

Лёгкой чайкой морской пролетев над пучиной, доспел

Остров, морем вдали сокровенный. Гермес, бог всесильный, {55}

С зыби тёмно-туманной на твердую землю сошёл,

Брегом к светлому гроту пошёл он. Власами обильна,

Нимфа держит обитель, – он сразу её там нашёл.

Пламень светлый сверкал на её очаге, и весь остров

Был накрыт благовонием кедра; и дерева ствол {60}

Ярко вспыхнул. А голосом звонким богиня так просто

Пела, сев со златым челноком, за узорным ковром.

Густо росшие, всюду пещеру её скрыли ростом

Кипарисы, разлившие дух, ольха, тополь кругом;

В сени листьев гнездились везде длиннокрылые птицы, – {65}

Совы, соколы, враны, бакланы крикливы, – бегом

Стаей взморье обходят, о пище себе потрудиться;

Сетью зелень, на стены прекрасного грота обвив,

Виноград рос, – на ветвях тяжёлые гроздья налиты;

Струйкой светлой четыре источника рядом текли {70}

Близ один от другого, туда и сюда извиваясь;

Зеленели густые луга, – сельдереев разлив

Всюду сочных. Когда бы в то место зашёл бог бывалый,

Изумился б, и радость проникла бы в сердце его;

Изумлён был и Аргоубийца, видавший немало; {75}

Посмотревши на всё с изумленьем, – как много всего!

В грот просторный вступил напоследок; и с первого взгляда

Тут узнала Калипсо, богиня богинь своего,

Узнают ведь друг-друга бессмертные боги все сразу,

Хоть когда б и далёкое их разлучало родство. {80}

Одиссея, могучего мужа не видит он глазом;

Одиноко на бреге утёсистом, плача в него,

Горем, вздохами душу питая, там дни проводил он,

И в пустынное море сквозь слёзы глядит взор его.

И Гермеса сажает Калипсо на пышных подстилках; {85}

Сразу нимфа, богиня богинь вопрошает его:

«О, Гермес, золотого жезла ты носитель, нам милый

Гость, зачем прилетел? У меня тебе нет ничего;

Но, скажи мне, чего ты желаешь? Исполню прошенье,

Коль исполнить возможно, и если смогу я того. {90}

Прежде, право, ты должен принять от меня угощенье».

С этим словом богиня тут ставит пред гостем столы;

И пурпурный нектар, и амброзию сладкую щедро,

Божий вестник и Аргоубийца охотно вкусил.

Душу вольно свою насладивши божественной пищей, {95}

Горьким словом ответил он нимфе кудрявой: «Прости,

От меня ты, – от бога богиня знать хочешь, что ищем

Здесь? Поистине всё объявлю я для воли твоей, —

Послан Зевсом, не сам своей волей летел я всех выше, —

Произвольно кто хочет измерить просторы морей, {100}

Степь широкую, где не увидишь жилищ человека,

Жертвой чтущего нас, приносящего нам от скорбей?

Повеления Дия, эгиду что держит, не смеет

Меж богов ни один от себя отклонить, никогда.

Знает Дий, что сокрыт у тебя злополучнейший в свете, {105}

Муж герой, что обитель Приама тогда осаждал

Девять лет; на десятый сожгли и отплыли в отчизну;

При отплытии дерзко дразнили Афину; Беда!

Бури слала на них и великие волны богиня.

Он же, спутников верных своих потерял, и теперь {110}

Схвачен бурей, сюда был волнами великими кинут.

Дий же требует, – выставь немедля героя за дверь;

Ведь ему не Судьба умереть далеко от отчизны;

Воля против Судьбы, – чтоб возлюбленных ближних, поверь,

Землю, светло-устроенный дом свой увидел при жизни», – {115}

Так сказал ей. Калипсо, богиня богинь сотряслась,

Обратилась к богам и бросала слова укоризны:

«О, ревнивые боги, безжалостны к нам; всякий раз

Раздражает вас, если богини, приемлем на ложе

Мужа смертного, хоть и становится мужем на час. {120}

Орион светоносной Зарёй был когда-то уложен;

Гнали лёгкою жизнью живущие боги вдогон,

До тех пор, пока он Артемидой в лугах уничтожен

Злой стрелою, в Ортигии был же внезапно пронзён.

Так Ясон был прекрасной кудрявой Деметрой прельщённый; {125}

Возлюбя его сердцем, делила с ним ложе и Сон

В поле, три раза вспаханном; скоро о том извещён был

Зевс, – его умертвил он, низринувши пламенный гром.

Ныне вас прогневала я, боги, дав смертному только

Помощь, как обхватив корабельную доску, в разгром {130}

Гибнул, – судно его быстроходное пламенем взято,

Зевс разбил посреди беспредельных морей перуном, —

Так он спутников верных своих потеряв, на закате

Схвачен бурей, сюда был волнами большими прибит.

Приютивши его, и заботясь о нем, я богата {135}

Дать ему и бессмертье, и вечно цветущий с ним вид.

Но веления Дия, эгиду что держит, не смеет

Меж богов ни один, ни нарушить и ни отклонить;

Пусть, – когда уж того так упорно властитель радеет, —

Морю бурному снова предастся; мне нечем помочь; {140}

Корабля нет, людей мореходных, которые бдеют

Как пройти безопасно по моря волнам день и ночь.

Дать совет осторожный властна лишь, чтоб смог он отсюда

Беспрепятственно в землю отчизны тот путь превозмочь».

Добрый вестник и Аргоубийца ответил: «Тоскуя, {145}

Волю Дия уважив, немедля его отошли;

Иль, богов раздражишь, – наказанье тебя не минует», —

Так сказав, удалился сам Аргоубийца с земли.

Тут же нимфа пошла к Одиссею, могучему мужу,

Волю Зевса из уст благовестника приняв. Вдали {150}

Он сидел одиноко на бреге утёсистом, лужи

Слёз пролив; утекала медлительно каплей в песок

Жизнь его в непрестанной тоске по отчизне; и чуждый

Сердцем к нимфе, он с ней принуждённо делил ночи срок

В гроте светлом, но страсти её непокорный желаньем. {155}

День сидел на утёсе, рукой подперев свой висок;

Горем, плачем, и вздохами очи и душу питая;

Полон слёз, он глядел на пустыню бесплодных морей.

Близко свет меж богинь подошла и сказала, рыдая:

«Вытри слёзы, герой злополучный, не трать кратких дней {160}

Жизни сладкой, – тебя я хочу отпустить благосклонно.

Брёвен ты наруби топором, сталью острой; верней

Плот свяжи, по краям утверди ты перила наклонно

В брусьях, чтоб безопаснее было по морю ходить.

Хлеб и воду, напиток пурпурный я выдам охотно {165}

На дорогу тебе; голод, жажду в пути утолить

Чтобы мог; и одежды я дам; и пошлю за тобою

Ветр попутный, до милой отчизны тебе чтоб доплыть, —

То угодно богам Уранидам на небе, не скрою, —

Мне ж и разумом с ними, и властью равняться грешно». {170}

Одиссей, постоянный в беде, содрогнувшись с тоскою,

Ужаснулся, и бросил богине лишь слово одно:

«В мыслях ведь не отъезд мой, а нечто иное, конечно;

Как могу переплыть на плоту я широкое дно

Страшно бурного моря, когда и корабль быстробежный {175}

Редко там пробегает, лишь с Диевым ветром когда?

Против воли твоей не взойду я на плот ненадежный,

Ты покуда сама мне, богиня, великую дашь

Клятву, что никакого вреда мне ты не замышляла», —

Так сказал он. Калипсо, богиня богинь как всегда, {180}

Потрепавши рукой ему щёки, она отвечала:

«Да, сказать ты хитрец, и желаешь свой ум уберечь;

Слово страшное ныне со мной произнес ты сначала.

Но, клянусь и землёй плодоносной, и небом сберечь,

Стикса мёртвой водою клянусь, нерушимой богини {185}

Клятвой, что даже боги без страха не могут изречь,

Что тебе никакого вреда не замыслила ныне;

Я советую то, что сама бы взяла без потерь,

Коль в таком же была, как и ты, затрудненьи доныне.

Правда свята и мне дорога; не железное, верь, {190}

Бьёт в груди у меня, а горячее, нежное сердце».

И богиня богинь впереди него вышла за дверь

Быстрым шагом, и следом пошёл он за нею поспешно.

С ней, с бессмертною смертный в просторный заходит тут грот,

И уселся в богатых, Гермесом оставленных креслах. {195}

Сразу нимфа пред ним и еды, и питья подаёт, —

Пищи разной, какою всегда насыщались герои;

С Одиссеем же рядом садится; рабыня идёт,

Благовонной амброзией, сладким нектаром накроет.

Тянут руки они к приготовленной пище, и в рот, – {200}

После ж, как утолён был их голод питьём и едою,

И Калипсо, богиня богинь слово мягкое шлёт:

«Одиссей Лаэртид, хитроумный герой, расчудесный,

Если в землю отцов, наконец, ты предпримешь поход,

Хочешь сразу меня ты покинуть, – прости! Но что, если {205}

Сердцем чувствовать мог ты значенье Судьбы на земле, —

Ведь все беды твои до прибытия в дом не исчезли;

А остался б со мною, в моём безмятежном жилье, —

Был тогда бы бессмертен. Но сердцем ты жаждешь покоя

Лишь с супругой, о ней ежечасно крушась на скале. {210}

Знаю только, что я и лица красотою, и стройным

Станом лучше её; да и можно ли смертной жене

В том с богинями спорить своею земной красотою?»

Хитроумный тогда возражая, сказал Одиссей:

«О, родная богиня, без гнева услышь; не устану, {215}

Знаю сам, что не можно с тобой Пенелопе моей

Смертной, с юной бессмертной богиней, ни станом

Стройным даже равняться, лица красотою ничуть;

Всё ж, однако, всечасно крушась и печалясь, желанно

Дом увидеть, и сладостный день возвращения вернуть; {220}

Если ж кто из богов мне послать потопленье желает

В бездне, выдержу то; отвердела вся в бедствиях грудь, —

Много встретил напастей, немало трудов созидая

В море, битвах, и этот смиренно снесу, покорясь», —

Говорил он. Тем временем Солнце зашло, и ночная {225}

Тьма настала. Во внутренность грота ушли, насладясь

Негасимой любовью, с ней ночь проведя неизменно.

Вышла, мрак разгоняя, пурпурная в небо Заря;

Одиссей встал, оделся хитоном, хламидой бесценной.

Но серебряной ризой из ткани, прозрачной, как лал, {230}

Плечи скрыла тут нимфа свои; золотой, драгоценный

Пояс стан обвивал, и покров с головы ниспадал.

Кончив, стала в дорогу она собирать Одиссея;

Прежде брала топор по руке, что кузнец отковал

Сталью твёрдой, двух лезвий; сверкал, был наточен острее, {235}

С топорищем из твёрдой оливы, держать, чтоб с руки;

Острый скобель потом принесла, и пошла поскорее

Внутрь острова, – множество там находилось сухих

Тополей чёрных, ольх, и высоких, до облака сосен,

Старых, высохших в солнечном зное, в воде что легки. {240}

Место там показав, где была превеликая роща,

В грот глубокий Калипсо, богиня богинь отошла.

Стал рубить он деревья и скоро окончил работу, —

Двадцать брёвен срубил; их очистила острая сталь;

Гладко выскоблил и уровнял, по шнуру обтесавши. {245}

Той порою Калипсо бурав принесла; и он стал

Пробуравливать брусья и все пробуравил, связавши,

Длинной рейкой их сшил, и большими шипами сплотил;

Дно плоту Одиссей преширокое сделал, как каждый

В корабельном художестве опытный, строит настил {250}

Корабля, что товары несёт по морям многотрудным.

Плотным брусом он крепкие рёбра потом закрепил,

Сбил же в гладкую палубу толстые доски из дуба;

Мачту ставил, крепил поперечную рею на ней,

И кормило, в волнах управлять поворотами. Судно {255}