Гомер
Одиссея. Новый стихотворный перевод Аркадия Казанского

Полная версия

ΟΔΥΣΣΕΙΑΣ Δ
Песнь четвертая

Телемах с Писистратом прибывают в город Лакедемон, к царю Менелаю, попадая на двойную свадьбу, – дочери Менелая, Гермионы с сыном Ахиллеса, Неоптолемом, и внебрачного сына Менелая, Мегапента с дочерью Алектора, из местной знати. Своих детей Елене больше не дают боги. Певец на свадьбе играет на форминге (род лиры), веселя гостей, которых встречает слуга-спальник Менелая, Этеон, сын Боэфа, провожая их к царю. Менелай радушно принимает Телемаха и Писистрата на свадебный пир, рассказывает гостям о своих странствиях по окончании Троянской войны на Кипре, у финикийцев, в Египте, у эфиопов, сидонян, эрембов, в Ливии, затем упоминает царя Одиссея, Пенелопу и Лаэрта, чем вызывает слёзы Телемаха. Елена, подойдя на пир, в сопровождении рабынь Адрасты, Алкиппы и Фило, подаренной ей Алькандрой, супругой египетского царя Полиба, принеся с собой золотые принадлежности для прядения, узнаёт в Телемахе сына Одиссея. Писистрат подтверждает, – его спутник, действительно Телемах, сын Одиссея. Все расстраиваются, погружаясь в воспоминания о погибших и пропавших героях; Писистрат вспоминает своего погибшего брата Антилоха. Елена рассказывает историю о том, как Одиссей ходил на разведку в Илион в образе нищего, где она узнала Одиссея, и помогала ему, вспоминая и Троянского Коня, придуманного Одиссеем, потом все расходятся спать.

Поутру, Телемах просит Менелая рассказать всё, что он знает об его отце, потом жалуется на обнаглевших женихов Пенелопы. Менелай в гневе пророчит, – Одиссей, вернувшись, поубивает их всех; рассказывает про свою встречу с дочерью морского бога, Эйдофеей, которая, выспросив у Менелая причину его скорби, учит его, как справиться с её отцом, морским богом, царём морских зверей Протеем, которому ведомо всё. Менелай с помощью товарищей ловит Протея, который превращается в разных чудовищ, чтобы напугать их; смирив старца, узнаёт от него о гибели Аякса Оилида, прогневавшего Посейдона, об убийстве брата Агамемнона, который пал жертвой предательства супруги Клитемнестры и племянника Эгиста, совратившего её.

Когда Агамемнон, спасаясь от бури, причаливает к области брата Атрея, Фиеста, где живёт уже сын Фиеста, Эгист, тот, прелюбодействуя с Клитемнестрой, выставляет дозорного, заплатив ему два таланта золота, пусть он вовремя предупредит о возвращении Агамемнона. Дозорный предупреждает Эгиста, тот устраивает засаду, убивая Агамемнона со всеми его спутниками. Потом Протей рассказывает Менелаю о судьбе царя Одиссея, которого много лет держит у себя богиня-нимфа Калипсо. Также старец предсказывает Менелаю не смерть, но бессмертие на Елисейских полях, так как он является зятем самого Дия. Менелай собирает сыну своего друга Одиссея богатые подарки.

В Итаке женихи Пенелопы неожиданно узнают от Ноемона Фронида, давшего корабль Телемаху, – Телемах отбыл на корабле в Пилос и Спарту; женихи очень встревожены этим. Жених Антиной предлагает устроить засаду на корабле между Итакой и Замом, и убить Телемаха, встретив его на обратном пути.

Вестник Медонт приносит весть о заговоре женихов на убийство Телемаха Пенелопе, отчего та совершенно убита горем. Нянька Евриклея успокаивает её, а богиня Афина, которой Пенелопа молится, насылает на неё лёгкий Сон, в котором обещает Пенелопе, явившись к ней в образе сестры Ифтимы, – сын её вернётся невредимым. Женихи снаряжают корабль и отправляются в засаду.

Стольный град Лакедемон, холмами объятый, увидев,

В дом царя Менелая, покрытого славой, пришли.

Пир богатый давал многочисленным сродникам, – дивно

Свадьбу сына и дочери празднуя в царстве земли.

К сыну там Ахиллеса воителя дочь посылали, {5}

Уж давно с ним в троянской земле договор заключив,

Выдавать за него, – и теперь боги их сочетали;

Молодую невесту, ей дав колесниц и коней,

К мирмидонцам, где царствует светлый жених, снаряжали.

В Спарте дочку Алектора выбрал невесткой своей, {10}

Сыну, крепкому силой, прижитому с девой рабыней

В поздний час, Мегапенту. Елене не стали детей,

Боги с пор даровать, как родилась, подобна богине

Афродите прекрасной, златой, Гермиона, их дочь.

Так пируя в богато украшенных царских гостиных, {15}

И родня, и друзья Менелая гуляя всю ночь,

Веселились тогда; под формингу певец вдохновенный

Песни пел перед ними, и два скомороха, точь-в-точь

Соглашая с формингой прыжки, посреди их вертелись.

Телемах благородный, и Нестора славный сам сын, {20}

Прибыв к царскому дому, на двор из коляски хотели

Выйти; встретил их прежде других Этеон. Он один

Спутник верный царя Менелая, великого свата,

С вестью этой по дому пошёл, чтоб узнал господин.

Близ к нему подошедши, он бросил и слово крылато: {25}

«Менелай, благородный питомец богов, гостя два,

Иноземца, из племени Дия, детьми что богато.

Что прикажешь? Распрячь ли их быстрых коней? Отказать

Им, чтоб те у других для себя угощенья искали?»

Отвечал Менелай русокудрый, прогневан сперва: {30}

«Этеон Боэфид, ты всегда малоумен едва ли

Был, теперь же бессмысленный вздор говоришь, как малыш;

Сами мы, испытав гостелюбие в странствии дальнем,

Напоследок покоимся дома, и Зевс дарит тишь,

Нашим бедам конец. Отпрягайте коней их; героев {35}

Странных двух на семейственный пир наш сейчас пригласишь», —

Так сказал. Убежал тот из зала скорей, за собою

Зовёт многих из царских проворных рабов, повелев

Упряжь с быстрых коней, орошённую потом, пристроить,

К яслям в царской конюшне голодных коней ставить в хлев; {40}

В ясли полбы насыпать, замешанной с ячменем белым;

И к сверкавшей стене колесницу потом опереть.

Гости были в божественный дом введены; очумели

Дому милого богу царя-базилевса. Все дни

Лучезарно, как на небе светлое Солнце, иль месяц, {45}

Было в доме царя Менелая, чья слава звенит.

И глаза, наконец, удовольствовав сладостным зреньем,

Стали в гладких купальнях водой омываться они;

Омывали, натёрли рабыни их чистым елеем,

В тонких платьях, облекшись в косматые мантии, тут {50}

С Менелаем Атридом на пышные кресла воссели.

Поднесла на лохани серебряной, рук сполоснуть

Им студёной воды золотой рукомойник рабыня;

И потом пододвинула стол; на него всё кладут, —

Домовитая ключница с разным съестным, из корзины {55}

Выдаёт им охотно; на блюдах, подняв высоко,

Мяса разного кравчий принёс, и его предложил им,

Золотые на пышном столе кубки ставил легко.

Поприветствовав кубком, сам русый сказал Менелай им:

«Пищи кушайте нашей, друзья, на здоровье; едой {60}

Утолите вы голод, – спрошу я, – какого вы края?

Не увяла, я вижу, порода родителей в вас;

Базилевсов вы дети, какие от бога бывают,

Скипетр держат, подобные вам, а не черни подчас».

Тут им подал бычатины жареной кус, из почётной {65}

Своей доли большой отделивши рукою им часть.

Протянули они руки к свадебной пище охотно;

Утолили и голод роскошной едой, и питьём.

К Несториду склонившись чуть, чтоб не подслушали только

Речь его, прошептал Телемах осторожно: «Вот дом! {70}

Несторид, мой возлюбленный друг, посмотри, благородный,

Видишь, много здесь стали сверкающей в стенах кругом;

Блещет златом, сребром, янтарём и слоновою костью;

Зевс один на Олимпе имеет такое в домах;

Вот богатство! Как много всего! Изумилась природа!» {75}

Менелай русокудрый, услышав тот шёпот в устах,

Обратившись, обоим им бросил крылатое слово:

«Дети, смертным нам с Зевсом нельзя поравняться, на страх

Ведь и дом, и сокровища бога нетленны, и новы;

Люди ж только поспорят богатством и властью со мной, – {80}

Но, стерпевши немало, немало скитавшись, я снова

Много вёз в кораблях, возвратясь на восьмой год домой.

Видел Кипр, посетил финикиян, Египта достигли,

К чёрным шёл эфиопам, сидонян, эрембов знал строй;

Был и в Ливии я, где рогатыми овцы родились, {85}

Ежегодно три раза и козы, и овцы родят;

В той стране и полей господин, и пастух не трудились,

Сыр и мясо, и жирное там молоко все едят;

Круглый год изобильно бывают доимы коровы.

Той порой, как в далёких я землях богатства собрав, {90}

Проходил, мой в отечестве брат от убийцы пал кровью,

Непредвиденно, хитрым предательством женским увит.

С этих пор и мои мне сокровища стали не новы.

Но об этом, конечно, отцы, кто бы ни были вы,

Рассказали… О, горестно было мне зреть истребленье {95}

Дома, светлого прежде, богатого многим. Увы!

Рад остаться я с третью того, чем сейчас я владею;

Жили б люди на свете, которые в Трое большой

Клали жизнь, далеко от Аргейи, коней не жалея.

Часто, их поминая, о них много плача душой, {100}

Я сижу одиноко под кровлей дворцовой; порою

Горем их услаждаю я сердце, забыв той порой

Горе, – явно нас скоро холодная Смерть упокоит.

Сколь ни сетую в сердце своём я, их всех помянув,

Об одном мысль особенно губит мой сон, и расстроит {105}

Аппетит мой, поскольку никто из ахеян, взглянув,

Бед не встретил, как снёс Одиссей; на труды и печали

Он рождён; ну а мне сокрушаться досталось, всплакнув,

Видя, – долго отсутствие длится его; не слыхали, —

Жив он, умер ли; плачет отец безутешный, седой {110}

Только старец Лаэрт, с Пенелопой, с младым Телемахом,

Бывшим только в пелёнках, когда шёл из дому грозой».

Скорбь о милом отце пробудил в сыне он, давши маху.

И катилась с ресницы сыновней слеза за слезой,

Поминая отца; взяв пурпурную мантию, взмахом {115}

Ею слёзы закрыл; видя то, Менелай угадал,

Но, рассудком и сердцем колеблясь, не знал он, от страха, —

Ждать, чтоб сам говорить об отце своём юноша стал,

Иль вопросами выведать всё от него понемногу?

Той порой, как рассудком и сердцем колеблясь, молчал, {120}

Из своих благовонных покоев Елена к порогу

Вышла, словно сама Артемида, чей лук золотой.

Кресло пышной работы Адраста подвинула; в ноги

Положила Алкиппа ей мягкий ковёр шерстяной;

С драгоценной корзиной серебряной Фило приходит, – {125}

Дар Алькандры, супруги Полиба, в египетский зной

В Фивах жившего, – много сокровищ имел в обиходе.

Две литого сребра Менелаю купальни, и к ним

Два треножника дал, злата десять талантов в походе;

И богато Елену Алькандра одарит своим, – {130}

Золотую, с корзиной овальной ту прялку; корзина

Серебра, но края золотые; и это хранив,

Фило ставит, пришедши, к хозяйке поближе придвинув

Много пряжи сучёной; на ней же и прялка лежит;

Шерсть волною пурпурного цвета. И кресло подвинув, {135}

Сев, прекрасные ноги свои на скамью положив,

С любопытством у мужа тогда по порядку спросила:

«Смог узнать, Менелай боговидный, теперь мне скажи, —

Кто пришедшие гости, наш дом посетившие милый?

Я скажу, – справедливо ли, нет ли, не знаю, – но грудь {140}

Говорит, что ещё никогда, изумляться не в силах,

Мне в жене не случалось, ни в муже такого взглянуть

Сходства, – гость с Телемахом, царя Одиссея, не скрою,

Сыном сходен; младенцем его, взяв с ахейцами путь,

Оставлял, когда вы за меня, недостойную, к бою, {145}

Все ахейцы на Трою послали смертельную рать».

Менелай русокудрый ответил тогда, сам расстроясь:

«Что, жена, говоришь, справедливым и я вижу, мать.

Дивно сходство! Такие же ноги, такие же руки,

То ж в глазах выражение, та ж голова, льют опять {150}

Кудри густо на ней; помянув же в беседе, как друга,

Одиссея, я вспомнил беду, что терпел за меня;

Тут с ресницы упала, заметил, слеза, и взяв в руку

Он пурпурную мантию, ею закрылся, стоня».

Писистрат Несторид тут сказал, отвечая завидно: {155}

«Боговидный Атрид Менелай, повелитель, броня,

Спутник подлинно сын ведь того, и тебе это видно;

Осторожный и скромный, он мнит, – неприлично ему,

Посетив вас впервые, себя выставлять, очевидно

Пред тобою, божественной речью пленяющим тьму. {160}

Старец Нестор, властитель геренский послал меня в землю,

Проводить; у тебя ж он затем, чтобы как своему,

Наставление дать соизволил, – что делать? Злой демон

Пребывает в родительском доме для сына, когда

Без отца, не имея друзей, он сиротствует, с тем же {165}

Телемах, – благородный отец далеко, – вот беда;

Никого, кто б помог защититься ему от недуга».

Менелай русокудрый ответил, расстроен тогда:

«Боги! Подлинно сын несказанно мне милого друга,

Столь трудов за меня претерпевшего, дом посетил. {170}

Мой друг лучший, отличней аргивян в великих заслугах,

Я надеялся встретить, когда в кораблях приходил, —

Путь домой по волнам Зевс гремящий открыл, Олимпиец;

Град в Аргейе ему б я построил с дворцом в меру сил;

Взяв его самого из Итаки с богатствами, с сыном, {175}

И с народом; и область для них бы очистил, людьми

Населённую близко, и мой признающую скипетр;

Часто виделись мы бы, соседи, ничто нас, пойми,

Разлучить не могло веселящихся, дружных, до злого

Часа, где бы покрыло нас облако Смерти и тьмы. {180}

Столь великого блага нам дать не хотел непреложный

Бог, закрывший ему, несчастливцу, желанный возврат», —

Говоря, неумышленно всех он сердца растревожил;

Дия дочь так, Елена Аргивская стала рыдать;

Телемах с ней заплакал, Атрид Менелай прослезился; {185}

Плач не мог удержать и младой Писистрат, – он, как брат,

Вспомнил брата его, Антилоха прекрасного, спицей

Умерщвлен был блистательным сыном прекрасной Зари.

Вспомнив брата, о нём слово слал окрылённою птицей:

«Явно, царь наш Атрид, ты разумнее всех, – посмотри. {190}

Говорит и отец престарелый так Нестор, когда вас

При семейных беседах своих вспоминают цари.

Ныне слушай же, царь хитроумный, не лью я подавно

Слёз за трапезой вечера, – скоро Заря к нам придёт,

В раннем мраке рождённая. Мне не противен лишь славный {195}

Плач о мёртвых возлюбленных, – равно Судьба воздаёт

Земнородным страдальцам, одна здесь надёжная почесть, —

Слёзы с глаз, и отрезанный локон волос, что сожжёт.

Брата я потерял; не последний в аргивянах прочих

Был он; ты его знаешь, конечно; со мной никогда {200}

Не встречался; его я не знал; но всегда беспорочен

Антилох был, и лёгкостью ног сам, и в битвах всегда».

Менелай русокудрый ответил тогда Писистрату:

«Основательно то, что сказал ты; один лишь в годах

Муж, старейший тебя, говорить так достойно был рад бы. {205}

Из твоих слов я вижу, – отца ты достойный вполне

Сын; легко познается порода мужей, им в награду

Счастье в браке, и в племени дарит Кронид, и в войне;

Постоянно и Нестору он золотые свивает

Годы, весело в доме своём чтоб старел, в круге дней, {210}

Сыновей семье бодрой, разумных, оружие зная.

Мы ж, печаль отложив, отерев наши слёзы, – пора!

Будем вновь пировать; для омытия рук пожелаем

Лишь водицы, опять разговор с Телемахом с утра

Заведу; разговор мы окончим, начатый здесь было», – {215}

Так сказал, и умыться воды Асфалион подал,

Спальник верный царя Менелая, чья слава не стыла.

Тянут руки здесь все к предлагаемой пище, схватить.

Умно мысль в дочке Дия, Елене тогда пробудилась, —

Вознамерилась соку в ковши круговые подлить, {220}

Утолявшего горе, дающего сердцу забвенье

Бедствий; тот, кто вина пригубил, с благотворным испить

Слитым соком, был весел весь день, и не плакал в мгновенья,

Если б мать и отца неожиданно встретила Смерть,

Иль нечаянно брата лишился, иль сына в сраженьи {225}

Пред очами его поражала оружия твердь.

Дия светлая дочь обладала тем соком чудесным;

Полидамна, супруга же Фона в Египте жалеть

Им не стала; земля там богата, обильна, и вместе

Трав рождает целебных, простых, ядовитых и злых; {230}

Всяк в народе там врач, превышающий знаньем небесным

Всех людей, ведь там все из Пеанова рода живых.

Сок в вино подмешав, и вино разнести повелевши,

Как царица, Елена с гостями беседует их:

«Менелай боговидный, Атрид, вы, потомки старейших, {235}

Тех отцов знаменитых, – различное боги несли,

Злое, доброе Зевс посылает, ему всё чудесно.

Ныне радуйтесь, сидя за трапезой в вечер земли,

Веселя разговорами сердце; а я о бывалом

Расскажу, – что всего рассказать и припомнить смогли, – {240}

Одиссей, непреклонный в беде, подвиг сделал немалый, —

Хитроумнейший муж, сам один предпринял и свершил

У троянцев, где много ахейцы, вы бед перебрали.

Грудь свою беспощадно иссекши бичом, поспешил,

Рванью бедной покрывши себя, как побитый невольник, {245}

В свет сияющих улиц народа врагов он входил;

Образ взявши чужой, был в разодранном платье настолько

Нищим, как никогда меж ахеян его не видать.

Посреди он троян укрывался; без смысла, нисколько

Были те; я одна догадалась, кто он; предлагать {250}

Я вопросы решила ему, – он хитро уклонился;

Но когда, и омывши его, и натёрши опять,

Платьем плечи ему покрывала я с клятвой великой, —

Одиссеевой тайны троянцам не знать, – о чужом,

До его возвращения в стан к кораблям черноликим, {255}

Он о замысле хитром ахеян поведал, большом.

Многих очень троян острой сталью меча умертвивши,

Вызнав в городе всё, невредим он, к аргивцам ушёл.

Много вдов у троян зарыдали; в моём воцарившись

Сердце было веселье, – давно уж стремилось к родной {260}

Я отчизне, давно я скорбела, виной Афродиты

Вольно шла, как слепая из милой отчизны, где свой

Дом покинула, брачное ложе и дочь, и супруга,

Одарённого светлым умом и лица красотой».

Менелай русокудрый сказал благородной подруге: {265}

«Ясно то, что жена, рассказала ты нам хорошо;

Случай был мне узнать помышленья, поступки, и друга,

И людей благородных, и много земель я прошёл, —

Никогда и нигде мне досель человек, Одиссею

Равный, твёрдому в бедах, не встретился где-то ещё. {270}

Что, могучий он там предпринял и исполнил, посмея, —

В чреве тёмном коня, от троянцев аргивяне все

Скрыты, – гибель и Смерть, и убийство врагам он затеял;

К нам тогда ты пришла, – по внушению словно совсем

Демоницы, дать мыслившей славу враждебным троянам, – {275}

За тобою туда же пришел Деифоб вместе с тем;

Трижды ты обошла с ним коня, отыскавши изъяны,

Рёбра, стала данайцев по имени каждого звать,

Голосам же аргивянок наших всегда подражая.

Нам с Тидидом, и с равным богам Одиссеем, как знать, {280}

В тёмной чреве громады знакомые слышались звуки.

Пробудилось волнение в нас, мы вскочили опять

Выйти вон, или громко тебя изнутри звать, подруга;

Одиссей опрометчивых нас удержал, остальных;

В чреве том, притаившись, ахейцы не слали и звука. {285}

Лишь один Антиклес на призыв порывался из них

Выдать голос; но царь Одиссей, рот зажавши раскрытый

Безрассудному, спас сам ахеян от гибели их,

И дождался, чтоб волей Паллады Афины ты скрылась».

И на это сказал рассудительный так Телемах: {290}

«Боговидный Атрид Менелай, повелитель, помилуй,

Мне прискорбней, что он не избег от небесных атак;

Было ль в пользу ему, что имел он железное сердце?

Время, видно, уж нам о постелях подумать, чтоб так

Погрузившись в них, Сном успокоить усталые нервы», – {295}

Так сказал, – и Елена Аргивянка молвит рабам:

«Две кровати поставить, постлать тюфяки на них сверху,

И пурпурные сверху ковры положить; по коврам

Мягким кровом поверх одеяла пушистые стлать им».

Факел взявши, пошли из столовой рабыни; и там {300}

Всё постелено было гостям; проводил их глашатай;

В тень легли на постелях, и скоро покойно уж спит

Телемах, с ним и Нестора сын славный, будто ребята.

И во внутренней спальне заснул русокудрый Атрид,

У царицы Елены, покрытой одеждою длинной. {305}

Утро. Розовым пальцем Заря ночи мрак гнать спешит;

Менелай, воевода в сраженьи тут ложе покинул,

Облачившись, повесил двуострый свой меч чрез плечо;

И подошвы красивые к светлым ногам прикрутил он;

Шёл из спальни, лицом лучезарен, как бог, горячо. {310}

К Телемаху сев, здравствовал, после героя спросил он:

«Что подвигло тебя по волнам этой бездны ещё,

В царский град Лакедемон прибыть, Телемах боговидный?

Иль нужда? Иль своя, иль народная? Правду скажи».

Телемах рассудительный так излагает обиды: {315}

«О, Атрид Менелай, богом избранный пастырь мужей,

Здесь затем, чтоб узнать от тебя о судьбе отца смею.

Гибнет там достоянье, и земли пустеют уже,

Дом во власти грабителей жадных, что бьют, не жалея

Мелкий скот, и быков криворогих и тучных в ногах; {320}

Мамы это моей женихи сватовством всё наглеют.

Я колена твои обнимаю, чтоб ты не за страх

Моего отца участь открыл, объявив, что увидел

Сам ты точно глазами, иль слышал случайно в словах

Чужеземца. Он мамой рождён был на беды лихие. {325}

Ты меня не щади, и из жалости слов не смягчай,

Расскажи мне подробно, чему ты был сам очевидец.

Если чем для тебя мой отец Одиссей невзначай,

Словом, делом ли мог быть полезен в те дни, как с тобою

B Трое был, где бед много ахеец в боях повстречал, {330}

Вспомни это теперь, расскажи всё поистине стройно».

С гневом страшным вскричал русокудрый тогда Менелай:

«Безрассудные! Мужа могучего ложе разбоем

Те, бессильные, мыслят они захватить? Так и знай, —

Если б в тёмном лесу, у великого льва в логовище {335}

Однодневных, сосущих ягнят лань сложила, и в край

Вышла горных лесов, по глубоким, травою обвисшим,

Долам бродит; обратно бы лев воротился домой, —

Разом страшная участь ягнят беззащитных отыщет.

Злая участь постигнет рукой Одиссея; герой, {340}

Если б, – Зевс-отец мощный! И ты, Аполлон! И Афина!

В виде том, как и в Лесбосе, щедром породой людской,

С силачом Филомиледом выступив в бой на равнине,

На великую радость ахейцам он кинул врага, —

Если б в виде таком женихам Одиссей вдруг явился, {345}

Стала б брачная участь Судьбой неизбежной горька.

То, о чём ты, меня вопрошая, услышишь устало,

Расскажу откровенно, обманут не будешь пока;

Самому возвестил мне морской проницательный старец,

То тебе я открою, чтоб истину знал, так и быть. {350}

Знаешь, боги Египта в отечество мне, и немало

Заграждали пути, – день обетанной жертвы забыт;

Боги ж требуют строго, чтоб были верны мы обетам.

В море шумно-широком находится остров, лежит

У Египта; его именуют там Фарос запретный; {355}

От брегов на таком расстояньи, какое за день

С благовеющим ветром попутным корабль бежит где-то.

Пристань верная там, из которой большие, как тень,

В море ходят суда, запасённые чистой водою.

Двадцать дней там промедлил по воле богов, словно лень, {360}

Не подул благосклонный отплытию ветер с бедою,

Спутник милый пловцам по волнам полноводных морей.

Мы ж истратили все путевые запасы с собою;

Бодрость пала, но, сжалясь над нами, богиня зверей,

Старца моря Протея цветущая дочь Эйдофея, {365}

Преклонилась ко мне своим сердцем, когда от скорбей,

Шёл печально стезёй одинокой, друзей всех развеяв;

Забродили они по зыбучему взморью и рыб

Остро согнуты, крючья ловили, – так голод повеял.

С видом ласковым тут вдруг богиня зверей укорив: {370}

«Что ты, странник? Дитя ль неразумное? Сердцем ли робок?

Лень тобой овладела? Иль сам веселишься с игры

Горем, долго так медлишь на острове нашем со злобой,

От бессилья и спутников всех, повергая в тоску?» —

Говорила богиня, я так отвечал ей подробно: {375}

«Кто была ты, богиня, всю правду тебе изреку, —

Безнадёжно в бездействии медлю; нанёс я, наверно,

Оскорбленье богам, беспредельному небу, дружку.

Ты скажи мне, – должны вы, могучие боги всё ведать, —

Из бессмертных, меня оковав, кто закрыл мне возврат {380}

По волнам полноводного, рыбой обильного недра?» —

Так спросил я, и так отвечала богиня мне в лад:

«Объявлю откровенно, чтоб мог ты всю истину ведать;

Пребывает давно здесь морской проницательный гад,

То бессмертным Протей, египтянин, изведавший недра, {385}

Все глубины царя Посейдона державы большой;

Он, твердят, мой отец, от какого родилась я щедро.

Коль, какое бы средство нашёл овладеть им, с душой

Все б открыл, – и дорогу, и долог ли путь, и успешно ль

Рыбой полного моря путём возвратишься домой? {390}

Коль захочешь, божественный, скажет тебе всё неспешно,

Что с тобой и худого, и доброго дома стряслось,

С пор, как странствуешь ты по морям бесприютным, конечно», —

Говорила богиня, и так, отвечал я: «Сбылось!

Нас сама научи овладеть этим богом и хитрым же старцем, {395}

Чтоб не смог наперёд наше видеть намеренье сквозь, —

Одолеть человеку весьма трудно бога, недаром», —

Говорил я; сказала богиня, ответив в итог:

«Объявлю откровенно, чтоб знал ты всю истину даром, —

Ежедневно, лишь Солнышко неба пройдёт потолок, {400}

С лёгким ветром, с великим волнением тёмной пучины,

Вод глубины покинет морской проницательный бог;

Выйдя с волн, отдыхать он ложится в пещере единой;

Вкруг с хвостами-ногами младой Алосидны помёт,

Стаей лягут тюлени, покрыты солёною тиной; {405}

Смрад пронзительный море на всю их окрестность прольёт.

Лишь Заря заалеет, я место найду, где удобно, —

Спрячься ты средь тюленей; товарищам сильным вперёд

Повели за собою прийти с кораблей крутолобых.

Я тебе расскажу о коварного старца трудах, – {410}

Он сначала тюленей считает и смотрит подробно;

Осмотрев, и сочтя по пяти, напоследок и сам

Ляжет с ними, как пастырь меж стада, и в Сон погружаться

Будет. Видя, что лёг, и что в Сон погрузился он, там

Соберите все силы, и им овладейте; он рваться {415}

Будет жёстко, и биться, – из рук не пускайте, – уйдёт;

Он и разные виды начнет принимать и являться

Всем, что есть на земле, – и водою, и жгучим огнём;

Не робея, тем крепче его, тем сильнее держите.

Но, как скоро ему человеческий голос придёт, {420}

Снова взявши тот образ, в каком он заснул, – отпустите

Вы его; и тогда, благородному старцу свобод

Давши, спросите вы, – из богов раздражён кто? Плывите

Рыбой полного моря путем вы домой, на заход», —

Кончив, та погрузилась в морское глубокое лоно. {425}

Я ж пошёл к кораблям, на песке потерявшим свой ход,

Душу, сердце моё волновавшими мыслями полный;

К морю шёл, и к моим кораблям на вечерю. И там

Собирал я людей; и претёмная ночь пала долго;

Мы заснули под говором волн, ударявших в борта. {430}

Утро. Розовым пальцем Заря ночи мрак прочь прогонит;

По отлогому влажно-песчаному берегу сам

Я колена склонил пред богами, и вышел; со мною

Трое спутников сильных, на всякое дело лихих.

Той порой, погрузившись в глубокое море, с собою {435}

Кож тюленьих из вод принесла нам богиня; там с них

Ободрала она. Чтоб отца обмануть, на песчаном

Бреге ямы она приготовила нам, и у них

Ожидала. Немедля все четверо к ней повстречавшись,

Легли в ямы; и кожами сверху богиня, постлав, {440}

Повелела нам ждать, притаясь; ох и мучил нас сальный

Смрад тюленей, питавшихся горечью соли и трав,

Как меж чудами моря лежать человеку? Не скрою,

Но богиня беде помогла, и страдание сняв,

Быстро ноздри амброзией нам благовонной закроя, – {445}

Во мгновение запах чудовищ морских был унят.

Всё то утро с мучительной мы пролежали тоскою.

Стаей вышли из вод, наконец, все тюлени, и в ряд

Друг за другом вдоль шумного берега все улеглися.

В полдень с моря поднялся и старец. Тюлений отряд {450}

Жирных видя, пошёл к ним, и начал считать их, и близко

Счёл своими подводными чудами нас, не познав

В чём подвох; и он сам напоследок меж нами свалился.

Выйдя с криком на сонного, сильной рукой удержав,

Обхватили его; но старик не забыл чародейства, – {455}

Он в свирепого, с гривой огромною льва нам представ;

После был нам драконом, пантерою, вепрем злодейским,

Быстрой очень водою, и деревом с кроной густой;

Не робея, тем крепче его мы держали все вместе.

Напоследок, увидя, что все чародейства отстой, {460}

Стал он тих, и ко мне, наконец, обратился с вопросом:

«Из богов кто тебя, о, Атрид, благородный такой,

Способ дал, чтоб меня пересилить? Чего же ты просишь?» —

Так спросил у меня, и ему я открыто сказал:

«Старец, ведь всё известно, зачем притворяться? Я просто {465}

Медлю здесь поневоле, не зная, чего бог желал,

Сердцем мучась, и спутников всех, повергая в унылость.

Ты скажи мне, – должны вы, могучие боги всё знать, —

Из бессмертных меня кто сковав, мне возврат отодвинул

По волнам полноводных, и рыбой обильных морей?» – {470}

У него так спросил, и ответил он мне, давши милость:

«Должен Дию владыке и прочим богам жертву дней;

С кораблями пускайся ты путь совершить, чтоб с ветрилом,

Глуби моря измерив, в отчизну вернуться с гостей.

Знай, – тебе суждено не видать, ни возлюбленных милых {475}

В светлом доме своём, ни желанный отечества край,

Прежде, чем ты к бегущему с неба потоку Египта

Вновь придёшь, и обещанной жертвы свершишь, так и знай,

Всем бессмертным богам, беспредельного неба владыкам.

И без бога увидеть отчизну свою не мечтай!» – {480}

Так сказал, и во мне разрывается сердце от крика, —

Было страшно, – предавшись тревогам туманных морей,

Продолжительно-трудным путём возвращаться в Египет.

Напоследок просил я у хитрого старца вестей:

«Что велел ты, божественный старец, то всё я исполню; {485}

Ты теперь, ничего не скрывая, скажи поскорей, —

Все ль в судах невредимы ахейцы, из Трои невольно

Разлучившись, как Нестор и я, возвратились домой?

Кто погиб с кораблями из них на дороге раздольной?

На руках у друзей кто скончался тревожной порой?» – {490}

Так спросил у него, и ответил он мне, глядя зорко:

«О, Атрид! Не к добру ты вопрос задаёшь мне такой;

Лучше б было не знать, и меня не расспрашивать, – горько

Плакать будешь, когда обо всем расскажу я; постой, —

Многих нет; но ведь живы остались и многие; только {495}

Двум вождям в сталь одетых ахейцев дорогу домой

Смерть закрыла; кто пал на сраженье, – ты знаешь с начала;

И средь моря пустынного третий в неволе живой.

В урагане морском со своими погиб кораблями

Оилеев Аякс; Посейдон их к Гирейской скале {500}

Бросил бурей; его же из вод он исторгнул на скалы;

Спасся б тот вопреки раздражённой Афине на ней,

Но в безумстве изречь сам дерзнул святотатное слово, —

Похвалился, – богам вопреки, он лежит на земле.

Это слово царём Посейдоном услышано. Снова {505}

Сильной кистью он в гневе ужасный трезубец схватил,

По Гирейской ударил скале, и скала раскололась;

Часть стояла, кусками рассыпавшись; в море свалил

Он другую, с висевшим на ней святотатцем Аяксом;

С ней он в вечно шумящее море его погрузил; {510}

Так погиб злополучный, упившись соленою массой.

Брат сначала судьбы избежал твой, – к себе невредим

С кораблями достиг, сохранённый там Герой ужасной.

Но тогда как в виду у утёсов Малеи ходил

Он, внезапно воздвиглась там буря, и рыбами полным {515}

Морем, воющим жалобно, к крайним пределам своим

В область бросило ту, где Фиест обитал, и где после

Было царское сына Фиеста, Эгиста жильё.

Но, однако, опять успокоилось море, и волны

Ветр попутный им дали, – в отечество выйти своё. {520}

И в восторге увидел, шалея, родительский берег,

Целовал он отечество милое; видя её, —

Землю сладкую, пролил обильно он слезы истерик.

Издалёка, с подзорной стоянки его вдруг узрел

Страж, Эгистом поставленный; злое замысля, он вверил {525}

Два таланта за стражу ему; наблюдать он велел

Целый год, чтоб врасплох не застал их, прибыв к дому снова.

С вестью той роковой он в жилище владельца поспел.

И коварство тогда хитроумный Эгист заготовил, —

Двадцать мощных мужей из народа немедля он взял, {530}

Скрыл близ дома, где был изобильный обед приготовлен;

Сам, отправившись звать Агамемнона, там повстречал,