Герман Фальк
Третий Шанс
– Давай, Серёжа, – мягко улыбнулся дедушка Кеша, – раз надо, так надо. Хотя, жаль, конечно, давненько мы просто так за чаем не сиживали.
– И мне жаль, – согласился офицер. – Как-нибудь в другой раз обязательно. Честь имею!
Он запрыгнул в «Грифон», и тот с рёвом взмыл в воздух и скрылся в облаках.
Зашли в дом. Фёдор Пекинович суетился, подавая угощение, старался молчать, однако же без умолку болтал о том – о сём: и как Коля возмужал, и сколько воды утекло, и как к блинам непременно маслица надо… А Коля тихо улыбался, и уже становилось невозможно сдерживать слёзы.
– Василиса умерла, – вдруг ни с того ни с сего произнес Коля. О чём думал, о том и сказал, оно же внутри так и сидело.
– Да, знаю, – тихо проговорил дедушка Кеша. Тихо, но сухо, по-мужски. – Очень жаль, Коля. Хорошо хоть свиделись. Я слышал, правнук у тебя остался? Привози его сюда в следующий раз.
– Вместо Бриза никого к вам не прислали охранять? – неожиданно спросил Коля невпопад. Да просто столько всего нужно узнать. Уже не различаешь, что важно, а что не очень, что наперёд, а что потом.
– Да разве ж дадут спокойно уединению предаться… – профессор вздохнул. – Прислали. Скоро прибудет из увольнительного. Василий Юлианыч, фамилия Чалдон, она же и позывной. Старый вояка. Да и вообще хороший мужик… – Он оборвал фразу и опять вздохнул.
А блины были вкусные! Коля с самого утра ничего не ел, как-то не до того было, тяжкий выдался день – сначала просто волновался, потом убивать готовился, эвакуация, база «Дельты», разговоры всякие, про Василису сообщили, Алешу привезли. В общем, пообедать не успел. А тут блинчики только с плиты, икорка, курочка поджаренная.
– Пекиныч, – крикнул Коля вслед скрывшемуся в очередной раз на кухне повару, – а сосисок нет?
Пекиныч тут же возник в дверях, угрожающе помахивая сковородкой, и отрицательно покачал головой.
– Эх, – Коля откинулся на спинку стула, – знали бы вы, какие на Уране сосиски!
– Ну так расскажи, – спокойно проговорил профессор. – Времени-то у нас довольно. Хоть до утра.
Они говорили, перебивая друг друга, обо всём, потом вдруг замолкали, потом опять говорили. Коля разок выбежал покурить, а Пекиныч вышел с ним просто постоять. И опять разговоры, разговоры…
К десяти вечера плавно перешли к ужину.
– Над чем сейчас работаешь? – поинтересовался Коля, чтобы сменить темы, неизбежно вызывавшие неловкое молчание, иногда вздохи, а то и слёзы.
– Да, – профессор махнул рукой, – так, прикладными штучками всякими. Пора и отдохнуть от высокой науки. Вот Ли Сы искусственным интеллектом увлёкся. Куда прёшь, говорю, дурень! Ни черта ж не выйдет! А он ни в какую. Мол, выйдет, вот увидите.
– Искусственный интеллект… – Коля задумался. – Это… это ж… это типа… а зачем это?
Иннокентий Аристархович поднялся, прошёлся взад-вперёд.
– Юношей движет научный интерес, что, безусловно, похвально. Ни о прикладной, ни об этической стороне вопроса он не задумывается.
– Ну так, дедушка Кеша, это же опасно! Сколько фильмов было про, ну, там, восстание машин, терминаторы всякие и всё такое…
– Не бери в голову, Коля, – профессор опять уселся на стул и улыбнулся. – Ни черта у него не выйдет. Искусственный интеллект не-воз-мо-жен. Клонировать человека получается, но клонирование запрещено… пока. А чтобы вот так личность с нуля – нереально. Даже теоретически.
Коля немного напрягся, выпрямился.
– А почему клонирование запрещено?
– Как раз по этическим соображениям. Человек уникален. Каждый. Богом или природой, тут уж решай, что тебе ближе, человек создаётся в единственном экземпляре. Каждый индивидуален, неповторим. И общность наша состоит из таких уникумов. Оттого и в мире баланс. То одна сила побеждает, то другая, и лодка покачивается, но воду бортами не черпает. А разреши клонирование, и такая качка начнётся, что как бы вверх килем не оказаться! – Было видно, что рассуждает об оной теме профессор не впервые и с удовольствием. – Давай вот отметём клонирование лучшего в мире воина на стороне одной армии, этот пример и так очевидно свидетельствует об опасности нарушения баланса. Давай по-другому. Что была бы за жизнь, если бы состояла только из радости, без трудностей и переживаний? Если б душа не работала, а только умилялась?
Коля задумался.
– Ну, неправильно это было бы… – пробормотал он. Интуитивно он резон в рассуждениях профессора чувствовал, но вот так сходу сформулировать не мог.
– Да на поверхности ответ, Коля, – профессор вздохнул. – Общество эволюционирует, в этом природа человеческого общежития. Так заложено. Общество, как организм, растёт, развивается, только, в отличие от организма, ещё и самовоспроизводится, потому и существовать может теоретически вечно. А застой приведёт к деградации, в итоге – к исчезновению. Общество живо, когда в нём и хорошее, и плохое, и радость, и горе, и день, и ночь, и сумерки. Так вот представь, что двое мужчин любят одну женщину.
Коля представил. Легко.
– А теперь, – продолжал дедушка Кеша, – вообрази, что эту девушку клонировали, и каждому осталось по одной, и ещё одну можно в запас, ещё кому-нибудь, потому что женщина, судя по всему, хорошая.
Коля вообразил на секунду и ужаснулся.
– Ну что, всем счастье? – ехидно прищурился профессор. – Они там каждый порадуются друг за друга или ревновать будут? Или кто-то один? Представь, что вот таким образом мы всех осчастливили, весь мир…
– Да бред какой-то… – Коля встряхнулся, пытаясь привести мысли в порядок. Вот денёк-то!
– А ты бы, кстати, какую хотел в такой истории – настоящую или клон? Давай уж по-живому – какую тебе, а какую Дельфину?
Коля зажмурился, как будто от боли. Это действительно было по-живому. И боль была настоящая.
– Чего задумался, Коля, они же одинаковые! И это только одна маленькая бытовая картинка. Представь другую. Наштамповали мы с тобой Пекинычей несколько сотен, чтоб в каждый дом, где желают, себе такого заимели. И нет уникального Пекиныча! Есть несколько сотен неуникальных. А вот тебе пример пожёстче. Давай поговорим об инстинкте самосохранения. Вообще, как думаешь, зачем он? Вспомни, как герои шли на смерть, а трусы предавали, как родители оберегали детей, а любимые друг друга… Продолжить? Представь, что этого нет. Погиб ребёнок, унесло его, когда он на опасной лодке к водопаду сплавлялся (ну вот захотелось чаду покуражиться). Не беда, к вечеру изготовим идентичного трёхдневной давности, когда сканировали крайний раз. Продолжать, Коля? – дедушка Кеша перевёл дыхание и заговорил уже спокойно. – Изменится мораль общества. Мир станет другим, совсем другим. Можно сколько угодно приводить аргументов «за», но какой мир мы получим в итоге, никто предсказать не в силах. И у нас, у общества, срабатывает инстинкт самосохранения, потому что мы боимся неизвестного.
Коля задумался, и они минут пять молчали.
– Понятно, – наконец, нарушил тишину Коля. – То есть, не всё понятно, но подумать точно имеется о чём…
– А потом возьмут, да и разрешат клонирование, – вдруг сказал профессор. Прозвучало невпопад.
– Как это?
– Да вот так. Если что-то, на что есть устойчивый запрос общества, многих людей, запрещать, оно уходит в тень. Как в своё время наркотики. Слава богу, удалось потребность в них одолеть. Так и клоны сейчас. Почему, как думаешь, любой известный клон сразу уничтожают? Порой вместе с создателем, а то и сообщниками. Вот то-то. Но через какое-то время, – профессор грустно улыбнулся и склонил голову, – правительства поймут, что, если с этим нельзя бороться, значит, следует это возглавить. Вот и посмотрим, что будет.
– И что, прямо вот так и согласятся?
– А ты просто пропустил немного. Сколько в своё время копий было сломано, когда обсуждали, разрешить ли умственные стимуляторы! Говорили то же, что и я тебе сейчас: что это аморально, что мозг должен работать естественным образом… Только какой же вред, если человек с перемножением пятизначных чисел в уме начнёт справляться без счётных машин? Кстати, как раз то, чем я сейчас занимаюсь, только у меня помасштабнее задачка.
– Так это же не сам человек… – робко начал возражение Коля, но не закончил, не нашлось, чем заканчивать.
– Это просто технический прогресс. Он обществу по жизни сопутствует. Человек изготовил себе каменный топор, чем увеличил возможности руки. Уже получилось не как природой заложено. Потом возможности ног возросли кратно с изобретением колеса. Потом Homo sapiens и вовсе в воздух поднялся, чего природой никак не предусмотрено! А вот скажи, общение с человеком через тысячи километров – это естественно? Ну вот. Настало время мозга.
– Ну дедушка Кеша, ну как же так! Ну вот это же общество и изменит!
– Изменит, – охотно согласился дедушка Кеша. – Только это эволюцией называется. Общества, если угодно. А человек всегда останется человеком. Когда-то изобрели огнестрельное оружие, увеличивающее возможность самообороны, но далеко не все пожелали таковое при себе иметь. Да чего там! Создали же всякие транспортные средства, а мы пешком ходить не разучились. Давай немножко по-другому. Современная техника позволяет специальным службам постоянно следить за каждым человеком на Земле. И на Уране заодно. И что, следят? Да вовсе нет, что бы там сторонники теорий заговора ни воображали. Общество, иногда гласно, а в основном молча, но очевидно против этого, вот и не возникла система тотальной слежки. Возвращаясь к мозговым стимуляторам: представь инженера, который разрабатывает что-то полезное. В обычной ситуации он месяц будет трудиться, а со стимулятором три дня. А потом или за что-то другое стоящее примется, или семье время посвятит да увлечениям своим.
– Что-то запутал ты меня, – Коля опять потряс головой. – То естественно, то неестественно. Правильно-то как? Человек с техническими возможностями – это хорошо, а клоны плохо?
Сам понял, что глупость сказал. Не о том же беседа. Хотя, надо сказать, и непоследовательной она выходила. Но дедушка Кеша часто таким выглядит, если не вникать.
– Сам подумай, Коля. Только обязательно подумай. Тебе сейчас много о чём подумать нужно. Очень о многом. Тебе же как-то дальше жить надо.
Было уже за полночь, когда Коля, вконец уставший от событий такого длинного дня, окончившегося приятной для души, однако напряжённой для ума беседой, отправился спать. На пороге он замер и нерешительно обернулся.
– Дедушка Кеша… – осторожно проговорил он то, что и так витало в воздухе, – а ты Милену… ты ведь её сканировал…
– Раз в неделю, – быстро и спокойно ответил профессор. – Хочешь клона попросить?
– Хочу.
– Так она же ненастоящая будет!
– А я какой?
– Коля, – профессор встал, подошёл и посмотрел ему прямо в глаза. – Коля. Она полюбила тебя таким, каким ты был тогда. До того, как прошёл через всё это. И всё это ты прошёл один. Без неё. Не вы вместе, а ты. Ты уже другой. И ты полюбил её, когда был другим. Ты уверен, что сейчас возникло бы то же самое? Вот то-то и оно…
Коля ничего не ответил. Он развернулся и вышел из гостиной.
– И главное, – услышал он жёстко брошенные вдогонку слова, – ты видел её смерть. И ты её уже похоронил.
* * *
Вся эта история закончилась для большинства людей совершенно неожиданно третьего декабря две тысячи сто первого года. К этому большинству относились и Ходырев со товарищи. И сам Ходырев, и Фролов, и Пекарский, и Стенька и многие-многие вовлечённые узнали о произошедшем из новостей, из прямой трансляции из Георгиевского зала Большого Кремлёвского дворца.
А за день до того руководитель Администрации Президента Тихон Святославович Цветков попросил у главы государства полчаса времени в конце рабочего дня по очень важному делу.
Президент согласился, встречу согласовали на десять вечера. Было видно, что Президент нервничал в последнее время всё больше и больше, и, хотя тратить время в пятницу вечером ему совсем не хотелось, он чувствовал, что Цветков намерен обсудить что-то значимое, поэтому не возражал и отложить встречу на другой день не предлагал. И даже не спрашивал заранее, о чём руководитель его Администрации хочет с ним поговорить.
Ровно в десять вечера Цветков, постучавшись для приличия, вошёл в президентский рабочий кабинет.
Шацкий стоял у окна, сунув руки в карманы брюк. Когда Цветков возник на пороге, он лишь коротко обернулся, чтобы убедиться, кто вошёл. Виделись несколько раз сегодня, однако Цветков всё же поздоровался:
– Добрый вечер, господин Президент.
– Добрый вечер, Тихон, – Шацкий продолжал вглядываться в небо. – Тучи сгущаются, да?
– Да не то слово, Анатолий Вольфович. Дальше почти некуда.
– Да, – Шацкий вздохнул и грустно покачал головой. – Всё зашло слишком далеко. Неожиданно…
– Ожидаемо, Анатолий Вольфович. При всём уважении.
Так и стояли – Президент, ссутулившись, у окна, руководитель Администрации у двери. И «всё», что неожиданно или ожидаемо зашло далеко, было понятно обоим. Будет восстание. Так или иначе, Шацкому придётся уйти в отставку, и это всё, чего от него добивается Ходырев. Сам предприниматель, кстати, уже давно перестал общаться с Президентом – встреч не искал, а от возможных уклонялся. Федоренко, который займёт пост Президента после отставки Шацкого, – марионетка Ходырева. Шах и мат.
– Есть предложения, Тихон? – проговорил Шацкий едва слышно.
– Конечно, есть. Имеется два варианта. Первый: позволить Ходыреву воплотить его план в жизнь. Смею вас заверить, этот вариант уже не состоится.
Шацкий вдруг резко развернулся на каблуках и посмотрел в глаза Цветкову.
– Тихон, ты о чём?
– Позвольте закончить, Анатолий Вольфович. В первом варианте нельзя предсказать, что будет происходить в стране и как это скажется на вас. Мы знаем, что Игнат Рафаэлевич человек не агрессивный, и против вас лично он после отставки ничего иметь не будет. Однако вы знаете, кто с ним вместе. И догадываетесь, кто за его спиной. Вы можете предугадать их действия, в том числе в отношении вас лично? Думается, вопрос риторический.
– Тихон, а что ты думаешь по поводу недавних разоблачающих роликов?
– Вы всё ещё тешитесь мыслью, что можно удержаться на посту Президента? Разоблачающие ролики Ходырева не остановят. Уже готовится мощная кампания, которая через пару недель дезавуирует все разоблачения. Поэтому и времени ждать у вас нет.
– То есть, отставка неизбежна, – тихо проговорил Шацкий, обречённо склонив голову.
– Мы можем сделать её бессмысленной. Если снять Федоренко с поста вице-президента и на его место поставить правильного человека. И сразу же принять жёсткие меры против бандформирований. И начать разрушать экстремистскую идеологию. Как, по-вашему, Ходырев контролирует правоохранительные органы?
– Да я знаю, через Федоренко. Только сделать уже ничего не могу, слишком поздно. Если я сниму с поста Федоренко…
– Его нельзя просто так уволить. Там сложная процедура.
– Но ведь Калинкина же сняли.
– Сняли, – Тихон едва заметно улыбнулся. – Потому что я подтвердил, что процедура соблюдена. А она не была соблюдена. Дело о восстановлении Калинкина на посту будет рассматриваться Верховным судом сегодня ночью. Простите, не могу вам сообщить точное время и место, но зато могу достоверно предположить, какое будет решение. Если хотите, можете поприсутствовать, но только если дадите слово, что на заседании поддержите требования Калинкина и согласитесь с его восстановлением на работе.
Президент, наконец, вытащил кулаки из карманов брюк, развёл руки в стороны и ошалело уставился на руководителя Администрации.
– Что ты сказал?.. – произнесено это было не с вызовом, скорее, неуверенно.
– Сказал, что ночью Верховный суд восстановит в должности вице-президента Калинкина Матвея Юрьевича. Это полностью нарушит планы Ходырева. У Калинкина есть сценарий, как быстро навести порядок в стране и не позволить силам противника перегруппироваться для нового удара.
– И у Калинкина есть ко мне предложение?
– Есть, Анатолий Вольфович. Первое: поддержать его на ночном заседании Верховного суда. И завтра утром выступить с обращением к народу, поддерживающим это судебное решение. Это придаст вердикту большую реальную легитимность. Второе: вы сохраняете пост Президента, но передаёте Калинкину фактические полномочия для наведения порядка. Можете в отпуск пойти. Лучше бы вас вообще в стране не было, тогда народное восстание некуда будет вести. Хотя, если завтра утром передадите реальную власть Калинкину, никакого восстания уже не случится. Зато последуют аресты высокопоставленных генералов.
– Но ведь эти Стенькины отряды, они же просто так не…
– Сил полиции вполне достаточно для того, чтобы полностью уничтожить бандформирования, если они будут сопротивляться. План Ходырева и заключался в том, чтобы полиция не вмешивалась, по крайней мере, на первом этапе. Мы надеемся, что спонсоры всей этой истории поймут, что вложения не окупаются, и прекратят финансирование. А если нет, придётся просто зачистить отряды экстремистов. Позвольте повторить, сил полиции на это хватит. Здесь бы очень помогло ваше одобрение этих действий. Тем более, арестов высокопоставленных персон.
– Так вы что же, хотите за ночь арестовать…
– Двенадцать человек… Ой, только что понял, число-то символическое… надо подумать… В любом случае, мы понимаем, что исход уголовных дел не гарантирован, хотя, на взгляд квалифицированных юристов, доказательств достаточно. Но даже если некоторые обвиняемые быстро выйдут на свободу, у нас будет время, чтобы нейтрализовать их действия, чтобы вернуть контроль над страной.
– Ну хорошо… Пусть арестуете и вернёте контроль, пусть начнёте уничтожать вооруженных экстремистов, Стеньку к ногтю прижмёте… А новый Стенька и новые формирования не появятся?
Тихон улыбнулся и уверенно произнёс:
– А всякое может случиться. И то, и другое, и сопротивление врагов, и новые угрозы. А мы просто будем бороться за страну. Всегда же так делаем. Веками. Так и живём.
Утром в экстренном выпуске новостей президент Шацкий объявил о восстановлении в должности вице-президента Калинкина. Также он лично сообщил, что бывший вице-президент Федоренко взят под стражу в связи с обвинениями в коррупции, как и ещё несколько генералов и высокопоставленных чиновников.
А потом он передал слово Калинкину. Тот предстал перед камерами в обычном тёмно-синем костюме, как будто и не отсутствовал в Кремле все эти месяцы. Он уверенно занял место на трибуне с российским гербом, которую освободил для него Шацкий. Вице-президент смотрел в камеры открыто, искренне и решительно, даже пронзительно, как будто пытался заглянуть в глаза каждому, кто сейчас находился у видеоконсоли. И казалось, да не казалось, было взаправду, что ему совершенно безразлична реакция тех, кто собрался сейчас в Георгиевском зале послушать его выступление.
– Дорогие сограждане, – начал он спокойно. Сделал небольшую паузу. – Друзья. Наша страна чуть было не погрузилась в очередной раз в смутные времена. Всё закончилось. Всё уже закончилось. Отдельные бандформирования будут сопротивляться, но государственные силы правопорядка их уничтожат, это вопрос небольшого времени.
Но знаете, чтобы уничтожить бандитов, не требуется выступать с трибуны. А я хочу обратиться к вам. Нам с вами нужно поговорить.
О недавних событиях в стране обязательно сообщат в средствах массовой информации, и я обещаю, что государство будет максимально открытым. Мы хотим, чтобы все люди узнали и поняли, что назревало. Что могло произойти.
Но это потом. А сейчас вот что.
Бог создал нас по своему образу и подобию. Простите, сделаю оговорку, я сейчас говорю о христианском вероисповедании, но ведь именно его враги государства использовали, чтобы склонить народ на свою сторону. Так поступали в своё время и другие узурпаторы власти: недостаточно захватить ресурсы, нужен механизм принуждения всей нации. Он может быть полностью силовой. Или это может быть идеология и наказание за инакомыслие.
Что они пытались сделать? Всё просто: вот христианская религия, вот ценности и правила жизни, а если кто желает жить не по Библии, то мы их принудим силой, потому что библейское учение единственно верное. Бог предписал людям жить по Священному Писанию, и эти заветы должны исполняться. Если люди не хотят сами, придётся заставить.
Почитайте Библию. Вспомните Заветы, полученные Моисеем. Вспомните то, чему Библия учит. Кто из вас может представить себе Иисуса Христа, принуждающего людей силой? А разве не Он должен быть для нас примером? Приведите хотя бы одно слово из Библии, которое дозволяло бы человеку судить ближнего, живет ли он по вере? Я сейчас не говорю о государственном правосудии, я сейчас о самосуде. Да неужели хоть раз Бог оправдал такое?
Помню пример о Содоме и Гоморре. Но вот только уничтожал-то города Бог. Сам. Это его мир, он сам его создал и сам установил правила, и он карал грешников. И если бы там и были кто безвинные, я уверен, Господь позаботился об их душах. А вы, убивающие инакомыслящих, можете вы позаботиться о душах невинных? Разве вы боги, чтобы решать, что будет с душами тех, кого вы убили или собирались убить? Обрекать ближних на мучения, чтобы их души очистились? Так ведь это только право Господа. Не припомню такого в Библии, чтобы Бог дал человеку право судить, разве что быть орудием в Господних руках. Только никому из вас Бог не являлся. Вы сами все решили. Вот и подумайте, что вам Бог скажет на ваши деяния, когда пред ним предстанете. Не страшно? Может быть, пора покаяться и начать искупать грехи, пока новых не натворили?
А насчёт выискивания в миру признаков Апокалипсиса, так мы-то на своём веку много их повидали. И про зверя с рогами не в первый раз слышали. В каждом веке, да даже в десятилетии, находится оратор, провозглашающий: «Вот оно! То, что в Книге Апокалипсиса написано». Поищите в сети, много интересного найдёте. И зверя с рогами в каждом веке много в ком или даже в чём пытаются признать. Только вот те, кто в этот раз пытался вас за собой повести под флагом борьбы со Зверем, захватили очень конкретную установку орбитальной бомбардировки и были готовы её использовать. Вот был бы «огонь с небес»! И кто же Зверь?
Только нет на наши вопросы прямого ответа. И что остаётся? Да просто жить. И жить правильно. Жить своим умом.
Как поступить тем, кому близка вера? На что ориентироваться? Так откройте Библию. Не слушайте пересказы, почитайте сами сначала. И подумайте. Знаю, что многое в Библии не так просто осмыслить, и толкователей много. Для того и существует тысячелетиями наша с вами Православная церковь. Не решать за вас, как вам жить, а просто помочь.
Бог создал нас по образу и подобию своему. И дал нам свободную волю, дал возможность самим решать, как жить. Так давайте жить правильно. Заботиться о себе, о своей душе и о своём теле, потому что это тоже дар Божий, печься о своих семьях, о своих близких, о своей стране и о нашем мире. Мы нужны этому миру, давайте сделаем его лучше. Не разрушением, а добром. Не огнём, а теплом.
* * *
Эпилог
Патриция обхватила Ричарда за руку и прижалась щекой к его плечу. Они медленно брели вдоль берега босиком, и солёные волны накатывали, оставляя песок на ступнях. Ричард закатал брюки, а юбка Патриции и так была недлинной, по колено.
– Думаешь, это всё могло бы быть раньше? – тихо спросил Фоли. – Лет двадцать назад?
– Нет, – ответила Патриция в тон ему тихо. – Раньше мы были другими. А сейчас вот так, – и она ещё сильнее прижалась к Ричарду.
– Хорошо, что ещё ночь дали. А завтра утром…
– И куда ты отправляешься завтра утром?
– Пэт, это секретная миссия.
– Секрет от премьер-министра? – она удивлённо вскинула голову и лукаво посмотрела в глаза Фоли.
А он нежно обнял её и коснулся губами ее волос.
– А русские всё-таки показали, как работает фотонный парус… – задумчиво проговорил он.
– Ах, эти русские… – так же задумчиво проговорила Пэт. – Писали бы картины и музыку. Это у них хорошо получается. Танцы ещё. Нет, им бы всё повоевать.
– Война в природе всех европейских наций. Мы же всегда воюем. Вся наша история состоит из войн.
– Как думаешь, Дик, это когда-нибудь закончится?
– Точно не на нашем веку, Пэт, – он вдруг подхватил её на руки и закружился, шлёпая по воде. – Зато на нашем веку случится столько всего захватывающего! Хорошего! Например, ты же помнишь, до окончания твоего премьерского срока осталось четыре месяца.
Патриция заулыбалась и немного покраснела.
– И ты станешь миссис Патриция Фоли, – продолжил Ричард с улыбкой от уха до уха. – И… мы договорились о тихой свадьбе, но всё-таки какая-нибудь всё равно будет. Вот я и подумал… может быть, в Москве? У меня там есть знакомый адвокат.
– А у меня президент!
И она рассмеялась и обхватила его за шею.
* * *
Молодая аспирантка вошла в большую лабораторию на двадцать первом этаже НИИ Мозга. Раньше выше десятого этажа её вообще не пускали, и вдруг – сразу в лабораторию Л-35! Хорошо, не вдруг. Университетские дипломы по медицине и математике с отличием, прекрасные рекомендации от профессоров, блестящие отзывы из лабораторий и клиник, где она проходила практику, несколько десятков статей в мировых изданиях и ещё шесть собеседований в самом НИИ. И вот она здесь. Святая святых. Л-35.
Вдоль стен в полном беспорядке были расставлены неизвестные ей приборы, в кресле сидел манекен, а в центре лаборатории были высвечены графики, среди которых бродил высокий молодой мужчина в белом халате. Она его видела много раз издалека, а он, наверное, до сего дня не знал о её существовании. Казалось, и сейчас он совсем не заметил её появления.
– Вы верите в возможность искусственного интеллекта? – вдруг спросил он, не оборачиваясь.
– Верю, – ответила аспирантка. Она так и стояла в нерешительности у входа, и это единственное слово она произнесла быстро и как-то робко.
– А вот профессор Филатов не верит.
– А Эйнштейн не верил в квантовую физику, – уже спокойнее проговорила девушка.
– И что же такое интеллект? – всё не оборачиваясь, спросил мужчина.
Девушка растерялась, задумалась и ничего не ответила. А мужчина пассами рук перевернул два графика вверх ногами, влил три других, растянул в эллипс и закрутил в спираль. Потом резко развернулся к аспирантке, подошёл и протянул руку.
– Вместе и будем разбираться, что же это такое. Главное, что вы верите. Теперь нас двое. Меня зовут Ли Сы Свидригайлов. Называйте меня просто Ли Сы.
* * *
«Джульетта» спешно покидала область надвигающегося шторма. Болтало больше обычного, но ещё терпимо, и в кают-компании было оживлённо. Билл и Минж привычно резались в го, причём игра им не наскучивала. У Билла даже стало кое-что получаться в том смысле, что Минжу уже требовалось прикладывать усилия. Энрике стоял, облокотившись о спинку стула, наблюдал за игрой.
– Ну вот что это такое опять! – в кают-компанию вбежала Энджела с флексом в руках. – Слышали, что Забушек?! Придумал!
Энрике обернулся и со спокойной усмешкой посмотрел на Энджелу.
– А какая разница. Всё равно не приживётся, если плохая идея. А если хорошая…
– Когда у него хорошие были! Всегда плохие! Элли, вот скажи…
Элли, тихонько сидевшая у иллюминатора, обернулась.
– Прости, Энджела, прослушала. Что ты хотела…
– Ты вообще о чём думаешь, Элли? Считаешь, если ты пилот…
– О чём я думаю? – Элли опять повернулась и посмотрела в черноту метанового неба. – Мне Ник как-то стихотворение русское перевёл. Про парусную лодку. Короткое такое. Там всё хорошо, парус белый, штиль, солнце, но парусник грустит. Там ещё заканчивается так: а он, бунтарь, ищет шторм, как будто в шторме будет спокойно.
* * *
– Балуете вы меня, Матвей Юрьевич, право же! – проговорила Маргарита Нарциссовна своим низким грудным голосом, почти без модуляций.
– Да полноте, Маргарита Нарциссовна! Какое ж тут баловство! Шоколад положительно необходим для деятельности мозга.
– Ах, всё бы вам, мужчинам, шутить!
– Ну уж увольте, Маргарита Нарциссовна! Вот и Иннокентий Аристархович при случае обязательно подтвердит о пользе шоколада для процессов мышления. Он, знаете ли, большой в этом деле специалист!
– Очевидно, авторитет Иннокентия Аристарховича в касающихся мозга вопросах…
– Да я ж о шоколаде! Знаете, второго дня скормил я ему идентичную шоколадку, негоже ж было бы сразу вам предлагать, не проверив. Так он, представьте себе, три штуки откушал, пока я отвернулся!
– Вы чрезвычайно убедительны, Матвей Юрьевич. С такой убедительностью у других соискателей президентского поста на выборах точно не будет ни одной возможности составить вам соперничество.
Калинкин замолчал и опустил глаза.
– Вряд ли я на выборах свою кандидатуру выставлю. Хотел бы продолжить служить стране, но вряд ли смогу быть хорошим президентом. Наверняка, выдвинутся более достойные кандидаты. А вашему покорному слуге, смею надеяться, найдётся достойное и подходящее место.
Дворянская, если и удивилась или оказалась озадачена, то виду не подала. Она лишь ещё больше выпрямилась и заглянула прямо в глаза Калинкину.
– Возможно ли предостеречь вас от этой ошибки, мой друг? Предвижу ваши аргументы о достойных людях и, спору нет, в том неприятном времени, которое мы пережили, многие представители молодого поколения повели себя похвально. Однако их время ещё впереди. А кроме вас, кто, по вашему мнению, поспособствует им на высоты пробиться? И уж как бы вы ни привыкли «человеком за спиной» оставаться, так уж сложилось, что нет сейчас спины такой. Ну, а если по-своему решите, так и бог вам судья. Мы-то с вами всё равно вместе останемся.
* * *
Достойные же представители молодого поколения тем временем пытались напоить ёжика молоком. Ёж фыркал, пытался свернуться в клубочек, но мужчины были настойчивы.
Собственно, началось с того, что Данила по привычке хотел заказать «ёжика с грибами на иголках», однако Тихон усомнился в натуральности ингредиентов, и Дмитрий разделил это сомнение. Управляющий ресторана в ответ на сомнение принёс ежа, и уж тогда какая готовка, если он вот такой смешной по столу бегает. Ежа неполиткорректно окрестили Митей и заказали ему блюдце молока.
– Может, с молоком что-то? – вдруг спросил Данила и осторожно поднёс блюдце к лицу. Понюхал, а потом осторожно коснулся языком. – Нет, отличное молочко! Пожалуй, себе тоже блюдце такого закажу.
– Так что Дворянская? – напомнил Дмитрий о теме беседы, прерванной приключением с ежом.
– Дворянская возвращается в ЦБ, но советником. Пост председателя вакантен, исполняющим обязанности пока будет Магометов.
– А тебе, насколько я знаю, предложили должность зампреда по денежной политике? – осведомился Тихон.
– Ну, – Данила пожал плечами, – есть такие слухи. Но поскольку знаю об этом из уст самого руководителя Администрации президента, переводим слухи в разряд достоверных. Сам-то в АП остаёшься?