Георгий Почепцов
СССР: страна, созданная пропагандой
Сталин как главный шаман СССР
Перед нами картина Ф. Шурпина «Утро нашей Родины». Рассказывают, что на выставке Сталин показал эту картину сыну Василию и сказал: «Ты думаешь, что ты Сталин? Нет! Ты думаешь, что я Сталин? Нет!» И ткнул пальцем в холст. «Вот Сталин!» Это говорит о том, что Сталин понимал разницу реальности и символического образа, создаваемого для массового сознания.
Мы назвали Сталина «шаманом» чисто символически как человека, выстроившего систему управления массовым сознанием, которая не давала сбоев. Все новые виды коммуникации (кино, радио, печать, искусство) становились единым отрядом, который был призван порождать и удерживать картину мира из головы Сталина. И все должны были видеть мир только так.
Томас Хиллс видит роль шамана в том, что он опирается на человеческие страхи и риски [1]. Мы вполне можем поставить на эту роль Сталина, поскольку более страшного периода у СССР не было. Только правление Сталина запечатлено так в социальной памяти.
По мнению Хиллса, шаманы находятся вне человеческого контроля. Они работают c событиями, которые имеют малую вероятность, но большие последствия. Шаман имеет способность взаимодействовать c невидимыми силами и нейтрализовать их действие. У Хиллса есть и такая фраза: «Шаманизм часто возникает у людей, столкнувшихся c неопределенностью».
Шаман также может организовывать социум вокруг общих представлений. Он может не допустить, например, убийства последней газели, мотивируя это угрозой магического возмездия. И таким образом общие ресурсы не будут уничтожены. Шаман может объединить социум вокруг случайных решений, придавая им сакральность. Это может быть решением, куда пойти на охоту, что посадить на полях, идти ли войной на соседнее племя. Тем самым уничтожается база потенциально возможного конфликта.
Давайте признаем, что главной работой шамана является работа c негативными ситуациями. Кстати, анализ варианта детской игры в испорченный телефон. Но для взрослых он показывает, что в процессе передачи цепочка быстро теряет ключевые факты, но сохраняет и даже усиливает факты, связанные c риском [2–3]. Публичное восприятие риска всегда поляризируется в процессе передачи, что является вполне понятной моделью передачи фейковой информации. Насыщение негативом при передаче подтверждают и другие исследования [4].
В определенной степени перед нами закрытая модель сталинского общества, когда негативность времен репрессий росла так, что Вениамин Каверин писал: «Над страной стоял запах дыма – это люди сжигали свои письма, фотографии, дневники, чтобы они не стали для них обвинением».
И еще одна особенность действий шамана – они действуют, опираясь на определенную часть человеческого разума: «Они проясняют ментальные ассоциации, которые спрятаны под нашим пониманием реальности. Как то, что американский этноботаник Теренс Маккенна в восьмидесятых назвал „астронавтами внутреннего мира”, шаманы помогают сделать явной ту часть нашего разума, которой тысячи, если не миллионы лет» [1].
В опоре на такую глубинную коллективную сущность во многом лежит успех пропаганды Сталина. Она была близка и понятна населению тогда, сохраняется и сейчас. Сталин мог поднимать наверх из подсознания в сознание любые страхи, которые помогли ему в социальном управлении.
Психологи знают, что наличие внешнего врага объединяет население вокруг лидера. И продуцирование врагов, внутренних и внешних, было главным стержнем сталинской модели социального управления. Враг объясняет создание мощной армии и спецслужб. А они, в свою очередь, закрывают рот несогласным.
Значимость Сталина в модели современной России покоится на этих же основаниях. Наличие врага придает многим властным решениям логичность и обоснованность. И чисто биологической реакцией становится любовь к власти.
Это объясняет, например, российские социологические данные по поводу объединяющих символов, проявляющий во многом очень несистемный набор, где Обломов стал самым ярким персонажем, характеризующим русского человека, но он стоит раньше Павки Корчагина [5–6]. При этом очень многие ответы на вопросы даже близко не подходят к 10 %, а это от 2 % – 4 % – 5 %. Единственным исключением стали блюда: «Оливье» – 51 %, «Селедка под шубой» – 28 %, пельмени – 25 %, борщ – 17 %.
Поэтому понятна ирония политолога Георгия Бовта по поводу этого соцопроса: «В этом году ВЦИОМ решил отойти от привычной схемы, дабы, видимо, не усугублять унылость картины. Решив сделать в меру „прикольный” опрос на тему „объединяющих символов”. В принципе, из этого паззла можно при желании сложить некую общую культурную матрицу – того, что нас объединяет. Среди лидеров „объединяющих символов” – роман „Война и мир”, фильм „Ирония судьбы”, российский гимн (в качестве главной объединяющей песни его назвали всего 20 %), салат оливье и победа в Великой Отечественной войне. С русским характером многие (впрочем, речь идет о скромных 2–4 % респондентов, выделивших среди множества именно данных героев) ассоциируют Обломова из романа Ивана Гончарова, Алексея Маресьева из „Повести о настоящем человеке”, Андрея Болконского из „Войны и мира”, Ивана-дурака, Илью Муромца, Павла Корчагина из „Как закалялась сталь” и героев произведений Пушкина» [7].
Символы представляют собой овеществленные характеристики модели мира. Они ее самые яркие представители. Меняя, к примеру, список героев c дореволюционных на послереволюционных, мы одновременно создаем новое массовое сознание c иной картиной мира, хотя мы как бы меняли нечто иное.
Сакральное также выделено из мира и существует обособленно. Мирча Элиаде писал: «Независимо от того, избрали ли его боги или духи своим представителем, или он был предрасположен к этой функции в силу физических увечий, или же был носителем наследства, равнозначного магико-религиозному призванию, – знахаря отделяет от мира простых смертных то, что он находится в более непосредственной связи c сакральным и более успешно манипулирует его проявлениями. Увечье, нервная болезнь, спонтанное или наследственное призвание – все это только внешние признаки „выбора”, „избрания”. Иногда это признаки физические (врожденное или приобретенное увечье), а иногда речь идет о несчастном случае, даже самом простом (например, падение c дерева, укус змеи и т. п.)» [8].
Такие признаки физического свойства были и у Сталина, у которого c молодости была сохнущая левая рука – следствие неизлечимой генетической болезни Эрба [9]. У него были сросшиеся пальцы на левой ноге, он ходил прихрамывая. Вадим Россман говорит о хромых деспотах: «Деспоты, как и всякая власть, вырастают из земли. Французский антрополог Клод Леви-Стросс считал, что у хромых мифологических героев обычно подземная, хтоническая родословная. Хромота как бы указывает на связь c землей и почвой, подразумевает хтоничность персонажа. Но самыми обычными хромцами выступают часто деспоты. Это наблюдение относится к самым разным культурам, и его можно считать универсальным. Железный хромец Тимур. Спартанский царь, вождь всей Греции, хромец Агесилай. Хромоногий князь-полководец Ярослав Мудрый. Хитрый дипломат Талейран. Кремлевский хромец Сталин. В деспотах и чрезвычайной власти всегда есть что-то земное, народное, связанное со стихией земной силы и аграрными культами. Но в этой мистической аграрной власти есть нечто неустойчивое. Титаны и истуканы стоят на глиняных ногах» [10].
В работе шаманов есть одна странная характеристика. Софья Унру рассказывает о том, что шаманы не только спасают от смерти, но и своими действиями направляют на смерть: «Клиенты шаманов не оспаривают эффективности камлании, но приводят многочисленные примеры того, что за излечение приходится поплатиться. Существует даже определенный термин – „толкнуть”. Речь идет о том, что, спасая одного члена семьи, шаман „выталкивает” из жизни другого. По наблюдениям шаманистов всякий раз после обращения к шаману в семье обратившегося кто-то погибает. В среде эвенков весьма часты случаи самоубийства, гибели от нападения медведя или обморожения. Эти события местные жители связывают c деятельностью шаманов и шаманок» [11].
То есть шаманы, спасая одних, убивают других, точнее для спасения одних им приходится отправлять на смерть других. И это тоже характерно для Сталина.
При этом никакое раскрытие информации о Сталине не меняет веры в него определенной части общества. Олег Хлевнюк говорит по этому поводу: «Раскрытие фактов в данном случае, установление достаточно точных цифр, выявление всех этих ужасов ровным счетом никак не повлияли на тех людей, которые хотят все равно видеть в Сталине светлую фигуру. Поэтому вопрос не в том, когда мы получим определенный набор знаний, который позволяет ту эпоху характеризовать, – эти знания есть и сегодня, а в том, когда исчезнет из нашего общественного сознания заказ на твердую руку, на диктатора, на сильного лидера, который „строг, но справедлив”. Когда люди будут уповать не на железный кулак, а на реально работающие демократические механизмы регулирования жизни, когда почувствуют, что сами что-то могут решить, а не будут ждать, чтобы приехал большой начальник и в их ситуации разобрался. Это, конечно, очень длительный процесс» [12].
Правда, тут не говорится, что власть одновременно удерживает в позитивном поле внимание c помощью массовой культуры. Поэтому и не получается «вычеркивания» Сталина из списка позитивных героев.
1. Информационно-виртуальное пространство сталинского времени
Мы начинаем c рассмотрения теоретических вопросов функционирования информационно-виртуального пространства того времени, а уже потом перейдем к некоторым темам создания сталинского кинематографа.
СССР был закрытым обществом, где все информационные и виртуальные потоки были монополизированы государством. И так было вплоть до перестройки, когда таким же монополизированным способом стали разрушать СССР.
В системе негативной информации, создаваемой репрессиями, и позитивной информации, создаваемой пропагандой, люди терялись между двух огней. Позитивная информация шла по вертикальным коммуникациям, негативная – по горизонтальным.
Персонализированные страхи людей находили спасение только в Сталине. Кстати, вспомним однотипную роль защитника у шамана. Общим мнением было то, что Сталин не знает об этом. По этой причине, даже идя на расстрел, заключенные могли кричать «Да здравствует Сталин». В созданном им самим треугольнике, где в основании лежит противопоставление «враг» – «друг», Сталин оказывается над схваткой.
В построенном виртуальном мире Сталин занимал место бога, одно лицезрение которого приводило людей в исступление. Эта аура его и защищала, негатив плавно обтекал фигуру Сталина.
Для описания информационно-виртуальной модели сталинского времени мы можем воспользоваться современными наработками в сфере функционирования фейковой информации, поскольку та идеальная модель СССР, которую удерживали печать, литература, кино, в сильной степени противоречила действительности. Это был не отдельный фейк, а целая фейковая система, накинутая на реальность.
Советская схема печати не несла ничего нового, рассказывая о тоннах и километрах, ее задачей было, как и сегодня, – поддержка уже сконструированной идентичности, а не рассказ о событиях [13]. Отсюда следует, что соответствие действительности вообще не является целью, все направлено на то, чтобы соответствовать определенной модели действительности, которая может иметь самые разные отклонения от реальности.
Состояние конфликта может быть методом политического контроля со стороны государства. В случае онлайна разрушаются горизонтальные связи, а вертикальные усиливаются. Как пишет Г. Асмолов: «Дезинформационные кампании саботируют горизонтальные связи между разными сторонами конфликта, в то же время усиливая способность государства конструировать имидж внешнего врага» [14].
Вспомним ситуацию c разрывом горизонтальных связей в Советском Союзе, когда родители боялись говорить на опасные темы даже c собственными детьми, чтобы они ненароком не повторили эти слова в школе. Как видим, этот разрыв, который может быть случайным c точки принятия решений человеком, на самом деле является очень системным и нужным c точки зрения государства.
Все это очень просто и очень ужасно. Это та же модель фейков, только здесь она завязана не на интернет, а на реальные судьбы людей. Здесь сталинские фейки формировали действительность. Модель признания кого-то врагом очень выгодна, поскольку в этой системе никто не выступит на твою защиту, боясь самому не оказаться на скамье подсудимых.
Сталин при этом иногда миловал некоторых людей, которые, как оказалось, нужны народному хозяйству. Это будущий академик А. Берг или биолог Л. Зильбер – брат В. Каверина. Возникает проблема, а людей для ее решения нет, поскольку они сидят. И тогда верховный шаман возвращает их к жизни практически из небытия.
Но эти примеры одновременно говорят о том, что Сталин на самом деле знал о невиновности этих людей. А это значит, что система и он лично использовали это как работающий активно инструментарий, демонстрирующий остальным беспрекословность навязываемого поведения во взаимоотношениях c государством. Кстати, точно так выпустили Ландау, хотя за ним была антисталинская листовка, но он был нужен для ядерного проекта. Известно, что руководители «шарашек» боялись говорить, кто им требуется, поскольку человека могли тут же арестовать и уже осужденным доставить на работу в шарашку.
Страна жила в системе, где «враг» был одним из важных действующих символических лиц. С одной стороны, его существование объясняло любые провалы и замедление развития. Враги реальные и враги придуманные стали «топливом» социальной энергии, заставив все винтики советской машины крутиться куда быстрее, чем в норме
Профессор Н. Ктейли, изучающий дегуманизацию в соцсетях, говорит: «Большая часть нашего поведения управляется тем, как мы думаем, делают другие люди, и что они признают допустимым. И есть хороший шанс, что даже те, кто избегают темных уголков сети, встречаются c экстремистскими идеями о том, что правильно и кто виновен. […] Возникновение онлайновых платформ трансформировало разговоры. Они многими путями усилили опасность таких проблем, как дегуманизирующая речь или язык ненависти. Маргинальные идеи могут распространяться быстрее и дальше, создавая впечатление, что они не такие маргинальные и более принадлежат основному потоку» (цит. по: [15]).
Последняя идея, как нам представляется, очень важна. Еще и потому, что психологи установили: правдивость высказываемого определяется еще и тем, как быстро наш мозг его обрабатывает. Если эта идея принадлежит как бы мейнстриму, то мы признаем ее истиной.
Есть еще то, что можно обозначить как ответная дегуманизация. Если язык ненависти применяют ко мне, психологически я готов в ответ говорить на этом же языке. В результате образуется круг усиления дегуманизации.
Профессор Д. Смит акцентирует реакцию на слова президента Трампа: «Многие, кто был обижен словами Трампа, в ответ сами делают дегуманизирующие комменты в Твиттере. […] Мы часто дегуманизируем дегуманизаторов, что реально уводит нас от понимания того, что все уязвимы в формировании унизительного отношения к другим. […] Нам разрешается относиться к нечеловеческим существам так, как это запрещено по отношению к людям» (цит. по: [16]). Немцы, например, использовали термин Untermenschen (недочеловеки) по отношению к евреям, в своих планах по их уничтожению.
Советский Союз рассматривал как врагов соцстраны, в которые вводил войска для подавления протестов. Это было в Польше, Венгрии, Чехословакии.
Сергей Хрущев легко напишет в своей книге «Никита Хрущев. Реформатор»: «Утром 4 ноября операция „Вихрь” по восстановлению порядка в Венгрии началась. Серьезного сопротивления войска не встретили, все завершилось в течение двух дней, венгры потеряли 2502 человека убитыми и еще 19 266 ранеными. С советской стороны погибло 720 военнослужащих и 1540 человек получили ранения. Двести тысяч венгров бежали в соседнюю Австрию» [17].
При этом Микоян как переговорщик c Венгрией утверждал, что он уже договорился на этот момент о мире. В этой же книге Сергей Хрущев иронически отзывается об этом, естественно спасая отца, когда говорит о словах Микояна: что он «обдумывал отставку из Политбюро (Президиума ЦК). В первый раз – в 1956 году из-за решения применить оружие в Будапеште, когда я уже договорился о мирном выходе из кризиса».
Но реально это такая же трагедия, как и, например, послевоенные сталинские переселения народов, например, крымских татар, чеченцев, ингушей. Хрущев такой же преступник, как и Сталин, только более мелкого масштаба.
Вот перечисление его «заслуг» уже c точки зрения сегодняшнего дня: «В 60-е годы в СССР была организована самая жесткая в послевоенный период антирелигиозная кампания, появился термин „карательная психиатрия”, в Новочеркасске были расстреляны рабочие, вышедшие на улицы в связи c повышением цен на продукты. Можно еще вспомнить и судебные процессы c вынесением смертных казней в отношении валютчиков и цеховиков, которых советская пропаганда называла расхитителями социалистической собственности, и принятие ошибочных решений в сельском хозяйстве, подавление восстания в Венгрии в 1956 году, и травлю Бориса Пастернака. Наконец, при Хрущеве усилилось напряжение в отношениях между СССР и США. Холодная война и Карибский кризис чуть не привели к глобальной ядерной катастрофе. Политика ЦК КПСС под руководством Никиты Сергеевича по десталинизации привела к разрыву c коммунистическими режимами Мао Цзэдуна в Китае и Энвера Ходжи в Албании. Так что оценивать все хорошо известные заслуги Хрущева, которые связывают c его именем, лучше через призму реальных исторических событий. Оттепель, безусловно, вошла в историю, но осадочек, как говорится, остался» [18].
Все это результаты единоличной власти первых лиц, которую трудно ограничить, поскольку ее оберегает даже не государственная система, а спецслужбы, напрямую им подчиненные.
О Сталине, на интерпретации действий которого сошлись две противоположные версии, сегодня, наконец, заговорили и так: «Теперь о главном нынешнем тезисе относительно тех времен. Мол, это были „издержки”, увы, именно такой дорогой ценой далась индустриализация, массовое перевооружение Красной армии, а затем победа в войне, выход в космос первыми. И эти „издержки” как бы все списывают. „Лес рубят – щепки летят”, как говорил товарищ Сталин. Нет, не годится такой „приговор”. Во имя нашего же будущего нам нужен другой приговор. Более справедливый. Нам нужна гораздо более честная оценка преступных деяний сталинизма, который поставил своей безумной кровожадной политикой страну на грань национальной катастрофы в 1941-м. Который подорвал на десятилетия вперед как минимум демографический, творческий, политический – да-да, нынешняя общественная безынициативность масс – это генетически привитый страх „высунуться” еще c тех времен – потенциал развития страны. Который создал уродливую милитаристскую экономическую модель развития страны, горькие плоды которой мы пожинаем до сих пор, не зная, что делать c теми десятками „моногородов”, которые были построены по политической прихоти коммунистов, но без объективной экономической целесообразности находиться именно в этом месте. Который заложил под многонациональное государство столько „мин замедленного действия”, что до сих пор непонятно, как это распад СССР в свое время обошелся, по сути, малой кровью» [19].
Живя в мире, построенном Сталиным, человек все время живет в окружении врагов. Они живут по принципу головы дракона – когда вместо одной отрубленной появляется две. Но люди не могут все время находиться в борьбе, тем более, если она искусственно стимулируется. Но именно таковым было устройство символической системы СССР, что делало Сталина незаменимым.
Михаил Геллер пишет: «Авторитетное, утверждающее слово должно вызывать бессознательный рефлекс, необходимый власти. Сокрушительный, бесспорный авторитет слова Вождя связан в огромной степени c тем, что Вождь имеет право называть Врага» [20, с. 272].
Кстати, это тоже роль «шамана» решать, кто является главным врагом племени, что должно восприниматься беспрекословно. И этот непререкаемый авторитет шамана по всем вопросам очень похож на соответствующий статус генсека.
Сталин построил большой, параллельный настоящему виртуальный мир. Именно в нем и жил советский человек. И сделано это было не столько методами пропаганды, как методами литературы, искусства, кино, которую мы трактуем как метапропаганду, поскольку она не реализует идеологию прямолинейно, а идет множеством креативных путей. Если против пропаганды можно выработать защиту, поскольку она известна наперед, то это невозможно в случае метапропаганды из-за ее креативного характера.
Сталин – это строитель мифологии, причем делалось это мощными индустриальными методами типа кино, против которого человечество еще не выработало защиты, тогда каждый удачный ход несет тысячи результатов. В этом плане сталинские «инженеры человеческих душ» оказались талантливее хрущевских «автоматчиков партии».
2. Сталин и кино
Сталин очень четко следил за творчеством личностей, имевших дар воздействия. Это Сергей Эйзенштейн или Михаил Булгаков. Они могли отдаляться от правильной идеологической линии, но они были сильны уровнем своего воздействия.
Эйзенштейн был не просто сильным теоретиком, тексты которого по достижению пафоса читабельны и сегодня, он ходил на свои фильмы, чтобы воочию убедиться, как происходит воздействие на аудиторию. То есть то, что Нетфликс делает сегодня автоматически, Эйзенштейн делал индивидуально, видя, где и когда внимание аудитории максимально, а где оно теряется. В своих работах он изучал воздействие от Японии до Мексики, в том числе более внимательно изучал методы создателя ордена иезуитов Игнасио Лойолы [21].
Сталин был главным бюрократом страны, но он должен был заниматься всем реально, поскольку творческими вопросами невозможно руководить только цензурными запретами, не вникая в то, как именно лучше это сделать. Поэтому под контролем Сталина была вся цепочка исполнителей, вплоть до творческих работников. Вот, например, как Е. Марголит описывает отношение Сталина к Шумяцкому, который был как бы главой кинематографии того времени: «Ощущение всемогущества дает Шумяцкому поддержка Сталина, поставившего его на этот пост. Однако после того как система кинематографа стабилизируется, в столь самостоятельной фигуре исчезает необходимость. Тем более что Сталин проявляет к кинематографу все более пристальный интерес. Именно по его указанию запрещается одобренный лично Шумяцким и вызвавший восторг в кинематографических кругах фильм „Моя Родина”. <…> Шумяцкий своевременно кается в ошибке, но не учитывает урока, продолжая считать себя высшей инстанцией. В 1935 году ему удается избежать еще одной неприятности, что, однако, стоило забвения очень любопытной картине. Речь идет о „Кара-Бугазе” по мотивам повести К. Паустовского (1935) А. Разумного. По версии режиссера, переданной нам его сыном, Сталин возмутился, прочитав восторженный отзыв А. Барбюса о фильме, который ему самому, кинозрителю № 1, еще не представили на суд, нарушив тем субординацию. Шумяцкий смог убедить Сталина в том, что речь идет лишь о материале, причем на его, Шумяцкого, взгляд, слабом, так что, по сути, картины еще нет. Тут же объявив готовую картину сырым и несовершенным материалом, ее распорядились законсервировать. Так пропала, не будучи утраченной, одна из самых оригинальных по сюжету картин первой половины 30-х годов, являвшейся еще одной попыткой киноутопии. Убрав „излишне активного” Шумяцкого, испробовав в качестве руководителя кинематографии бывшего тапера, а затем работника НКВД Дукельского, Сталин к концу 30-х годов находит идеальный вариант и руководителя, и всей системы руководства. Отныне судьбы кино решают он и завагитпропом Жданов, а их распоряжения безукоризненно исполняет министр кинематографии, которым был назначен И. Г. Большаков» [22].
Кино как коллективный тип производства требовал такого же руководства, как завод или фабрика. Только спецификой этого производства было массовое порождение идеологического материала, поскольку на кино могли смотреть только так.
Шумяцкий был начальником Главного управления кинематографии при СНК СССР. Все, что касалось кино, шло через его руки: «Б. Шумяцкий отстаивал идею „прямого творческого участия руководства в фильме”. Ни одна киностудия в СССР не имела права принять самостоятельное решение ни по одному сколько-нибудь значительному вопросу. В своих работах и выступлениях Шумяцкий не paз цитировал высказывания Сталина о кино, называя их „ценнейшими указаниями”, „острейшим оружием”, „творческим богатством”, но этo было, конечно, продиктовано не искренним чувством, а сложившимися в те времена превратными понятиями о партийной дисциплине. Шумяцкий как бы моделировал реакцию Сталина на разные фильмы и порой ошибался» [23].
Вот как работал Шумяцкий, став промежуточной инстанцией между Сталиным и кинематографистами: «Шумяцкий организовывал просмотры картин для высоких инстанций и вождя, доставлял в Кремль на рассмотрение самому Сталину тематический план производства фильмов, привозил ему на утверждение сценарии и кинопробы для важнейших историко-революционных и исторических лент. Общение Сталина c кинематографистами осуществлялось, в основном, через начальника ГУКФа, который от имени вождя передавал режиссерам и сценаристам его замечания, пожелания и требования» (Там же).
И еще: «Особенно трудно складывались его отношения c Сергеем Эйзенштейном. Неприязнь, возникшая между ними, в какой-то степени определялась холодным и настороженным восприятием режиссера самим Сталиным. Оскорбляло не только откровенное отрицание Эйзенштейном его профессиональной компетентности как руководителя советской кинематографии, но и не всегда корректное подшучивание над ним. Известно, что портрет Шумяцкого одно время висел в домашнем туалете режиссера».
Такие сложности понятны. Творческому человеку трудно отказаться от удачной находки. Но когда ее связывают c политическим просчетом, это приходится делать. Кино – искусство коллективное. Фильм никак нельзя было снять без государства.
Вот воспоминания правнука Шумяцкого: «У него была концепция – модернизация кинопроизводства частично по голливудскому образцу. И то непонимание, которое сложилось у Шумяцкого c некоторыми режиссерами, в первую очередь c Эйзенштейном, было связано как раз c этим. Прадед хотел сделать кино массовым пропагандистским жанром, этаким телевидением того времени. Он считал, что нужно не просто обрабатывать людей, нагружая их идеологией, нужно соблазнять. То есть сделать так, чтобы они по собственной воле шли смотреть кино, плакали в кинозале или смеялись, но, конечно, не в ущерб идеологии. Вполне современная концепция. Однако она подразумевала и определенный киноязык, понятный широким массам. Эйзенштейну, совершившему революцию в искусстве монтажа, такой упрощенный киноязык был, естественно, чужд. Но волей-неволей на этом языке пришлось „говорить” всем. Тому же Эйзенштейну уже после ареста моего прадеда, – в „Александре Невском”, „Иване Грозном”» [24].
Шумяцкий оставил подробные записи высказываний и замечаний Сталина после просмотра фильмов [25]. Здесь высказывания не только Сталина, но и его узкого круга сподвижников, c которыми вместе он смотрел фильмы.
Приведем некоторые из них. Вот по поводу «Веселых ребят»: «И. В. [Иосиф Виссарионович – Г. П.], уже ранее предварительно просмотревший ее две первые части, рассказывал тт., которые ее не видели, ход сюжета, сильно смеялся над трюками. Когда начались сцены c перекличкой, он, c увлечением обращаясь к Кл. Еф. [Климент Ефремович Ворошилов – Г. П.], сказал: „Вот здорово продумано. А у нас мудрят и ищут нового в мрачных „восстановлениях”, „перековках”. Я не против художественной разработки этих проблем. Наоборот. Но дайте так, чтобы было радостно, бодро и весело”. Когда увидел 3-ю часть – сцены c животными, затем 4-ю часть – Мьюзик-Холл и 5-ю часть – сцены драки, заразительно смеялся. В заключение сказал: „Хорошо. Картина эта дает возможность интересно, занимательно отдохнуть. Испытали ощущение – точно после выходного дня. Первый раз я испытываю такое ощущение от просмотра наших фильмов, среди которых были весьма хорошие”» [26].
Судя по записям некоторые фильмы смотрели по несколько раз. Так, очень много записей по поводу фильма «Чапаев» под разными датами: «И. В. Раз Шумяцкому доверяют делать картины, то надо обеспечить его от мелкого опекунства. Надо будет сказать Жданову. Когда просмотр „Чапаева” закончился, то Л. М. [Каганович] заявил: – Да, поразительно сильная картина. Находишься под ее обаянием. Ее будут крепко и с пользой смотреть. Действительно исключительный подарок к празднику, действительно, что до сих пор ничего подобного у нас не было показано. В том же духе высказывался и пришедший к середине показа „Чапаева” Андрей Алекс. (т. Жданов). Он отметил, что, невзирая на пережитые волнения, выходишь бодрым, отдохнувшим. Поздравил кино c исключительной удачей» [27].
Вот еще очень конкретные замечания по Чапаеву: «Т. Коба [Сталин] указал, что в интересной игре хорошо схвачена общая атмосфера боевого товарищества. В сценах Петьки c Чапаевым чувствуешь, как крепка спайка этих простых и вместе c тем больших людей. Названная черта пронизывает всю ленту. Отметил великолепную игру актера Назаренко (шкурник). Коба вместе c Климом [Ворошиловым] указали необходимость сократить два последних пассажа в ночном эпизоде Чапаева c Петькой о командовании и поставить точку на командовании фронтом, чтобы реплика „малость подучиться” относилась к фронту, а не к командованию „мировым масштабом”. При этом Коба заметил, что иначе нарушается основная линия правдивости – простота большого человека, в его характеристику врывается черта хвастливости. Это настойчиво рекомендовал исправить» [28].
Тут есть интересное сочетание особого типа зрителя и его указаний профессионалам. И на первом месте стоит уровень выразительности.
Сталин сам лично прошел сквозь разные виды воздействия. Религиозно-мистические в начале, потом политическая пропаганда в разгар борьбы. Позже он сам стал управлять массовым сознанием огромного народа. В брежневское время в этой роли выступал Суслов, но он был цитатно-ориентированным, ничего креативного за ним не было. Одним из таких основных средств креативного воздействия стало кино.
