Георгий Ланской
Танцы мертвых волков
– Звонил, – раздосадованно сказал я. – И как говаривал Винни-Пух, это неспроста.
Олег
Готэм не спал. Город впитывал страсти мрачных сырых улиц и ждал своего героя. Здесь, в узких переулках, совершались самые темные сделки. Люди продавали свои тела и души – иногда добровольно, иногда под нажимом обстоятельств, но всегда с нежеланием, точно другого выхода не было. Вот уже несколько дней над высотками стелилась плотная завеса черных туч, истекающих колючими каплями дождя. В Готэме не бывает хорошей погоды. Сюда не заглядывает лето. Осень переходит в зиму, а зима – сразу в октябрь. Город изначально был проклят Богом, и теперь в нем никогда не бывает радости. В Готэме холодно и страшно.
Здесь не зажигают новогодних елок, не дарят подарков, не радуются выходным. Готэм мертв изначально, живущие в нем – тени прошлого. Они скользят по улицам, вежливо кивают друг другу, как будто еще помнят правила приличия, но их глаза пусты. Призраки не чувствуют боли, страданий, тепла и любви. Они стелются опавшей листвой по стылым улочкам, пропадая из виду, и никогда не поднимают голову к небесам. Почему?
Они уже не верят в героев. Яркий луч с небоскреба не прорежет ночную темень, не высветит на облаках безупречный круг с силуэтом летучей мыши. Бэтмен не придет на помощь к вам, люди-призраки, потому что его не существует, так же, как Деда Мороза.
Но кое-кто в Готэме есть.
Это я.
Сидя на крыльце дома, я курил и смотрел на противоположный берег реки. Отсюда его было видно отчетливо. Слева мелькала огоньками плотина. С недавних пор, а точнее, на прошлой неделе, тамошний пост усилили, и целых два дня охранники не спали ночами, бдительно прохаживаясь по периметру и преувеличенно бодро реагируя на каждый шорох. Но теперь все успокоилось. Охрана вновь попивала чаек и смотрела телевизор. Когда на Готэм опускалась ночь, я видел голубоватое мелькание в единственном окошке будки. И каждый раз бился в истерическом припадке смеха. Кого они могли поймать? В подзорную трубу я иногда видел их, служителей порядка, прогуливавшихся в обтянувшей животы синей униформе. Охрана… Наклониться не могут без посторонней помощи. А ведь что могло быть проще? Пересеки они эту пугающую черную ленту реки – и вот он я. Только кому придет в голову искать злодея в маленьком домике, где из удобств – летний водопровод да неслыханная роскошь в виде электричества.
Лобо, забившийся в свою конуру, дремал или делал вид, что дремлет, хотя иногда, стоило мне поменять положение тела, я ощущал пронизывающий взгляд желтых глаз. Сегодня он лишь пару раз выходил на улицу, орошал ближайший куст и вяло ел из своей миски. В такую погоду вся живность забивалась по щелям, что уж о нем говорить…
Я нашел его давно и не поверил своим глазам, когда тощий щенок превратился в монстра. Кто бы мог подумать? Привезя его из Казахстана в виде домашнего питомца, я даже не предполагал, что зверь способен на такую преданность.
Я потушил сигарету и вошел в дом. Лобо на миг поднял голову, но из конуры так и не вылез. Прошлой ночью, когда разыгрался настоящий ливень, я едва ли не силой затащил его в дом, но он все равно начал скулить и царапать дверь, предпочтя буйство стихии относительному спокойствию. Только одну ночь Лобо неотрывно провел рядом со мной, когда я корчился от боли, чувствуя, как перекатывается внутри что-то круглое, задевая сердце, стуча о позвоночник и впиваясь в легкие. Каждый раз, когда шар подбирался к горлу, я просыпался на мокрых от пота простынях, опасаясь, что задохнусь. Во время приступов Лобо никогда от меня не отходил, и, отдышавшись, я обнимал его, вдыхал тяжелый запах шерсти, с облегчением сознавая – все кончилось, боль отступила, угрожающе скалясь беззубым ртом.
Я скинул ботинки и забрался в противно скрипевшую кровать. Пружины давно вытянулись так, что сетка изрядно провисала, отчего у меня по утрам болела спина. Но все же это было самое лучшее место на свете, гораздо уютнее тесных клетушек, именуемых благоустроенными квартирами. Комфорт погубит человека. Из зверя он плавно превратится в аморфную медузу, которая одним движением щупальца может заставить мир крутиться в нужную сторону.
Плеер лежал на кровати. Я нажал кнопку, выставил случайный выбор и, откинувшись на набитую ватой подушку, с нескрываемым удовольствием впитал в себя как нельзя более подходящую к состоянию души песню.
Pain, without love
Pain, I can’t get enough
Pain, I like it rough
‘Cause I’d rather feel pain than nothing at all
You’re sick of feeling numb
You’re not the only one
I’ll take you by the hand
And I’ll show you a world that you can understand
This life is filled with hurt
When happiness doesn’t work
Trust me and take my hand
When the lights go out you will understand[8].
Готэм не спал, мигая огнями, перекликаясь сигналами автомобилей. С другого берега еще доносились отдельные голоса людей. Не будь я так близко от реки, может, ничего бы и не услышал. Однако по воде звук летел как на крыльях…
Темные воды что-то шептали, но, оглушенный роком, я предпочел не слышать. Вода была моим личным врагом, извечным кошмаром и самым притягательным из всего, что было в мире. Повернувшись на бок, я подвинул к себе телефон и открыл крышку. Три пропущенных вызова. Два – от Игоря, один – от Ланы.
Застать брата дома не удалось. Утром он убежал на работу. Я же, с раскалывавшейся головой, забежал к нему около четырех дня, памятуя, что накануне оставил кое-какие вещи, а также незавершенный проект в ноутбуке. Заказ необходимо было закончить к утру, о чем я совершенно забыл. Спохватившись, я засел за работу, уже под вечер вспомнив, что даже не пообедал. Брат так и не пришел, да и на звонки не ответил, видимо, сидел в кабинете супервайзера, отчитываясь о проделанной работе. Я обследовал полупустой холодильник и, не найдя ничего привлекательного, решил перекусить на обратном пути в кафе или ресторане.
В ванной на веревке сушилась моя рубашка, которую я бросил накануне. Глядя на нее, я ощутил смутное беспокойство. По краю рукава проходила буроватая полоска, которую не удалось вывести пятновыводителем. Шипя от раздражения, я сдернул рубашку с веревки так, что прищепки разлетелись в разные стороны. Игорь не говорил со мной накануне, но иногда я ловил косые взгляды, исполненные подозрительного любопытства и тревоги. Иной раз стремление заботиться обо мне, точно курица над единственным цыпленком, раздражало.
Соседка снизу, старуха лет семидесяти, встретила меня злобным взглядом и сжатыми губами. Кажется, понемногу она начинала нас различать, поскольку со мной так и не поздоровалась. С Игорем она была куда более приветлива. Проходя мимо, я ощутил удушливый смрад немытого тела, застарелый запах мочи и грязи. Мне кажется, так пахнет старость: нищая, без намека на честность и благородство, старость людей, не сделавших в жизни ничего, за что их следовало уважать. При всей своей ужасающей нечистоплотности старушка мнила себя кокеткой, периодически радуя общество своими эпатажными нарядами. Вот и сегодня на ней было пальто, побитое молью и потерявшее вид еще в прошлом тысячелетии, легкомысленный пестрый шарфик и грязноватая шляпка с вуалькой, издали похожая на облезлую крысу. Когда старушка на миг ощерилась не то в оскале, не то в улыбке, я увидел, что у нее практически нет зубов. Старуха была типичной обитательницей города, и я не удивлюсь, если, странствуя по кривым переулкам ночной порой, найду ее высасывающей кровь из невинных младенцев.
Поковыряв в замочной скважине ключом, старуха открыла дверь. Чудовищная вонь едва не сбила меня с ног.
Газеты безмолвствовали. По дороге в свою берлогу я скупил все, что выходили в городе, плюс столичные «толстушки» с местной вкладкой. О произошедшем в городе не было ни слова. Особая надежда на одну из столичных газет также себя не оправдала. Ничего не значащие заметки пестрили умеренно броскими заголовками, но о главном (для меня!) они не сообщали. Впрочем, какие могут быть новости в мертвом городе, где основная новость лета – урожай зерновых текущего года.
В полупустом автобусе я дремал, вытянув ноги. Усталая женщина-кондуктор тускло смотрела в окно, не радуясь концу смены. В салоне было холодно, воняло бензином и чем-то кислым. Над ухом орал динамик. Хилый мальчишеский голос старательно выводил незатейливую песенку о зоне, куполах и ветке сирени. Тоска по дому, который он видел сквозь решетку, выходила неубедительной. Я поморщился и включил плеер.
Дом был пустым, выстуженным и неприветливым. Лобо вяло помахал хвостом, ожидая подачки. Накормив его, я еще раз пересмотрел газеты, а потом раздраженно швырнул их на пол. Тишина… Странная тишина… Неужели до сих пор не поняли? Брат, к примеру, уже наверняка догадался если не обо всем, то хотя бы подоплеку моего настроения обнаружил безошибочно… Но он умный, а в милицию идут только дегенераты.
Теперь же, лежа в кровати, я перезвонил Игорю, чтобы услышать его голос, успокоить или, напротив, сорвать на нем раздражение, но телефон уже был выключен. Лана наверняка спала, так что перезванивать я не стал.
Я еще раз покосился на валявшийся рядом сотовый, но так и не взял его. Время еще не пришло. А всякий злодей имеет четкий план, которого придерживается, несмотря ни на что. Колыхавшиеся тени за окном лезли в комнату, протягивая кривые пальцы к горлу, а мое лицо, отражавшееся в старом зеркале, скалилось гротескной улыбкой Джокера. Я помахал отражению рукой и закрыл глаза.
Город подождет.
Кирилл
В ГУВД я оказался только ближе к вечеру.
Собственно, никто мне не давал поручений бросить родной отдел в микрорайоне и отправляться к коллегам из Центрального. Теоретически запрос можно было сделать и по телефону, но я решил – поеду сам. В кои-то веки из туч вылезло солнышко и (о, чудо!) начало припекать. День выдался жаркий, даже душный – верный признак того, что ближе к вечеру небо вновь затянут тучи.
В планах было покопаться в сводках с самого утра. Вот только городские мероприятия с планами не очень согласовывались.
Утром нас отправили на центральную площадь. Новый мэр вещал с высокой трибуны о политике президента, подобострастно кланяясь в сторону Кремля. Рядом с мэром торчала какая-то шишка из столицы, важно кивая и шевеля усами, как навозный жук. С утра на разводе нам сказали, кто это, вот только я, отчаянно зевая до пробок в ушах, так ничего и не услышал. Это еще хорошо, что утром позвонил верный Санчо Панса, то бишь Сашка Семенов, предупредил об усилении и необходимости прийти на работу в форме.
Народу на площади было много. Насколько я понимал, сюда согнали всех госслужащих из окрестных административных зданий, так сказать, для поддержания тусовки. Я поскреб в голове и попытался вспомнить: может, сегодня праздник какой? Память упорно отказывала.
Работы, в общем-то, было немного. Начальник, мазнув взглядом по нам с Семеновым, удалился в сторону сцены. Воспользовавшись ситуацией, я отошел в тенек и безрадостно уставился в толпу. Ну скажите, кому придет в голову устраивать тут заварушку? Наш город и без того сонный и инертный. Взорвись на окраине ядерная бомба, никто и не почешется, пока все не попадают замертво. Даже когда президент приезжал среди зимы, в жуткий февральский день, никому в голову не пришло организовать теракт или хотя бы просто пьяную бучу. Да, тогда, отстояв на морозе в колючую вьюгу добрых восемь часов, мы прокляли все на свете, включая исполнительную власть и особенно ее официальные визиты. Мне дважды повезло. Во-первых, начальник поставил меня оберегать от демоса краеведческий музей, так что я, как только президент толкнул краткую приветственную речь, зашел внутрь и просидел там до закрытия. Во-вторых, в музей ввалился окоченевший Шмелев. Работники пробовали его не пустить, Никитос устроил жуткий скандал. В итоге я вышел на шум и уволок его с собой в какую-то подсобку. У продрогшей акулы пера с собой оказалась плоская фляжка с коньяком, который мы и выжрали без зазрения совести.
– За что люблю нашего президента, – глубокомысленно заявил Никита, – так это за краткую осмысленную речь. Ему тоже, видать, было холодно, поэтому он не по делу языком не чесал. Два-три емких предложения – и адьё, всем привет. Помахал ручкой и поехал дальше.
– Ты тут так задубел? – спросил я.
– Где там… Я еще на открытии школы был. Я бы директору в дыню дал с искренней радостью… Ты представляешь, на дворе минус двадцать, а президента встречают радостные синие дети в легких рубашках и платьицах… Хорошо, что он сразу велел их в школу завести.
– Ну, так они, поди, перед его приездом вышли, – наивно предположил я.
Никита посмотрел на меня как на больного.
– Ты перед самым приездом на пост пришел? То-то и оно. Вот и они, как положено, – за три часа. И мы так же. А иначе не пропустят – протокол, аккредитация и все такое. Так вот, мы там проторчали ровно три часа и дети столько же. А где-то за час до прибытия кортежа сняли пальтишки. Вот скажи, президенту не все равно, в пальтишках они его встретили или в белых рубашках?
– Думаю, на форму одежды он даже не обратил внимания, – пожал я плечами. – А ты всегда носишь с собой коньяк?
– На протокольные мероприятия? Хе, я с собой еще пару «Сникерсов» ношу, потому что точно не знаешь, когда эта лабуда кончится. А то, пока господ дождешься, помереть можно…
Фляжка опустела быстро, да и особо полной она не была. Никитка приложился к ней еще на улице, так что мы быстро заскучали и после пары ничего не значащих фраз попрощались. Никита убежал писать статью, я же, проторчав в музее еще пару часов, сдал свой пост и отправился в отдел.
Сегодня, по крайней мере, было тепло. Стоя под козырьком внушительной конструкции крыльца городской администрации, я, лениво растекаясь по колонне, мечтал о пиве или на крайний случай о мороженом. И что самое обидное, лоток был рядом, вот только начальство не дремало и пожирать эскимо не позволило бы, хотя у самого лысина блестела от пота. Семенов суетливо крутился рядом, раздражая своей энергичностью. Мэр гундел, восхваляя родную отчизну, а усатый гость рассеянно внимал, озираясь по сторонам. Бросаемые им украдкой взгляды то и дело останавливались на зеленом зонтике с пивной эмблемой. Ну да, жарко ему в пиджаке-то да на самом солнцепеке…
Неподалеку от сцены торчали телевизионщики. Судя по их расслабленным позам, пламенная речь мэра уже не записывалась. Рядом с оратором стояли Юля и Никита и о чем-то трепались с высокой грудастой дамой. Никита время от времени озирался по сторонам, щелкал фотоаппаратом, а Юлия в открытом коротком платье, небрежно откинув волосы, слушала собеседницу и очень неприятно улыбалась. Наши взгляды встретились. Юля ткнула Никиту локтем в живот и указала подбородком в мою сторону. Мы вежливо раскланялись, после чего я, заметив резкое движение готового бежать Никиты, позорно покинул пост. Только расспросов мне и не хватало.
Мероприятие завершилось концертом, открывали который плясуны в пропотевших народных костюмах. Поскольку в рациях прозвучала информация об отъезде высокого гостя, мы расслабились. Начальство отбыло вместе с залетным москвичом, мы с Семеновым купили по пивку и, спрятавшись за густыми кустами сирени, преспокойно выпили.
– Закончится эта бодяга – дуй в отдел, – приказал я. – Мне еще надо сводки посмотреть. Не нравится мне эта история со вчерашним трупом.
– Может, я с вами? – заныл Семенов. – Мне будет полезно опыта поднабраться.
– Не все полезно, что в рот полезло, – дежурно отшутился я. – Я пошел. Если что – я где то на территории. Понял?
– Есть, шеф, – безрадостно козырнул Семенов. Я помахал ему ручкой и ушел. Чудак-человек… Сиди себе в кустиках, филонь, чего ж его так на подвиги тянет? Молодежь…
В ГУВД было малолюдно и, к счастью, прохладно. Дежурный без разговоров сунул сводки за два месяца, которые я просмотрел с величайшим вниманием. Собственно, долго искать не пришлось…
«Двадцать второе мая… очень интересно… труп некоего Антона Курочкина… Двадцать девять лет, не судим… найден на берегу реки. Причина смерти – утопление… А еще интереснее, что дежурила от следствия тогда мадам Земельцева… Двенадцатое июня… та же мадам Земельцева осматривала труп восьмидесятилетней бабуси, утонувшей в котловане. Что тут еще имеется?»
Просмотрев сводки между двадцатым мая и одиннадцатым июня повнимательнее, я нашел еще четыре случая обнаружения трупов в воде, но больше Земельцева на них не попадала. Два трупа были явно некриминальными – мужики утонули на рыбалке. А вот с двумя оставшимися ничего ясно не было… Впрочем, как и с теми, кого осматривала мадам следователь. Выписав фамилии оперативников, я взял у дежурного их телефоны и, удостоверившись, что никто из них в Центральном ГУВД не работал, поехал домой.
Юлия
Проворочавшись в кровати до четырех утра, я выпила пару таблеток ново-пассита и благополучно проспала на работу. Разбудил меня попугай. Еще до нашего знакомства с мужем какой-то приятель подарил ему белого какаду с мерзким характером. Валера любовно назвал его Кешей, сын Валеры, оставаясь ночевать, – говнюком, я же иначе как сволочью его не величала. Попугай мастерски открывал клетку изнутри, воровал со стола то, что мы неосмотрительно забывали убрать в холодильник, раздирал мои журналы на цветные полоски, коими украшал себя. Торчащая из перьев бумажная вермишель смотрелась феерично. Попугай немилосердно клевался, рвал колготки, до полусмерти запугал кота и орал диким голосом, обнаружив кормушку пустой. Муж, путешествуя по миру, научил попугая смачно ругаться. Я с грустью констатировала – нормальные слова в словаре пернатой сволочи не приживаются. Вот и сегодня, когда мобильный нудно умолял меня проснуться, попугай залетел в комнату и, усевшись на изголовье кровати, заорал:
– Каррамба!
Я подскочила так, что перепугала и спящего кота, и этого гадкого нарушителя спокойствия. Попугай пушечным ядром вылетел из спальни, чудом не сбив люстру, кот забился под кровать. Я же, чертыхаясь, пыталась одновременно одеться, умыться, накраситься и накормить свое небольшое стадо. Попугай свою пайку оценил критически и с интересом скосил взгляд на кошачью миску, куда я насыпала «Вискас». Бьюсь о заклад, этот паршивец еще и кота объедает, пока никто не видит…
На работу вновь пришлось ехать в «инфинити». Вообще машин у нас две, но «мерс» забрал муж. Оранжевый танк Валера купил в начале года специально для меня, убедившись, что мне можно доверить что-то дороже велосипеда. Машину я поначалу недолюбливала. Уж больно здоровой она была, опять же – проблемы с парковкой, да и цвет – вырви глаз… Но потом как-то привыкла и смотрела на остальных свысока, в прямом и переносном смысле. Уж больно высоко находилась дверка, так что в салон я взгромождалась, словно на верхнюю полку спального вагона.
День выдался каким-то дурацким. Заявленных рекламных макетов так и не прислали, наобещав все доделать ближе к вечеру. Заняться было абсолютно нечем, так что я сидела в кабинете и чахла от тоски. Мысли, крутившиеся вокруг срочных рекламных модулей, волей-неволей направили меня в русло разнообразия недавних событий. Странно все это… Звонки… Дружба убитой девушки с Олегом… Да, кстати, надо было ему позвонить и отдать этот проект, он со сроками никогда не запаздывал… Промаявшись полдня, я от скуки написала статью в следующий номер, ответила на текущую почту, что обычно делала ближе к вечеру. Теоретически можно было сбежать домой, вот только сегодня в конторе злобствовал начальник. Нужен был благовидный предлог.
Дверь распахнулась, втолкнув в устоявшуюся кондиционированную прохладу духоту коридора с неприятным шлейфом ароматов сортира. Я, расстреливавшая на мониторе из каменной лягушки свору разноцветных шариков, вздрогнула, но тут же с облегчением перевела дух: в комнату ввалился Никита и без приглашения рухнул на кожаный диванчик.
– В «Зуму» рубишься? – осведомился он. – Вот так и проводит свое время офисный планктон. Как успехи?
– А где «здравствуйте»? – возмутилась я.
– Здравствуйте, моя госпожа, – оскалился Никита. – Ты ничем особым не занята?
– Вроде нет, – пожала я плечами. – У нас пока работа стоит. Кофе будешь?
– Не буду, некогда. Ты на колесах?
– Ну да, а что?
– Да мой верный конек-горбунок откинул копыта, похоже. – Отчаянным жестом Никита отправил в небытие свой старенький «фольксваген». – Чинил, чинил – все без толку. А сегодня какой-то хрен из Москвы приехал, министр или кто… Я по телефону не разобрал… Неохота через весь город на трамвайчиках тащиться. Подвезешь?
– Наверное, – неуверенно сказала я. – Начальство тут шастает, потихоньку сбежать не удастся. Попробую внаглую. Скажу, что меня пригласили… Хотя наш журнал ничего подобного не освещает, но шеф любит лесть. Либо умчится туда сам, либо меня отпустит. Нам оба варианта годятся.
– Пойдешь на доклад? – скривился Никита.
– Вот еще… Много чести. Позвоню.
Я позвонила. Как и предполагала, шеф с энтузиазмом отпустил меня «показаться» перед нужными людьми. Диалог с ним я вела вкрадчивым голосом, не забывая томно придыхать и глупо хихикать. Трубку положила с чувством выполненного долга.
– Что шеф? – оскалился Никита.
– Я его сделала, – щелкнув пальцами, выпалила я. – Как мальчика! И даром! Валим, пока он не надумал со мной ехать.
У машины Никита ненадолго впал в ступор, а потом развалился на рыжем капоте с понятной тоской во взоре.
– И почему у меня нет такого мужа? – грустно спросил он и тут же добавил: – Это был риторический вопрос, если что…
– Машинку хочется?
– Хочется. Причем знаю, какую. Вот, «Ауди-Степпенвольф». – Никита подсунул мне под нос мобильный. Я глянула на дисплей и присвистнула.
– А что ж так скромно?
– А мне название понравилось… «Степпенвольф»… «Крадущийся волк»… Скажи, романтично?
– Очень, – усмехнулась я и добавила, старательно копируя кавказский акцент: – Куда едем, свет очей моих?
– К администрации… Весь тусняк там будет… А, кстати, ты в курсе, что Жанка приехала?
– Да ладно? – обрадовалась я. – Одна?
– Вроде бы с детьми. Позвони, она с утра тебя найти не могла, что странно. Обычно она до Кремля дозванивается без проблем, а тут… Сворачивай налево, так быстрее будет…
Жанна была моей подругой, но в последнее время мы виделись редко. До своего замужества она работала в визовом отделе посольства, а потом, улаживая какие-то сложные дела, познакомилась со своим будущим мужем. Горячие грузинские гены взяли свое, так что у Романа – так звали супруга Жанны – шансов остаться холостяком не было. Замуж она выходила примерно в то же время, что и я, но в Грузии, так что ни я у нее, ни она у меня на бракосочетании не отметились. Муж Жанны был то ли сыном посла, то ли еще какой важной шишки и в солнечной Грузии занимал почетное место в строю олигархов. Мы с ним виделись всего один раз, да и то под неусыпным взором Жанны, поскольку Рома при виде меня пускал слюни и смотрел с хищным интересом всех кавказских мужчин. Хотя у них там своих брюнеток завались…
На площади было многолюдно. Протиснувшись в первые ряды, мы заняли позицию рядом с камерами местного телевидения. Прессы на мероприятии было предостаточно, но судя по одинаково вытянутым скучным лицам, ничего неординарного не произошло. Мэр нудно рассказывал о наших успехах, столичный гость вытирал потный лоб и важно кивал. Думаю, ему было так же тоскливо и хотелось в тенёк. Кто-то осторожно прикоснулся к моему локтю.
– Здравствуй, Юля, – сказала высокая блондинка с некрасивым лошадиным лицом, которое успешно затмевал пышный, явно ненатуральный бюст.
– Здравствуйте, Милана Ренатовна, – вежливо ответила я, хотя охотнее произнесла бы совсем другие слова. Вот только произносить их в приличном обществе девушке моего положения отнюдь не комильфо. Память услужливо подсунула воспоминания о знакомстве с этой дамой, отчего я улыбнулась как гюрза.
Милана в свое время тоже краешком проходила по делу о виртуальной банде, убивавшей в нашей области молодых женщин. Тогда пышногрудая мадам в компании с пластическим хирургом Алишером из корысти разводили богатых мужчин на деньги. Алишер писал им письма, а на свидания отправлялась Милана, делавшая это исключительно из спортивно-постельного интереса, поскольку была дамой обеспеченной. На Валеру она тоже имела виды, но он предпочел жениться на мне, а ее после небольшой стычки выставил за дверь. Алишер, совершенно сбрендив, попытался убить меня, но вместо этого ранил моего слепого соседа Толика и загремел в дурку, где наверняка сидит до сих пор. С Миланой мы периодически сталкивались на различных мероприятиях, поскольку она тоже выпускала журнал, безуспешно конкурировавший с нашим. При встречах я кивала и отходила в сторону, она тоже не проявляла большого энтузиазма продолжать общение.
– Как дела? – поинтересовалась она. – Как Валерий?
– Все хорошо, спасибо, – холодно ответила я.
– Он не здесь?
– Нет, в командировке.
Милана покосилась на Никиту, который неестественно изображал полное равнодушие.
– А вы всё вместе ходите, как Лёлек и Болек? – фыркнула она, обнажив крупные лошадиные зубы. – Куда только муж смотрит?
Отвечать я не стала, лишь презрительно улыбнулась, высоко подняв левую бровь. Милану слегка перекосило, и она беспокойно оглянулась по сторонам.
– А я тут с мужем, – неожиданно объявила она довольно нервным голосом. – Вон он, рядом с мэром стоит. Между прочим, сегодня мы спонсируем концерт… Толик! Толик! – замахала она рукой в сторону трибуны. Мужчина слева от мэра покосился на нас и скривился, точно у него болели зубы.
– На самодеятельность много денег не надо, – фыркнула я. – Городские артисты за гроши и спляшут и станцуют. У вас так плохо идут дела?
Лицо Миланы покрылось красными пятнами. Она поджала губы, готовясь сказать какую-то гадость, но громадным усилием воли сдержала себя.
– Ну что ты, – притворно рассмеялась она, растекаясь паточной улыбкой, от которой мгновенно свело скулы. – Все отлично. В сентябре выпустим приложение к нашему журналу… так… тысяч пятьдесят тираж… Знаешь, как назовем?
– «Коневодство»? – осмелилась предположить я.
– Нет, мы назовем его «Милана», – победоносно заявила она и даже голову вскинула, мол, гляньте на меня, умницу-красавицу. – Это будет отличный модный журнал…
– Бросьте, Милана Ренатовна, пятьдесят тысяч вам никогда не отобьются. Или вы пойдете по проторенной дорожке? Напишете, что пятьдесят тысяч, а выпустите пятьсот экземпляров? Так рекламодатели сейчас не идиоты, они такие вещи проверяют.
Милана заскрипела зубами. Ее глаза метали молнии. Больше всего ей хотелось отойти и не продолжать этот разговор, но сделать это значило признать свое поражение, а она и без того проигрывала по всем пунктам. Я знала, что говорила. Журнал Миланы был почти в два раза дороже нашего и в полтора – столичного глянца. Работать у нее никто не хотел, поскольку платила мадам неохотно, а в нашей среде слухи распространяются быстро. Вот и ставила Милана в номер или перепечатанные из других журналов статейки, или откровенный бред местных графоманов, готовых приплачивать, лишь бы их нетленки увидели свет. В прошлом году на базе своего рекламного агентства Милана выпустила телефонный справочник, распустив слухи о том, что он будет едва ли не бесплатно раздаваться всем горожанам. На деле толстый телефонный справочник с глянцевыми страницами был отпечатан в мизерном количестве и роздан рекламодателям, коих можно было пересчитать по пальцам. Об афере быстро стало известно. Мы же на работе хохотали до слез. Так что теперь с Миланой имели дело только откровенные лохи.
Мэр закончил свою речь, уступив место заезжему москвичу. Тот, упревший на трибуне, был чрезвычайно краток. Пока Милана сопела рядом раскочегарившимся паровозом, я, лениво оглядывая площадь, наткнулась на знакомую фигуру. Кирилл Миронов и молоденький сержантик, которого мы видели у дома Боталова, стояли в тени козырька администрации. Меня Кирилл заметил в тот же момент и, готова поклясться, нецензурно выругался про себя. Я кивнула ему и ткнула Никиту локтем. Но пока тот вертел головой, Кирилл скрылся. Устав стоять рядом, Милана поспешно уцепилась за заместителя главы администрации и, радостно чирикая, растворилась в толпе.
– Ты еще долго будешь тут торчать? – недовольно спросила я Никиту.
– Мне же репортаж писать, – скривился он. – Черт-те что… Сотни строк не наберется… А почему ты спрашиваешь?
– Я бы к Жанке съездила, пока еще не поздно. Как-то в свете последних событий меня не тянет таскаться по ночам. Мало ли что…
– Езжай, – милостиво согласился Никита. – Я закончу все и приеду. А если не приеду, пусть тебя проводят, или вообще у нее заночуй. Не хватало еще по кумполу получить, как в прошлый раз…
– Тогда я пошла?
– Давай. Слушай, может, тебе вообще на время уехать?
– Я подумаю, – вздохнула я. – Честно говоря, совершенно не хочется лезть куда-то, о чем не имею представления.
Никита кивнул мне на прощание и отвернулся. Я же пошла к машине. Его слова всколыхнули какую-то неясную тревогу, и хотя на дворе стоял белый день, я нервно оглядывалась по сторонам, а в машине, прежде чем завести мотор, внимательно осмотрела заднее сиденье: не спрятался ли кто там? Возможно, такое поведение было самой настоящей паранойей, но я, воспитанная на голливудских ужастиках, твердо знала: злодей в самый ответственный момент всегда оказывается за спиной. В машине было пусто. Обозвав себя дурой, я поехала к подруге.
Предупрежденная по телефону Жанна встретила меня в дверях и тут же набросилась с поцелуями. Учитывая, что она на полголовы выше и на пару десятков кило тяжелее, это выглядело как атака слона. К тому же Жанна при встрече всегда испускает дикие вопли индейцев чероки, ничуть не смущаясь, что соседи потом вызывают ОМОН и нервно пьют валокордин ведрами.
– Юлька, подружка дорогая, как я тебе рада!!! – орала Жанна, стиснув меня в медвежьих объятиях. Я же, придавленная пакетами со снедью и подарками, покорно ждала, пока подруга угомонится. – Ты чего на звонки не отвечала?
– Куда ты мне звонила? – слегка прерывающимся голосом спросила я.
– Куда-куда… В рельсу! Домой, конечно, и на мобильный. Дома автоответчик, мобильный выключен. Я уж думала, не случилось ли чего? Никитос говорил какими-то загадками… Чего в дверях стоишь? Проходи!
Я закатила глаза и выразительно подняла обремененные покупками руки. Жанна наконец-то догадалась отойти с дороги, отняла у меня пакты и проводила в кухню, где умопомрачительно пахло чем-то печеным.
– Ты одна? – удивилась я. – А я детям тут подарки притащила.
Жанна отмахнулась.
– Мама повела их на прогулку, потому что эти кровопийцы всю ночь орали и не давали спать. Дорога тяжело обошлась. Ладно, полдороги я как жена дипломата пролетела с шиком в первом классе, но вторую-то половину пришлось трястись в СВ. Думала, сдохну… Наши, как всегда, перепутали день приезда… Представляешь: выхожу на вокзале, а меня никто не встречает!
