Георгий Георгиевич Батура
Мистерии янтарного края
И хотя мандейское кушта выступает в поздней редакции, в куда более широком и многозначном смысле, чем с виду простенькое алетейя в Евангелии от Иоанна, ни в коем случае нельзя отрицать изначальной и весьма ощутимой связи между этими понятиями, которая четко проступает в вышеупомянутой мандейской формуле приветствия, встречающейся также и в Евангелии от Иоанна (8. 32; «И познаете истину, и истина сделает вас свободными»)…
Иисус характеризуется, а точнее – его характеризуют, как «виноградную лозу», поскольку подобная характеристика высшей сути (существа, сущности) в то время уже была вполне обычным явлением для назарейской гностической системы. И раз уж Иисус назван здесь «истинной виноградной лозой», это значит только одно: все другие виноградные лозы, известные в те времена, объявляются ложными.
Пункты [2], [3], [4], [5] и [6] не имеют никакого отношения к значению слова правда. Это – непосредственные указатели на результат воздействия мистерии. То есть Иисус придает греческому слову алетʰейя совершенно новое значение, соответствующее мандейскому слову кушта, но глубинные истоки понимания этого слова следует искать в египетском представлении о маат.
А теперь зададим читателю такой вопрос: что делать тому человеку, в языке которого отсутствует слово «истина», а есть только «правда»? Как он может понять все наши рассуждения об «истине», включая выписки из работы Р.Мацуха? Ведь эти слова имеют принципиальное гносеологическое различие: «правда», «справедливость» – это из головы; а «истина» и «совесть» – из сердца. Причем, сердца не теоретического, а самого что ни на есть практического. Такого, которое, в идеале, образуется у человека после мистерии «расширения сердца». Мы уже говорили, что это фактически означает узнавание своего атмана («дыхание», «дух», «я», «самость»), если изъясняться категориями индийской духовности. А атман, как утверждает тот же текст Упанишад, – это «свет в сердце» (Упанишады, с.[122]):
«Когда солнце зашло, Яджнявалкья, зашла луна, погас огонь и замолкла речь, какой свет [имеет] человек?» – «Атман служит ему светом – при свете Атмана он сидит, ходит взад и вперед, совершает деяние, возвращается назад».
«Кто этот Атман?» – «Пуруша, состоящий из познания, находящийся среди чувств, свет внутри сердца».
А теперь – немного о слове совесть. Нет сомнения в том, что это слово просто обязано присутствовать в лексиконе Древнего Египта. В этом языке существует два разных слова «сердце» и несколько слов, означающих «сознание», «ум». Европейские ученые до настоящего времени не смогли выделить слово «совесть» в древнеегипетском языке, потому что для этого необходимо иметь развитый духовный мир у самого исследователя этой проблемы. В то далекое время остальное человечество такого слова не знало, потому что отставало от Египта в своем духовном развитии. Как отставало? Не имело опыта «расширения сердца». Умер Египет – умерло и это слово. Но его снова возродил Иешуа Хрестос, повторно обогатив человечество знанием этого понятия. Хотя сделал он это совсем по-другому, чем с понятием «истина».
Возможно, кто-то из читателей уже успел обратить внимание на тот удивительный факт, что в канонических Евангелиях слово совесть не встречается вообще. Точнее, в Евангелии от Иоанна есть эпизод о «женщине, взятой в прелюбодеянии» (Ин. 8:9). Иисус сидел в Храме, и к нему привели эту женщину и сказали: «Нам, по закону Моисея, следует побить ее камнями, а ты что скажешь?». На это Иисус ответил: «Кто из вас без греха, первый брось на нее камень». И все, помолчав, стали уходить один за другим, «обличаемые совестью». Это эпизод вставной, поздний, первоначально его ни в одном из Евангелий не было (сначала он, как поздняя вставка, появился у Луки, а затем был перенесен в Евангелие от Иоанна). Более того, этот эпизод, в какой-то степени, несколько затушевывает подлинный евангельский ориентир в сторону идеала «не прелюбы сотвори». И, кроме того, по Закону следовало бы привести на «суд» и мужчину, и женщину одновременно, а не одну женщину. И уже обоих «побить камнями». Но дело даже не в этом.
Вся проповедь Иисуса о Царстве, его моральные заповеди, свидетельствуют о человеческой совести, даже не называя это слово. Иисус рассчитывал найти среди иудеев именно таких, у кого уже «расширилось сердце» (вспомним его беседу с Никодимом), и именно для таких была предназначена его «Благая весть». Он постоянно говорит о человеческом сердце. Слово кардиа встречается в его речах несчетное число раз. И когда евангелист или сам Иисус сетует на то, что сердце людей «огрубело» (Мф. 13:15), или что оно «окаменело» (Мк. 6:52; 8:17; Ин. 12:40), это означает только одно: «окаменелое» сердце не в состоянии «расшириться», потому что оно – камень, оно мертвое, а не живое. Известные «страшные» слова Христа: «Пусть мертвые хоронят своих мертвецов» (Мф. 8:22) – это про людей с «окаменелыми» сердцами. Если сердце человека не «расширилось», значит, такому проповедовать о Царстве Небесном – это как «горох об стену». Только «расширившееся сердце» может принять в себя Дух Святой.
И все-таки интересно посмотреть, как слово совесть передано в этом единственном, хотя и вставном, эпизоде. Это – греческое сюнэйдесис. Причем, в словарях указано, что значение «совесть» действительно только в случае текста Нового Завета. В этом значении оно часто встречается в апостольских Посланиях, где именно так и переводится. Но обычное, общеизвестное словарное значение слова сюнэйдесис – это «сознавание», «сознание», в том числе своей вины. Какого-то другого слова «совесть» в древнегреческом языке не существует, и никогда не существовало.
Получилось так, что понятие «истина» – новое значение слова алетʰейя – полностью отделилось от своего мирского собрата в виде «правды». А со словом «совесть» в греческом языке такого не произошло: это слово стало полным аналогом слова «сознание». И тот человек, который не научен тому, что такое совесть, читая тот или иной греческий текст, будет воспринимать это слово как сознание, осознавание. То есть как что-то такое, что не имеет никакого отношения к подлинному представлению о «совести». Ведь и «совесть», и «осознавание» – это, в конечном счете, действительно какое-то, пусть и принципиально разное, но все-таки полученное знание, как конечный результат воздействия этих понятий. Для того чтобы простой народ это слово знал и не путал с «сознанием», необходимо, чтобы оно принципиально отличалось по своему написанию. И именно это мы наблюдаем в языке русском.
Но в английском языке произошло что-то похожее на язык греческий. Фактически английский полностью скопировал «греческую неразбериху» и перенес ее на почву своего языка. Мы уже говорили, что слово «истина» в английском языке вообще отсутствует. А теперь посмотрим на слово «совесть».
Conscience (коншенс) – это, по словарям, «совесть», но одновременно и «сознание», а consciousness (коншеснис) – просто «сознание». То есть, оба слова очень похожи в написании и произношении, причем, в толковых английских словарях объяснение смысла слова «совесть» ведется через умственный процесс «осознания», – тот процесс, которого в случае воздействия «совести» нет вообще. В совести нет ничего, исходящего из головы. А следовательно, для англичанина и слово «совесть» имеет какое-то запутанное понимание. И как после этого они могут читать нашего Достоевского? Только как детектив.
Для того чтобы не быть голословными, приведем отдельные значения английского слова «совесть» по «Большому англо-русскому словарю» И.Р.Гальперина (М.: Рус. яз., 1979, Т. 1, с. 297):
conscience 1. совесть; 2. сознание; public conscience общественное сознание; conscience money а) сумма подоходного налога; б) деньги, выплачиваемые для успокоения совести.
Скажите мне, как можно понять буквальное английское словосочетание «совестливые деньги»? Это же тот «горячий лед», который в этой меркантильной стране пытаются втюрить простолюдину-лопуху как взаправдашнюю вещь! Никакую настоящую совесть невозможно «успокоить деньгами». И если вести речь об истинном понимании слова «совесть», то подобные словарные «объяснения» этого слова выглядят, как сущий бред. Тот, кто знает, что такое атман, – знает и что такое «истина» и «совесть». Кто не знает своего атмана, – тот знает только «правду» и ту «справедливость», которые ему привило общество, в котором он родился.
В сегодняшней России «справедливостью» является обогащение любым путем, но так, чтобы избежать скамьи подсудимых. И поэтому русский язык скоро станет «английским» в части отсутствия всех этих ненужных дореволюционных духовных «прибамбасов» в виде «истины» и «совести», которым в ближайшее время уготован «вечный покой». И нас, русских вместе с украинцами, через несколько десятков лет можно будет с полным правом назвать «вторыми англосаксами». Слово «совесть» из нашего лексикона почти полностью исчезло, зато его место заняло великолепное английское слово sex. И как точно угадала этот исторический процесс наша простенькая русская присказка: «У тебя что, на месте совести женилка выросла?». Да, видит Бог, выросла, и не малая! Только не для нужных спасительных целей.
Наличие в лексиконе того или иного языка слова «истина», которое по своему значению противопоставлено слову «правда», свидетельствует о духовном уровне этого народа. Все народы на земле разные, при этом каждый человек земли имеет все задатки для того, чтобы обрести знание Брахмана. Но исторические условия развития того или иного народа, время его появления на земле, внешние обстоятельства, войны и географические условия – все это делает народы в целом непохожими друг на друга. Поэтому и духовность у народов разная. А отсюда – различие в лексиконе.
Мы говорили о том, что греческую речь Христа невозможно адекватно передать на арамейском языке. И если следовать этой написанной главе, то ее базовые евангельские представления невозможно отобразить и в языке английском. Отсюда и менталитет у нас разный – у русских и у англоязычных. Если в нашем народе все еще сохраняется значение слов «совесть» и «девичья честь», то в английском – это «справедливость», «закон» и «правила», – такие величины, которые заданы в обществе земным умом, и которые можно изменить по своему усмотрению. Потому что английское «совесть» (а такое слово в английском языке как будто тоже присутствует) – это, фактически, даже только по своему написанию, то же самое, что и «сознание», то есть некие «вычисления», производимые холодным человеческим умом.
Немного отвлечемся от рассмотрения моральных категорий. В качестве небольшого дополнения к этой главе можно сказать еще об одном греческом слове, которое приобрело в проповеди Христа новое значение. Это известное уже нам слово мистерия (мюстерион). Для того чтобы читатель смог понять историю возникновения этого слова, приведем цитату из книги французского египтолога Александра Морэ «Египетские мистерии» (М.: Культурный центр «Новый Акрополь», 2009, с. 5):
Кроме ежедневных обрядов почитания богов, представители жреческой элиты проводили в египетских храмах специальные церемонии. Эти церемонии устраивались в отдаленных помещениях храмового комплекса и были приурочены к определенным датам и иным часам, нежели ежедневная храмовая служба. Греки называли их мистериями, а в египетском языке они обозначались словом ʒḫ(w) (ах, мн. ч. – Г.Б.), что приблизительно можно перевести как «вещи священные, великолепные, полезные». Совершавшиеся для бога или человека мистерии преображали последнего в божественное существо ах, то есть творили «божественные вещи» – sʒḫw. Именно эти церемонии греки называли египетскими мистериями.
Что же представляли собой мистерии? Эти обряды сопровождались особыми речениями и жестами, которые (вербально и мимически) передавали определенные идеи.
А вот как раскрывает идею египетского ах А.О.Большаков в книге «Человек и его двойник» (СПб.: Алетейя, 2001, с. 96, 97):
ʒḫ – одна из важнейших категорий, при помощи которой описывается посмертное существование. До недавнего времени ʒḫ оставалось загадкой…
Поскольку в ʒḫ превращаются после смерти, а свет и зрение означают жизнь, ʒḫ представляет собой обозначение мертвеца, характеризующее его как обладающего какой-то потусторонней жизнью. Сущность ее хорошо раскрывается известным по множеству настенных изображений ритуалом sʒḫ – «превращение в ʒḫ».
Само греческое слово мюстерион является производным от египетского слова mst, которое означало шкуру животного (или место ее нахождения). В эту шкуру заворачивали «человека, символически приносившегося в жертву во время исполнения погребального обряда» (А.Морэ «Египетские мистерии», с. 31). Такой человек (манекен, мумия или живой человек) назывался Тикену, и эта «шкура» была одним из главных атрибутов мистерии воскресения человека. Корень ms означал «рождать» и этот обряд воспринимался египтянами как новое рождение человека из материнской утробы, – именно ее роль символически исполняла эта шкура. На древних египетских изображениях Тикену может быть накрытым этой шкурой или сидеть на ней.
Во время подготовки к мистериям, как в Египте, так и в греческом Элевсине, приносились в жертву животные. Человек должен был пройти через этап «ритуальной смерти», – вместо него умирало животное. На шкуре этого животного сидели греческие мисты, о чем пишет Карл Кареньи в известной книге «Элевсин» (Издательство “Рефл-бук”, М.: 2000, с. 61):
Участники готовились к мистериям в своих домах или же в том месте, где приносилось в жертву жертвенное животное, на шкуре которого они впоследствии сидели во время поста: в Афинах это, несомненно, происходило в Элевсинионе, городском Элевсинском храме.
Так они «домовничали», как тексты называют это обязательное действие. В гомеровском гимне «К Деметре», который описывает странствия богини в поисках дочери и учреждение ею элевсинских мистерий, в эпизоде, когда она приходит в дом царицы Метаниры, сказано, что предложенному ей креслу «Деметра предпочитает скамью, на которую служанка Ямба набрасывает овчину» (там же, с. 61). То есть и сама богиня, учредившая Элевсинские мистерии, тоже сидит на шкуре.
На древнегреческой урне с изображением Геракла, который готовится пройти обряд «очищения», он «сидит, закутавшись в большой кусок ткани, закрывающий его голову и лицо. Голова барана у его ног показывает, что под ним не только шкура льва» (там же, с. 78). Но и египетский Тикену может быть изображен завернутым в кусок материи.
Все эти факты свидетельствуют о том, что Элевсинские мистерии – это естественное продолжение египетских мистерий на греческой земле. И в этом нет ничего унижающего или недостойного греков: речь идет о тех действиях, которые призваны пробудить и развить духовный мир человека. Главным отличительным моментом египетского мифа об убитом Осирисе и мифа о Персефоне, похищенной Аидом, – всего того, что послужило основанием учреждения главных мистерий обеих цивилизаций, – является именно скитание богинь, Исиды и Деметры: Исиды – в поисках разрубленных и разбросанных частей тела супруга и брата, а Деметры – в поисках пропавшей дочери. В обоих случаях – это страдающие женщины.
Исходя из вышесказанного, принципиальный смысл и содержание тех тайных действий, которые проводили египтяне, и которые они называли словом ах, в греческих мистериях должен был оставаться тем же самым, но уже с эллинской спецификой. В обоих случаях это воспринималось как духовное «возрождение» или «новое рождение» миста или мумии умершего человека. Не могло быть принципиально различным содержание этих таинств даже только по той причине, что и в египетских, и в элевсинских мистериях одновременно принимало участие несколько человек (в Элевсине – десятки и сотни мистов, если ориентироваться на размеры помещения в Храме мистерий).
Те евангельские мистерии, с которыми познакомился читатель в настоящей книге, являются результатом пробуждения особых духовных центров у конкретного человека. И по этой причине невозможно такое стечение обстоятельств, когда одновременно открывается один и тот же духовный уровень сразу у нескольких человек. То есть, если мистерии Осириса и Элевсина носили групповой характер и проводились специально уполномоченными для этого жрецами, обученными порядку их проведения, то те мистерии, которые ввел Иисус, – носят индивидуальный характер и не требуют участия в них жрецов. Иисус в своей проповеди использовал греческое слово мюстерион, но придал ему несколько иное содержание. И еще одно важное отличие. Если египетские и элевсинские мистерии не исключали участия в них женщин, потому что это были мистерии уровня «расширения сердца», то высшие мистерии, учрежденные Христом, – мистерия Царства Небесного и мистерия «ниргуна-Брахмана», которую Иисус не называет, но которую раскрывает в своей проповеди, – дается только мужчине, главе семьи.
Загадка синоптического текста
О чем мы хотим сказать в этой главе? Мы хотим показать читателю следующее. Во-первых, те Элевсинские мистерии, которые были главным духовным движителем всего средиземноморского бассейна, – это не «мистификация» и не выдумка хитроумных жрецов. Это – реальный духовный трамплин для человека того времени. Причем, трамплин, разработанный тщательно и искусно. Это была прекрасная школа, которая поднимала духовный уровень до «расширения (просветления) сердца» и помещала такую уже сознательную душу в сферу подчинения богам Ада, то есть, под иго Хозяина.
Бесспорно то, что для того давнего времени это был скачок внутреннего духа человека в сторону развития и, в том числе, в сторону гуманности. И именно просветленный элевсинский эпопт становился уже сознательным и убежденным сторонником «двух богинь»– Деметры и Персефоны (в духовной реальности это одно и то же женское существо, имеющее два разных лика). И именно такой посвященный считал, что благие места Ада – это высшая посмертная награда для любой развоплощённой души. Об этом свидетельствует даже великий Платон.
Тот Иешуа, который явился человечеству в евангельском тексте, вовсе не имел намерения «спасать» всех людей, «пострадав» за это своей крестной смертью. Как любой здравый человек, он вовсе не собирался «умирать за всех», да и вообще умирать. Но именно во время его жизни – и это от него не зависело – случилось так, что «свершились сроки» по тем космическим законам, которые неведомы нам, людям. И «Высший мир» избрал именно Иешуа для того, чтобы донести до человечества новую духовную правду. У этого Высшего мира нет собственного «рта» и «языка», чтобы самому объяснить всем нам то, что от нас требуется. Он выбирает в качестве «рта» кого-то из нас. Выбран был Иисус. Человечеству, как разумному существу, предстояло подняться еще на одну ступеньку в своем духовном возрасте, – выше, чем простой этап «расширения сердца».
Эта духовная правда называется не Раем, а Царством Небесным – басилейя тон уранон. Такое название выбрал сам проповедник новой правды для того, чтобы ввести иудейскую верхушку в заблуждение, – чтобы все иудеи подумали, что он говорит о том же самом малькут шамаим (на иврите), которое знали все евреи, и которое означало Царство Израиля на всей земле (букв. в переводе то же самое «царство небес»). Иначе он бы не смог проповедовать в еврейской среде о том, что ему открылось как божественная истина. Нет сомнения в том, что сначала он пытался найти понимание в назарейской среде и убедить своих сородичей в истинности своего знания. Но его не поняли и изгнали те, кто исполнял религиозные обряды мандеев, – его изгнала религиозная верхушка мандейского народа. «Не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своем и в доме своем» (Мф. 13:57).
Но для нас интересно то, что в тексте канонических Евангелий нашло отражение прямое противостояние Христа с Элевсинскими Богинями. Причем, не в скрытой форме, а совершенно обнаженно. Как? Читатель сейчас увидит. И нет сомнения в том, что все те, кто читал текст Евангелия сразу же после его написания, и художники, рисовавшие древние иллюстрации по евангельским мотивам, эту тему противостояния с Элевсином прекрасно видели. И, наверное, только потому, что этому противостоянию сопутствовали неведомые космические Силы или Законы, предводитель готов Аларих разрушил Телестерион и все элевсинские святыни. Греция, как нация, одарившая человечество высшими духовными достижениями, перестала существовать. Греки утратили сердце своей духовной цивилизации, и только по этой причине эта нация исчезла с лица земли.
Те греки, которые живут на этих землях в настоящее время, это не их потомки. Они не имеют ничего общего с античными греками, внешний облик которых сохранился благодаря многим древнегреческим скульптурам. Все нынешние жители этих земель – это поздние пришельцы с востока, которые заселили опустевшие земли эллинов. И язык этих новых греков, хотя и заимствованный, но тоже «новый»: не древнегреческий, а нечто упрощенное и далеко не такое красивое, как было прежде, особенно в части фонетики (так называемое «чтение по Рейхлину», а не «по Эразму»). Византия – это язык и чтение древнего евангельского текста уже «по-новому», по Рейхлину. И это несмотря на то, что само евангельское койне наглядно свидетельствует о том, что это полноправный древнегреческий текст.
Дополним к нашим отвлечениям от темы то обязательное, что необходимо знать, учитывая нынешний духовный уровень человека. Проповедь Иисуса у иудеев о Царстве Небесном не была каким-то «хитрым обманом». Ведь нельзя же считать обманом мое действие, если я, например, пообещаю дать ребенку конфету, а сам буду держать в кармане приготовленные для него три. Обман – это когда общаются приблизительно одинаковые по умственным способностям стороны, и когда одна из этих сторон преследует свои земные цели, стараясь извлечь из обмана выгоду.
Здесь же речь идет не об уме и не о выгоде, а о духовных вещах. И если человек, имеющий определенный духовный уровень, что-то недоговаривает, общаясь с теми, кто его прямые объяснения понять просто не в состоянии (да они и невыразимы на нашем человеческом языке), но при этом пытается донести свое знание притчами на пользу всем без исключения, это обманом назвать нельзя. В то время окружающие его иудеи понять его были не в состоянии в силу своего духовного возраста. Но у него была уверенность в том, что люди его когда-нибудь обязательно поймут. Скажу грубо и не толерантно: разве мы «обманываем» свою любимую кошечку, когда не даем ей то, что она просит и что ей вредно, а отвлекаем ее внимание какими-то «прыгающими фантиками»? Здесь – как это ни выглядит обидно для кого-то из читателей, – очень похожая картина.
И нам следовало бы искренне посочувствовать Христу: он так и завершил свое земное поприще, не дождавшись того, чтобы увидеть понимание своей истины хотя бы у одного человека. К сожалению, евангелист Иоанн, который его проповедь реализовал в своей жизни, родился через сотню и более лет после смерти проповедника Иешуа. А других, кроме него, скорее всего не было.
Итак, вернемся к нашей теме. Как уже, наверное, догадался читатель, искать в сокрытой тайне Элевсинских мистерий что-то совершенно неведомое или невероятно чудесное – то, что до сей поры неизвестно всему миру, – было бы нелогично. Но и заявлять, что это были какие-то обычные для человека обряды или действия, тоже было бы неверно. Венгерский исследователь Карл Кареньи в своей известной книге «Элевсин: Архетипический образ матери и дочери» пишет следующее (Издательство «Рефл-бук», 2000, с. 40, 41):
Участие в [элевсинских] мистериях гарантировало жизнь без страха смерти, уверенность перед лицом смерти. Вот почему поэты смотрели на посвященных как на стоящих намного выше других смертных. Этот дар могли разделить все греки – фактически все говорящие на греческом языке люди, – критерием служил язык.
Элевсинские мистерии обеспечивали такую уверенность на протяжении всего их существования, которое, по-видимому, длилось около двух тысячелетий.
Этой жизни «без страха смерти» сегодняшнее человечество лишилось. «Живем один раз» – вот подлинный девиз нынешней цивилизации. Следовательно, в то время это было нечто действительно «пробуждающее дух человека». Но единственно, что можно в этом случае предположить, это то, что участие в мистериях как-то способствовало получению опыта «расширения сердца». Ведь и в Древнем Китае для пробуждения «просветления сердца» тоже использовались специальные искусственные практики, и в том числе чтение духовных стихов, которые по своему значению приближались к молитвам. А разве наша христианская Иисусова молитва это не искусственная практика для пробуждения человеческого сердца? И разве она не про то же самое?
Несомненно, элевсинским жрецом-иерофантом, который непосредственно вел ритуал мистерий, был человек, у которого это «расширение» уже произошло. Нам известно, что сценарий мистерий состоял из трех последовательных частей: сначала, для «затравки», – некое драматическое действие; далее – «слова», то есть какие-то высказывания или краткие духовные формулы на греческом языке; и, наконец, самое главное – эпоптея, созерцание.
Само греческое слово иерофант, как пишет К.Кареньи (с. 108) «означает не того, кто “показывает святыни” – на греческом это было бы иеродейктес – а того, “кто заставляет их появиться”, файней». Запомним это хорошенько: распорядитель мистерий – главный руководитель в этих таинствах – заставляет святыни появиться.
Забегая немного вперед, сделаем такое предположение, относящееся к нашей теме. Канонический Иисус, «преобразившийся» перед тремя апостолами на горе Фавор, фактически исполнил роль такого «иерофанта»: он «заставил появиться» Моисея и Илию. И при этом он светился «блистающим белым светом, как снег» (Мк. 9:2). Здесь интересно совпадение, которое, как первоначально может показаться, не имеет никакого отношения к Элевсину: дело в том, что тема «света», появляющегося во время ночной кульминации Элевсинских мистерий, играла очень важную роль.
То тайное, что происходило в ночь мистерий в элевсинском Храме Телестерион (от телео – «посвящать»), называлось словом эпоптея. По словарю это слово означает «созерцание», «воззрение», «высшую степень посвящения в элевсинских таинствах». Происходит оно от глагола эпоптеуо – «смотреть на что и за чем», «взирать на что», «созерцать (в смысле мистическом)». И можно без какой-либо натяжки сказать, что во время преображения Христа его апостолы тоже «созерцали». То есть они испытали нечто подобное тому, что испытывали элевсинские эпопты. И еще одно очевидное сходство, причем, очень важное: апостолов было несколько, как и мистов Элевсина. При этом понятно, что видели они совершенно разное.
Можно с большой вероятностью предположить, что Иисус, возведя на гору трех своих лучших учеников, ставил перед собой ту же самую задачу, что и иерофант Элевсинских мистерий: инициировать у этих учеников состояние «расширения сердца». Без этого духовного опыта его ученики никогда бы не смогли стать «результативными» апостолами (букв. «посланные») – не смогли бы донести смысл его проповеди в разные уголки земли. Ему нужны были последователи, которые могли понять хотя бы то, что он проповедует какое-то новое знание. Духовное знание, потому что тот, кто получил опыт «расширения сердца», уже знаком с Духом. Старое духовное знание – это Деметра и Персефона (или Яхве Бога евреев). И именно эта пара слитно-нераздельных богинь представляет собой «греческую маску» Рухи, которая, в свою очередь, является главным «исполнительным» или действующим лицом иудейского бога Адона: обе эти женщины – это его шакти. Или, если мыслить по-гречески, – шакти бога Гадеса, владыки Аида. Для информации скажем, что этимология греческого слова Гадес (Аид) – это «не вижу». Потому что нет Света.
И вот здесь нам следует более внимательно разобраться с тем особым «светом», который фигурирует в целом ряде древних религиозных текстов, и в том числе в эпизоде преображения Христа.
Одно из самых ранних упоминаний о том, что какой-то человек, который остался в памяти народа благодаря своим выдающимся заслугам, почему-то излучал необычный свет, сохранилось в древних текстах Китая. Это – вождь племени Чжоу и одновременно выдающийся полководец Вэнь-ван. Выступая с «пламенной речью» перед воинами, которым предстояло вступить в бой с войском противника – племенем Инь, – он излучал неземной свет, который видели собравшиеся для битвы воины разных племен.
Очередной пример – это текст иудейского Писания (Исх. 34):
34:29. Когда сходил Моисей с горы Синая, и две скрижали откровения были в руке у Моисея при сошествии его с горы, то Моисей не знал, что лице его стало сиять лучами…
34:30. …и вот, лице его сияет, и боялись подойти к нему.
34:33. И когда Моисей перестал разговаривать с ними, то положил на лице свое покрывало (чтобы иудеи не устрашились сияния его лица, – Г.Б.).
34:35. И видели сыны Израилевы, что сияет лице Моисеево, и опять налагал покрывало на лице свое, доколе не входил говорить с Ним.
Древние тексты свидетельствуют о том, что сиять мог не только земной человек, но и бог (богиня). Пример подобного сияния показал Кришна, когда явил свой божественный образ воину Арджуне (Бхагавадгита. Пер. с санскрита, исслед. и примеч. В.С.Семенцова. 2-е изд., испр. и доп. – М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1999, с. 62):
Сонмом дивных уборов сверкал Он,
ароматами благоухал Он;
беспредельный Господь всюдуликий,
бог богов, чудеса все вмещал Он.
Если тысячи солнц свет ужасный
в небесах запылает разом —
это будет всего лишь подобье
светозарного лика махатмы.
О Кришне мы много рассуждать не будем, тем более, что о вишварупе сказано в книге об Эдгаре По. А вот стихи о сиянии богини Деметры из гомеровского гимна К Деметре мы процитируем, тем более, что эта богиня является чуть ли не главным персонажем наших исследований. Она просияла после того, как открыла царевне Метанире свое истинное лицо (перевод В.В.Вересаева).
«Чтимая всеми Деметра пред вами. Бессмертным и смертным
Я величайшую радость несу и всегдашнюю помощь.
Пусть же великий воздвигнут мне храм и жертвенник в храме
Целым народом под городом здесь, под высокой стеною,
Чтобы стоял на холме, выдающемся над Каллихором.
Таинства ж в нем я сама учрежу, чтобы впредь, по обряду
Чин совершая священный, на милость вы дух мой склоняли».
Так сказала богиня и рост свой и вид изменила,
Сбросила старость и вся красотою обвеялась вечной.
