Генрик Ибсен
Пер Гюнт
Бегриффенфельдт (с венком из соломы, подпрыгивает и садится на Пера Гюнта верхом)
Хо-хо! Как гордо в луже он лежит!
Он вышел из себя. Венчать его!
(Нахлобучивает на Пера Гюнта венок и кричит.)
Да здравствует царь собственного «я»!
Шафман (в клетке)
Es lebe hoch der grose Пер!
Действие пятое
На палубе корабля, плывущего по Северному морю, в виду норвежских берегов. Солнце заходит. Погода бурная.
Пер Гюнт, сильный, бодрый старик с седыми, как лунь, волосами и бородой, стоит за рубкой. На нем непромокаемая куртка и высокие сапоги, одежда несколько потерта, поношена; лицо обветрено и приобрело более жесткое выражение. Капитан корабля на мостике. Весь экипаж на носу корабля.
Пер Гюнт (опираясь локтями о борт и впиваясь взглядом в берега)
Вот Халлингский хребет в одежде зимней;
Старик выпячивает грудь на солнце;
За ним же Йёкуль, брат его, скривился
В плаще своем зеленом, ледяном.
И нежится красотка Фолгефоннен,
Как девушка в постельке белоснежной.
Оставьте вы свои ужимки, старцы!
И стойте, как стоите, – вы из камня.
Капитан (кричит матросам)
На руль двоих! И фонари наверх!
Пер Гюнт
Свежеет ветер…
Капитан
К ночи будет буря.
Пер Гюнт
А Рондских скал отсюда не видать?
Капитан
Нет, где же; Фолгенфоннен их скрывает.
Пер Гюнт
И Блохе тоже не видать?
Капитан
И Блохе.
Но сверху, с мачты, в ясную погоду
Пик Галлхе виден.
Пер Гюнт
Где у нас Хортейг?
Капитан (указывая)
Да приблизительно вон там.
Пер Гюнт
Да, да.
Капитан
Вам эти все места знакомы, видно?
Пер Гюнт
Когда я покидал страну, так мимо
Тут плыл; осадок же на дне бокала,
Проглоченный с глотком последним вместе,
Свой вкус во рту надолго оставляет.
(Отплевывается и продолжает всматриваться в берега.)
Те пятна синеватые – ущелья;
И впадина та черная – долина.
Внизу же, там, вдоль берега морского
Ютятся люди.
(Смотрит на капитана.)
Редко здесь у вас,
Разбросано живут.
Капитан
Да, от поселка
Поселка не видать.
Пер Гюнт
А будем к утру
Мы в гавани?
Капитан
Коль буря не задержит.
Пер Гюнт
На западе-то хмурится как будто…
Капитан
Да, хмурится.
Пер Гюнт
Постойте. Не забудьте
Напомнить мне – хочу я при расчете
Матросов наградить.
Капитан
Благодарю.
Пер Гюнт
Безделицей, само собой. Искал
Я золота, но сам все потерял;
С судьбою не в ладах мы оказались.
Вы знаете, багаж мой не велик,
И это все, что у меня осталось;
Пошло все остальное прахом.
Капитан
Что ж,
И этого довольно, чтоб доставить
Вам вес на родине, средь ваших близких.
Пер Гюнт
Я не имею ни души родной.
Никто не ждет богатого хрыча…
Зато на пристани избавлен буду
От родственных объятий.
Капитан
Близок шторм!
Пер Гюнт
А впрочем, если кто из молодцов
Особенно в нужде, не поскуплюсь я.
Капитан
Прекрасно. Большинство здесь беднота;
Женаты все, детей имеют кучу,
А заработок – грош; едва хватает,
Чтоб с голоду не помереть с семьей;
Домой вернутся с лишними грошами –
Их встретят так, что долго не забудут.
Пер Гюнт
Позвольте… жены есть у них и дети?
Они женаты?
Капитан
Все до одного,
Но самая жестокая нужда
У повара в семье; там прямо голод.
Пер Гюнт
Женаты. Значит, ждет их дома кто-то,
Кто будет радоваться их приезду?
Капитан
Как могут и умеют бедняки.
Пер Гюнт
И если вечером они вернутся?..
Капитан
Я думаю – на стол поставят жены
Для случая такого все, что только
Найдется повкусней у них.
Пер Гюнт
И свечку
Зажгут, пожалуй?
Капитан
Может быть, и две,
Да и винца им поднесут по чарке.
Пер Гюнт
Затопят печь, и в горнице тепло,
Уютно станет… сядут все в кружок…
И дети тут же… и пойдут рассказы
Наперебой… Договорить друг другу
Давать не будут до конца, – так много
У каждого из них сказать найдется
Так радостно на сердце будет?
Капитан
Да,
Пожалуй, так и будет все. Тем больше,
Что вы по доброте своей сердечной
Решили наградить их…
Пер Гюнт (ударяя кулаком о борт)
Ни за что!
Да что я, выжил из ума? Хотите,
Чтоб тратился я на чужих ребят?
Горбом я деньги сколотил. И права
На них ни у кого здесь нет. И ждать
Здесь Пера Гюнта некому.
Капитан
Не спорю,
Что ваши деньги – ваши.
Пер Гюнт
Да, мои!
Мои. И более ничьи. Как только
Мы бросим якорь, с вами расплачусь
За свой проезд в каюте пассажирской
От берегов Панамы и на водку
Матросам дам, и больше ни гроша!
Не то – позволю вам мне в ухо дать!
Капитан
Мое все дело – вам расписку выдать.
Для оплеух другого поищите.
Но, извините, шторм шутить не любит.
(Уходит.)
Темнеет, в каюте зажигают огни. Зыбь все усиливается, туман сгущается, и небо заволакивается тучами.
Пер Гюнт
Иметь ораву ребятишек, жить,
Как будто жизнь есть радость, а не бред,
И знать, что чьи-то мысли за тобою
Повсюду следуют?… А обо мне,
Небось, не думает никто! Так свечки
На радостях зажгут еще? Погаснут!
Об этом постараюсь я. Команду
Всю допьяна спою. Пусть ни один
Не выйдет трезвым на берег. Пусть к женам
И детям пьяными придут, затеют
Скандал, начнут ругаться, кулаками
Бить по столу и напугают тех,
Кто так их ждал, до полусмерти! Жены
Поднимут крик и убегут из дома,
Таща детей. Пойдет вся радость прахом!
Корабль сильно накреняет. Пер Гюнт шатается и едва удерживается на ногах.
Пер Гюнт
А здорово качнуло! Море словно
За деньги трудится; самим собою,
Все тем же морем Северным, сердитым
И бурным остается…
(Прислушиваясь.)
Что за крик?
Вахтенный
Обломок корабля под ветром.
Капитан (командуя)
Право
Руля! И ближе к ветру!
Штурман
Есть там люди?
Вахтенный
Сдается, трое…
Пер Гюнт
Так спустите шлюпку!
Капитан
Ее сейчас же захлестнет волною.
(Уходит на нос корабля.)
Пер Гюнт
Об этом ли раздумывать теперь?
(Матросам.)
Вы люди или нет? Спасайте ближних!
Иль шкуры подмочить свои боитесь?
Боцман
И думать нечего в такую зыбь.
Пер Гюнт
Опять кричит. А ветер стал слабее…
Не попытаешься ли, повар, ты?
Не мешкай же, я заплачу…
Повар
Да что вы!
Хоть двадцать фунтов стерлингов давайте!..
Пер Гюнт
Собаки! Трусы! Или вы забыли,
Что ждут их дома семьи – жены, дети?…
Боцман
И подождут, потерпят. Говорится,
Что претерпевший до конца спасется.
Капитан
Левее правь от банки!
Штурман
Ах, обломок
Перевернулся!
Пер Гюнт
Разом стихло все?
Повар
Да, если эти трое, о которых
Вы беспокоились, женаты были,
То приобрел наш мир трех вдов зараз.
Буря усиливается. Пер Гюнт уходит на корму.
Пер Гюнт
Не стало веры меж людьми, не стало
И христианства, о котором столько
Говорено и писано. Ленивы
Они молиться и добро творить,
И страха нет у них пред высшей силой…
А Бог – он грозен ведь в такую ночь!
Поостеречься б им, скотам, подумать,
Что не шутить козявкам со слоном!
Они же Бога прямо искушают.
Что до меня – я умываю руки.
На всех сошлюсь, – когда дошло до жертвы,
Откликнулся я первый – кошельком.
А толку что? Положим, говорится,
Что с чистой совестью спокойней спится;
Но это правдой может быть на суше,
А на море значенья не имеет;
Тут честных и плутов не разбирают…
И рад бы ты самим собой остаться,
Своим путем идти, – так нет, ступай
За всеми вслед! Возмездья час пробьет
Для боцмана и повара – так с ними
В компании и ты иди на дно!
Тут личные достоинства и нужды
В расчет не принимаются совсем;
Тут смотрят на тебя, как на начинку
Колбасную мясник на свинобойне.
Моя ошибка – был я слишком смирен.
Неблагодарность и пожал в награду
За все свои труды. Будь я моложе,
Пожалуй, я свой нрав бы изменил,
Покруче стал. Да это не ушло.
Пройдет далеко слух, что я вернулся
Из стран заморских богачом. Верну я
Свой дом добром иль силой, перестрою
И разукрашу как дворец его.
Но никого и на порог к себе
Не допущу. Пусть у ворот без шапок
Стоят и бьют челом мне – на здоровье!
Не выманивать им у меня гроша.
Коль надо мной потешилась судьба, –
Так уж и я натешусь над другими.
Неизвестный пассажир (словно вырастая перед ним из мрака и приветливо раскланиваясь)
Мое почтенье!
Пер Гюнт
Здравствуйте! Но… кто вы?
Пассажир
Ваш спутник и слуга покорный.
Пер Гюнт
Вот как?
Вы тоже пассажир? А я ведь думал,
Что я – единственный.
Пассажир
Предположенье,
Которое теперь должно отпасть.
Пер Гюнт
Но странно, что вас в первый раз я вижу
Сегодня ночью…
Пассажир
Днем не выхожу я…
Пер Гюнт
Вы не больны? Как полотно, бледны вы…
Пассажир
О нет, я чувствую себя отлично.
Пер Гюнт
Как море-то бушует!
Пассажир
Просто прелесть!
Пер Гюнт
Как – прелесть?
Пассажир
Волны, словно горы, ходят.
Взглянуть – так слюнки потекут. Представьте,
Какую массу разобьет судов
И трупов выкинет сегодня море!
Пер Гюнт
Помилуйте!..
Пассажир
Утопленника видеть
Иль удавленника вам случалось?
Пер Гюнт
Нет, это уж из рук вон!
Пассажир
Трупы их
Смеются. Принужденным смехом, правда.
Язык у них прикушен большей частью.
Пер Гюнт
Отстаньте от меня!
Пассажир
Один вопрос…
А что как наше судно сядет на мель
И разобьется?
Пер Гюнт
Разве есть опасность?
Пассажир
Не знаю, что на это вам ответить.
Но вы представьте – вы ко дну пойдете,
А я спасусь?…
Пер Гюнт
Вот вздор!..
Пассажир
Возможность есть.
Но кто стоит одной ногой в могиле,
Становится добрее и щедрее…
Пер Гюнт (хватаясь за карман)
А, денег вам?
Пассажир
Нет, будьте так любезны
Мне завещать ваш труп, почтенный…
Пер Гюнт
Что?
Нет, это слишком далеко заходит!
Пассажир
Лишь труп, – вы понимаете. Для пользы
Науки хлопочу я.
Пер Гюнт
Убирайтесь!
Пассажир
Но вам прямая выгода, мой друг.
О вашем вскрытии похлопочу я.
Меня особенно интересует,
Где специальный орган фантазерства;
Так вас по косточкам и разберем мы.
Пер Гюнт
Да провалитесь вы совсем!
Пассажир
Но, друг мой, –
Утопленника труп?
Пер Гюнт
Да вы безбожник!
Безумец! Вы накличете беду.
И без того такая буря, качка…
Того гляди, дойдет до катастрофы,
А вы ее торопите как будто.
Пассажир
Я вижу ваше нерасположенье
Беседу продолжать на эту тему;
Но время многое ведь изменяет…
(Приветливо раскланиваясь.)
Мы встретимся, когда ко дну пойдете,
А может быть, и раньше. И тогда
Вы будете сговорчивей, надеюсь.
(Скрывается в каюту.)
Пер Гюнт
Пренеприятные субъекты – эти
Ученые. Такое вольнодумство!
(Проходящему мимо боцману.)
Послушай-ка, любезный! Кто такой
Тот пассажир? Из дома сумасшедших?
Боцман
Я не слыхал, чтоб кроме вас здесь были
Другие пассажиры. Вы один.
Пер Гюнт
Час от часу не легче!
(Юнге, выходящему из каюты.)
Кто в каюту
Сейчас юркнул?
Юнга
Собака наша, сударь.
(Уходит.)
Вахтенный (кричит)
На риф несет нас!
Пер Гюнт
Чемодан мой! Ящик!
На палубу скорее весь багаж!
Боцман
Не до того теперь нам.
Пер Гюнт
Капитан!
Я вздор сейчас молол, шутил, конечно…
И всем… и повару помочь готов…
Капитан
Ну, кливер пополам!
Штурман
Снесло фок-мачту!
Боцман (кричит на носу)
Вот рифы впереди!
Капитан
И судно гибнет!
Толчок. Судно содрогается. Шум и смятение.
Между прибрежными рифами и бурунами. Корабль погибает. В тумане виднеется лодка с двумя пассажирами. Ее настигает шквал и перевертывает. Слышен крик. Затем все стихает на некоторое время; наконец, лодка всплывает дном кверху.
Пер Гюнт (вынырнув возле лодки)
Спасите! Помогите! Лодку! Лодку!
Я погибаю… Вынеси, Господь…
Как сказано в писании!..
(Цепляется за киль лодки.)
Повар (вынырнув с другой стороны)
О Боже!
Спаси меня… моих малюток ради!
(Тоже держится за киль.)
Пер Гюнт
Пусти!
Повар
Пусти!
Пер Гюнт
Ударю!
Повар
Сдачи дам!
Пер Гюнт
Я размозжу тебе башку! Пусти же!
Двоих не сдержит лодка.
Повар
Знаю сам.
Так ты пусти!
Пер Гюнт
Нет, ты!
Повар
Пустил я, как же!
Завязывается борьба. Повар, сильно ударившись одной рукой, которая повисает, как плеть, изо всех сил вцепляется в лодку другою.
Пер Гюнт
И эту лапу прочь!
Повар
Добрейший… сжальтесь!
Хоть ребятишек малых пожалейте!
Пер Гюнт
Мне жизнь нужнее, чем тебе, – ведь я
Ребят еще не наплодил.
Повар
Пустите!
Вы пожили, а я еще так молод.
Пер Гюнт
Довольно! Прочь… Тони! Все тяжелее
Становишься.
Повар
О, будьте милосердны!
Пустите, ради Бога! Убиваться
Ведь некому по вас…
(С криком выпускает киль.)
Тону! Спасите!
Пер Гюнт (хватая его одной рукой за волосы)
Я поддержу тебя пока, – молись,
Читай скорее «Отче наш»…
Повар
Смешалось
Все в голове… Припомнить не могу!
Пер Гюнт
Скорее… вкратце… главное лишь вспомни.
Повар
Хлеб наш насущный…
Пер Гюнт
Это пропусти.
На твой век хватит, верно, что имеешь.
Повар
Хлеб наш насущный…
Пер Гюнт
Ну, заладил! Видно,
Что поваром жизнь прожил.
(Выпускает его.)
Повар (погружаясь)
Даждь нам днесь…
(Скрывается под водой.)
Пер Гюнт
Аминь! Ты был и до конца остался
«Самим собой».
(Взбирается на лодку.)
Где жизнь – там и надежда!
Неизвестный пассажир (тоже хватаясь за лодку)
Мое почтение!
Пер Гюнт
Фу! Чтоб тебя!..
Пассажир
Я крики услыхал. А ведь забавно,
Что я таки нашел вас. Ну? Не прав ли
Я был, предсказывая вам?
Пер Гюнт
Пустите!
Здесь впору уместиться одному.
Пассажир
Я поплыву одной ногою левой;
За край придерживаться мне довольно
Лишь кончиками пальцев. A propos –
О трупе…
Пер Гюнт
Замолчите!
Пассажир
Остальное
Ведь все погибло…
Пер Гюнт
Да заткните глотку!
Пассажир
Ну, как угодно.
Молчание.
Пер Гюнт
Что же вы?
Пассажир
Молчу.
Пер Гюнт
Проклятье! Что вы делаете?
Пассажир
Жду.
Пер Гюнт (рвет на себе волосы)
Нет, я с ума сойду! Да кто вы?
Пассажир (кивая)
Друг.
Пер Гюнт
Ну, дальше! Говорите же!
Пассажир
Да разве
Я никого вам не напоминаю?
Пер Гюнт
Не черта ли?
Пассажир (тихо)
Иль он ночной путь жизни
Вам освещает страха фонарем?
Пер Гюнт
Ага! Так вы в конце концов, пожалуй,
Посланник света?
Пассажир
Друг мой, вам случалось
Испытывать хоть раз в полгода страх, –
Спасительный, серьезный страх, и быть
До глубины души им потрясенным?
Пер Гюнт
Когда грозит опасность, всякий струсит…
Но не спроста вы речь свою ведете;
В ней что-то есть… подвох какой-то чую…
Пассажир
Иль раз хоть в жизни одержали вы
Победу, что дана нам страхом?
Пер Гюнт (глядя на него)
Если
Явились вы открыть мне дверь познанья.
То глупо, что не приходили раньше.
На что похоже, – выбирать минуту,
Когда, того гляди, пойдешь на дно?
Пассажир
По-вашему, победа вероятней
Была бы, если б вы теперь сидели
Уютно в горнице у камелька?
Пер Гюнт
Гм… да… но ваша речь скорей могла бы
Своей иронией замысловатой
Сбить с толку, чем встряхнуть и образумить.
Пассажир
Но там, откуда я, значенье то же
Ирония имеет, как и пафос.
Пер Гюнт
Всему и время есть свое и место;
Написано: «Что мытарю прилично,
Епископу зазорно».
Пассажир
Но и те,
Чей прах хранится в урнах в виде пепла,
Не каждый день ходили на котурнах.
Пер Гюнт
Поди ты, пугало! Оставь меня!
Я не желаю умирать. Мне надо
На берег выбраться.
Пассажир
На этот счет
Не беспокойтесь. В середине акта –
Хотя б и пятого – герой не гибнет!
(Исчезает.)
Пер Гюнт
Ну, под конец себя он все же выдал.
Он попросту был жалкий ригорист.
Сельское кладбище, расположенное на высоком плоскогорье. Похороны. Священник и народ. Допевают последние псалмы. Пер Гюнт проходит по дороге мимо.
Пер Гюнт (у ворот кладбища)
Как видно, одного из земляков
Здесь провожают в путь обычный смертных.
Хвала создателю, что не меня!
(Входит за ограду.)
Священник (над свежей могилой)
Теперь, когда душа на суд предстала,
А прах лежит, как шелуха пустая,
В гробу, – поговорим, друзья мои,
О странствии покойника земном.
Не славился умом он, ни богатством;
Ни голосом не брал и ни осанкой;
Во мнениях труслив был, неуверен,
Да и в семье едва ль был головой,
А в божий храм всегда входил, как будто
Просить хотел людей о позволеньи
Занять местечко на скамье средь прочих…
Вы знаете, что он не здешний был, –
Из Гудбраннской долины к нам явился
Почти мальчишкой; и с тех самых пор
Он до конца, вы помните, ходил,
Засунув руку правую в карман.
И эта правая рука в кармане
Была той характерною чертой,
Что в памяти людей определяла
Его наружный облик, так же как
Его обычная манера жаться
К сторонке, где бы он ни находился…
Но хоть и шел всегда он втихомолку
Своим путем особым и ни с кем
Здесь не сближался, не был откровенным,
Вы, верно, знали, что на той руке,
Которую всегда он прятал, было
Всего лишь навсего четыре пальца…
Я помню, много лет тому назад
Объявлен в Лунде был выбор рекрутский:
К войне готовились. Все толковали
О трудных временах, стране грозивших.
И я был на приеме. Капитан,
Набор производивший, занял место
Посередине за столом; с ним рядом
Сел ленсман и помощники-сержанты;
По очереди парней вызывали,
Осматривали, измеряли рост,
И принимали или браковали.
Набилась комната полна народу,
И громкий говор несся со двора…
Но вот на оклик вышел новый парень –
Белее полотна, с рукою правой,
Обмотанной тряпицей; был в поту он,
Чуть на ногах держался, задыхался;
Заговорить пытался – и не мог…
Едва-едва, приказу повинуясь
И заревом весь вспыхнув, рассказал,
То заикаясь, то словами сыпля,
Историю о том, как отхватил
Себе нечаянно серпом весь палец…
И в комнате вдруг разом стихло. Люди
Лишь переглядывались меж собой,
Поджавши губы, да кидали взгляды
Тяжелые, как камни, на беднягу.
И он их чувствовал, хоть и не видел,
С опущенною головою стоя.
Затем седобородый капитан
Привстал и, плюнув, указал на дверь…
Когда де парень повернулся, чтобы
Пройти к дверям, все расступились разом,
И как сквозь строй он до порога шел;
Одним прыжком за дверью очутился
И бросился бежать по горным скатам,
Оврагам каменистым, спотыкаясь
И чуть не падая, в свое селенье…
Спустя полгода он переселился
Сюда к нам с матерью, грудным ребенком
И нареченной. Взял себе участок
На косогоре, на границе Ломба,
При первой же возможности женился,
Построил дом и заступом ломать
Стал каменистый грунт, чтоб понемногу
В возделанное поле превратить.
Чем дальше-дело лучше шло, о чем
Колосья золотые говорили.
Держал в кармане руку в церкви он,
Но дома, мне сдается, девять пальцев
Его работали не хуже, чем
Все десять у других. Но раз весною
Все половодьем у него снесло;
Семья и он едва спаслись от смерти.
Но он упорен был в труде – и прежде,
Чем осень подошла, опять вился
Дымок над крышей нового жилища,
Которое на этот раз построил
Он на горе, где не грозили воды
Снести его. Зато, спустя два года,
Лавина дом снесла с лица земли;
Но мужества она не придавила
В крестьянине. Он снова заступ взял,
Копал, и чистил, и возил, и строил,
И третий домик был к зиме готов…
Три сына в этом доме подрастали;
Пришла пора им школу посещать,
А путь туда не близкий был – ущельем
Крутым, извилистым; и вот отец
Двух младших на спине носил, а старший
Справлялся сам, пока не становился
Спуск слишком крут, – обвязывал тогда
Отец веревкой малыша и вел…
Шел год за годом; стали мальчуганы
Мужчинами. Пришло, казалось, время
Отцу пожать плоды трудов своих;
Но три норвежца, сколотив деньжонки
В Америке, и думать позабыли
И об отце, и о дороге в школу…
Был узок кругозор его, не видел
Он ничего вне тесного кружка
Своей семьи и самых близких лиц.
И звуками пустыми отдавались,
Как звон бубенчиков, в ушах его
Слова, которые с волшебной силой
Других по струнам сердца ударяют:
«Народ», «отечество», «гражданский долг»
И «патриота ореол», – все это
Туманным оставалось для него.
Но он всегда исполнен был смиренья;
Со дня призыва на себе нес тяжесть
Сознания вины своей, о чем
В тот день стыда румянец говорил,
А позже – правая рука в кармане…
Он был преступником: страны законы
Нарушил он. Ну да! Но нечто есть,
Что так же над законами сияет,
Как над венцом блестящим ледников
Вершины гор из облаков. Нет спору –
Плохим он гражданином был; для церкви,
Для государства – деревом негодным.
Но здесь, на горном склоне, в круге тесном
Задач и обязательств семьянина,
Он был велик, он был самим собой.
Один мотив чрез жизнь его проходит.
Он с ним родился, и всю жизнь его
Звучал мотив тот, – правда, под сурдинку,
Зато фальшивой не было в нем нотки!..
Так с миром же покойся, скромный воин,
Стоявший до конца в рядах крестьянства,
Участвуя в той маленькой войне,
Которую оно всю жизнь ведет!
Не будем мы вскрывать чужое сердце,
В чужом мозгу копаться; это – дело
Не созданных из праха, но творца
Одну надежду выскажу я смело,
Что вряд ли тот, кого мы схоронили,
Перед своим судьей предстал калекой!
Народ расходится. Пер Гюнт остается один.
Пер Гюнт
Вот это – христианский дух!
Ничто тут не смущало, не пугало.
И тема проповеди – долг наш первый:
Всегда быть верным самому себе –
Довольно назидательна к тому же.
(Смотрит на могилу.)
Не он ли палец отрубил себе
Тогда в лесу, где строил я избушку?
Как знать? Одно я знаю, что, не стой
Я сам тут над могилой мне родного
По духу человека, мог бы я
Подумать, что во сне правдоподобном
Я собственное погребенье видел,
Себе похвальное я слово слышал…
Поистине прекрасный, христианский
Обычай – так вот бросить взор назад,
На поприще земное тех, кто умер!..
И я б не прочь был, чтобы приговор
Мне вынес этот же достойный пастырь…
Но, впрочем, я надеюсь, что нескоро
Еще могильщик пригласит меня
На новоселье в тесное жилище;
И «от добра добра не ищут», или
«Дню каждому его довлеет злоба»,
Как говорит писание; а также
«Не следует себе рыть в долг могилу»…
Да, все же истинное утешенье
Дает нам церковь! Не умел, как должно,
Я раньше этого ценить. Теперь же
Я знаю, как отрадно услыхать
Из компетентных уст нам подтвержденье
Старинной поговорке: «Что посеешь,
То и пожнешь»… Завет дан человеку:
Себе быть верным, быть «самим собою»
И в малом и в большом, всегда и всюду.
Тогда хоть счастье и изменит – честь
Останется, что жил ты по завету!..
Домой теперь! Пусть будет труден путь,
Пускай судьба смеется надо мною –
Старик Пер Гюнт пойдет своим путем,
Останется «самим собой» – хоть бедным,
Но добродетельным. Да будет так!
(Уходит.)
Горный склон с высохшим речным руслом. Возле него развалины мельницы; грунт изрыт; на всем печать разорения. Повыше, на холме, большой крестьянский двор.
Во дворе происходит аукцион. Много народу. Попойка и шум. Пер Гюнт сидит на куче камней среди развалин мельницы.
Пер Гюнт
Вперед или назад – и все ни с места;
Внутри и вне – все так же узко, тесно.
Съедает ржа железо, время – силы.
И тут придется, видно, мне припомнить
Совет Кривой: «Сторонкой обойди!»
Человек в трауре
Лишь хлам остался.
(Увидев Пера Гюнта.)
А, да тут чужие?
Ну что ж! Добро пожаловать, приятель!
Пер Гюнт
Спасибо; весело у вас сегодня.
Крестины здесь справляют или свадьбу?
Человек в трауре
Скорее – возращение домой:
Лежит невеста в ящике с червями.
Пер Гюнт
И черви друг у друга рвут тряпье.
Человек в трауре
Тут песне и конец!
Пер Гюнт
Один у всех;
Они стары, и я знавал их в детстве.
Молодой крестьянин (с ложкой)
Смотрите, что за штуку приобрел я!
Серебряные пуговицы в ней
Пер Гюнт топил и отливал.
Второй
А я-то, –
За шиллинг приобрел себе мошну!
Третий
Четыре с половиной дол за короб!
Никто не даст дороже мне?
Пер Гюнт
Пер Гюнт…
Он кто ж такой был?
Человек в трауре
Он? Свояк Курносой
И Аслака, что кузницу здесь держит.
Человек в сером
А ты меня-то с пьяных глаз забыл?
Человек в трауре
А ты забыл про хэгстадскую клеть?
Человек в сером
Н-да, ты брезгливостью не отличался.
Человек в трауре
Она, пожалуй, проведет и смерть!
Человек в сером
Пойдем, свояк! Запьем свое свойство.
Человек в трауре
Пусть будет черт в свойстве с тобой! Заврался!
Человек в сером
Э, кровь-то все же гуще, чем вода,
И как-никак – в свойстве мы с Пером Гюнтом.
Оба отходят.
Пер Гюнт (тихо)
И тут приходится знакомых встретить.
Парень (вслед человеку в трауре)
Смотри же, Аслак! Если ты напьешься,
Из гроба встанет мать, задаст тебе!
Пер Гюнт (встает)
Гм… тут, пожалуй, повторить некстати
За агрономами: «Чем глубже роешь,
Тем лучше пахнет».
Парень (с медвежьей шкурой)
Гляньте – доврский кот…
Вернее, шкура лишь того кота,
Который троллей напугал в сочельник.
Второй (с черепом оленя)
А вот олень! На нем Пер Гюнт катался
По воздуху!
Третий (с молотком, кричит человеку в трауре)
Эй, Аслак! Узнаешь
Тот молоток, которым расколол ты
Орех, куда Пер Гюнт запрятал черта?
Четвертый (с пустыми руками человеку в сером)
Мас Мон! А вот и куртка-невидимка,
В ней улетела Ингрид с Пером Гюнтом.
Пер Гюнт
Вина, ребята! Чувствую, что стар я, –
Устрою-ка и я здесь распродажу…
Со старым хламом развяжусь.
Парень
А ну-ка!
Что продаешь?
Пер Гюнт
Дворец прекрасный в Рондах;
Из глыб гранитных вековых построен.
Парень
Я пуговицу дам. Кто больше?
Пер Гюнт
Стыдно!
Хоть рюмку водки предложил бы! Стоит!
Второй
А ты, старик, веселый! Ну, еще что?
Толпа окружает Пера Гюнта.
Пер Гюнт (вскрикивает)
Еще есть конь, мой старый вороной.
Один из толпы
А где же он?
Пер Гюнт
На западе далеко,
Где солнышко садится. Мой скакун
Быстрее ветра носится, быстрее,
Чем лгал Пер Гюнт.
Голоса
А что еще найдется?
Пер Гюнт
О, много драгоценностей и хлама.
В убыток куплено и продается
Без прибыли.
Парень
Ну, ну!
Пер Гюнт
Мечта о книге
С застежками серебряными. Вам
За пуговицу отдал бы ее.
Парень
А ну их к черту, все мечты!
Пер Гюнт
Еще
Есть царство у меня. В толпу бросаю –
Лови, кто попроворней!
Парень
А оно
С короной?
Пер Гюнт
Из соломы первосортной;
Тому и будет впору, кто наденет.
А вот еще: яйцо-болтун, седины
Безумного и борода пророка!
Получит даром все, кто столб с указкой –
Где настоящий путь – покажет мне!
Ленсман (только что подошедший к толпе)
Сдается мне, приятель, твой-то путь
Прямехонько в арестный дом.
Пер Гюнт (снимая шапку)
Возможно.
Но не могу ль от вас узнать я – кто был
Пер Гюнт?
Ленсман
Э, вздор…
Пер Гюнт
Ну, будьте ж так любезны!
Покорнейше прошу!
Ленсман
Да говорят,
Что это был пренаглый сочинитель…
Пер Гюнт
Как сочинитель?
Ленсман
Все, что лишь случалось
Великого, прекрасного на свете,
Сплетал он вместе, – будто бы все это
Случилось с ним… Но извини, приятель,
Мне недосуг.
(Уходит.)
Пер Гюнт
А где же он теперь?
Пожилой человек
В чужие страны за море уехал;
И там ему не повезло, понятно
Теперь давным-давно повешен он.
Пер Гюнт
Повешен? Вот как! Впрочем, так и знал я,
Пер Гюнт покойный до конца остался
«Самим собой».
(Раскланивается.)
Спасибо и прощайте!
(Делает несколько шагов и опять останавливается.)
А не хотите ль, девицы-красотки,
И вы, ребята, чтобы расквитаться,
Историйку я расскажу вам?
Многие
Разве
Ты знаешь?
Пер Гюнт
Ну еще бы мне не знать!
(Подходит ближе, и лицо его принимает какое-то чужое выражение.)
Я в Сан-Франциско золото копал,
Кишмя-кишел фиглярами весь город.
Один на скрипке мог пилить ногами,
Другой плясать горазд был на коленках,
А третий сочинял стихи, когда
Ему иглой просверливали череп.
И вот туда однажды черт явился,
Чтоб показать свое искусство. Он
Как настоящий поросенок хрюкал.
Никто его не знал, но с виду был он
Пресимпатичный малый, так что полный
Взял сбор; театрик был набит битком
И с нетерпеньем ждали все начала.
На сцену вышел черт в плаще широком,
Закинув полы на плечи: Man mus sich
Drapieren, – как у немцев говорится.
А под плащом своим сумел он спрятать,
Тайком от всех, живого поросенка…
И представленье началось. В стихах
И в прозе фантазируя на тему
Житья-бытья свинячьего, щипал
Без всякой жалости черт поросенка,
И тот картину визгом дополнял;
Закончилось все верещаньем диким,
Как будто поросенка закололи.
Раскланялся искусник и ушел…
И вот специалисты, разбирая
Искусство, явленное чертом, стали
Критиковать и осуждать его.
Кто находил, что писк был как-то жидок,
Кто деланным предсмертный визг считал,
И все единогласно утверждали,
Что хрюканье утрированно вышло…
Так вот чего добился черт в награду;
И поделом, – зачем не рассчитал,
С какою публикой имеет дело!
(Кланяется и уходит.)
Толпа в недоумении молчит.
В лесу. Троицын вечер. Вдали на расчищенном месте избушка с прибитыми над дверью оленьими рогами.
Пер Гюнт ползает по земле, собирая дикий лук.
Пер Гюнт
Одна из стадий это. А какая
Ближайшая за нею будет? Все
Испробовать и лучшее избрать!
Я так и сделал: цезарем начав,
Я Навуходоносором кончаю.
Да, довелось-таки пройти мне всю
Библейскую историю. Пришлось
На старости прильнуть к груди родимой.
«Ты от земли взят», – сказано недаром…
И в жизни главное – наполнить брюхо.
Но луком наполнять какой же прок?
Пущусь на хитрость я, силков наставлю.
Вода тут есть в ручье, так не придется
От жажды изнывать, а что до пищи –
Приходится быть хищником средь хищных.
Когда ж приблизится мой смертный час, –
Когда-нибудь да это ведь случится, –
Я подползу под дерево и в кучу
Сухой листвы зароюсь, как медведь.
А на коре древесной начерчу я
Такую надпись: «Здесь лежит Пер Гюнт,
Честнейший малый и всех тварей царь».
(Посмеиваясь про себя.)
Ах, старая кукушка, прорицатель!
Не царь, а луковица ты! Постой-ка,
Возьму сейчас да облуплю тебя,
Мой милый Пер, как ни вертись, ни сетуй.
(Берет луковицу и отщипывает один мясистый листок за другим, приговаривая.)
Вот внешней оболочки лоскутки –
Крушенье потерпевший и на берег
Волнами выкинутый нищий Пер.
Вот оболочка пассажира, правда,
Тонка, жидка она, но от нее
Еще попахивает Пером Гюнтом.
Вот золотоискателя листочки;
В них соку нет уже – и был ли прежде?
Вот грубый слой с каемкою сухой –
Охотник за пушниной у залива
Гудсонова. Под ним – листочки вроде
Коронки… Прочь их, бросить, слов не тратя!
Вот археолога листок короткий,
Но толстый; вот пророка – пресный, сочный;
Так ложью от него разит, что слезы –
По поговорке старой – вышибает
Из глаз порядочного человека.
А эти вот листочки, что свернулись
Изнеженно-спесиво так – богач,
Который жил, как сыр катаясь в масле.
Листки под ними – с черною каемкой,
Больными смотрят и напоминают
Зараз о неграх и миссионерах.
(Отщипывает несколько листочков сразу.)
Да их не оберешься тут! Ну, что же?
Когда-нибудь покажется ядро?
(Общипывает все до конца.)
Скажите! От начала до конца
Одни слои, листки – все мельче, мельче!..
Природа остроумна.
(Бросает остатки.)
Черту разве
Тут впору разобраться; человеку ж,
Задумавшись, лишь спотыкнуться легче.
Хоть мне-то, впрочем, нечего бояться –
На четвереньках крепко я держусь.
(Почесывая затылок.)
А удивительная штука – жизнь!
У ней за каждым ухом по лисице –
Как говорят о людях продувных;
Перед тобой юлит и манит, дразнит;
Нацелишься схватить – не тут-то было!
Лисица выкинет кунштюк, и – глядь –
В руках твоих не то, – другое нечто,
Иль вовсе ничего…
(Сам того не замечая, приближается к избушке и, увидав ее, не сразу приходит в себя от изумления.)
Жилье? В лесу?
(Протирает в глаза.)
Как будто мне знакомо это место…
Рога оленьи над входною дверью…
Морская дева на верхушке крыши…
Все выдумки! Не дева – доски, гвозди;
Замок тяжелый, чтобы запираться
От дьявольски нечистых, злобных мыслей…
Сольвейг (поет в избушке)
Горенку к троице я убрала;
Жду тебя, милый, далекий…
Жду, как ждала.
Труден твой путь одинокий –
Не торопись, отдохни.
Ждать тебя, друг мой далекий,
Буду я ночи и дни.
Пер Гюнт (при звуках песни медленно встает, безмолвный и бледный как смерть)
Она не забыла, а он позабыл;
Она сохранила, а он расточил…
О, если бы можно начать все сначала…
Ведь здесь меня царство мое ожидало!
(Кидается бежать по лесной тропинке.)
Сосняк, выжженный пожаром. Далеко кругом торчат обгорелые пни. Ночь. В глубине там и сям клубится туман. Пер Гюнт бежит по сосняку.
Пер Гюнт
Пепел, туман и летучая пыль –
Вот матерьял для постройки;
Гниль, разложенье, зараза внутри;
Взять же все вместе – гробница!
Краеугольные камни кладет
Мертворожденное знанье;
Выдумки праздные, грезы, мечты
Самое зданье возводят;
Ложь высекает ступени. Боязнь
Мыслей серьезных, глубоких
И нежеланье вигу искупить
Щит водружают на кровле;
Крупная надпись гласит на щите:
«Цезарь Пер Гюнт – архитектор».
(Прислушиваясь.)
Слышатся детские мне голоса?..
Плач… но похожий на пенье?..
Под ноги катит мне кто-то клубки…
(Отбрасывая ногой.)
Прочь вы! Дорогу давайте!
Клубки (на земле)
Мы – твои мысли; но нас до конца
Ты не трудился продумать.
Жизнь не вдохнул в нас и в свет не пустил, –
Вот и свились мы клубками!
Пер Гюнт (стараясь их обойти)
Будет с меня! Я дал жизнь одному;
Выпустил в свет хромоногим.
Клубки
