Генрик Ибсен
Пер Гюнт
Получишь.
Анитра
Откуда?
Пер Гюнт
Это не твоя забота.
Я воспитанием твоим займусь.
Души нет! Да, ты пустовата, правда, –
Я это уж заметил с сожаленьем, –
Но для души в тебе найдется место.
Поди сюда! Я череп твой измерю…
Я так и знал, что хватит. Ну, конечно,
Особенно серьезной ты не станешь,
Души великой не вместишь в себе;
Да наплевать! С тебя довольно будет
И маленькой, чтоб быть не хуже прочих…
Анитра
Пророк так добр…
Пер Гюнт
Ну, что же ты замялась?
Анитра
Я лучше бы хотела…
Пер Гюнт
Говори!
Анитра
Я о душе не очень беспокоюсь;
Ты лучше дай мне…
Пер Гюнт
Что?
Анитра (указывая на его тюрбан)
Опал вот этот.
Пер Гюнт (в восторге, протягивая ей опал)
Анитра! Евы истинная дочь!
Меня к себе влечешь ты, как магнит, –
Мужчина я; а как сказал когда-то
Какой-то уважаемый поэт:
Das ewig Weibliche нас привлекает!
Пальмовая роща перед шатром Анитры. Лунная ночь. Пер Гюнт с арабской лютней в руках сидит под деревом. Борода у него пострижена и вообще он стал на вид значительно моложе.
Пер Гюнт (поет, аккомпанируя себе на лютне)
Свой рай я запер на замок
И взял ключи с собою;
И ветер с севера повлек
Тихонько к югу мой челнок,
А вслед глядели мне с тоскою
Красотки, брошенные мною!
И вот принес меня мой челн
На берег пальм отлогий;
Здесь взял и сжег я старый челн,
Ненужный для песчаных волн,
И новый, годный для дороги,
Добыл челнок – четвероногий!
Как птица, я на нем сел, –
Лови меня, Анитра!
Ты слаще сока пальм и роз
И молока ангорских коз!
Услышь меня, Анитра!
(Вешают лютню через плечо и подходит ближе к шатру.)
Все тихо. Слышит ли меня красотка?
Вняла ли страстной песенке моей?
Глядит, пожалуй, из-под занавески
И без фаты и без… уборов прочих?
Тсс… что за звуки? Словно вылетает
Из горлышка бутылки пробка с треском?…
Еще, еще! За разом раз! Не вздохи
Любви ли это? Нет, как будто пенье?…
Нет, просто явственный довольно храп!
Он слаще музыки! Анитра спит!..
Умолкни, соловей! Будь проклят, если
Ты помешаешь щелканьем своим…
А впрочем, пусть его поет и свищет, –
И соловей певец любви, как я,
И он сердца на звуки песни ловит.
И эта ночь прохладная для песен
Любовных будто создана нарочно!
Да, песни – наша сфера: и моя
И соловья. Для нас обоих петь –
«Самим собою» быть, дышать и жить!
А в том, что спит она, – вся соль блаженства;
Ведь это то же, что бокал с вином
Держать у губ своих, не отпивая!
Но что я вижу? Да, она сама!
Вот это все же лучше, что явилась!
Анитра (из шатра)
Мой повелитель! Ты ль зовешь тут ночью?
Пер Гюнт
Ну да! Пророк зовет. Давно проснулся, –
Такой скандал тут подняли коты
В своем охотничьем азарте…
Анитра
Ах,
То не охотничий азарт, – похуже.
Пер Гюнт
А что же?
Анитра
Пощади!
Пер Гюнт
Хочу я знать!
Анитра
Краснею я.
Пер Гюнт (подходя ближе)
Не то же ли, чем полон
Был я, когда опал тебе дарил?
Анитра (с испугом)
Тебе ль себя равнять, о свет востока,
Со старым влюбчивым котом?
Пер Гюнт
Ну, если
Взглянуть на нас с любовной точки зренья, –
Пророк и кот один другого стоят.
Анитра
Твои уста мед шутки источают.
Пер Гюнт
Дитя, как девушки другие, видишь
В великих людях только оболочку;
По ней одной и судишь их. К примеру
Меня взять: я большой шалун… тем боле
Наедине с тобою! Принужден
Лишь в силу положенья своего
Я днем носить серьезности личину;
Я связан саном, долгом; я обязан
Со многим ведь, дитя мое, считаться;
И делает меня все это часто
Пророчески угрюмым, кислым, – впрочем,
Лишь на словах… Но прочь весь этот вздор!
Наедине с тобой – я просто Пер,
Таков, каков я есть на самом деле;
Бери меня таким, пророка ж – в шею!
(Садится под дерево и привлекает ее к себе.)
Сюда, Анитра! Отдохнем под пальмой!
Шептать тебе я буду на ушко,
А ты с улыбкой мне внимать; потом
Мы поменяемся с тобой ролями:
Зашепчут губки свежие твои,
А я тебя с улыбкой слушать буду!
Анитра (ложась у его ног)
Как песня-каждое из слов твоих,
Хоть я и мало что в них разумею.
Скажи, владыка, обретет ли душу,
Внимая им, твоя рабыня?
Пер Гюнт
Душу
И свет ума и знанья – все успеешь
Ты получить потом. Когда заря
Печатать золотом начнет на алых
Полосках неба… словом, днем даю я,
Дитя мое, уроки, и тогда
Займусь я и с тобой, не беспокойся.
Но выступать с остатками потертой,
Изношенной премудрости средь ночи,
Прохладной, ароматной, – просто глупо!
К тому ж душа, сказать по правде, вовсе
Не главное, не так важна, как сердце.
Анитра
О, говори, владыка! Говоришь ты –
И я как будто блеск опалов вижу!
Пер Гюнт
До крайности дошедший ум есть глупость;
И расцветает трусости бутон
В цветок жестокости махровый. Правда
Преувеличенная – лишь изнанка
Ученья мудрого. Да, да, дитя,
Вот будь я проклят как собака, если
На свете мало умственных обжор!
Земля кишит людьми, которым трудно
Достигнуть ясности души и мысли.
Я сам знавал один такой образчик;
Среди ему подобных – перл. Ошибся
Он в целях сам и в общей суматохе
Утратил всякий здравый смысл… Ты видишь
Пустыню вкруг оазиса? Мне стоит
Махнуть своим тюрбаном, чтоб мгновенно
Сюда нахлынули морские волны
И затопили все эти пески.
Но я бы дураком был, если б вздумал
Творить тут земли и моря! Ты знаешь,
Что значит жить?
Анитра
О, научи меня!
Пер Гюнт
Плыть по реке времен сухим, всецело
Всегда «самим собою» оставаясь.
Но быть «самим собой» могу я только,
Свое мужское проявляя «я».
Орел, состарившись, теряет перья,
Старуха шамкает беззубым ртом,
Старик, кряхтя, едва волочит ноги,
И все они душою увядают.
Всего важнее – юность сохранить.
И я хочу быть юным, быть султаном,
Владыкою горячим и единым –
Не на холмах высоких Гюнтианы,
Меж стройных пальм и виноградных лоз,
О нет! – на девственной и свежей почве,
В девичьих чистых грезах, в юном сердце!..
Так видишь, почему тебя, малютка,
Изволил милостиво соблазнить я,
Избрал твое сердечко, основал
В нем, так сказать, мужской свой калифат?
Хочу владыкой быть твоих желаний
И деспотом в своем любовном царстве.
Должна ты мне принадлежать всецело;
Хочу держать тебя в плену, как держит
Оправа золотая бриллиант.
И если мы расстанемся – конец…
Тебе, конечно, а не мне, запомни!
Я всю тебя хочу собой наполнить,
Чтоб уж не помыслов в тебе, ни воли
Не оставалось – все заполнил я!
Дары твоих полночных чар, Анитра,
И прочие все прелести твои
Меня должны в рай Магомета светлый
Как вавилонские сады, вознесть!
Поэтому-то, в сущности, и кстати
Что пусто в черепе твоем, дитя!
Душа нас заставляет углубляться
В самих себя, собою заниматься.
Итак, – уж раз вопрос затронут этот, –
Ты можешь, если хочешь, получить
На щиколотки по кольцу; обоим
Так будет выгодней, тебе и мне;
Души же место сам в тебе займу я,
А прочее по-старому все будет.
Анитра всхрапывает.
Пер Гюнт
Уснула? Как? Иль пролетело мимо
Ее ушей все то, что говорил я?
Нет, это подтверждает власть мою,
Раз на крылах речей моих любовных
Она уносится в мир светлых грез!
(Встает и кладет ей на колени драгоценности.)
Вот тут запястья, перстни, ожерелье.
Спокойно спи! Пусть я тебе приснюсь.
Спи, спи! Во сне корону возлагаешь, плутовка!
Анитра
И что ты вздумал? Что ты хочешь делать?
Пер Гюнт
В голубку и орла играть с тобою.
С тобой бежать! Дурачиться! Шалить!
Анитра
Стыдись! Ты стар, пророк!
Пер Гюнт
Твои уста
Лепечут вздор. Я стар? Похоже ль это
На старость? А?
Анитра
Пусти! Домой хочу!
Пер Гюнт
Кокетка! Ей домой вдруг захотелось!
Вернуться к тестю? Нет, слуга покорный!
Как птички, мы из клетки упорхнули,
И на глаза ему попасть не стоит!
И не годится, друг мой, заживаться
Подолгу на одном и том же месте:
Насколько в мнении людей теряешь, –
Особенно, играя роль пророка.
Тут лучше грезой промелькнуть, виденьем.
И мне пора визит свой было кончить.
Непостоянны сыновья пустыни;
Я по конец от них ни фимиама,
Ни приношений, ни молитв не видел!
Анитра
Да ты пророк?
Пер Гюнт
Нет, я твой падишах!
(Хочет поцеловать ее.)
Смотрите, как закинула головку,
Упрямица!
Анитра
Отдай мне перстень свой!
Пер Гюнт
Бери! Возьми весь этот хлам, голубка!
Анитра
Твои слова звучат, как песнопенье!
Пер Гюнт
Ну не блаженство ль быть любимым так!..
Сойти хочу и под уздцы, как раб,
Вести коня!
(Отдает ей хлыст и слезает с лошади.)
Ну, вот, теперь я буду,
Прекрасный мой цветок, идти по зною
И по песку, пока меня не хватит
Удар и ног своих не протяну.
Я молод! Не забудь, Анитра, – молод!
Так слишком строго не суди меня
За выходки и шалости мои.
Ведь юность шаловлива! Если б не был
Твой ум неповоротлив так, ты сразу
Смекнула б, мой прелестный олеандр,
Что раз твой друг так шаловлив – он молод!
Анитра
Ты молод, да. А много у тебя
Еще перстней?
Пер Гюнт
Так молод я? Не правда ль?
(Бросает ей перстни.)
Лови, дитя! Готов козлом я прыгать!
Поблизости нет винограда – жаль,
А то я, как вакхант, венок надел бы!
Я молод, да! И в пляс сейчас пущусь!
(Пляшет и припевает.)
Я блаженный петушок, –
Курочка меня заклюй!
Дай за пляску поцелуй!
Я блаженный петушок!
Анитра
Ты весь вспотел, пророк, боюсь – растаешь.
Давай-ка лучше мне кошель тяжелый;
Смотри, как оттянул тебе он пояс.
Пер Гюнт
О нежная заботливость! Возьми!
Возьми совсем! Ведь любящему сердцу
Не нужно золото и серебро!
(Опять приплясывает и напевает.)
Юный Пер Гюнт – сумасброд!
С радости сам он не знает-какою,
Левой иль правой, ступает ногою!
Юный Пер Гюнт – сумасброд!
Анитра
Вот радость – видеть, что пророк так весел!
Пер Гюнт
Э, что еще там за пророк! Все вздор!
Давай-ка поменяемся одеждой!
Живей!
Анитра
Но твой кафтан мне будет длинен,
И пояс твой широк, чулки же узки…
Пер Гюнт
Eh bien!
(Становится на колени.)
Анитра, причини мне горе!
Страданье любящему сердцу – сладко!
Когда ж ко мне во дворец приедем…
Анитра
В твой рай; а до него еще далеко?
Пер Гюнт
О, тысячи и сотни миль еще!
Анитра
Так это слишком для меня далеко!
Пер Гюнт
Послушай, там зато получишь душу,
Которую я обещал тебе.
Анитра
Спасибо, но… я обойдусь, пожалуй,
И без души. А ты просил о горе?
Пер Гюнт (вставая)
Да, черт меня возьми! Доставь мне горе!
Глубокое и острое страданье,
Но краткое, на день-другой… не больше!
Анитра
Анитра повинуется пророку!
Прощай!
(С силой ударяет его хлыстом по пальцам и пускает коня галопом в обратный путь.)
Пер Гюнт (стоит с минуту как оглушенный молнией)
Нет, это уж… Ах, чтоб ее!
На том же месте. Час спустя. Пер Гюнт степенно и задумчиво разоблачается, снимая с себя одну часть восточного одеяния за другой. Наконец, вынимает из кармана сюртука дорожную фуражку, надевает ее и снова становится вполне европейцем.
Пер Гюнт (отбрасывая в сторону тюрбан)
Там турок, а здесь – я. Сказать по правде,
И не к лицу язычество мне это.
И хорошо, что лишь на мне сидело,
А не внутри меня; как говорится,
Мне не успело въесться в плоть и в кровь.
Что нужно было мне на той галере?
Не лучше ль жить по-христиански скромно,
За перьями павлиньими не гнаться,
Законам и морали верным быть,
Самим собой остаться, чтоб по смерти
Тебя приличным помянули словом,
Украсили твой гроб венком!..
(Делает несколько шагов.)
Вот дрянь!
Чуть было ведь серьезно не вскружила
Мне голову! И будь я проклят, если
Теперь пойму я, чем был опьянен!
Но хорошо, что кончилось все разом.
Зайди игра еще на шаг подальше –
Я сделался б смешным… Да, маху дал я.
Но утешеньем мне вот что служит:
Ошибка вся произошла на почве
Непрочной положенья моего.
Оно виною было, а не личность,
Не «я» мое. Так не оно, не личность
И потерпела пораженье тут.
Удел пророков – праздное безделье,
В котором ты никак не сыщешь соли
Людских деяний, отмстило мне
Отрыжкою и тошнотой безвкусья…
Плохая должность – состоять в пророках,
По долгу службы напускать туману
И на себя и на других! Начать же
Судить и мыслить трезво – с точки зренья
Пророческой – себе дать шах и мат.
Так я на высоте был положенья,
Гусыню превратив себе в кумир.
Но тем не менее…
(Разражаясь смехом.)
Подумать только!
Остановить стараться время пляской,
Теченье запрудить – хвостом виляя!
Давать на лютне ночью серенады,
Вздыхать, миндальничать и, наконец,
Дать общипать себя, как петуха, –
Вот это по-пророчески безумно.
Да, общипать!.. Меня и общипали!
Хотя… я кое-что припрятал все же;
В Америке осталось кое-что,
Да и в карманах не совсем уж пусто,
Ну, словом, я еще банкрот не полный,
И, в сущности, ведь что всего дороже,
Милее? Золотая середина!
Ни кучером, ни лошадьми не связан,
Ни с багажом хлопот, ни с экипажем.
Я – положенья полный господин.
Какой же путь избрать мне? Их так много,
И выбор выдает – кто мудр, кто глуп…
С карьерою дельца покончил я
И, как лохмотья, сбросил с плеч своих
Я увлечения любви. Не склонен
Зады я повторять, ходить по-рачьи.
«Вперед или назад, а все ни с места;
внутри и вне – все так же узко, тесно» –
прочел я в некой остроумной книжке.
Итак, мне нужно новенькое нечто;
Поблагороднее занятье, цель,
Достойная расходов и трудов…
Не биографию ль свою составить
Чистосердечно, без утаек всяких,
Для назиданья и для руководства?…
Иль нет!.. Я временем ведь не стеснен,
Пущусь-ка путешествовать сначала
С научной целью; буду изучать
Времен минувших жадность вековую.
Как раз по мне занятие такое!
Я хроникой зачитывался в детстве,
Историей и позже увлекался, –
Путь человечества и прослежу я.
По историческим волнам скорлупкой
Носиться буду, вновь переживу
Историю всю, как во сне. Я буду
Борьбу героев наблюдать, борьбу
За благо и идеи; но-как зритель,
Из уголка укромного взирая.
Увижу я одних идей паденье
И торжество других на трупах жертв;
Создание и разрушение царств,
И мировых эпох возникновенье
По камешку, из мелочей… ну, словом, –
С истории снимать я буду пенки!
Я постараюсь как-нибудь достать
Том Беккера и объезжать в порядке
Хронологическом все страны мира.
Положим, скуден мой багаж научный,
А механизм истории хитер, –
Да наплевать! Чем точка отправленья
Нелепей, тем бывает очень часто
Оригинальней вывод, результат…
А как заманчиво – наметить цель
И к ней идти упорно, неуклонно!
(Растроганно.)
Порвать все нити дружбы и родства
И по ветру пустить все состоянье,
Сказать «прости» любовным наслажденьям, –
Чтоб только истины постигнуть тайны…
(Отирая слезу.)
Да, подлинный исследователь в этом!
О, как же счастливя, что разрешил
Загадку назначенья своего!
Лишь устоять теперь и в дождь и в ведро!..
И мне простительно теперь закинуть
Высоко голову в сознаньи гордом,
Что самого себя нашел Пер Гюнт,
Самим собою стал; сказать иначе –
Стал жизни человеческой царем!
В руках своих держать я буду сумму,
Итог времен минувших, и не стану
Я настоящего путей топтать, –
Подошв трепать не стоит; в наше время
Иль вероломны иль бессильны люди;
Их ум лишен полета, дело – веса;
А женщины –
(пожимая плечами)
и вовсе род пустой!
(Уходит.)
Летний день на севере. Избушка в сосновой бору. Открытая дверь с большим деревянным засовом. Над дверью оленьи рога. Возле избушки пасется стадо коз.
На пороге сидит с прялкой Женщина средних лет, с светлым, прекрасным лицом.
Сольвейг (устремляя взгляд на лесную дорогу, поет)
Пройдут, быть может, и зима с весной,
И лето, и опять весь год сначала, –
Вернешься ты, мы встретимся с тобой,
Я буду ждать тебя, как обещала.
(Манит коз, снова принимается за работу и поет.)
И где бы ни жил ты – Господь тебя храни;
А умер – в светлый рай войди, ликуя!
И ночи жду тебя я здесь и дни!
А если ты уж там – к тебе приду я!
В Египте. На утренней заре. Полузанесенный песками колосс Мемнона. Пер Гюнт подходит и некоторое время молча рассматривает его.
Пер Гюнт
Вот здесь свой путь начать мне будет кстати.
Я стану египтянином пока что,
Для развлечения, – то есть, конечно,
Я – египтянин на подкладке гюнтской.
Затем в Ассирию стопы направлю.
Опасно сразу поиски начать
С эпохи сотворенья мира, –
Недолго заблудиться. Я в сторонке
Библейскую историю оставлю, –
Следы ее ведь сыщутся и в светской;
По косточкам же разбирать ее –
И выше сил моих и не по плану.
(Садится на камень возле колосса Мемнона.)
Присяду отдохнуть здесь и дождусь,
Когда свой гимн он солнцу запоет.
Позавтракав, взберусь на пирамиду,
А хватит времени, так и внутри
Исследую ее я досконально.
Потом – вкруг моря Красного по суше;
Могилу фараона Потифара,
Быть может, там найти удастся мне.
Затем преображусь я в азиата
И в Вавилоне поищу следов
Садов висячих и блудниц – главнейших
Следов культуры, так сказать. А там
До Трои лишь рукой подать.
От Трои морем путь прямой в Афины;
На месте изучу я каждый камень
В проходе, где сражался Леонид.
И с лучшими философами также
Поближе познакомлюсь; разыщу
Тюрьму, где в жертву принесли Сократа…
А впрочем, нет! Теперь ведь там восстанье!
Так эллинизм мы по боку пока.
(Смотрит на свои часы.)
Однако безобразие, как солнце
Изволит долго прохлаждаться. Время
Мне дорого… На чем бишь я… на Трое
Остановился?
(Встает и прислушивается.)
Это что за звуки?…
Как будто бы насвистывает ветер?
Восход солнца.
Колосс Мемнона (поет)
Птицы взлетают из пепла богов,
Птицы поющие,
Юность дающие.
Создал их Зевс, повелитель громов,
Неукротимыми,
Непримиримыми.
Мудрая птица-сова, отвечай,
Где мои птицы спят сладко?
Или умри, иль отгадай
Песни загадку!
Пер Гюнт
И в самом деле… показалось мне,
Что статуя те звуки издавал!
То – музыка прошедшего. Я слышал,
Как голос каменный то повышался,
То понижался… Надо записать
И передать затем на обсужденье
Специалистов.
(Заносит в записную книжку.)
«Статуя поет.
Я слышал звуки явственно довольно,
Но текста песни разобрать не мог.
Все это, несомненно, чувств обман.
Я больше ничего на этот раз
Достойного внимания не встретил».
(Идет дальше.)
Близ селения Гизе. Колоссальный сфинкс, высеченный из скалы. Вдали иглы и минареты Каира.
Появляется Пер Гюнт и внимательно осматривает сфинкса, приставляя к глазам то лорнет, то сложенную трубкой кисть руки.
Пер Гюнт
Нет, где же я когда-то видел нечто,
Похожее на чучело вот это?
Ведь где-то видел я – не то на юге,
Не то на севере? И что такое
То было? Человек? Но кто такой?
Колосс Мемнона на своих обломках
Торчком торчащий, – после уж смекнул я, –
Похож на пресловутых доврских дедов.
И этого ублюдка, сочетанье
Диковинное женщины и льва,
Я тоже разве взял из сказок? Или
Похожее я в самом деле видел?…
Из сказок? Нет, не то… А, вспомнил, вспомнил!
Ведь это же «великая Кривая»,
Которой я башку разбил… Конечно,
В бреду лежал тогда я, в лихорадке…
(Подходит ближе.)
Такие же глаза, такие ж губы…
Лишь взгляд не так сонливо туп, хитрее;
А в общем-то же самое совсем.
Так вот она – Кривая! Днем да с тылу –
На льва похожа… Ну, а знаешь ты
Еще загадки? Так ли ты ответишь
Теперь, как и тогда?
(Кричит сфинксу.)
Кривая! Кто ты?
Голос (из-за сфинкса)
Ach, Sphinx, wer bist du?
Пер Гюнт
Вот так диво! Эхо
Лопочет по-немецки!
Голос
Wer bist du?
Пер Гюнт
Совсем как немец! Это наблюденье
Прелюбопытно, – ново и мое!
(Записывает в книжку.)
«Немецкий отзвук. Диалект берлинский».
Из-за сфинкса выходит Бегриффенфельдт.
Бегриффенфельдт
Здесь человек!
Пер Гюнт
Так говорил я… с ним?
(Снова записывает.)
«Пришел я позже к выводам другим».
Бегриффенфельдт (с беспокойным телодвижениями)
Простите, сударь… Жизненный вопрос!..
Узнать позвольте: что как раз сегодня
Вас привело сюда?
Пер Гюнт
Хотел отдать
Я другу юности визит…
Бегриффенфельдт
Как? Сфинкс?
Пер Гюнт (кивая головой)
Знавал его я в старину.
Бегриффенфельдт
Famos!..
И это за минувшей ночью вслед!..
Трещит мой череп… хочет разлететься…
Как молотками бьют в нем… Отвечайте:
Вы знаете ли, кто он, что он?
Пер Гюнт
Сфинкс-то?
Он попросту – он сам, каков он есть;
И век останется самим собою.
Бегриффенфельдт (подпрыгнув)
А! Молнией блеснула предо мной
Загадка жизни! Верно ль только это,
Что он – он сам, каков он есть?
Пер Гюнт
Ну да,
Он сам так говорит, по крайней мере.
Бегриффенфельдт
Он сам, каков он есть! Так близок, близок
Переворота час!
(Снимая шляпу.)
А ваше имя?
Пер Гюнт
Пер Гюнт.
Бегриффенфельдт (в тихом волнении)
Пер Гюнт. Конечно, это – символ!
Как надо было ожидать… Пер Гюнт!
То, значит, – он, неведомый, грядущий,
О чьем приходе был я извещен!..
Пер Гюнт
Как, это правда? Вы пришли, чтоб встретить?
Бегриффенфельдт
Пер Гюнт!.. Загадочно! Остро! Глубоко!
Премудрости тут в каждом слове бездна!
А что вы представляете собою?
Пер Гюнт (скромно)
Я быть всегда «самим собой» старался.
Каков я есмь. А впрочем, вот мой паспорт.
Бегриффенфельдт
Все тот же смысл загадочный на дне!
(Схватив его за руку.)
В Каир! Толковников толковник найден!
Вы – царь!
Пер Гюнт
Я – царь?
Бегриффенфельдт
Идем! Идем!
Пер Гюнт
Нет, правда,
Я признан?
Бегриффенфельдт (увлекая его за собой)
Да! Толковников царем –
На основанье собственного «я»!
В Каире. Большой двор, кругом идут высокие стены и здания с решетками на окнах. Во дворе несколько железных клеток. Трое сторожей. Входит четвертый.
Четвертый
Послушай, Шафран, где же наш директор?
Один из сторожей
Уехал ранним утром на заре.
Четвертый
С ним, видно, что-то приключилось ночью…
Второй
Потише вы! Смотрите, он вернулся!
Бегриффефельдт вводит Пера Гюнта, запирает ворота и кладет ключи себе в карман.
Пер Гюнт (про себя)
Предаровитый человек, как видно;
Глубокий ум; что слово-то загадка!
(Озираясь.)
Так вот он – клуб толковников ученых?
Бегриффенфельдт
Здесь всех их до единого найдете;
Их семьдесят числом сначала было;
Потом же прибыло сто шестьдесят.
(Кричит сторожам.)
Эй, Михель! Шафман! Шлингельберг и Фукс!
Живее в клетку!
Сторожа
Нам?
Бегриффенфельдт
А то кому же?
Ну, марш! Скорее! Вертится земля,
И будем мы вертеться вместе с нею!
(Вынуждает их войти в клетку.)
Пришел великий Пер! Об остальном
Судите сами, я же умолкаю.
(Запирает клетку и швыряет ключи в колодец.)
Пер Гюнт
Но, доктор… уважаемый директор…
Бегриффенфельдт
Ни то и ни другое. Этим прежде
Я был… Умеете ли вы молчать,
Царь Пер? излить хочу пред вами душу…
Пер Гюнт (с беспокойством)
Но в чем же дело?
Бегриффенфельдт
Обещайте мне,
Что вы не содрогнетесь.
Пер Гюнт
Постараюсь…
Бегриффенфельдт (увлекает его в угол и шепчет)
Сегодня в ночь, в двенадцатом часу,
Скончался абсолютный разум!
Пер Гюнт
Боже!..
Бегриффенфельдт
Прискорбное до крайности событье.
Особенно же неприятно мне, –
Ведь это учрежденье до сих пор
Именовалось сумасшедшим домом…
Пер Гюнт
Так это – сумасшедший дом!
Бегриффенфельдт
Поймите,
Так было прежде, не теперь.
Пер Гюнт (бледный, про себя)
Теперь-то
Я понял, где я, с кем я говорю!
Он – сумасшедший, но никто не знает!..
(Пытается уйти от Бегриффенфельдта.)
Бегриффенфельдт (следуя за ним)
И вообще, надеюсь, вы меня
Как должно поняли? Хоть и сказал я,
Что разум умер, это вздор, конечно.
Он вышел из себя, из кожи вылез,
Как та лиса из шкуры, о которой
Рассказывал Мюнхгаузен.
Пер Гюнт
Но простите…
Я на минутку…
Бегриффенфельдт (удерживая его)
Иль не, как угорь, –
Не как лиса. Гвоздь в глаз ему – и он
Задрыгал на столе…
Пер Гюнт
Куда деваться?
Бегриффенфельдт
Потом ножом вкруг головы – чик-чик,
И – он из кожи выскочил!
Пер Гюнт (в сторону)
Безумный!
Как есть безумный!
Бегриффенфельдт
Ну, так дело ясно,
Что этого события не скроешь, –
Ведь этот «выход из себя» ведет
К перевороту полному во всем.
Все личности, что за безумных слыли
До этой ночи, с этих пор – нормальны,
Согласны с разумом в его новейшей,
Последней фазе. А отсюда вывод
Дальнейший, правильный, что в тот же час
За умных слывшие – сошли с ума.
Пер Гюнт
Вы кстати мне напомнили о часе;
Я тороплюсь, не терпит время…
Бегриффенфельдт
Время?
Вы мысль мою пришпорили!
(Открывает одну из дверей и кричит.)
Сюда!
Грядущее, обещанное близко!
Скончался разум – да живет Пер Гюнт!
Пер Гюнт
Добрейший… но позвольте…
На дворе понемногу собираются умалишенные.
Бегриффенфельдт
Все сюда!
Приветствуйте зарю освобожденья!
Пришел ваш царь!
Пер Гюнт
Я – царь? Да неужели?
Бегриффенфельдт
Ну да!
Пер Гюнт
Такая честь… превыше меры…
Бегриффенфельдт
Э, полно, ложной скромности не место
В такой великий миг.
Пер Гюнт
Хоть срок мне дайте…
Я, право, не способен… поглупел…
Бегриффенфельдт
И это говорит тот человек,
Который понял даже мысли сфинкса,
И стал «самим собой»?
Пер Гюнт
В том-то и дело!
«Самим собой» я вообще являюсь;
Но здесь, насколько понимаю я,
«Самим собой» быть – значит отрешиться
от собственного «я»?
Бегриффенфельдт
Ничуть! Ничуть!
Вы ошибаетесь. Напротив, каждый
Является «самим собою» здесь
И более ничем; с самим собою
Здесь каждый носится, в себя уходит,
Лишь собственного «я» броженьем полон.
Здесь герметическою втулкой «я»
Себя в себе самих все затыкают.
Здесь для беды чужой нет слез; вниманья,
Чутья к чужим идеям не ищите;
Мы сами по себе и для себя
Во всем – до мозга самого костей!
В разбеге собственного «я» – на самом
Краю трамплина мы, и если нужен
Нам царь, то это – вы, не кто иной!
Пер Гюнт
Ах, черт меня возьми!..
Бегриффенфельдт
Не падать духом!
На свете все почти вначале ново.
«Я – сам» вперед! Сейчас я вам образчик
Представлю, – первого, кто попадется…
(Мрачной личности.)
А, здравствуй, добрый мой Гугу! Ну что?
По-прежнему с печатью скорби бродишь?
Гугу
А как иначе, если целый род
За поколеньем поколенье мрет
Неистолкованным?
(Перу Гюнту.)
Ты, чужестранец,
Меня желаешь слушать?
Пер Гюнт
Да.
Гугу
Так слушай…
Там в сказочном востоке,
Малабар лежит далекий,
Погрузясь в морские дали.
Там культуру насаждали
Португальцы и голландцы.
Кроме этих чужестранцев,
Были толпы там своих,
Малабарцев коренных.
Но теперь язык их смешан,
К сожалению. А встарь
Там – могуч, свободен, бешен –
Сам орангутанг был царь.
Чужд всех тонкостей культуры,
Только свой язык он знал, –
Как свободный сын натуры,
Завывал лишь да рычал.
Горе! Пришлою ордою
Тот язык сведен на нет.
Ночь нависла над страною
На четыре сотни лет!
Результат же долгой ночи –
Всех природных сил застой.
Вот рычать не стало мочи,
Вот и смолк туземный вой.
Чтобы выразить идею,
К речи нужно прибегать!
Хуже гнета, думать смею,
В свете слыхом не слыхать.
Оставаться самобытным
Хочет, должен «всяк язык», –
Я и встал за первобытный
Наш природный рев и крик.
На него народа право
Отстоять я криком мнил;
Он ведь гордость наша, слава –
Я вопил, что было сил.
Но – увы! – мои страданья
Не сумели оценить.
Друг, ты зришь мои страданья,
Посоветуй, как мне быть?
Пер Гюнт (про себя)
С волками жить – по-волчьи выть, – недаром
Написано.
(Вслух.)
Насколько мне известно,
Мой друг, в лесах, на берегах Марокко,
Живут еще стада орангутангов –
Не истолкованы и не воспеты.
Язык их – малабарщина прямая;
Так вот прекрасный и примерный подвиг –
Туда вам эмигрировать, подобно
Другим великим людям, ради пользы
Туземцев-земляков…
Гугу
Благодарю!
Совет твой принимаю и исполню.
(С важной миной.)
Отверг певца-толковника восток,
Но есть на западе орангутанги!
(Уходит.)
Бегриффенфельдт
Ну, не является ль он «сам собою»?
«Самим собой», одним собой он полон;
во всем он, с головы до пят, он сам.
Является «самим собою» в силу
Того, что – вне себя. Сюда подите!
Другого покажу я вам, который
Был тоже с разумом в конфликте прежде,
Но со вчерашней ночи с ним в ладу.
(Феллаху, таскающему за спиной мумию.)
Ну, как дела, царь Апис?
Феллах (дико Перу Гюнту)
Я – царь Апис?
Пер Гюнт (прячась за директора)
Я, к сожалению, не посвящен…
И положенье для меня неясно…
Насколько же могу судить по тону…
Феллах
Так лжешь и ты.
Бегриффенфельдт (феллаху)
Он разъясненья ждет
От вашего величества.
Феллах
Пусть внемлет!
(Обращаясь к Перу Гюнту.)
Ты видишь, кого я ношу за спиною?
«Царь Апис» – при жизни он имя носил,
а ныне он мумией просто зовется,
и мертв он мертвецки, хотя и не сгнил.
Он выстроил все пирамиды Египта,
И сфинкса великого вытесал он,
И с турками, как говорит наш директор,
Вел славные войны, за что был почтен
При жизни еще благодарным народом:
Владыку причислили к лику богов
И статуй ему понаставили в храмах –
Кумиров из золота, в виде быков.
Теперь же во мне возродился царь Апис,
Сомнений в том нет у меня никаких,
А есть у тебя они – живо рассею
Их силой живой доказательств моих!..
Царь Апис со свитой раз был на охоте
И, спрыгнув с коня, удалился на час
От свиты своей на соседнее поле…
А полем-то пращур владел мой как раз.
И это же поле, что царь унавозил,
Вскормило меня своим тучным зерном.
А этого мало – рога-невидимки
Ношу я над царственным этим челом!
Итак, я – царь Апис природный; но люди,
Увы, не хотят признавать мою власть;
Феллахом, не больше, меня все считают,
Так мне ли удел свой жестокий не клясть!
И средство помочь – так поведай же мне!
Скажи, посоветуй, что должен я сделать,
Чтоб Апису стал я подобен вполне?
Пер Гюнт
О, вашему величеству лишь стоит
Настроить пирамид еще, и сфинкса
Еще крупнее вытесать, и войны
Еще славнее с турками вести.
Феллах
Да, хорошо так говорить! Но сделать –
Феллаху бедному, голодной вше?
Мне хижину мою едва под силу
Очистить от мышей да и от крыс…
Давай другой совет – такой, чтоб мне
И ничего не стоило исполнить,
И чтобы уподобился вполне я
Тому, с кем я ношусь всю жизнь мою!
Пер Гюнт
Так вашему величеству пойти бы
Да удавиться; раз уж очутившись
В земле, в естественных границах гроба, –
Мертвецки-мертвым, как и он, держаться.
Феллах
Готовь веревку! За веревку – жизнь!
Я удавлюсь со всеми потрохами!
Сначала разница меж нами будет,
Со временем же сгладится она.
(Отходит и готовится повеситься.)
Бегриффенфельдт
Вот это – личность, человек с методой!..
Не правда ли, Пер Гюнт!
Пер Гюнт
Да, да, я вижу…
Но он и впрямь удавится сейчас!
О Господи, помилуй!.. Сам не свой я…
Собраться с мыслями не в состояньи…
Бегриффенфельдт
Вы – в переходной стадии; она
Непродолжительна, однако.
Пер Гюнт
То есть?
Я – в переходной стадии… к чему?
Вы извините… но мне надо выйти…
Бегриффенфельдт (удерживая его)
С ума сошли вы?
Пер Гюнт
И не думал. Что вы!
Избави Бог!
Суматоха. Сквозь толпу пробирается министр Гуссейн.
Гуссейн
Сейчас мне доложили,
Что царь сегодня прибыл к нам.
(Обращаясь к Перу Гюнту.)
Не вы ли?
Пер Гюнт (с отчаянием)
Да, да, подписано и решено!
Гуссейн
Отлично… Надо отвечать на ноты?
Пер Гюнт (рвет на себе волосы)
Отлично! Да! Чем хуже тут, тем лучше!
Гуссейн
Так удостойте обмакнуть меня!
(С низким поклоном.)
К услугам вашим: я – перо.
Пер Гюнт (кланяясь еще ниже)
А я –
Исписанный каракулями царский
Пергамент!
Гуссейн
Государь мой, вот вам вкратце
История печальная моя:
Песочницей слыву, а я – перо.
Пер Гюнт
Моя история еще короче:
Я лист бумаги чистой, на которой
И не напишут никогда ни строчки.
Гуссейн
На что я годен – людям невдомек,
И хочется меня им приспособить
Для посыпания песком.
Пер Гюнт
Я книгой
С застежками серебряными был
В руках у девушки! Но что безумным,
Что умным быть – все та же опечатка.
Гуссейн
Какое жалкое существованье –
Пером гусиным быть и никогда
Не чувствовать ножа прикосновенья!
Пер Гюнт (высоко подпрыгивая)
А быть оленем и все прыгать, прыгать
Над пропастью… и под своим копытом
Не чувствовать опоры никогда!
Гуссейн
Скорее нож! Я туп; пускай очинят
И заострят меня! Весь свет погибнет,
Коль отупею я совсем!
Пер Гюнт
О бедный мир,
Который – как всегда свое изделье –
Творцу таким прекрасным показался!
Бегриффенфельдт
Вот нож!
Гуссейн (хватая его)
Как жадно буду пить чернила!
С каким я наслажденьем очинюсь!
(Перерезает себе горло.)
Бегриффенфельдт (поспешно отодвигаясь)
Не брызгай же, перо!
Пер Гюнт (с все возрастающим страхом)
Ай-ай! Держите!
Гуссейн
Меня держите, да! Ведь я перо!
Держите крепче и – на стол бумагу…
(Падает.)
Я исписался. Слушайте постскриптум:
«Он жил и умер держанным пером!»
Пер Гюнт (шатаясь)
А что осталось мне? И кто я?… Что я?…
Держи меня, великий… Крепче, крепче!
Я – все, что хочешь ты. Я – грешник, турок,
Я – тролль… Лишь помоги мне… Порвались
Во мне как будто струны…
(Вскрикивая.)
Не могу я
Припомнить второпях, как звать тебя…
Спаси меня, ты… опекун безумцев!
(Падает в обморок.)
