Выпили. Господи, до чего же хорошо. По коридору проходят дембеля. Они вообще не могут сидеть на одном месте. И вдруг раздаётся из купе, где я присел: «Кирюха, братан. Это ты?» – срывается со своего места один сержант. Проходящий по коридору останавливается, оглядывается, видно, что он уже «на кочерге».
– Геша, привет, – расплывается в улыбке Кирюха и они начинают обниматься.
– Пацаны, мы с Кирюхой на губе вместе сидели, – пояснил сержант своим попутчикам.
– Кирюха, бухнуть хочешь?
– Геша, тебе сейчас в морду дать или когда бухну, – загоготал Кирюха и вошёл в купе.
Какая-то странная у него форма. Все карманы отделаны белым кембриком, это такая трубка для проводов. Значков столько, что они еле разместились на его груди. Эмблемы стройбатовские.
– Отец, давай ещё пару пузырей, – толкнул сержант меня в бок.
– А деньги? – спросил я.
– Потом отдам.
– Деньги не проблема, – встрял Кирюха, – стройбат угощает, – вытащил из кармана горсть смятых купюр и сунул мне в карман.
Я быстренько побежал к себе за водкой. Вошёл в своё купе, вытащил деньги из кармана, пересчитал. Двадцать пять рубликов пятёрками и ещё трёшки с рублями. Залез на полку, вытащил две водки и бутылку вина. Только спустился, как в купе постучали, открываю. Стоит какой-то солдат и протягивает мне двадцать рублей. Отдал ему эти две бутылки, а когда дверь закрылась, достал себе. Ящик почти пустой. Нужно будет на станции сказать бригадиру, чтобы ещё принесли.
Прибегаю к купе, где расположился стройбатовец и ставлю на стол водку и вино, а сам пристраиваюсь в уголочке.
– Так как тебя отпустили? – продолжил разговор сержант, – я думал, что тебе дисбат светит?
– Эх, Геша, дембель неминуем, как крах империализма, – хохотал Кирюха разливая водку по стаканам, – сделали с пацанами дембельский аккорд – вырыли штольню на Маточкином Шаре за два месяца, вместо трёх и – домой, ты лучше расскажи, в какой день мы с тобой попали на губу.
– День приказа, помню.
Кирюха соскочил и громко закричал: «Дембель стал на день короче!» Все солдаты в купе заорали: «Старикам спокойной ночи!» И все в вагоне громко подхватили: «Пусть приснится водки таз и Устинова приказ! Ура!!!» Похватали свои стаканы с налитой водкой и выпили. Выпил и я.
– Геша, давай рассказывай пацанам про губу, а то что-то я устал кричать.
– А что рассказывать, – начал, успокаиваясь говорить Геша.
«Служба у меня была не пыльная, занимался секретными работами. А по закону меня не могли сажать на губу, так как после этого я терял допуск. И заменить меня было некому. Так я и борзел потихоньку. Ну, понятное дело, сутки мне объявляли, но на губу не везли. Сначала я их считал, а потом сбился со счёта. Но вот, в один прекрасный день пришла мне замена. Ну, думаю, теперь мне от губы не отвертеться. И точно, встречаю замполита, а это был мой враг номер один. Короче, он хотел меня в партию принять, типа сержант, отличник боевой и политической, из рабоче-крестьянских. А я его послал куда подальше вместе с партией, вот он злобу на меня и затаил. Собирайся, говорит, Геша на губу, я тебя сам отвезу. Да за что же, товарищ капитан, говорю. А за все твои грешки прошлые и будущие. Но не получилось у него в тот раз. Докторша наша не подписала записку. У меня ещё раны на ногах после медведя на зажили».
– Что за раны? – спрашивает Кирюха.
– Да с белым медведем пришлось встретиться на узкой дорожке, – отвечаю.
– Не слышал о таком, ну-ка расскажи.
– Это пацаны я не всем рассказываю, особенно когда трезвый. Как-нибудь позже.
«И выбрал же, сука замполит, время, как раз в день приказа. Раны как раз у меня зажили. Деды приготовили все что нужно: спирт, брагу, чай. Чтобы отпраздновать становление дембелями. А меня в этот день на губу. Привёз меня замполит в Белужью Губу, там была гарнизонная гауптвахта. Сдал дежурному мичману, сказал, что через десять дней за мной приедет. Ну и ладно – где наша не пропадала. Обидно только, что пацаны без меня приказ отметят. А я целый день снег кидал. Вообще столько снега я за всю свою жизнь не перекидал. Гарнизон в Белужьей Губе был морской. Поэтому кругом были моряки: и губари и караульщики. Вечером, уже после ужина, сидим в камере отдыхаем, про жизнь разговариваем. Вдруг открывается дверь и входит матрос. Оглядел всех, затем ткнул в меня пальцем и сказал, чтобы я одевался и шёл чистить туалет. На что я ему отвечаю, что ты, салага, промахнулся. Во-первых, я дембель, а во-вторых, сержант и мне работать не положено. Но матросик оказался настырным и ткнул меня в грудь прикладом. Этого я снести никак не мог и врезал ему в табло, так, что он вылетел в коридор вместе со своим карабином. Я захлопнул дверь в камеру и снова сел на своё место».
– Это ты Геша правильно сделал, не забздел – уважаю, – проговорил бухой Кирюха.
– Ну и что потом? – не утерпел я.
«Открывается дверь в камеру, входят трое, с ними этот салага, его по стриженной голове сразу видно и показывает на меня. «Сержант, на выход», – говорит один из них. Делать нечего, поднялся и пошёл за ними на «разборку». Заходим в караулку. Там сидят ещё двое матросов и мичман. Мичман уже поддатый. Они молодого сразу выгнали из караулки и обращаются ко мне: «Дембель, говоришь? Сейчас проверим». «Михей, дай книгу арестованных», – обратился один из них к мичману. Тот поднялся, открыл сейф и достал книгу. «Фамилия?» – спрашивает меня. Я отвечаю, он поискал в книге, нашёл и говорит: «Точно дембель». «Тогда, братуха, садись, выпьем. Сегодня наш с тобой праздник», – и достаёт из тумбочки бутылку водки. Разлил по стаканам, все выпили. Ну, думаю, подфартило. Сейчас вмажу и в камеру к пацанам. Но не тут-то было. Выпили, а матрос и говорит: «Значит говоришь, что сержанту работать не положено. Молодец, устав знаешь. А ты знаешь, что сержанту и сидеть положено в отдельной камере». Он встал, выглянул за дверь и позвал того салагу: «Сержанта во вторую. И не вздумай руку поднять на дембеля – урою». Мы вышли, матрос открыл дверь камеры. Я вошёл, дверь позади захлопнулась. В камере холодища, почувствовал сразу. Лампочка не горит. Свет попадает только через маленькое окошко в двери. Присмотрелся. На топчане сугроб снега, который залетает в камеру через разбитое окно. «Вот же сука, дембель поганый, устроил мне праздник, – думаю я, – но унижаться и проситься обратно в общую камеру не буду». Подошёл, очистил снег с досок. Под ним была ледяная корка. Садиться не стоит. А сам в душе костерю этого дембеля. «Сука, все два года просидел в карауле на губе. Но ничего, встретится тебе кто-нибудь в поезде – мало не покажется», – кипело у меня внутри.
– Хорошо бы наказать этого вертухая, – предложил я.
– Какой базар, пойдём по вагонам, может и попадётся, падла, – вскочил Кирюха.
– Да я уже прошёлся по вагонам, земляков искал, но этого козла не видел.
«Примостился я возле батареи, она была чуть тёпленькой, так и кантовался до утра. То прижмусь к батарее, то пешком камеру меряю. Настало утро, всех вывели на утреннюю поверку. Вышел и я. После переклички поступила команда: «Всем по камерам». Я и рванул снова в общую. Никто не обратил внимания».
– Мужики, говорят у вас проводник сидит? – раздался голос из дверей купе.
– Да, я здесь. Что вам нужно, морячки, – у купе стояли два здоровенных парня в тельниках и бескозырках.
– Спиртное есть? – спрашивает один из них.
– Конечно, пойдёмте.
Иду в своё купе, они за мной, а сам думаю: «Что-то я пролетаю с водкой. Менты две забрали, да сам бутылки три отдал за так. Нужно цену повышать».
– По чём у тебя пузырь? – спрашивает моряк.
– Да по пятнадцать, соколики.
– Ты что, совсем оборзел?
– Никак дешевле не могу, – отвечаю я.
– Сможешь, – и со всей силы бьёт меня кулаком прямо в лоб.
Я упал на лавку, в глазах круги разноцветные, в ушах звон. Я увидел, как он заскочил на лавку и спустил вниз ящик с водкой. В нём было всего пять бутылок, это я успел сосчитать. Они все бутылки выгребли, потом один из них разворачивается и говорит: «А ты говоришь не могу. Держи, сдачи не нужно», – и бросил на диван возле меня два червонца. Вышли, закрыли за собой двери.
Я полежал немного, звон в ушах прошёл. Вытащил все деньги из карманов. Насчитал сто пятьдесят рубликов. А должен я бригадиру триста. Ладно, разберёмся, ещё вино есть. Деньги засунул под матрац – от греха подальше. Вскоре показалась большая станция.
Остановились на станции. Я, перед тем как выйти из вагона, посмотрел расписание – стоянка тридцать минут. Вытер тряпкой поручни и встал возле вагона. Из него посыпались дембеля и бегом на перрон. Кто ищет чем закусывать, кто-то спрашивает, где можно купить водки. Ко мне подошёл бригадир и поинтересовался как мои дела. Я ему отвечаю, что, мол, нормально, только водка вся закончилась. Он меня похвалил: «Молодец Палыч. Можешь хорошо работать, когда захочешь. Сейчас принесут тебе ещё ящик. Будешь должен пятьсот». Я стою и думаю – пятьсот, это ведь полтыщи. Сроду у меня в руках таких денег не было. Правда, когда работал на лесоповале на Сахалине, расписываться за пятьсот мне приходилось, но в руках никогда не держал. Бугор всё у себя хранил. Даже когда летали пиво пить с крабами во Владик, тоже за всё рассчитывался он. Через пять минут к вагону два парня притащили ящик водки. Только я его успел занести в купе, как раздался истошный крик: «Полундра, патруль!» Все быстро метнулись опять к вагонам. Я выскочил на перрон и встал около двери. В это время прямо на перрон заехала «шишига» с полным кузовом солдат с повязками. Они быстро повыпрыгивали из машины и побежали ловить дембелей. Но, как я увидел, патруль большой прыти не проявлял и дембеля успели позапрыгивать в вагоны. К моему вагону подошли три солдата и офицер. Только хотели подниматься по ступенькам, как к ним навстречу нарисовался знакомый мне наряд милиции. Они поздоровались с офицером и отошли в сторону. О чём говорили – не слышал. Мне махнул рукой мент Володя, я быстренько подбежал к нему. «Быстро принеси две водки», – сказал он мне. Я мухой метнулся в своё купе и вынес два пузыря. Володя завернул каждый в газету и отдал офицеру. Патруль не спеша пошёл дальше по перрону. Поезд тронулся, и я замкнул двери. Не успели отъехать, как в купе заглядывает солдатик и просит чего-нибудь выпить.
– Что, патруль всех разогнал? – говорю солдату.
– Да ну их, суки. А что они к тебе в вагон не полезли?
– Откупился, солдатик, чтобы вас не подставлять.
– Это ты правильно сделал, а то они бы тут наворотили делов.
– Так что, теперь всё подорожало. Тебе сколько водки?
– Нет, нам вина. Водка уже не лезет.
– По десяточке за бутылку.
– Пойдёт, давай три, – и он протянул мне три красненькие.
Я отдал ему вино, а сам радуюсь, что хоть как-то недостачу закрою. Выхожу в тамбур и думаю, в какое купе заглянуть. Тут мне на встречу бабка с тазиком, прикрытым полотенцем.
– Старая, а ты куда собралась? – строго спрашиваю, так как она в мой вагон не садилась.
– Так соколик, мне Николай Петрович разрешает, – отвечает бабка, приоткрывает полотенце и достаёт мне два пирожка, – соколик, угощайся.
– Ладно, старая, спасибо. Проходи.
Я отодвинулся в сторону, и бабка пошла по вагону. Заглянула в следующее купе: «Сынки, пирожки горяченькие берите. Картошка с фаршем».
– Это, бабуся, кстати, а то так жрать хочется, что аж переночевать негде, – из купе раздался хохот и здоровые руки подхватили бабкин тазик.
– Так сынки, посчитать нужно, пирожочки по пятнадцать копеек, – испуганно залепетала бабка.
– Ты что, бабуся, с нас, защитников Родины, по пятнадцать копеек, совесть у тебя есть? Мы за тебя два года мёрзли, а ты – посчитать.
– Так сыночки, и мука, и мясо, всё с базара.
– Бабуся, спасибо тебе от всей Советской армии. Держи свой тазик, – и сунули бабке в руки пустой тазик и полотенце.
– Соколик, так как же так? Это грабёж, – она повернулась ко мне, – мясо покупала, пирожки жарила, а эти сволочи мне только спасибо? Я сейчас пойду до Николая Петровича, пущай он Володьку-милиционера пришлёт.
– Успокойся старая, – я достал из кармана три красненьких, которые получил за вино и отдал бабке.
– Так, соколик, я не помню сколько пирожков было в тазике? – смущённо говорила бабка, пока засовывала деньги в карман.
– Бери, старая и иди с Богом.
Наверное, жалко мне стало бабку, раз я так расщедрился. Но на душе потеплело. Пора выпить, раз такое хорошее состояние души. Только подумал, как в купе ввалились два солдатика и взяли сразу пять бутылок водки. Я подумал-подумал, достал ещё одну и пошёл за ними. Подхожу к купе, а там народу битком. Войти невозможно. Ладно, думаю, пойду дальше, посмотрю, что и как в других купе. Следующее купе было закрыто. Прошёл дальше. Заглядываю. Сидят человек шесть и один из них рассказывает: «А генерал, какой-то старичок, типа Деда Мазая. Невысокий, сухонький. Только генеральская форма выдаёт в нём генерала».
– Солдатики, а что же вы не выпиваете. Ведь скучно так ехать, – встрял я.
– Да мы бы выпили, только денег уже не осталось, – отвечает один из них.
– А я вас угощу, ежели интересную историю какую расскажете, – и ставлю бутылку на стол.
– Вот это дело. Тебя как звать-то?
– Да Палычем кличут, – отвечаю.
– Ну присаживайся, Палыч, угощайся, – и достаёт из пакета жареную рыбы.
Я быстренько разлил по стаканам. Выпили за дембель, закусили. Но чувствую, что ни душе, ни сердцу.
– Сейчас, солдатики, обождите малость, я ещё принесу.
Соскочил и в своё купе. Как говорится, раз пошла такая пьянка, режь последний огурец. Захожу в купе и не пойму. Ящик с полки снят и стоит на полу. И бутылок в нём поменьше, чем должно быть. А на столике мелкими деньгами лежат двадцать рублей. Вот же черти. Я вытащил беленькую, вышел и дверь замкнул. Прихожу в купе к своим солдатикам. Они ждут меня. Разлили по второй.
– Ну, давайте обещанную историю. Очень я люблю послушать про разное житьё-бытьё.
– Слушай, не жалко, – сказал один из них и откинулся назад.
«Короче, тот генерал приехал на дивизион с проверкой. Ходит то с начштабом, то с зампотехом и всё проверяет и в блокнотик к себе записывает. А потом говорит: «Учебная тревога. Нападение десанта с севера», – посмотрел на часы, записал и садится в кресло. Это мне писарь штабной рассказывал. Начштаба позвонил дежурному по дивизиону и объявил тревогу. Завыла серена и в громкоговоритель объявили о нападении десанта. Всем занять свои места. Я быстренько построил своё отделение, получили карабины и бегом на тех.позицию. Согласно расписанию, мы, с отделением, должны держать оборону на углу позиции. Для этого там был выкопан окоп полного профиля, берега были залиты бетоном, оборудованы стрелковые ячейки. Короче, сделано было всё «по уму». И если бы не зима, то мы бы отлично смогли держать оборону позиции. Но был ноябрь месяц. Так что наш окоп весь засыпан снегом. А снегу было – пропасть сколько. Да ещё шнек, который расчищает дорогу, забросал нам весь угол. Ну мы прибежали, потоптались-потоптались. Что делать? Я послал двоих бойцов в кочегарку за лопатами. Сидим курим. Принесли лопаты, начали копать. А снег спрессованный, как бетон. Все руки поотбивали, пока раскопали участок на полметра вглубь. Дальше пошло легче. Ну, часа за два мы выкопали новый окоп полного профиля, правда в снегу. Чую печёнкой, что-то здесь не так, но ничего другого придумать не могу.