Геннадий Мурзин
Тайна соснового бора. Уральский криминальный роман
Присоединение
Когда детектив появился в офисе, его делопроизводительница сообщила, что несколько минут назад звонил некто Григоров.
Фомин спросил:
– Что у него?
– Сказал, что выехал рейсовым автобусом в Екатеринбург и по прибытии хотел бы повстречаться.
Фомин кивнул.
– Если вновь позвонит, скажите ему, что буду его ждать.
Он прошел к себе. Усевшись в кресло, задумался. О чем? Проблем немало. Прежде всего, подумал детектив, надо попробовать обезопасить ретивого помощника. Или, по меньшей мере, хотя бы предостеречь. Он не думает, что отыщутся лихие люди, которые проявят излишнюю заинтересованность в этом деле, и попытаются воспрепятствовать, помешать ходу журналистского расследования. В конце концов, история не ахти, не настолько крутая, чтобы кому-то захотелось вмешиваться. Чьи интересы может журналист затронуть? Власти? Вряд ли: не дураки же они конченные. Местных бизнесменов? Если эти господа будут влезать в каждую бытовую историю, то их бизнес прогорит, чего вряд ли они хотят. Что касается Ромашиной Ольги Валерьяновны, матери, то она не в меньшей мере заинтересована, чем ее сын, чтобы невестку разыскать. Во вторую очередь подумал о Муравьеве и его газете. Фомин считает, что, используя печать в своих интересах, должен быть предельно корректен, точен, чтобы не подставить никого из журналистов, не дать повода для сведения счетов с ними. Порядочный человек, к которым он себя, несомненно, причисляет, должен быть порядочен и в большом и в малом.
Нет причин, но Фомин осторожничает. Может, что-то чувствует за этой банальной историей? Неужто вновь в нем заговорила да так красноречиво и навязчиво его пресловутая интуиция? Или, может, с возрастом становится перестраховщиком и не хочет лишний раз рисковать? Но сыщик без риска, что ипподромные гонки на клячах, которые уж точно не смогут никому причинить вреда – ни наездникам, ни зрителям, ни организаторам соревнований.
Фомин услышал, что в приемной запищал стационарный телефон. Галина Анатольевна, послушав, положила на аппарат трубку и вошла к шефу.
– Григоров на нашем автовокзале и идет сюда.
– Понятно.
– Может, чаек приготовить, а? Человек с дороги. И на улице еще больше похолодало.
– Сделайте, сударыня, одолжение.
– Фу! Не придуривайтесь со мной. Разговаривайте, как все нормальные люди.
– Это каких именно имеете в виду. Не тех ли, которые орут на подчиненных и топают ногами?
– Все-все! – Делопроизводительница, поняв, что дискуссия между ними может затянуться, безнадежно махнула рукой и, прихватив с подоконника электрочайник, вышла.
Фомин ухмыльнулся в след.
– Когда нечего возразить, тогда начинаем сердиться, – произнес он вслух.
Галина Анатольевна рассердилась? Тут одно из двух: либо шеф недостаточно хорошо знает «сударыню», либо сильно преувеличивает.
Отворилась входная дверь и вместе с клубами морозного воздуха появился молодой мужчина.
– Вы – господин Григоров? – Вставая со своего места, спросила Галина Анатольевна. – Посетитель согласно кивнул. – В таком случае – раздевайтесь, вешайте одежду в шкаф и проходите, – жестом она указала на дверь, – к шефу. Он ждет.
– Благодарю. – Мужчина стал раздеваться. – если бы везде посетителей называли господами и встречали вот так, то жизнь в России была бы иная.
– Как так? – Возвращаясь на свое место, поинтересовалась женщина.
Григоров, поправляя волосы у зеркала, ответил:
– Благожелательно и уважительно… Улыбчиво, а не с каменным лицом.
– Обычное дело…
– Вы так думаете?
– Да… Пережиток прошлого, имеющий пока место, в скором времени, уйдет в историю.
– Долго же придется ждать.
– Наберемся терпения и будем ждать… Цивилизация всегда брала верх.
Григоров прошел в кабинет шефа, плотно прикрыв (скорее, по привычке, чем по необходимости) за собой обе двери.
Фомин вышел из-за стола и первым, по праву возрастного старшинства, протянул руку.
– Привет. Проходи, присаживайся в одно из кресел.
Григоров смущенно спросил:
– Может, там, – он указал на один из письменных столов, – будет удобнее?
– Если так считаешь, прошу.
Вернувшись на свое место и с минуту пристально разглядывая помощника, Фомин заметил:
– Пробная твоя информация появится в завтрашнем номере газеты.
Григоров поинтересовался:
– В какой именно?
– В независимой, а таковая одна на область.
Григоров покачал головой.
– Жаль, что в нашем городе с некоторых пор она не продается.
– Позабочусь, чтобы нужные нам люди прочитали завтрашний номер и последующие.
– Это как?
– Не будем, с твоего позволения, вдаваться в детали.
– Как скажете.
Фомин, кивнув, спросил:
– С новостями?
– Кое-какими.
– Тогда – выкладывай.
– Александр Сергеевич, есть предложение.
– Какое?
– Следуя нашей договоренности, в конце вчерашнего рабочего дня забежал в резиденцию администрации города. Потолкавшись в коридорах и в некоторых кабинетах, поболтав с чиновниками, которых я хорошо знаю и верю им, получил, на мой взгляд, любопытные сведения. О них (в рамках моего журналистского расследования) решил рассказать в подготовленной публикации.
Фомин настороженно спросил:
– В ней ты ссылаешься на поставщиков информации?
– Что вы, нет, конечно! Впрочем, – порывшись в портфеле, достал лист с текстом и положил перед хозяином кабинета, – прочтите сами. Решение за вами, может пойти в таком виде или нет.
Шеф, расправив тяжелой ладонью смятые уголки бумажного листа, стал вслух читать:
«По следам журналистского расследования
От редакции. В предыдущем номере была опубликована информационная заметка…»
Оторвавшись от чтения, Фомин заметил:
– Мне кажется, будет правильным, если здесь впишем заголовок заметки…
Григоров попытался оправдаться.
– Не знал, каким будет. По разным причинам, но авторские заголовки часто в редакциях меняют, поэтому…
– Не беда.
Фомин взял ручку и вписал, а потом заново стал читать:
«…В предыдущем номере была опубликована информационная заметка «В Староуральске пропала молодая женщина», в которой сообщалось, что ушла из дома и не вернулась Ромашина, мать малолетнего ребенка. Встревоженный муж Ромашин обратился в Староуральское управление внутренних дел, но там заявление не приняли, а только посмеялись: мол, нагуляется и вернется. Мы попросили своего внештатного корреспондента заинтересоваться случаем и провести собственное расследование. Сегодня публикуем первый материал. Впоследствии, по мере получения новых данных, будем регулярно информировать своих читателей о ходе журналистского расследования.
Шум без причины
Спустя два дня, в Староуральске появился известный частный детектив, который, как стало известно мне, забежал в УВД, имел долгую беседу с полковником Молчановым, в ходе которой детектив, в частности, попросил разрешить ему посмотреть журнал регистрации обращений граждан за седьмое декабря.
Сотрудники, которые при этом присутствовали, считают, что детектива из Екатеринбурга интересовало одно-единственное, а именно: действительно ли Ромашин обращался в полицию? Убедившись, что это так, детектив попрощался с полковником Молчановым и уехал в Екатеринбург.
Я позвонил частному детективу и спросил его, почему он заинтересовался этим обстоятельством? Он отказался отвечать на этот вопрос, сославшись на некие обстоятельства. Однако заметил, что когда он полковнику Молчанову назвал фамилию имя и отчество того, кто обращался в полицию с заявлением и которого отфутболили, то полковник пришел почему-то в смятение, хотя до этого никакой тревоги не выказывал.
Интересно не это, а то, что полковник Молчанов, через десять-пятнадцать минут после отъезда детектива, появился в мэрии, куда специально, как я убедился, никто его не вызывал. В коридоре второго этажа нос к носу столкнулся с градоначальницей, которая, не стесняясь многочисленных очевидцев, напустилась с бранью на начальника УВД, а потом увела в свой кабинет, откуда еще долго слышалась только женская ругань.
Очевидцы склонны считать, что их шефиня, известная всем склонностью к употреблению непечатных слов, разгневалась на то, что он, полковник Молчанов, позволил себе скрыть от нее что-то для нее очень-очень важное.
Что именно? Автор пока не знает, но, обратившись за разъяснениями к полковнику Молчанову, отказавшемуся (без объяснения причин) даже встречаться с журналистом, наводит на мысль: весь шум без видимого повода. Как говорится у классика, Иван Иванович поссорился с Иванов Никифоровичем».
Закончив читать и отложив в сторону лист бумаги, Фомин удовлетворенно потер руки.
– Классная заметка.
Григоров решил поправить:
– Не заметка, а, скорее, статья.
– Извини, но в ваших профессиональных терминах ничего не понимаю, – помолчав с минуту, добавил. – Поработал на совесть.
– Я старался.
– Понимаю, что такой текст левой пяткой не напишешь. Не требует почти никакого вмешательства.
Григоров встрепенулся.
– А что кроется под словом «почти»?
– Сущий пустяк, Евгений Васильевич.
– А именно?
– В два предложения надо внести поправку.
– Какую?
– Написано тобой: не стесняясь многочисленных очевидцев, напустилась с бранью. Лучше, если написать: не стесняясь многочисленных очевидцев, стала общаться на повышенных тонах.
– Ну, если вы так считаете…
– Да, считаю, ибо это в наших общих интересах… Чуть ниже стоит смягчить фразу, точнее, полностью изъять такие слова: известная всем склонностью к употреблению непечатных слов. Подумай хорошенько: как в первом, так и во втором случая могут потребовать доказать документально…
– А многочисленные очевидцы? Они могут подтвердить.
– Ничего и никто не подтвердит. Скорее всего, дадут другие показания. Это из гражданского судопроизводства, где заставить давать правдивые показания практически нельзя. Кто, согласись, открыто станет свидетельствовать против грозной начальницы?
– Вы убедили. – Григоров взял лист и внес обе поправки. – Теперь все?
– Да. Остается за малым. – Фомин взял исправленный текст и отнес в приемную. Вернувшись, сказал. – Галина Анатольевна сейчас быстрёхоноко набьет текст, отпечатает и вернет нам. Прочитаешь и если все будет в порядке, помчишься к главному редактору Муравьеву, вручишь статью лично ему в руки.
– А если не окажется его на месте?
– Сейчас выясню. – Набрав номер стал ждать. – Если не убежал в типографию, то должен быть там… Георгий Иннокентьевич, снова Фомин беспокоит… Вы будете на месте, если я вам подошлю гонца?.. За полчаса, думаю, доберется… Договорились. Удачи. – Фомин, отключив сотовый, обратился к Григорову. – Скор ли на ногу?
– Вроде бы…
– Заодно и познакомишься. Сотрудничество не на раз.
– Мы знакомы.
– Когда успел?
– Выходила газета «Право», где Георгий Иннокентьевич до закрытия работал редактором отдела… Я пописывал… Сотрудничал… Там же, кстати, работал мой друг и однокашник… Мы с ним вышли из одного детского дома, а потом и вместе заканчивали наш факультет журналистики. Феклистов его фамилия. Не слышали?
– Я его хорошо знал. Знаю, на чем он погорел, когда стал начальником пресс-центра главного УВД. Простодушен и его подкупили. Грубо говоря, подставили.
– Согласен: его вины в том инциденте не было. Если честно, я отговаривал его от службы в органах, среди солдафонов. Поступил по-своему. Жаль…
Вошла Галина Анатольевна и положила на стол перед Григоровым отпечатанный заново текст. Потом, глядя на своего любимого шефа, спросила:
– Чайком не побалуетесь? Готов и заварка свеженькая.
Откликнулся Фомин:
– Нет уж, сударыня. Мы – спешим.
– Что вы отвечаете за гостя?
– Потому что его ждут в редакции.
Григоров оторвался от текста.
– Да-да.
Галина Анатольевна, недовольно покачав головой, вышла.
Фомин, наблюдая, как журналист внимательно вычитывает текст и нетерпеливо ёрзает в кресле, заметил:
– Зря время теряешь.
Григоров поднял глаза.
– Почему? Мало ли при набивке что может вкрасться.
– Только не у моей делопроизводительницы. Как-никак, а тридцать лет преподавала русский язык в старших классах школы. Даже тебя может научить многому, а про меня и речи не может идти.
– Ну… В таком случае – бегу. Как бы не опоздать. И к тому же последний рейсовый автобус уходит в Староуральск через два часа.
Глава 6
Страсти накаляются, но почему?
Суета
Уже десятый час, а делопроизводительницы частного детективного агентства все еще нет на рабочем месте. Нет, и несколько часов не будет. Зато ее шеф там, где ему и положено быть, – в руководящем кресле. Нельзя же офис, считает он, закрыть на клюшку. Вообще говоря, следовало бы пополнить штат. Хотя бы принять на работу секретаршу, чтобы та все время сидела у телефона и отвечала на вызовы; не мешало бы заиметь второго детектива, которому бы хватило работы и который бы снял с плеч шефа рутинные дела. Однако… Увеличив фонд заработной платы, увеличатся существенно выплаты в социальные фонды. Накладно и пока его доходы могут не выдержать подобной нагрузки.
Шеф, которого то и дело отвлекают телефонные звонки, пытается работать с документами. Работает и мычит себе под нос:
«Я люблю тебя, жизнь
И, надеюсь, что это взаимно…»
Шеф взглянул на настенные часы: одиннадцать двадцать. Похоже, его спецпредставитель уже в Староуральске и выполняет его личное задание.
Звонит, наверное, в сотый раз стационарный телефон, на время отсутствия Галины Анатольевны звонки которого выведены напрямую.
– Частное детективное агентство… Доброго здоровья… Слышу… Так… Выкупила дополнительный тираж?.. Как и договаривались… Зачем это мне?.. Насколько мне известно, староуральцы отказались от распространения… Вот-вот… Георгий Иннокентьевич, не мытьем так катаньем… Хочу заставить читать, если даже они… Иначе… Глас вопиющего в пустыне… Выстрелы вхолостую… В этом нет никакого интереса… Нет, я имею в виду холостые выстрелы… Да, верно… Всего наилучшего… Пока!.. Кстати, вчера у вас должен был появиться Григоров… И как?.. Насчет статьи… А-а-а… Фирма веников не вяжет… Значит, в следующем номере?.. Жду… Обещал, что больше никаких «досылов»… Держать слово – это мое хобби… Да… Всего!
Шеф, положив трубку на аппарат, самодовольно хмыкнул, потом вслух процитировал любимое произведение Гашека, точнее, фразу, принадлежащую подпоручику Дубу:
– Вы знали меня с одной стороны, но вы узнаете и с другой стороны.
Он вновь замычал, но уже другую песню:
«Была бы страна родная
И нету других забот…»
Вновь зазвонил телефон. Шеф поднял трубку, хотя отчего-то в этот раз делать этого ему страшно не хотелось.
– Слушаю… Да… Жду… Доброе утро, Павел Михайлович… Вот как?.. Прочитали?… Возмущены?.. А что там такого?.. Нет, еще не видел… Мне газету доставляют лишь во второй половине дня… Неужели искажены факты?.. Нет, а в чем тогда дело?.. В газете разве единственное подобного рода сообщение?.. Вот видите, Павел Михайлович… Я не думаю… В России свобода печати, пусть уже и стала относительной… Вот оно что… Не понимаю… Не понимаю, чего надо Ромашиной?.. Об имидже печется?… Понятно: не хочет, чтобы трепали ее фамилию… Но вы-то тут причем?.. Вот именно… Да… Перемелется – мука будет… Сочувствую… Хотелось бы знать, кто дал редакции эту информацию?.. А зачем?.. Не заморачивайтесь… Я?! С какой стати?… Я единственный, кто?.. Чепуху говорите, Павел Михайлович… Мог кто угодно… Например, любой из ваших сотрудников… Я?.. Мне позвонили из редакции… Наверное, чтобы уточнить у меня, знаю ли я что-либо по этому случаю… Врать не стал… Сказал, что господин Ромашин действительно попытался подать заявление о розыске жены, но заявление на самом деле в управлении не приняли… Но разве это не так? Не хотите ли сказать, что я должен был отрицать очевидное?.. Из корпоративной этики?.. Как бывший сыщик?.. Нет-нет: я, во-первых, не сыщик, во-вторых, уголовного дела нет и нет также с вашей стороны никакого расследования… Вот, если бы… Увы, Павел Михайлович, если бы даже знал, кто автор информации и как она просочилась в газету… Все равно бы вам не сказал… Могу предположить лишь, что мог кому-то сказать сам Ромашин Сергей Юрьевич… Звонили?.. И что он?.. Правильно сделал, что отказался разговаривать на эту тему… Имеет полное право… Его личное дело… Извините, Павел Михайлович, но наш разговор теряет всякий смысл… Понимаю вас, но ничем помочь не могу… Взаимоотношения с главой городской администрации – это ваши проблемы и меня они никак не касаются… Собираетесь обратиться в главное управление внутренних дел?.. Ради Бога, но там вас вряд ли поймут… Потому что в газетах подобные информации появляются пачками, в том числе и с подачи самих органов… Извините, что не смог ничем помочь… Увы!
Фомин, отключившись, фыркнул.
– Ага, – проворчал он, – уже прочитали и засуетились… То ли еще будет, когда всерьез возьмусь… Впрочем, чего все суетятся? Да, имидж. Да, поползут слухи по городу. И что? Лично мне – на руку…
В половине третьего появилась его «сударыня», раскрасневшаяся от мороза, который все крепчает. Шеф взглянул, увидев довольное лицо, понял, что миссия удалась. Вида же не подал.
– Ну-с, сударыня, рассказывайте.
– Докладываю в подробностях, шеф. Поручение выполнила: доставила свежий номер по указанным адресам, в том числе оставила два экземпляра в УВД, три экземпляра в мэрии, по экземпляру гражданам, проживающим по соседству с Ромашиным.
– Значит, видела дом главы администрации?
Галина Анатольевна кивнула.
– Рассмотрела, насколько возможно.
– Какие впечатления?
– Три этажа, из красного кирпича. Башенки по углам, всякие пилястры, колонны и всякая другая дребедень. Аляповато. Дурновкусие. Земельный участок большой, не меньше гектара. Подобных особняков достаточно и в пригородах Екатеринбурга: видела, когда ехала в автобусе… Элита друг у друга учится.
Фомин усмехнулся.
– Один из получателей уже мне позвонил.
– Кто?
– Начальник управления.
– Так быстро отреагировал и это значит, что задело. Что ему надо было?
– Очевидно, хотел узнать, не я ли распространил информацию.
– Чует… Не ты один, оказывается, имеешь интуицию.
– Да уж… Я попытался разуверить…
– Дорогой мой шеф, скажите, зачем все это? Чего хотите добиться? А что если, все это банально?
– Например?
– Жена Ромашина отлёживается у любовника.
Фомин кивнул.
– Как вариант… Но внутренний голос подсказывает, что тут что-то другое, что-то серьезное. И чтобы быть готовым, горожу весь этот огород.
Сударыня усмехнулась.
– Тревожный симптом…
– Это о чем?
– Когда человек начинает слышать голоса. – Галина Анатольевна встала. – Вообще-то, дорогой мой шеф, я задание выполнила на двести процентов.
– Извольте поделиться, сударыня, как это вам удалось?
– У меня оставалась еще приличная пачка. Решила оставшиеся газеты растолкать по абонентским ящикам, головного почтового отделения. Подумала: чем больше людей прочитает, тем больше будет для тебя пользы. Я права, шеф?
– Конечно, милочка! Нет, чтобы я без вас делал?! В этом и цель: чем больше людей прочитает, тем лучше.
– Но это же дополнительные расходы.
– Вот куркулиха, а? Жаба начинает душить, да? Успокойся: думаю, что траты окупятся.
– Цыплят по осени считают… Посмотрим.
Галина Анатольевна вышла и занялась делопроизводством.
Фомин остался сидеть, тупо глядя в окно, где, как ему показалось, разыгрывается настоящая метель.
Зазвонил телефон. Оказалось, что на том конце провода заказчик. Сергей Юрьевич Ромашин сказал:
– Простите, но стоило ли публиковать в газете?
– Но я-то тут причем? – Ответил Фомин. – Журналиста, как и волка, ноги кормят. Каким-то образом узнал и…
– Мне звонил полковник Молчанов.
Фомин притворился, что ничего не знает об этом звонке.
– Странно… Чего он хотел от вас?
– Предположительно, хотел узнать, не я ли отправил в газету информацию.
– И… Вы?
– Отказался разговаривать на эту тему.
– Вы, Сергей Юрьевич, правильно поступили.
– А мне показалось…
– Даже не сомневайтесь… Что касается действий журналистов, то оставим это право за ними и не будем вмешиваться, хорошо?
– А если гласность пойдет во вред, помешает вашему поиску?
– Я так не думаю, Сергей Юрьевич. Скорее наоборот.
– А какую мне занимать позицию?
– Пожимайте плечами и делайте вид, что сами ничего не знаете, ничего не понимаете.
– Кто бы ни спрашивал?
– Да-да-да.
– Вас понял.
И абонент отключился.
Вопросы
Сергей, которому недавно исполнилось двадцать пять, после окончания Уральского федерального университета имени Б. Н. Ельцина, трудится в мэрии: мамочка настояла. Поупирался немного, а потом все-таки согласился. Нельзя было не согласиться, потому что напор был невероятный. Вообще-то ему хотелось заняться бизнесом – тянуло сильно, причем давно, еще на первом курсе. Каким видом бизнеса? Положил глаз на автосервис, то есть диагностика, технический осмотр, обслуживание, текущий и гарантийный ремонт легковых автомобилей. Свою иномарку, подаренную ему матерью на его двадцатилетие, между прочим, ремонтировал и ремонтирует своими руками: считает, что лучше его этого никто не сделает. Даже присмотрел помещение на въезде в Староуральск. Но… Не получилось. Смирился с годами.
Сейчас-то Сергей понимает, что у него ничего бы не получилось. Мать была права, говоря, что с его характером, мягким и уступчивым, либо его бизнес сгорит дотла уже через полгода, либо конкуренты, более хваткие, чем он, разорят, либо, что еще страшнее, наедут местные или екатеринбургские братки, с которыми не только он, а и полиция не может справиться – пасует и разводит руками.
Должность Сергея – ведущий специалист по связям с общественностью. Никакой он не «ведущий специалист», а смех на палочке, человек, создающий видимость работы, человек, как он сам любит выражаться, часами бьющий баклуши. Любого другого выперли бы уже через месяц, но только не его: непосредственный начальник заискивающе глядит, делает вид, что не замечает ничем не прикрытое бездельничество подчиненного, более того, включает всегда в список на материальное поощрение. А когда Ромашина спрашивает, как ее сынок, этот олух царя небесного, то непременно возражает, утверждая, что ее сын – отменный специалист, добросовестный и аккуратный, что таких грамотных работников еще поискать надо. Мать при этом хмыкает и делает вид, что так и есть. А что еще матери надо? Сердце спокойно: сынок любимый всегда на глазах, под ее присмотром и если что, то тигрицей кинется на защиту единственного и неповторимого. То, что «олухом царя небесного» прилюдно называет, – не в счет: должна же она показать всем, что и к сыну относится как всего лишь к одному из подчиненных, то есть объективно. Но ушлых чиновников не обманешь. Они-то прекрасно знают, что сынок для маменьки – ясный свет в окошке, что никого дороже нет и быть не может.
Сергей помнит, как в пятом классе он позволил себе однажды проводить из школы до дома девчонку, между прочим, отличницу. Мать, увидев, устроила проработку, запретив сыну даже приближаться к девчонке. Потом, несмотря на то, что еще не была всемогущей начальницей, потребовала от классного руководителя докладывать ей, с кем дружит ее сынок, чтобы классный руководитель препятствовала общаться Серёженьке со всякой, как маменька выражалась, швалью. Когда сынок уже перешел в десятый класс, а учился он, кстати говоря, весьма посредственно, маменька присмотрела для сыночка подружку из того же класса, дочь генерального директора местного крупного завода. Девочка была явно не красавица, да и умом не блистала, но зато, по мнению маменьки, это была ровня ее сыну. Сын же проявлял равнодушие к избраннице, оставался холоден, несмотря на то, что маменька постоянно зазывала избранницу в дом, устраивала в ее честь семейные вечеринки-чаепития, открыто называла будущей невесткой. Девочка все принимала за чистую монету, верила Сережиной маменьке и, наверное, строила далеко идущие планы, потому-то не скрывала – Сереженька ей очень и очень нравится. И даже ревновала, эмоционально реагировала, когда видела, что ее избранник проявляет интерес к другим одноклассницам, отдавая им явное преимущество. Бывало, что звонила Ольге Валерьяновне, жаловалась, что к ней Сержик холоден, в отличие от других школьниц. После подобных звонков мамочка устраивала воспитательные мероприятия. Сын слушал, согласно кивал, даже, чтобы усыпить бдительность, поддакивал, но продолжал вести себя вне дома по-прежнему.
Сергей уже тогда понимал, что, несмотря на всевластие матриархата в его семье, на диктат женщины по отношению не только к нему, а и к его отцу, на самом деле последнее слово все равно будет за ним: открытого бунта он устраивать не будет, однако в безмозглую и покорную овечку его никто не превратит, даже любящая его мать-эгоистка.
Сегодня, как всегда, с утра Сергей прошвырнулся по кабинетам мэрии, поболтал с себе подобными чиновниками, вернувшись к себе, пошуршал для вида какими-то бумагами, потом сбегал в буфет, покушал и выпил кофейку. После двух часов по полудни с азартом поиграл в компьютерные игры, а уже через два часа, одевшись, ушел, не попрощавшись с коллегами, не поставив в известность непосредственного начальника. Поведение настолько привычно, что никто и не обращает внимания.
Молодой чиновник постоял несколько минут на крыльце, потом спустился, прошел на стоянку служебного транспорта, какое-то время постоял возле своей красавицы-иномарки, сел, запустив двигатель, умчался. Уже несколько дней не находит себе места, особенно неуютно чувствует себя среди знакомых людей. Однако по нему никто не может определить, насколько ему тревожно, тревожно не за себя, а за судьбу исчезнувшей жены. Все, глядя на него, завистливо думают: счастливчик, баловень судьбы, у которого не жизнь, а малина. На самом деле… Нет, он и в самом деле баловень судьбы – это факт, отрицать который глупо, однако и у таких, как он, в жизни случаются, оказывается, неприятности. Да еще какие!
Подвернув к воротам родимого особняка, Сергей не стал вызывать охранника, а своими ключами открыл кодовые замки, раздвинул створки, загнал машину в гараж, точнее, в один из трех боксов. Оставив там машину, не закрывая двери, а лишь прикрыв их, вошел в дом, поднялся на второй этаж, где в коридоре к нему с визгом помчалась трехгодовалая дочурка, а следом шла воспитательница. Конечно, на воспитательнице настояла опять же его мать, потом, подбирая достойную кандидатуру, она долго рылась в списке претенденток. Сделав выбор, не советуясь ни с кем в семье, осталась довольна. Сергей считал, что есть мать, которая находится в отпуске по уходу за ребенком, что ей и все карты в руки. Его мнение было не в счет, тем более, когда бабушка уже приняла решение, от которого она никогда не отказывалась и не откажется. Говоря по чести, выбор был удачным, воспитательницей вся семья не могла нарадоваться. Дробышева Алла Денисовна, женщина 58 лет, до выхода на пенсию тридцать лет проработала воспитательницей в одном из лучших детских садов города. Более того, к ней сразу же привязалась Ксюшка, названная этим именем в честь матери Ольги Валерьяновны.
Девчушка подбежала и тотчас же, подхваченная сильными руками, оказалась в отцовских объятиях.
– Папочка, можно я на ушко что-то спрошу?
Он прижал дочь к груди.
– Ну, конечно, любимая!
– Папочка, а ты маму не пливез?
Сергей тотчас же помрачнел. Он еще крепче прижал маленькое тельце.
– Нет, любимая, нет.
– Мамочка не хосет, да? Мамочка не скусает по мне, да?
– Что ты! Что ты! Она хочет и сильно-сильно скучает, но… пока не может. Давай, любимая, еще наберемся маленько терпения и подождем.
– Хосу маму, – девочка закуксилась и в глазах появились слезы, – так скусаю. – Ксюшка чмокнула в щеку отца, а потом спросила. – А ты тоже скусаешь?
Сергей глухо ответил:
– Еще как!.. Я ведь ее люблю…
– Сильно-сильно, да? Как меня?
Сергей кивнул. Он не мог ответить, потому что в горле стоял ком. Алла Денисовна все поняла и пришла на помощь.
– Ксюшенька, мы поспали, покушали, а теперь пришла пора позаниматься.
– Но папа…
– Твой папа никуда не денется.
– Да, папоска? Ты будешь дома и никуда не денешься?
– Будь в этом уверена.
Отец спустил дочь на пол. Воспитательница увела ее в детскую.
Сергей же вышел из дома, прошел в гараж и занялся своей машиной. Ему надо было успокоиться. Дочь раз за разом, разрывая его сердце, спрашивает о матери, но он ничего ей не может ответить. За что ему такие мучения? Не за что! Потому что не заслужил. Неужели убежала с любовником, бросив не только его, но и малолетнюю дочь? Он видит разные шоу по телевидению, где чудовища-матери творят просто немыслимое со своими детьми, а с мужьями тем более. Нет, его любимая Светланка на такое не способна. Он жену не мог обидеть – ни словом, ни делом. Это знают все. Пусть бы кто-нибудь попробовал обидеть его Светланку, даже мать, которую он также обожает, он, Сергей, разорвал бы на части. И это не фигура речи. Это знает вся семья. И даже соседи. Или те же сослуживцы, которые, да, за спиной злословят о нем, считают лентяем (и правильно считают), маменькиным сынком, баловнем судьбы, но что касается его взаимоотношений с супругой – ни у кого язык не повернется сказать что-либо дурное.
