На другой день5, с утра, когда Фомин не успел сделать еще и пары деловых звонков, ему неожиданно (для него неожиданно, но не для «главной канцеляристки» Галины Анатольевны) нанес визит Курбатов. Увидев его еще в дверях, хозяин офиса вскочил, ногой отшвырнув в сторону руководящее кресло, бросился навстречу визитёру. Обнимая его и похлопывая по спине, повел к полуовальному журнальному столику из орехового дерева, усадил в одно из кресел, а сам уселся в другое.
– Здравствуй, друг!
– Здравствуйте, Александр Сергеевич, – счастливо улыбаясь, ответил визитёр.
Фомин, нахмурившись, покачал головой.
– Даже так? Уже на «вы»? С каких это пор? И с чем связано? Если мне не изменяет память, давным-давно об этом предмете условились. В Нижнем Тагиле, помнишь?.. Понимаю, что с тех пор многое изменилось…
– Александр Сергеевич, но я…
– Молчи уж… М-да… Орел… Кровь с молоком… Не тот хилый мальчишка… И не тот капитан… Полковник!.. А я… Кто я? Какой-то мужичонка с придорожной обочины. Подполковник, к тому же давно в отставке… Пыль под сапожищами полковника. Чуешь разницу?
Воспользовавшись секундной паузой, Курбатов ответил:
– Нет, не чую.
– Неужто, просиживая штаны в руководящем кресле, прежнее чутьё порастерял? Обидно. Впрочем, власть развращает даже самого хорошего человека, а абсолютная власть развращает абсолютно.
– Вы…
Что хотел сказать Курбатов? Неизвестно. Потому что своим рыком его прервал Фомин.
– Опять?!
Курбатов рассмеялся.
– Ха-ха-ха!
– Что тут смешного?
– Как любил выражаться мой наставник, не опять, а снова. Вижу, не меняетесь… прости, не меняешься, Александр Сергеевич.
– Так-то лучше, – ухмыльнувшись, самодовольно сказал Фомин.
– Меня можно понять. Кто передо мной? Человек с большой буквы – Учитель… Вот и сбиваюсь иногда на «вы»… Понимать мою ситуацию надо.
Фомин, по-прежнему усмехаясь, кивнул.
– Понимаю, а потому и прощаю… на этот раз.
– Спасибо.
– Тебе спасибо, что не забываешь старика. Вот… Взял и ненароком заскочил… Порадовал.
– Мимо же ехал. Увидел аршинными буквами написано: частное детективное агентство «ФАС». Дай-ка, думаю, заверну. Годы проходят, а я по-прежнему скучаю.
– Не преувеличиваешь ли?
– Ни на грамм, Александр Сергеевич! Стыжусь…
– Чего, скажи на милость?
– Встречаться редко удается. Обижаешься, наверное.
– Не говори ерунды. Мне ли не знать, какова у тебя работёнка? Адова! Тут не только про друзей забудешь, а перестанешь узнавать мать родную.
– Я и рассчитываю на понимание с вашей… с твоей стороны.
Фомин резко поменял тему.
– Как обстановка на службе?
– Удовлетворительная, Александр Сергеевич. Лучше бы надо, да некуда.
– Начальство наезжает?
– Не то, чтобы наезжает… Но поговорить по душам не с кем.
– А Алёшка Самарин?
– Он же в другом управлении6. Видимся редко. Встретишься в коридоре: привет, как дела – и бежишь дальше.
– Свободного времени у каждого из вас – кот наплакал. Но все равно: не стоит рвать дружеские связи. Надо урывать минуты и на личное общение.
– Да, но… Дела эти проклятые…
– Неужели осточертели?
– Да нет, Александр Сергеевич. Это я для красного словца ляпнул. Работу сыщика люблю. Но угнетает, что бумагами заваливают. Живым делом некогда заниматься. Разного рода отчеты и доклады приходится писать по ночам.
Фомин заметил:
– На радость преступности.
Курбатов кивнул.
– Еще и в политику пытаются втянуть. Заместитель начальника главного управления по работе с личным составом с месяц назад намекнул, что не мешало бы мне с партией власти подружиться, что она пришла надолго, что расстановка кадров в ее руках, что о карьере можно забыть, что никогда не выйду на первые роли, если буду так открыто игнорировать «единых».
Фомин кивнул.
– Это мне знакомо… Как говорил незабвенный Премьер-Министр на заре становления новой России, какую бы партию мы ни создавали, а получается одна и та же – КПСС.
– Но это правда!
– Разумеется, Алексей. Все парламентские партии на одно лицо и внутрипартийное строительство одинаковое: внизу быдло, составляющее послушно голосующую серую массу, а наверху – вождь, перечить которому не смеет никто.
Курбатов сказал:
– Я не силен в политике, особо не вникаю, но даже я вижу, что демократией во всех партиях и не пахнет – сплошной волюнтаризм.
– Алексей, но так было и в советское время, которое ты не застал, то есть застал, но тогда, когда еще бегал по детсадовской площадке в коротких штанишках.
– Но речи, какие слова! Некоторые партийные лидеры, топорща павлиньи хвосты, пытаются кое-как критиковать, но достаточно большому вождю цыкнуть на них и они, поджав хвосты, бегут с покаяниями, падают в ноги, просят прощения, а их фракции в думе потом единодушно голосуют за любой законопроект.
– М-да… – Фомин стукнул по подлокотнику кресла. – Еще Демокрит говорил, что многие, совершающие постыднейшие поступки, говорят прекраснейшие речи.
– Тысячелетия проходят, а народ, по сути, не умнеет. Александр Сергеевич, так хочется сказать правду обо всем, что вижу, но боюсь, что останусь непонятым.
Фомин хмыкнул.
– Опять таки обращаюсь к Демокриту: «Говорить правду надо в том случае, если это лучше, чем смолчать». Так что делай выводы.
– Делаю, поэтому и пытаюсь особо, без крайней нужды не раскрывать рта. Но за Россию обидно…
– Обидно, но это выбор россиян. Народ имеет ту власть, которой заслуживает.
– Ладно… Не будем об этом… Как у тебя, Александр Сергеевич, дела?
– Всё нормально, Алексей.
– Концы с концами удается сводить? Нынче с малым бизнесом, а он, как я понимаю, именно таков, не все в порядке. Тебя, как других, не душат?
– Пусть только попробуют!
– Не переоцениваешь себя?
– Нисколько, Алексей. Все финансовые дела веду так, чтобы и комар носа не смог подточить. Все взаиморасчеты только по безналичке.
– В том числе и за услуги заказчиков?
– Естественно. Перечисляют, согласно заключенному между сторонами соглашению, на расчетный счет в банке. Ты видел мою делопроизводительницу?
Курбатов рассмеялся.
– Видел.
– Вся бухгалтерия – в ее руках. И в этом смысле ничто меня не беспокоит.
Курбатов попробовал возразить:
– Но она педагог, а не финансист.
– Главное – она честный человек.
– Честность важна и нужна, но… В финансовом делопроизводстве столько подводных камней, что налоговики всегда найдут крючочек, за который могут зацепить.
– Уверяю: у меня не найдут! Проверяли, копались, но ушли ни с чем. Да, в первый год моей делопроизводительнице было нелегко. Плюхалась. Но я посоветовал завести дружбу с опытным старорежимным бухгалтером, который на пенсии. Нашла подходящую кандидатуру. Подружилась. И сейчас чуть что, звонит, консультируется. Слушает советы и впитывает. И теперь всякие там дебеты-кредиты от ее зубов отскакивают. Лихая, согласись, сотрудница?
Курбатов снова рассмеялся.
– Согласен. Такие сотрудницы на вес золота. Впрочем, у тебя других и быть не может.
– Не иронизируй, Алёшка!
– Хорошо, не буду. – Помолчав с минуту, спросил. – А с кредитом как? Наверное, висит над тобой как Дамоклов меч.
– Не висит, – самодовольно ответил Фомин.
– То есть?
– Если имеешь в виду кредит, взятый в банке на покупку квартиры под офис, то избавился уже семь лет назад.
– Досрочно погасил кредит?
– А на хрена мне долгосрочный хомут. В нем не чувствуешь себя свободным. Да и неудобно: все время шею трет.
– Понимаю, хотя обычно предприниматели не спешат расплачиваться по кредиту, иногда добиваются отсрочки платежей (это у них называется реструктуризацией), ссылаясь на финансовые трудности.
– Трудности? Тогда закрывай лавочку, распродавай собственность и рассчитывайся с банком.
– Справедливо.
– Знаешь, Алексей, у меня была еще одна причина для досрочного закрытия кредита. – Фомин замолчал, очевидно, раздумывал, признаваться в этом или нет. Все-таки продолжил. – Председатель совета директоров банка однажды завел со мной разговор насчет того, что не смогу ли я ему оказать некую услугу. Сразу насторожился.
– В тебе заговорила ищейка.
– Скорее, интуиция.
Курбатов рассмеялся.
– Долго же мне пришлось ждать, когда же ты произнесешь свое коронное слово.
– Увы, Алексей, но интуиция меня пока не подводила. В тот раз – то же.
– Если не секрет, что это была за «услуга»?
– Выслушав, догадался, что меня хотят использовать в качестве дубинки, устрашающей конкурента, то есть другого банкира. Был намек, что кредиторская моя задолженность, если окажу услугу, банком будет списана. Всё стало ясно и я вежливо отказался от участия явно в криминальной разборке.
– Всегда знал, что ты, Александр Сергеевич, большой умник и к тому же необычайно честен. Говорю прописные истины, но куда от них денешься.
– Не преувеличивай мои достоинства, Алексей. Я тебе так скажу – на самом деле прямой путь хорош, но не всегда по силам: жизнь без компромиссов невозможна.
– Понимаю, Александр Сергеевич, какие компромиссы имеешь в виду. – Курбатов, что-то вспомнив, взглянул на наручные часы. – Извини, мне пора: совещание намечено у большого начальства.
Фомин сыронизировал:
– Святое дело для служивого человека.
Курбатов встал. Пропустив на этот раз иронию друга мимо ушей, стал прощаться.
– Если во мне будешь нуждаться, звони в любое время суток.
– Воспользуюсь предложением.
– Без шуток, Александр Сергеевич!
– Какие еще могут быть в кругу друзей шутки?
– Ты знаешь, как я к тебе относился и отношусь… Ты самый дорогой для меня человек – был, есть и будешь.
– Знаю. Верю. И надеюсь. Говорю совершенно серьезно, Алексей.
– До встречи.
– До скорой.
Друзья обнялись. И через минуту в офисе от присутствия друга остались лишь воспоминания. Но воспоминания теплые. У Фомина – это точно.
В половине первого дня делопроизводительница покинула основное рабочее место, сообщив шефу, что ей надо сбегать по личным делам. И шеф на какое-то время остался один. Он распахнул широко обе двери в приемную для того, чтобы, во-первых, знать, если кто-то из посторонних войдет, во-вторых, чтобы слышать звонки стационарного телефонного аппарата.
Надежды, что дадут спокойно поработать, не увенчались успехом. Будто специально телефон затрещал беспрестанно и шеф только и знал, что бегать в приемную и отвечать. К тому же не всегда звонки были по делу. Недовольно фыркал, однако временные обязанности секретаря, функции которого также лежали на плечах отсутствующей делопроизводительницы, исполнял добросовестно.
Взглянув в окно, Фомин обратил внимание, что в «карман» припарковалась ярко-красная «Ауди», из которой вышел мужчина. Потоптавшись с минуту и поставив машину на сигнализацию, а затем, посмотрев на наручные часы, направился в сторону его офиса. Через минуту Фомин услышал, что входная дверь открылась и кто-то вошел.
– Здравствуйте…
– Проходите! – Крикнул Фомин. – Если хотите раздеться, справа от вас платяной шкаф, – пошутил. -Извините, что не держим швейцара.
В кабинете вскоре появился тот самый мужчина, приехавший на иномарке.
– Имею честь видеть… Александр Сергеевич?
– Он самый, – ответил Фомин и показал рукой на один из стульев. – Да вы присаживайтесь: как говорится, в ногах правды нет.
– Благодарю… Я – Ромашин… Вчера звонил…
– Пришли точь-в-точь.
– Старался… Попал на въезде в Екатеринбург в пробку… Слава Богу, выполз… Успел.
– Уважаю людей слова.
Посетитель развел руками.
– Увы, не всегда получается.
– Итак, – Фомин взглянул на лист бумаги, лежащий справа, – Ромашин Сергей Юрьевич?
– Совершенно верно, Александр Сергеевич.
– Должен вас поставить в известность, что вся беседа с потенциальным клиентом будет записываться видеокамерой. – Мужчина заозирался, пытаясь отыскать устройство. – Камера – слева от меня.
Ромашин смутился.
– А… Без этого… никак?
– Увы, такие наши правила. А что вас смущает?
Ромашин поднял голову, посмотрел в объектив видеокамеры и, по-прежнему смущаясь, ответил:
– Запись может попасть в нехорошие руки.
– Ваши опасения, Сергей Юрьевич, в данном случае беспочвенны.
– Почему?
– Является конфиденциальной тайной агентства, о которой будут знать двое – вы и я.
– И… больше никто?
– Абсолютно. К тому же запись будет сохранена лишь в том случае, если мы заключим сделку и подпишем договор
– А если нет?
Фомин подумал: «Тёртый калач… Мужик осторожничает и поступает правильно».
– В таком случае при вас же вся запись будет стёрта. Останется лишь запись в журнале посещений о том, что вы были на приеме, а о чем шел разговор и какие его итоги – не будет ни слова.
– Ну, если по-другому нельзя…
Фомин перебил:
– Почему «нельзя»? Даже очень можно.
– В каком случае?
– Если вы воспользуетесь услугами другого детективного агентства.
– Нет-нет, Александр Сергеевич! Других – не хочу.
– С чего бы?
– Не доверяю, потому что «тёмные лошадки». Я же не просто так к вам пришел.
– Но вы, Сергей Юрьевич, и мне, как вижу, не доверяете, не так ли?
– Тут другое… Лучше, если как можно меньше наоставляю следов. Мало ли…
– Вы должны понять, что агентство должно иметь фактические доказательства вашего обращения и тех фактов, которые вы будете должны привести. И еще не факт, что я возьмусь за дело.
– По какой причине вы можете отказать?
– Далеко не все дела беру к производству.
– Например?
– Агентство «ФАС», допустим, не занимается слежкой за неверной женой. Обращения есть, но я на берегу отказываю.
– Не понимаю: какая вам разница? Лишь бы клиент заплатил за услугу, а все остальное…
– Этические нормы не позволяют.
– Но принято считать, что деньги – не пахнут.
– Для кого как.
– Это всего лишь пока слова, но во мне почему-то они укрепили доверие к вам.
– Значит?
– Принимаю ваши правила игры.
– То есть, вы не возражаете против видеозаписи?
– Не возражаю.
– Хорошо. Тогда – приступим к разговору по существу.
– Лично я – готов.
– Внимательно слушаю и, пожалуйста, как можно подробнее.
Ромашин рассказал свою, собственно, чрезвычайно короткую историю, а потом с надеждой в голосе спросил:
– Возьметесь?
– Пока, Сергей Юрьевич, не уверен.
– А что мешает?
– Все, что вы рассказали, – до чрезвычайности банально.
– Я этого не считаю. Наоборот…
Фомин кивнул.
– Своя боль – самая непереносимая и кажется страдающему, что все другие люди с подобным никогда не встречались. Пусть оправданный, но все-таки эгоизм.
– Вы – опытнее, мудрее и вам виднее, – ответил Ромашин.
Фомин задал еще несколько уточняющих вопросов, а потом подытожил:
– Я вас понял. В принципе, история не по моему профилю. Уже сказал, что семейными дрязгами не увлекаюсь – противно.
– С чего вы решили, что тут какие-то дрязги?
Фомин оставил вопрос без ответа.
– Во-вторых, у меня есть одно незаконченное дело, а вы, как я понял, хотите, чтобы занялся незамедлительно. Если бы вы согласились подождать, например, пару недель, тогда…
– Для чего ждать? Мне страшно, понимаете, очень страшно! – неожиданно для детектива выкрикнул Ромашин.
– За это время проблема сама собой может рассосаться.
– Догадываюсь, о чем вы: боюсь, этого не случится. Между прочим, как я слышал, розыск наиэффективен, если осуществляется по горячим следам.
– Вы правы. – Фомин вздохнул. – Не знаю, что с вами делать… М-да… – Он с минуту молчал, глядя в окно. – Давайте сделаем так: это дело разобьем на два этапа. И договор заключим пока на осуществление первого этапа.
Ромашин, насторожившись, спросил:
– Что это значит?
– Следующее: я должен буду сначала ответить всего на один-единственный вопрос…
– Какой именно?
– Где в настоящий момент ваша жена? Ответив на него, можно будет заняться и другими вопросами, то есть приступить ко второму этапу, если они, то есть следующие вопросы, сами по себе не отпадут. Не исключено, что вы сами захотите не знать ответы на них.
– А… Какие вопросы второго этапа?
– Простые: что и почему случилось, а также по чьей вине.
– Согласен, Александр Сергеевич.
– Напоминаю, Сергей Юрьевич: детективное агентство – не благотворительная организация, поэтому…
– Повторяю еще раз: я отлично знаю, к кому обратился и чего жду в конечном итоге.
Фомин услышал, что пришла его «главная канцеляристка», поэтому спешно стал заполнять пропущенные графы проекта договора, потом встал и вышел в приемную.
– Галина Анатольевна, внесите, пожалуйста, поправки и заново отпечатайте.
Фомин вернулся и тотчас же из приемной послышались мягкие звуки компьютерной клавиатуры.
– Итак, Сергей Юрьевич, мы заключаем договор для исполнения работ по первому этапу…
Вошла делопроизводительница.
– В проекте договора не указана общая стоимость оказываемых услуг.
– Простите. – Фомин обратился к заявителю. – Пятьдесят тысяч вас устроит?
– Как скажете, – ответил Ромашин.
– Учтите: оплата должна быть произведена не позднее завтрашнего дня и только тогда подписанный нами договор вступит в силу.
Ромашин кивнул.
– Хоть сейчас готов внести наличными. Деньги с собой.
Фомин отрицательно закрутил головой.
– Нет-нет, только по безналу.
– Могу перечислить со своей электронной карты на вашу и на это потребуется не больше часа.
– И этот вариант не подходит…
Вновь появилась делопроизводительница.
– В договоре необходимо указать паспортные данные заказчика услуги.
Ромашин достал из внутреннего кармана паспорт и протянул ей.
– Пожалуйста.
Сотрудница вышла.
Фомин продолжил прерванную фразу:
– Деньги надо перечислить на наш расчетный счет и непосредственно, это желательно, в офисе Сбербанка.
– Ну, на это потребуется больше времени, но гарантирую, что завтра утром деньги будут у вас.
Вновь появилась сотрудница и положила перед Фоминым бумаги.
– Благодарю. – Он встал, прошел к сейфу, открыл, достал оттуда круглую печать и вернулся на место. Просмотрев внимательно текст, чего мог бы и не делать, ибо ни минуты не сомневался в добросовестности единственного подчиненного, потом оба экземпляра договора протянул Ромашину. – Внимательно прочтите и подпишите оба экземпляра.
На это Ромашину хватило и двух минут. Документы вернулись к Фомину. Тот расписался и потом стукнул дважды печатью.
– Ваш экземпляр, Сергей Юрьевич. Прошу.
Ромашин встал, свернул листы договора и положил во внутренний карман куртки.
– Разрешите откланяться… Надеюсь, что все пройдет удачно.
– Можете не сомневаться. Кстати, вы, наверное, не обратили внимания на одно уточнение, содержащееся в подписанном нами договоре.
– Простите?..
– Если услуга по каким-то причинам не будет оказана или оказана, но не в полном объеме, то в этом случае агентство гарантирует полный или частичный возврат оплаченной суммы.
– Это хорошо… Но я бы этого не хотел… Время работает не на нас.
– Пусть нам сопутствует удача, Сергей Юрьевич.
Заявитель вышел.
Фомин подошел к окну. Увидев, как Ромашин садится за руль машины, подумал: «Не собирается ли меня водить за нос? Если даже и собирается, то у него ничего не получится: не на того нарвался».
Хозяин вернулся к столу, взял подписанный сторонами договор, положил в сейф и закрыл.
Прошел в приемную.
– Не пора ли, сударыня, по домам? Время уже. Тем более, что мне завтра рано вставать.
– Едешь в Староуральск?
– Еду, сударыня, еду. Обязательства надо выполнять.
– Не горит.
– Это вам так кажется, Галина Анатольевна…
Детектив бодренько, будто ему тридцать, а не пятьдесят пять, взбежал по ступенькам крыльца, высоко вздымавшегося над землей, и остановился на верхней площадке; подняв голову вверх, недовольно пробурчал:
– Хмурится…
Уральское небо, в самом деле, пугающе плотно затянуто чернотой, от чего полдень стал похож на сумерки; а внизу волнами бежали снежные вихри, тотчас же скрывавшие человеческие следы.
Постучав нога о ногу, чтобы сбить налипший снег, потянул на себя дверь и вошел внутрь. Дверь за ним медленно стала закрываться. Оглянувшись, вновь (по-прежнему односложно) то ли всерьез, то ли иронично пробурчал:
– Цивилизация…
Осмотревшись, заключил обратное:
– Без перемен…
Фомин не был здесь много лет, однако всё узнаваемо: вон, на боковой стене написано «дежурная часть», а чуть ниже окошечко, напоминающее амбразуру неприятельского дота. Подошел. Увидев, что сидящий за амбразурой мужик, не обращает на него никакого внимания, козонком постучал по стеклу. Не сразу, но чья-то рука открыла створку. И он услышал того, который, продолжая перебирать папки, не глядя на него, спросил:
– Чё надо?
Вопрос, конечно, интересный, поэтому вынудил Фомина саркастически заметить:
– Забаррикадировались. От кого? От законопослушных граждан или от тех, с кем по чину положено сражаться в чистом поле и лицом к лицу?
Тамошний мужик скривился. Скорее всего, подумал Фомин, его юмор здесь не понят.
– Поговори мне, а то ведь… – презрительно сказал мужик и сплюнул под ноги.
– А что, интересно?..
В этот момент за спиной услышал командирский бас:
– В чем дело?!
Фомин обернулся: там стоял офицер полиции с одутловатым лицом, с синюшными мешками под глазами и откровенно выпирающим из-под полушубка брюшком.
– Да вот…
Хотел объяснить ситуацию, но тот не дал. На его обвислых щека появилась благожелательная улыбка, и он воскликнул:
– Ба, товарищ подполковник?! Каким ветром к нам занесло?
Фомин пожал плечами.
– Попутным… С востока же дует.
Офицер рассмеялся.
– Ха-ха-ха! Не изменились совсем… По-прежнему шутите.
– Ну, какие тут шутки? Вы – на западе, а я прибыл с востока.
Офицер согнал с лица улыбку.
– Хорошо-хорошо… Так в чем дело? У вас какие-то проблемы?
Фомин растерянно развел руками.
– Собственно, нет никаких проблем… Пришел, хотел, как обычный клиент, пообщаться с вашим человеком, а он… Стал грубить… И, знаете, прозвучало что-то, смахивающее даже на угрозу.
– Вот даже как? Он угрожает? Сейчас посмотрим. – Офицер буквально зарычал. – Лейтенант, сюда!
И пары секунд не прошло, как тот самый мужик, бледный и трепещущий как осиновый лист на слабом ветру, стоял перед разгневанным офицером, который буровил того ледяным взглядом. Фомин понял, что грозный командир откуда-то его, Фомина, знает, а весь гнев напускной, притворный: кто-кто, а Фомин на службе повидал подобного сорта офицеров и видел без всякого рентгена их насквозь. К тому же порядки, при которых всякий переступающий порог полиции изначально нелюдь, заведены не лейтенантом, а людьми куда выше его по чину, а потому грубость и хамство издавна укоренены, стали общим местом. Идут годы и десятилетия, а нравы не меняются. Эти нравы, похоже, всем нравятся и мало кто на подобное отношение реагирует. Фомин помнит рожденный афоризм еще в разгар строительства развитого социализма, который звучал: ты начальник – я дурак; я начальник – ты дурак. Особенно подобное укоренилось и расцвело буйным цветом в силовых структурах, особенно в органах внутренних дел, что особенно огорчало и огорчает Фомина.
Командир, статус которого Фомину пока не ясен, с рычания перешел почти на шепот.
– Ты такой крутой, да?.. Кому угрожаешь?.. Собрату по службе угрожаешь?.. Встретил бы ты, мозгляк, этого подполковника лет двадцать назад, то имел бы такой вид, что мать родная тебя не узнала бы.
Фомин ухмыльнулся.
– Но я и сейчас еще ничего… Могу, если понадобится поучить борзого идиота. Конечно, весовая категория сейчас иная, чуть-чуть за сто кило всего лишь перевалил, однако… Все еще в силе.
– Товарищ полковник… я… ну…
Мужик, наверное, хотел оправдаться, но начальство этого сделать не дало.
– Молчать, щенок! – В фойе вновь послышался грозный рык. – К концу дня – на стол объяснительную, а я подумаю, что с тобой сделать.
– Слушаюсь. Разрешите идти?
– Пошел вон, болван!
Полковник плюнул под ноги и повернулся к Фомину.
– Прошу ко мне… Посидим, вспомним былое. Надеюсь, найдете несколько минут в своем плотном графике?
Фомин, кивнув, пошел в след за полковником. Поднявшись на второй этаж, вошли в помещение, на двери которого не было никакой таблички. Перед ним сидели, уткнувшись симпатичными носиками в монитор компьютера, за барьером две девицы, слева – дубовая дверь. Полковник повернул к двери, что направо. Фомин боковым зрением заметил рядом с дверью, на стене табличку: «Начальник управления П. М. Молчанов».
Хозяин кабинета распахнул обе входные двери и, отступив чуть-чуть в сторону, широким жестом пригласил Фомина войти, потом, вернувшись в приемную, девицам сказал:
– Меня ни для кого нет.
Послышался миленький голосочек, переспросивший:
– Ни для кого?
– Непонятно выразился?
– Извините.
Вернувшись и прикрыв плотно обе входные двери, стал раздеваться и вешать полушубок и шапку в шкаф, вделанный глубоко в стену. Потом пригласил жестом и гостя:
– Прошу, товарищ подполковник!
«Товарищу подполковнику» не оставалось ничего иного, как сделать то же самое.
Слева, возле огромного окна стоял журнальный столик, поверхность которого была из светло-голубого стекла, а с той и другой сторон стояли глубокие импортные кресла в чехлах из голубого велюра.
– Присаживайтесь, – пригласил хозяин.
Гость присел и утонул в кресле.
– Удобно, – сказал гость.
Хозяин поинтересовался:
– Может, чашечку горячего кофейку?
Фомин отрицательно мотнул головой.
– Не стоит.
– А что, если чего-нибудь покрепче? Например, коньячку? У меня – крымский, семилетней выдержки, отличный напиток. Не сопоставим ни с грузинским, ни с молдавским.
Фомин вновь отрицательно мотнул головой.
– Тем более.
– Очень жаль, товарищ подполковник. – Хозяин устроился в другое кресло и протянул вперед ноги, положив их одну на другую. – Давно, – хозяин вздохнул и покачал начисто облысевшей головой, – не встречались… Сколько же лет прошло? Не меньше, пожалуй, пятнадцати.
– Простите, а мы разве встречались когда-либо?
– Ну… как же?! Неужели забыли? Помните, грандиозное уголовное дело, по которому проходило не меньше, если мне не изменяет память, двадцати подонков, активных членов нашего организованного преступного сообщества? Вы, между прочим, тогда показали образцовую сыскную работу. Нет-нет, забыть вы не могли.
– Если вы имеете в виду так называемую «школу олимпийского резерва»7 и главаря…
– Именно так!
– Ту работу помню… Как не помнить… Полгода без малого пахали староуральскую землю… Выпахали кого следовало, вывернули наизнанку…
– Блестящая работа, я вам скажу. Я своим оперативникам часто привожу в пример вашу работу.
Фомин усмехнулся.
– Не преувеличивайте. Работа как работа… Ничего особенного. Да, те оперативно-розыскные мероприятия помню, но вас, извините… Запамятовал… Не обижайтесь только, ладно?
– Не вопрос, товарищ подполковник. Кто я и кто вы? Я – тогдашняя зелень, только-только выпустился из Нижнетагильской школы милиции, какой-то лейтенантик, писавший на первый снег, а вы… О, вы были асом сыска. Нам еще на занятиях часто рассказывали, как вы в Нижнем Тагиле разворошили и уничтожили опасное «осиное гнездо»8.
Фомин покраснел. Отрицательно замотав головой, сказал:
– Если речь идет об ОПС «Высокогорье» и тамошнем пахане Курдюкове, то там много людей работало – и следователей, и оперативников… Я один из них… Всего-то…
– Не скромничайте. А на кого тогда покушались? Кто, если не вы, лишь по счастливому стечению обстоятельств остались живы?
– Позвольте уточнить… «Счастливое стечение обстоятельств» в той ситуации ни при чем: жив остался благодаря сообразительности, ловкости и отваге капитана Курбатова.
– Постойте-ка: это не тот ли Курбатов, который в настоящее время в должности заместителя начальника уголовного розыска Главного управления внутренних дел области?
Фомин усмехнулся.
– Он, паршивец, он… Карьеру делает только так… Не успеваю следить… Вроде, еще вчера был майором, а сегодня уже на погонах имеет три звезды, как и вы… Шустрый Алёшка, до ужаса шустрый.
Полковник Молчанов кивнул.
– Скорее всего, «мохнатую лапу» заимел в верхах. Кто-то двигает.
Фомин, демонстрируя недовольство, скривился.
– Чепуха! Чрезвычайно умен, поэтому и растет.
– В наше время только лишь на уме далеко не уедешь.
– Считайте, что тут налицо исключение из правила.
– А вот о вас, господин подполковник, слышал…
Фомин прервал и довольно резко:
– Знаю-знаю: в неудачниках ходил, поэтому за четверть века службы еле-еле докарабкался до двух звезд. Хотя… Моя проблема другая: неучем остался. Поленился, в отличие от других, пойти хотя бы в Высшую школу милиции. Застрял на среднем образовательном уровне. Мы, русские, как сказал один классик, ленивы и не любопытны… Я не сожалею. Потому что начальства из меня, даже став академиком9, все равно бы не вышло.
– Почему?
– Как выразился советский классик, рожденный ползать – летать не может. – Фомин взглянул в окно, где метель, похоже, не только не стихает, а даже набирает обороты. – Так-то вот.
Молчанов неожиданно спросил:
– А знаете, по какой причине я вас запомнил?
– Интересно.
– Потому что вы меня, тогдашнего сосунка, осадили, поставили на место.
– Извините, бываю иногда грубоват. Обиделись, наверное?
– Ну, что вы! Благодарен за преподанный урок. Вы были правы: проявил высокомерие, за что и получил щелчок по носу.
– Язык мой – враг мой. Талдычу эту банальность всю жизнь, однако…
– Хорошо, не будем об этом. – Молчанов также взглянул в окно. – Кстати, господин подполковник…
Долго крепился Фомин, но все-таки не стерпел и, прервав собеседника, поправил:
– Был подполковник, да весь вышел.
– Вот как?
– Как только отсчитало положенное время на моих часах, так написал рапорт.
– А я не слышал.
– Не могли слышать: невесть какое событие для области. Таких, как я, тысячи.
– И… давно в отставке?
– Десять лет.
– Боже, как время летит!.. Я было подумал, не видя вас, что теперь проходите по другому ведомству.
– Я – вольный человек, как та птица, которая летает, где хочет и куда хочет.
Молчанов покачал головой.
– Не верю, что вы можете тратить время на копание в дачных грядках.
– Правильно. Не хватало еще, чтобы я рвал сорняки, что-то там окучивал или подрезал – это не мое.
– Теперь времени свободного много и… чем же занимаетесь?
– Тем же самым, что и прежде.
– Не понимаю…
– Открыл в Екатеринбурге частное детективное агентство.
– И… есть спрос на ваши услуги?
– Немалый. Кстати, к вам заглянул не ради праздного любопытства.
– Я так и понял. Слушаю…
– Во-первых, решил по прибытии на вверенную вам территорию представиться.
– Разве это обязательно?
– Необязательно, но для себя посчитал желательным. Могут пойти слухи, дойдут до вашего управления и… В общем, сами понимаете.
– С трудом, – полковник полиции теперь уже натянуто ухмыльнулся, – но понимаю.
– Во-вторых, – продолжил Фомин, – располагаю информацией, что два дня назад в управление обращался некто… м-м-м, – Фомин сделал вид, что затруднительно вспоминает, – Ромашин…
Начальник управления, услышав фамилию, смутился, возможно, по этой причине перебил:
– Если не секрет, по какому поводу?
– Приходил, чтобы оставить заявление об исчезновении жены.
Молчанов опять-таки искусственно улыбнулся, что не прошло незамеченным. Фомин подумал: «С каждой минутой благожелательность с лица полковника исчезает».