Тагильцев опять возразил:
– Человек видит лишь то, что хотел бы видеть.
– Надеюсь, последнее замечание касается и вас, господин адвокат? К тому же, – Коротаев усмехнулся, – в мою задачу входит тщательное проведение следственных мероприятий, чем я и занимаюсь, подготовка обвинения и передача дела в суд. Осудить или оправдать – это дело суда.
– Да, но и следователь вправе прекратить следствие по делу…
– Вправе, но лишь в одном-единственном случае: если есть на то объективные данные. Повторяю: на данный момент их нет. И адвокат, кстати, их тоже не представил. Впрочем, – Коротаев посмотрел на Шилова, – подследственный сильно заскучал в ходе нашего философского спора о том, что объективно, а что нет, – следователь придвинул поближе к себе бумаги. – Перейдем к сути уголовного дела. Я задам вам, гражданин Шилов, несколько вопросов, а вы вольны отвечать на них или нет.
Шилов недовольно покрутил головой.
– Значит, для протокола?
– Естественно. В ходе проведения доследственных мероприятий сотрудники уголовного розыска установили, что вы, именно вы (материалы это подтверждают) написали анонимку на Колобова и затем отправили дознавателю. Теперь к вам вопрос: вам действительно что-то известно по факту аварии на путепроводе? Если известно, то что?
Шилов пробурчал:
– Ничего мне не известно. С дуру написал… Идиот, вишь ты…
– Я так вас понял, что вы признаете факт написания и отправки анонимки, но отрицаете, что располагали какой-либо информацией. Тогда другой вопрос: с какой целью, что вы преследовали, зачем вам это понадобилось?
– Озлобился… Перестал себя контролировать.
– Понимаю так, что вами управляла злоба. Еще вопрос: на что или на кого?
Вмешался адвокат:
– Подзащитный, напоминаю, что вы имеете право не отвечать.
Шилов буркнул:
– И не буду!
– Хорошо. Так и запишем: допрашиваемый отказался отвечать на вопрос, воспользовавшись правом, предусмотренным статьей пятьдесят один Конституции РФ. Следующий вопрос: какие у вас были взаимоотношения с Колобовым, с одним из сопредседателем НТПС? – в ответ – молчание. – Будете отвечать?
– Нет, – пробурчал Шилов. – Но у меня есть встречный вопрос: какое отношение имеет Колобов?
– Напоминаю: вопросы здесь задаю я. А вы, гражданин подследственный, либо отвечаете на них, либо нет. Вам ясно? – Шилов ничего не ответил. – Значит, ясно. Переходим к другому вопросу: согласно данным, полученным оперативным путем, у вас произошел инцидент с Колобовым в спортивном клубе тяжелой атлетики. Поясните, что это был за инцидент? И с чем связан? Будете отвечать?
– Повторяю: нет!
– Как вас понимать? Нет, ни с чем не связан? Или нет, не станете отвечать на поставленный вопрос?
– Не буду отвечать на поставленный вопрос.
– Хорошо. Так и запишем в протоколе. На этом, пожалуй, сегодняшний допрос я закончу, – Коротаев подписал протокол и протянул подследственному. Шилов, не читая, расписался. – Напрасно не стали читать.
– Что мне там читать? Я ничего не говорил.
– Мое дело вам напомнить, а ваше дело поступать так, как вам вздумается, – следователь придвинул листки протокола поближе к Тагильцеву. – Теперь – ваш черед.
Тагильцев неспешно прочитал эти два листочка протокола, потом еще раз прочитал и лишь после этого, не найдя никакой зацепки, поставил свою подпись.
Следователь обратился к охраннику:
– Уведите подследственного.
Охранник подошел к Шилову. Тот встал.
– Гражданин следователь, можно просьбу?
– Просьбу можно.
– Нельзя ли меня перевести в другую камеру?
– Это еще с какой стати?
– Одни салажата… вишь ты… Неинтересно с ними… Сопля зеленая.
– С этой просьбой – к администрации следственного изолятора. Ваше ходатайство может поддержать и адвокат.
Охранник скомандовал:
– Руки!
Шилов покорно закинул руки назад, и на них вновь оказались наручники.
9
Гостиница «Тагил». Самарин нашел нужный ему номер и постучал. Он предупредил о приходе, а все же постучать не мешает. Как-никак, а люди из области, значит, уже начальство. Что ни говори, как ни кочевряжься, что ни выделывай из себя, но тагильчанин есть тагильчанин: хоть и не сильно дальняя, а все-таки провинция. Нет того столичного лоска, нет!
Тагильчане (это-то Самарину хорошо известно) невероятно заносчивы и самолюбивы. Особенно из числа номенклатуры – как прежней, так и нынешней. Болезненно реагируют на любое слово, доносящееся из области. Не учите, мол, ученых: сами с усами. Однако (увы, но это так) учить есть чему, и учиться есть кому.
Гонору-то (Самарин не отрицает) у екатеринбуржцев не меньше будет. Когда приезжает сдавать экзамены (он учится в юридической академии), то видит же, до чего местные высокомерны по отношению к провинциалам. Будто они люди второго сорта. А ведь (если уж говорить начистоту) тупиц среди них не меньше и «шпорами» пользуются никак не реже. Тоже строят из себя невесть что. Апломба сколько, апломба!
Но его теска, Алешка Курбатов – не из их числа. По всему видно, умница. Поперек родительской воли, будто бы, пошел. Ему карачилась аспирантура. По меньшей мере, мог претендовать на должность следователя городской прокуратуры (диплом-то у него красный). А он? В сыщики двинул: это, будто бы сказал, по мне – и все! Сыщик, понятно, всего лишь в первом поколении.
Не то, что он, Самарин, у которого отец всю жизнь прослужил в милиции. Отец, правда, далеко не пошел. Но он и не гнался за чинами. Кулацкий сын. За то на отца всю жизнь косо смотрели. Но отцу (этим Алексей Самарин страшно гордится) не стыдно смотреть людям в глаза: служил честно и не крохоборничал, как иные, а потому семья жила и живет скромно. Зато – в чистоте! А это многого стоит. Особенно в нынешние времена.
Нынешние времена? А чем, собственно, они отличаются от прежних. Люди? Те же! И кабинеты у многих те же: таблички разве что поменяли. Нутро-то, нутро прежнее. Отец рассказывает: до чего ж партноменклатура была жадной?! Хватала и тащила – жареным и пареным. И не тронь! Не сметь прикасаться! Неприкасаемые, выходит. Глядя на них, и в милиции иные побирались. Говорить, правда, об этом вслух не принято было. Разве что на кухнях. Он был подростком, когда услышал о том, что под Нижним Тагилом тоже есть свой «БАМ». Так народ прозвал садоводческое товарищество, что неподалеку от крохотного поселка Борск. Здесь садоводы – сплошь городская элита и все наезжали в сверкающих лаком черных «Волгах». Вот где люди строились так строились! Какие коттеджи возвели – с мезонинами и балкончиками! Рассказывали, будто бы самая большая достопримечательность была скрыта под землей. Там, под коттеджами находились просторные подвалы, пол и стены были облицованы импортной плиткой, а температуру поддерживали огромные холодильные камеры. В этих подвалах номенклатура хранила припасы. В это садоводческое товарищество чужак попасть не мог – все свои: секретари горкома и райкомов КПСС, председатели горрайисполкомов, директора крупнейших промышленных предприятий, прокуроры, судьи и, естественно, высшее руководство тагильской милиции.
Почему «БАМ»? Потому что народ так назвал, а расшифровывал эти три буквы так – БОРСКАЯ АССОЦИАЦИЯ МОШЕННИКОВ.
Знала ли элита об этом? Не могла не знать. Но ее это ничуть не смущало. Потому что принадлежит к избранным, к сливкам советского общества. Принадлежать к сливкам считалось престижным. Этим гордились. За это держались, вцепившись мертвой хваткой, обеими руками.
– Да-да! Входите! – услышал капитан Самарин из-за двери. По его мнению, это был голос капитана Курбатова.
Самарин вошел. Огляделся. Он искал вешалку. Нашел. Снял штормовку и повесил на крючок.
– Чего топчешься? Проходи!
Из предбанничка ему не видно, но сейчас он уверен: голос Курбатова. Курбатов, видно, догадался, кто пришел.
Самарин прошел. Вновь огляделся по сторонам.
– А где все?
– Да проходи и присаживайся за столом. Господин подполковник, – Курбатов широко ухмылялся, – сейчас будет. Он изволит принимать душ. С полчаса уже плещется. Слышишь?
Из ванной доносился шум воды и басовитое кряхтенье.
Курбатов продолжал:
– Доконает он нас своим плесканием. Честное слово, доконает когда-нибудь. Утром полчаса, вечером полчаса. Иногда, ты представляешь, ночью встает и идет принимать душ. Явный сдвиг по фазе.
– Чистота – залог здоровья, – это сказал подполковник Фомин, появившись в комнате неожиданно. На нем был его неизменный нежно-розовый махровый халат. Полотенцем он усердно вытирал голову. Он кивнул головой Самарину. – Привет! Ты не стой, ты присаживайся. Будем ужинать.
– Я… собственно… Александр Сергеевич… намеревался дома поужинать.
– Разговорчики в строю! – шутливо прикрикнул Фомин.
– Слушаюсь, господин подполковник! – и Самарин, вытянувшись в струнку, приложил ладонь к голове.
Фомин, увидев, закачал головой.
– Ай-яй-яй. Как нехорошо-то, как нехорошо!
Самарин спросил:
– Александр Сергеевич, что-то не так?
– Еще как! Еще как! Забыли, сударь, что честь в данном случае отдавать не положено? Устав для кого писан, а? Я в халате… Да и ты также не в форме.
– Я же в шутку, Александр Сергеевич, – Самарину показалось, что подполковник всерьез его укоряет.
– Над Уставом изволите шутить, сударь? Устав есть Устав – это документ, не терпящий никаких вольностей. Ясно, Самарин?
– Так точно, господин подполковник!
– То-то же, – Фомин погрозил пальцем и скрылся в соседней комнате. Оттуда продолжалось доноситься его ворчание. – Я покажу вам, шельмы, как над Уставом шутить. Вы у меня еще попляшете. Ишь, что вздумали? Шутить над святая святых?!
Курбатов готовил ужин. Самарин предложил:
– Тебе помочь?
– Я заканчиваю. Порежу помидорчики, разложу на тарелке – и все.
– Каждый сам мог…
– Приятнее, когда на столе порядок. Так… ветчина нарезана, колбаса тоже, хлеб есть, соль, перец, горчица… Шеф острое любит… Ах, да, – он взял пучок зеленого лука, сбегал к мойке, прополоскал и положил на столе. – Майонеза, правда, маловато.
– И так сойдет.
– Ты плохо знаешь шефа: он такой гурман.
– Не клевещи на начальство, – пробасил за его спиной Фомин. Он был в брюках и голубой шелковой рубашке с закрученными рукавами выше локтя. Он сел на один из стульев. – Ну-с, господа, приступим, что ли, к вечерней трапезе?
Фомин выбрал самый толстый ломоть хлеба, положил на него сначала пластик колбасы, на нее пластик ветчины, еще две половинки вареного яйца, посолил, поперчил, сверху полив майонезом, стал медленно жевать.
– Стол-то царский, – заметил Самарин. – Если б знал, – он из пальцев сделал соответствующую фигуру, – то прихватил бы.
– Ты что?! Ни-ни! – Курбатов сделал мрачное лицо.
– Почему? Во вне служебное же…
– Все равно. У нас здесь монастырские порядки… Шефом заведенные…
Самарин возразил:
– Но даже в церкви причащаются и за грех не считают.
– У настоятеля нашего монастыря свои порядки и ты уж, пожалуйста, со своим Уставом к нам не лезь. У нас – сухой закон. И вообще: никаких излишеств.
Фомин ухмыляется и молчит. Он занят более важным делом, чем трепотня. Он встает, идет к холодильнику, приносит двухлитровую бутылку минеральной воды «Обуховская», наливает себе и придвигает ребятам.
– Привык, знаете ли, обязательно припивать.
Самарин спросил:
– А где капитан Комаров?
– Временно отсутствует, – ответил Фомин.
Курбатов же пояснил:
– Отпросился у шефа и уехал домой: завтра у жены день рождения.
– А я думал… Он мне ничего не сказал…
– К ночи обещал подъехать, – добавил Курбатов.
Фомин сказал:
– Пусть только попробует не подъехать.
– И что с ним будет, Александр Сергеевич?
– Три шкуры я с него спущу и голым в Африку пущу.
Курбатов засмеялся.
– Уж больно ты грозен, как я погляжу.
– А что? Я – такой.
– Именно «такой», – обращаясь к Самарину, Курбатов заметил. – Надоел со своим афоризмом. Только и твердит с утра до ночи: делу – время, делу – время, потехе – час.
Фомин, дожевывая бутерброд, возразил:
– Не мой афоризм, а Аллы Пугачевой. Из ее это песни.
– Да? – Курбатов ухмыльнулся. – А мне чудится, что господин подполковник приватизировал. Или прихватизировал, а?
Курбатов встал, взял чайник, сходил за водой и поставил кипятиться.
– Чай? Кофе? – спросил он.
Фомин откликнулся вопросом на вопрос:
– А чай у нас еще есть?
– Есть, но немного, – ответил Курбатов.
Фомин удивился.
– Два дня назад двухсотграммовую пачку лично купил.
– На сегодня хватит, – успокоил Курбатов.
Фомин заворчал:
– Водохлеб несчастный. Беспрестанно – все чай, да чай хлещет.
Курбатов понял, в чей огород камешек.
– Ничего другого не остается, когда на все остальные напитки строгое табу.
Самарин сказал:
– Я, пожалуй, выпью кофе.
– Ради Бога: порошок и сахар – на столе.
– Мама будет сердиться, – сказал Самарин, накладывая в стакан кофе и сахар.
– За что? – спросил Фомин.
– Ей не нравится, когда прихожу сытым. Сердится, что плохо ем.
Курбатов философски заметил:
– Все матери одинаковы.
Фомин, отвалившись на спинку стула, попивая маленькими глоточками чай, сказал:
– Ну-с, господа офицеры, пора и честь знать. Побаловались, теперь – за дело. Настала пора подвести итоги дня, обсудить и поразмыслить. Надеюсь, есть над чем, не так ли?
Курбатов согласился:
– Думаю, что да.
– Докладывай первым, если так.
– Я работал с Отрадновыми…
Фомин спросил:
– Это кто? – и тут же спохватился. – А… Ну, да…
Курбатов продолжал:
– Изучив обстановку на месте, я пришел к однозначному выводу: из гранатомета стреляли с лоджии именно квартиры Отрадновых.
– В этом никто и не сомневается, – обронил Фомин.
– А откуда у тебя, Александр Сергеевич, такая уверенность?
– Знаю – и все.
– И, конечно, утаишь, откуда?
– Утаю… Пока…
– Может, тогда и не стоит докладывать? – спросил Курбатов.
– Не обижайся, Алексей. Докладывай, а я – молчу.
– Следующий вопрос: как мог преступник оказаться на балконе?
Самарин, только что опорожнивший второй стакан кофе, спросил:
– Какой этаж?
– Второй, – ответил Курбатов.
– Преступник, – продолжил Самарин, – мог попасть всеми путями: сверху, снизу, слева, справа. «Домушники» так и делают.
– Все четыре варианта исключаются полностью.
– Почему? – недоверчиво спросил Самарин.
– Лоджия застеклена…
– Кстати, – спросил Фомин, – лоджия, а не балкон?
– В этом случае именно лоджия, Александр Сергеевич, хотя в этом доме есть и балконы.
– Ну и что? – Самарин продолжал возражать. – Так трудно, что ли?
– Окна соседей слева и справа – на приличном расстоянии. К тому же нельзя было попасть, не повредив остекление.
– Как я догадываюсь, хозяев дома не было…
– Не было, – подтвердил Курбатов.
– Значит, что? – продолжал развивать свою мысль Самарин. – Хозяева могли оставить одну из створок открытой. Забыли – и все. Разве не бывает?
– Это не тот случай. Старики утверждают в голос, что перед поездкой в сад они всегда закрывают створки рам. Закрыли и в этот раз.
– Все-таки могли забыть.
– Но не забыли. Потому что из материалов осмотра, который проводился вскоре после выстрела, явствует: все было закрыто.
– Это другое дело. Это аргумент. Хотя… Ну, ладно.
– Итак, – продолжил Курбатов, – остается одна возможность: проникновение через дверь квартиры.
– Скорее всего, так и было, – на этот раз сразу согласился Самарин. – Подобрать ключи для специалиста – не проблема.
– Экспертиза однозначно определила: замки открывались родным ключом. Отсюда вывод: ключи как-то оказались у преступников или у преступника. Я спросил хозяев: давали ли они ключи (хотя бы на короткое время) кому-либо? Категорически отрицают. Они сказали, что замки новые, куплены в феврале (это соответствует истине) и ключи никто из посторонних не мог даже в руках держать.
– И все-таки посторонние оказались в квартире.
– Да, оказались, – согласился с Самариным Курбатов и добавил. – Девочка, которая живет под Отрадновыми, говорит, что перед грохотом (так она определяет выстрел) слышала наверху осторожные шаги. Я попросил, чтобы хозяева мне представили все ключи, в том числе и запасные, которые прилагались к замкам при покупке. Они выдали ключи. Они после этого случая вынуждены были вновь заменить замки, поэтому старые они не выкинули. Сказали, что замки целые и их жалко выбрасывать. Оказалось в наличии четыре пары ключей (замка два). Я стал спрашивать: сколько ключей было при покупке в магазине? Мнения стариков расходятся: один утверждает, что пять пар, другой – четыре, точнее – не помнит. Я понял, что одна пара ключей могла исчезнуть. Чтобы окончательно утвердиться в своем мнении, пошел в магазин, где покупали старики эти замки. Аналогичные замки все еще имеются в продаже. Мне их показали. Я убедился своими глазами, что к каждому такому замку прилагается пять ключей. Значит, где еще пара ключей? Как и когда исчезла? Кто мог похитить? Ответив на эти вопросы, можно выйти на фигуранта по делу. И тогда хоть какая-то зацепка будет.
– Не какая-то, – поправил его Фомин, – а существенная.
– Так, Александр Сергеевич, – спросил Курбатов, – мне продолжать?..
– Несомненно. Ты на правильном пути. Поверь моему опыту.
Курбатов пошутил:
– И, конечно, твоей хваленой интуиции?
Фомин вполне серьезно ответил:
– Ей – тоже. И дополнительно поручаю: надо найти мужчину шестидесяти двух или шестидесяти пяти лет, естественно, пенсионера, роста метр шестьдесят пять, среднего телосложения, – увидев недоумение на лице Курбатова, уточнил. – Он – очевидец выстрела из гранатомета. Его надо найти и допросить.
– Мне?
– Нет, не тебе, а следователю прокуратуры Овсянникову. Свяжись с ним и договорись, когда тот сможет допросить важного свидетеля.
– Свидетеля, как я понимаю, пока нет, – возразил Курбатов.
– А ты на что? Поле для поиска довольно узкое…
– Да уж, – недоверчиво произнес Курбатов и хмыкнул. – С такими-то приметами.
– А что приметы? Приметы неплохие. Во-первых, свидетель живет где-то совсем близко от места преступления. Возможно, даже в том же доме, из которого стреляли по офису Колобова.
– Уже теплее, – сказал Курбатов.
– Еще теплее станет, когда скажу, что этот самый очевидец работал на тот момент (возможно, до сих пор работает) ночным сторожем в офисе Колобова.
Курбатов подозрительно посмотрел в глаза шефа.
– А тебе-то откуда известны все эти детали?
– Алексей, не задавай глупых вопросов.
Курбатов хмыкнул:
– Сплошные тайны… Даже от коллег.
Фомин усмехнулся:
– Что же это за тайны, если ими делюсь с вами?
– Забавно, Александр Сергеевич, но и мое сообщение также связано с ключами, – заметил Самарин.
Фомин встрепенулся и тотчас же посерьезнел.
– Ты о чем?
– Разреши, Александр Сергеевич, изложить все по порядку. И, пожалуйста, не перебивай, а то я сбиваюсь и начинаю городить совсем не то.
– Не замечал. Впрочем, молчу.
– Вчерашним днем я случайно столкнулся с Комаровым. Ну, он и попросил меня о помощи.
– На предмет чего? – не удержался-таки Фомин от вопроса.
– Он решил своими глазами осмотреть место взрыва автомобиля Колобова.
Фомин недовольно покрутил головой.
– Но зачем это ему? Столько времени прошло!
– Александр Сергеевич, а где обещание?
– Хорошо-хорошо. Молчу.
– Я решил помочь. Пришли на означенный перекресток. Часа два с половиной ползали. Он, то есть Дима, ничего, а я кое-что нашел. Например, остатки сидения, принадлежавшего, очевидно, взорванному автомобилю.
– Паразиты! – воскликнул Фомин. – Даже место преступления толком не умеем осмотреть. Как можно было не увидеть такой вещдок?! Извини, Алексей. Продолжай.
– Я нашел не только это.
– Что еще? – теперь вопрос задал Курбатов.
– Нашел нечто, сильно поврежденное взрывом. При визуальном осмотре Комаров определил: находка – есть деталь кейса. Судя по повреждениям, этот кейс находился внутри взорванного автомобиля. Более того, Комаров рискнул предположить, что в этом самом кейсе могло находиться взрывное устройство.
– Так-так-так! Продолжай, Алексей.
Гончая в лице подполковника Фомина сделала стойку. И это заметили все.
– Вас, конечно, интересует, что за деталь я нашел?
– Нет слов, как интересует! – по-детски выкрикнул Фомин, сгорая от нетерпения.
– Комаров считает, что это передняя планка кейса, то есть та часть, на которой крепятся запорные устройства.
– Так-так-так! – Фомин уже не мог сидеть на месте и зашагал по кабинету, то и дело останавливаясь за спиной Самарина.
– Замка, как известно, бывает два. Один очень сильно поврежден, а другой – цел и исправен.
Фомин умоляюще смотрел на Самарина.
– Давай, миленький, продолжай. Чую, что тут есть какая-то разгадка. Ну, чую?!
– Чутье тебя, Александр Сергеевич, не подводит.
– Да?! Это правда?! – Самарин кивнул. – Тогда – не томи.
– Капитан Комаров вспомнил, что среди вещдоков, собранных по факту взрыва автомобиля Колобова, он видел связку ключей. По описи определил: это ключи, изъятые из карманов пиджака Колобова. Следовательно? Это его личные ключи. Он также вспомнил, что в связке был один маленький ключик. Он предположил, что этот ключик от кейса Колобова, от того кейса, который находился в момент взрыва в автомобиле. Капитан Комаров попросил меня надлежаще оформить найденные вещдоки и передать на хранение. Я это сделал, – Самарин полез в папочку, лежавшую возле него, и достал оттуда три исписанных мелким почерком листа, протянув в сторону Фомина, добавил. – Это – следователю. Рапорт. Составил по всей форме. Здесь же акт о передаче найденных вещдоков. Извини, Александр Сергеевич, что не на твое имя рапорт. Комаров сказал, что надо на имя следователя Коротаева.
– Все правильно, – Фомин пробежал текст. Потом отложил, не дочитав, документы в сторону. – Но ты что-то упустил. Мне так показалось? Или я не прав?
– Нет, в рапорте есть все.
– А в рассказе? – продолжал настаивать Фомин.
– Да… Кажется… Я не дорассказал про ключик. Так вот: Комаров меня попросил, чтобы я попробовал определить, подходит или нет ключ, найденный в карманах Колобова, к замку, что на детали, найденной мною. Он высказал предположение, что ключик, скорее всего, подойдет. Но он ошибся. Ключик от другого кейса, такого же, возможно, но от другого.
Фомин подскочил к Самарину и стиснул его плечи своими ручищами.
– Но-но, нельзя ли поосторожнее, господин подполковник? Можете и инвалидом же сделать..
– Алёшка, дорогой, но это же открытие! Ты хоть понимаешь?!
Самарин отрицательно покачал головой.
– Не понимаю: где и в чем тут открытие? Нестыковки, да, которые нуждаются в проверке, но не открытие.
– А открытие в том, что взрывное устройство не находилось в кейсе самого Колобова. Взрывное устройство могло находиться в другом кейсе. Значит? Это не был несчастный случай, как пытались представить дело в местной прокуратуре. Колобова взорвали! Взорвали умышленно.
Курбатов попытался охладить разгоряченные мозги подполковника.
– Спешишь, Александр Сергеевич. Впереди паровоза пытаешься бежать.
Фомин фыркнул.
– Боюсь, Курбатов, что я прав и мы близки к разгадке одной из загадок, ради которых мы сюда приехали.
Курбатов попробовал пошутить:
– Опять интуиция?
Фомин не прореагировал. Он подбежал к тумбочке, снял трубку с аппарата и стал набирать номер. Долго никто не отвечал.
Курбатов догадался.
– Комарову звонишь?
– Кому же еще? – в сердцах ответил Фомин и продолжал ждать.
– Но он…
– А вдруг… – и тут на том конце провода кто-то снял трубку. – Добрый вечер… Квартира Комаровых?.. Извините, но мне срочно нужен Дмитрий… Со службы… Да… Да… Знаю… Поэтому и звоню… Извините, ради Бога… Дим, привет!.. Ничего не случилось… По крайней мере, у меня, Дим… А у тебя случилось и очень важное… – Фомин рассмеялся. – Не тревожься… Все в порядке… Я поздравляю… Ну, ты, братец, сам знаешь, с чем… Уехал и мне ни слова… Даже записки не оставил… Понимаю… Понимаю, что спешил на электричку… Вот что… Есть экстренное поручение… Обычное… По твоему профилю… Да… Один из найденных вещдоков… Да… Срочно! Как только вернешься, сразу бери и айда обратно в Екатеринбург… Как это «зачем»? Что за странный вопрос? Вопрос дилетанта, а не специалиста… Ну… Вот… Я об этом… Вещь, конечно, долго провалялась на улице, но спектральный и химический анализы… Ты понимаешь… Если взрывное устройство находилось там, то все равно ведь хоть крохотные частицы должны забиться в поры и сохраниться… Я понимаю, что ты понимаешь… Как это «не надо»?! Ты что, в самом деле?! Срочно надо… Что?.. Ты… Уже?.. Тогда… Ну, знаешь ли! Ради такой оперативности я готов на несколько суток в нашей обители отменить сухой закон… Это не мало, да не мало… И не смейся… Будь здоров! И от меня поздравь жену… Я, черт старый, совсем забыл…
Фомин положил трубку. Тески ждали, что скажет шеф. Они не совсем поняли концовку разговора. Фомин подошел к парням. Обнял обоих сразу своими лапами, прижал к себе.
– Ну, мужики! Нет слов! Какие вы сегодня молодцы! Все трое молодцы! Какой удачный сегодня день. Спасибо всем вместе и каждому в отдельности! Такой удачи давно не случалось. Тысячу раз народ прав: кто ищет, тот всегда найдет… Да с такими мужиками… Да не управиться с бандюгами?!
– Не захвали, Александр Сергеевич, – заметил Самарин.
– Да-да, ты прав. На сегодня хватит. Иди-ка, Алешка, домой. Иди к матери. Иди к отцу.
– У меня, между прочим, и жена появилась, – обиженно добавил Самарин.
– Извини. Конечно, и к жене. Тем более надо. Молодой муж не должен забывать про свою молодую жену.
Самарин позволил себе съязвить, чего он почти никогда не позволял по отношению к Фомину:
– Молодую нельзя, а старую?
– Извини. Я это для красного словца ведь сказал. Разве могу я забыть свою, к примеру, старушку? Конечно, я не идеальный муж, но забыть – нет-нет!