Геннадий Мурзин
Смертельный нокаут. Уральский криминальный роман
– Второй вариант – предпочтительнее.
Капитан Курбатов, положив в карман записную книжку и ручку, прошел к холодильнику, вынул несколько пакетов и вывалил на стол.
– Предпочтительнее, потому что экономичнее, – уточнил он.
Фомин заметил:
– Такие рационалисты… Что бы я без вас делал?
– Учись, подполковник, у молодежи, как надо жить, – не преминул напомнить Курбатов, во рту у которого уже оказался непостижимым образом приличный пласт дешевенькой колбасы местного мясокомбината.
Комаров встал, взял чайник фирмы «Tefal», которым их осчастливила администрация гостиницы, сходил и налил воды, включил в сеть. Вода через несколько секунд уже зашумела. Положил в заварник, предварительно всполоснутый кипятком, несколько щепоток индийского чая «Grand», залил водой и поставил, прикрыв салфеткой, отстояться на пару минут.
Фомин, тем временем, закончил сервировку стола, так что вилки-ложки лежали там, где положено. Он даже положил перед каждым несколько бумажных салфеток.
Курбатов, готовя бутерброды, не забывал периодически обрезки колбасы отправлять в рот.
– Ты не очень-то, – заметил Фомин, обративший внимание на эти манипуляции Курбатова.
Курбатов в ответ только рассмеялся.
– У хлеба да без крох?
Фомин проворчал:
– У тебя крох почему-то получается больше, чем хлеба.
Комаров в чашки налил всем чай – горячий и запашистый. Он тоже сел за стол. После минутного молчания Фомин сказал:
– Надеюсь, все знают, чем сегодня предстоит заняться?
И Курбатов, и Комаров в знак согласия кивнули. Прожевав, Курбатов спросил:
– А подполковник?..
– Что «подполковник»?
– Он также знает?
Курбатов явно перенимает манеру ёрничанья, присущую Учителю. Фомин лишь ухмыльнулся на это.
– Есть дополнения, причем, первоочередные, – сказал Фомин, беря еще один бутерброд. – Алексей, – это он обратился к Курбатову, – загляни вот по этому адресу, – он протянул обрывок бумаги с записью.
– Что за адресочек?
– Это квартира, окно которой, имеющее балкон, точнее, лоджию, выходит на улицу и глядит прямо на офис Колобова. По моим данным, именно из этой квартиры был произведен выстрел из гранатомета.
– Хм… Не проще ли посмотреть материалы дела? – спросил Курбатов. – Местные сыщики наверняка…
– Алексей, посмотреть материалы дела ты всегда сможешь. А сейчас сделай то, что прошу. Потом у тебя будет шанс сличить твои данные с теми, которые добыты местными сыщиками. Не исключено, что возникнут разночтения. Разве не интересно?
– Сделаю, – коротко ответил Курбатов.
– А ты, Дима, – это Фомин обратился к эксперту-криминалисту, – поройся в вещдоках, добытых с места взрыва машины Колобова.
– Интересует что-то конкретное? – спросил Комаров.
– Меня интересуют любые мелочи… Одним словом, взгляни на все глазом опытного эксперта. Вдруг у тебя возникнут вопросы, – Комаров кивнул. – А остальное – по плану.
– А Алешка Самарин? Будет прохлаждаться? – спросил Курбатов.
– Не будет, – ответил Фомин.
Комаров серьезно добавил:
– Наш шеф не даст никому прохлаждаться.
Фомин отшутился:
– Устами младенца глаголет истина.
– Александр Сергеевич, – обратился к Фомину Комаров, – можно вечерком смотаться домой?
– Что-то серьезное?
– У жены день рождения… Но не надо беспокоиться: завтра ночью буду уже здесь. Обещаю!
– Святое дело… – Фомин кивнул. – Как не разрешить? Тем более, когда обещают…
4
Курбатов уже с час находился в этой однокомнатной квартире. В разговоре с хозяевами заходил с разных сторон, но, увы, все безуспешно. И Мария Александровна, и Егор Иванович твердили одно и то же: все, что могли рассказать, они давно уже рассказали полиции, которая приходила и не раз. Собственно, говорили они, и рассказывать было нечего, потому что во время происшествия их не было дома. Они рано утром уезжали в коллективный сад, что рядом со станцией Орулиха. Когда уезжали, то все было спокойно. Когда приехали (вечер уже был), то нашли свою квартиру вскрытой. Слава Богу, была под присмотром людей в гражданском и участкового, которого они знают в лицо. Извинились, конечно. Объяснили причину: будто бы, из их квартиры кто-то стрелял. Ну, кто мог быть в квартире, которая закрыта на два крепчайших замка? Сама же полиция утверждает, что во время вскрытия квартиры замки были в полном порядке.
Местные сыщики, а теперь и Курбатов, уверены, что хозяева непричастны: у них – алиби: их видели в саду, с утра и до позднего вечера, ползающими между грядками, десятки людей. Это правда. Но правда и то, что все-таки стреляли. Потому что полиция, проникнув в квартиру, по прошествии нескольких часов явственно ощущала запах пороховой гари. Остатки ее, кстати, обнаружили эксперты. Ни у кого не было сомнений, что стреляли отсюда. Но как люди попали в квартиру? Нечто мистическое.
Курбатов вышел на балкон, открыл единственную открывающуюся створку застекленной лоджии, выглянул наружу. Посмотрел налево. Там, да, окно соседней квартиры, метрах в полутора от края этой небольшой лоджии. Обладая определенной ловкостью, рискуя сорваться, можно попасть, но, при этом, пришлось бы ломать раму. Ну, если не саму раму, то хотя бы стекло. Судя же по протоколу осмотра, с которым Курбатов познакомился, остекление не было нарушено. Зафиксировано единственное повреждение – это по соседству с открывающейся створкой, но и здесь ничто не указывает на то, что является результатом проникновения человека, так как сломана часть стекла. По мнению специалистов, эту часть стекла выдавило воздушной волной от выстрела гранатомета.
Посмотрев же направо, Курбатов убедился, что с той стороны совершенно невозможно попасть, поскольку окно соседней квартиры находится метрах в трех или четырех, а тамошний балкон и того дальше. Можно спуститься сверху или подняться снизу, но опять же, не повредив остекление, попасть сюда невозможно.
И, наконец, самое, наверное, главное: лоджия выходит на довольно оживленную улицу и плюс масса окон гостиницы «Высокогорье», что напротив. Кто-то бы все равно увидел. Преступник, да, действовал с демонстративной наглостью, но не до такой же степени. Со стороны его, то есть преступника, это была бы уже не наглость, а глупость. Остается одно: человек мог попасть в квартиру лишь через входную дверь. Да, но исправные замки!
Курбатов вышел на лестничную площадку. Оглядел дверь, присмотрелся зачем-то к замочным сердечникам. Скорее по привычке, чем по необходимости. Ясно же: хозяева замки поменяли. К тому же протокол осмотра, в котором черным по белому написано, что замки на входной двери были в полном порядке, и ни что не указывало, что злоумышленник ковырялся в сердечниках.
Остается один путь – путь подбора ключей. Преступнику не надо было слишком нервничать, так как он, наверняка, готовился и знал, что соседей по лестничной площадке нет дома. Все так, однако слишком много потратил бы времени и кто-то из жильцов верхних этажей мог бы проходить. Жильцы живут давно, друг друга хорошо знают, поэтому попытка проникнуть в квартиру постороннего не осталась бы незамеченной. Большой риск. Преступник же опытный (не зря же не оставил никаких следов пребывания, более того, уходя, настолько все тщательно протер, даже дверные ручки, что убрал даже отпечатки пальцев хозяев), поэтому глупить не станет.
Курбатов вернулся в квартиру. Хозяева по-прежнему сидели рядышком на диване. Они встретили Курбатова вопрошающими взглядами.
Курбатов присел на стул. Так, а что в материалах местных сыщиков говорится про жильцов снизу? Они-то могли что-нибудь слышать. Не могли же преступники передвигаться по квартире, летая как птички? Не могли. Если ему не изменяет память, то в документах указано: в той, нижней квартире, находилась лишь девочка тринадцати лет, которая училась во вторую смену, сидела и готовилась к занятиям. Она ничего не слышала. До грохота (она имела в виду выстрел из гранатомета) ничего не слышала. Наверху было тихо, но потом ей показалось, что кто-то прошел. Правда, она не уверена, так как шаги были непривычно осторожные. Хозяева, сказала девочка, так не ходят. Они, хозяева, тоже не слишком шумят, но тем не менее… Из этого вытекает: в квартире кто-то был. Курбатов усмехнулся, подумав: «Как будто кто-то в этом сомневается».
Курбатов поднял глаза на хозяев, сидевших по-прежнему молча.
– Скажите, пожалуйста, а те, прежние замки, вы не выбросили?
Хозяин отрицательно замотал головой.
– Нет. Я прибрал. Жалко выбрасывать. Замки-то в рабочем состоянии. Ваши люди поработали, вскрывая их, аккуратно, не повредили сердечники.
Хозяйка, недовольно поджав губы, возразила мужу:
– Никакие они и не аккуратные. Затоптали сапожищами квартиру: целый день пришлось убираться.
Егор Иванович с осуждением посмотрел на жену.
– До чего же ты, мать, мелочная.
– Ну, да! Ну, да! Не ты же целый день спину гнул… Конечно!
– А ключи от тех замков тоже целы? – спросил Курбатов.
Хозяин встал.
– Принести?
– Да… пожалуйста. И вместе с замками.
Егор Иванович вышел в прихожую и принес оттуда в полиэтиленовом мешочке замки. Положил перед Курбатовым. Тот вынул, осмотрел. Потом достал две пары ключей, повертел перед собой.
– Как я понимаю, одна пара мужа, другая – жены?
Супруги согласно кивнули.
Курбатов снова спросил:
– Скажите, а вы никому не давали свои ключи? Знакомым, например, или родственникам.
– Нет, никому, – почти в голос ответили хозяева.
– Но вы могли и забыть. Попробуйте вспомнить.
Егор Иванович решительно сказал:
– И вспоминать нечего: из ума еще не выжили.
– Время, знаете ли, многое стирает из памяти, – заметил Курбатов.
– Какое время? – возмутился хозяин. – Замки-то были куплены в феврале. Новёхонькие.
– Ключей, должно быть, было не две пары. Как минимум, три. Скажите, сколько ключей полагалось к каждому замку? Три?
Ответил хозяин:
– Точно уже не помню, но не три.
– Четыре? Пять?
– Точно не помню, – сказал хозяин, – но, кажется, их было пять… Да-да, скорее всего, пять.
– Где вы хранили запасные ключи?
– В кухонном шкафчике, – ответил хозяин и снова встал. – Принести? – Курбатов кивнул. Хозяин ушел и тотчас же вернулся. – Вот они, – он положил перед Курбатовым ключи. Их было две пары.
Курбатов проверил принесенные ключи.
– Но получается, что ключей было не пять, а четыре.
– Пять, пять, пять, – уверенно затараторила Мария Александровна. – Егор, ну, вспомни, ну?! Пять же было!
– Мне тоже так кажется, но я не так уверен, как Маша.
– Если ваша супруга не ошибается, то где еще одна пара ключей?
Хозяин покачал головой:
– Не знаю.
– Посмотрите в шкафчике, – посоветовал Курбатов. – Может, завалились.
– Нет, не могли никуда деться. Все ключи лежали одной связкой, на одном колечке.
– Может, вы кому-нибудь отдали?
– Нет, что вы! Никому мы не отдавали. И некому отдавать. И не за чем, – решительно заявил хозяин.
– Если так, то получается, что одна пара ключей исчезла загадочным образом, – сказал Курбатов, складывая в мешочек и замки, и ключи. Потом спросил. – Где, кстати, вы их покупали?
– На Карла Маркса. В магазине «Товары для дома», – сразу же ответила хозяйка.
5
Томление, кажется, закончилось. Потому что сразу же после обеда за ним пришли. Сковав руки сзади наручниками, повели. Охранников было двое. Мужики молчаливые и неприветливые. Когда он спросил, кому он понадобился, один из охранников мрачно ответил: на допрос.
Его завели в одну из комнат, где из мебели был деревянный стол, стул и табурет. Он подошел к табурету. Потрогал ногой: намертво. Присел.
В комнате, очевидно, предназначенной для допросов, был лишь один конвоир. Другой, видимо, остался за дверью: для страховки.
Охранник остался стоять у двери, опершись спиной о косяк. Охранник стоял и молчал.
Подследственный сидел и поначалу также молчал, искоса разглядывая охранника. Подследственный решил заговорить.
– Не легка, вишь ты, служба? – спросил он и ухмыльнулся.
– А если и так, то что? – вопросом на вопрос ответил охранник. – Знаешь, что ли, путь к облегчению?
Подследственный ухмыльнулся: он прекрасно знал, что охране запрещается вести разговоры, однако мужик не промолчал. Значит, что? А то, что есть шанс попробовать сблизиться; этим шансом надо воспользоваться. И следователь, как нельзя лучше, задерживается.
– Знаю, – перейдя на шепот, ответил подследственный. – И если ты, вишь ты, мужик башковитый, то… Я кое-что могу.
– Что ты можешь? – спросил, скривившись в мрачной ухмылке, охранник. Подследственный отметил: мужик также перешел почти на шепот. Понимает, значит, что за разговорчики не погладят по головке. – Сиди уж…
– Дома-то жена, детишки?
– А тебе какое дело? – зло бросил охранник.
– Получается, что имеются… вишь ты.
– С чего ты взял?
– Злой ты, вишь ты… А злой, потому что детишки требуют на молочишко, а в кармане пусто… И баба твоя, вишь ты, день и ночь зудит под ухом. Потому что гроши получаешь здесь, – он с прищуром посмотрел в лицо охранника. – А ведь можешь…
– Ничего я не могу. Говорили: с передачей ГУИН в министерство юстиции, мол, будет лучше, денежное содержание поднимут. Ни хрена!
– Обманули, вишь ты, мужика. В очередной раз обманули, сволочи, – с явным сочувствием заметил подследственный и тяжело вздохнул. А мужик что? Верит ихней трепотне.
– Будто ты не такой.
– Нет, не такой, вишь ты. Я – свободный человек.
Охранник негромко рассмеялся.
– Ты? Свободный?!
– Да, – твердо ответил подследственный.
– А здесь-то зачем? – саркастически спросил охранник.
– По недоразумению… вишь ты.
– Говори кому-нибудь другому.
– Сам скоро увидишь.
– Надеешься? А зря.
– Почему?
– Старослужащие говорят: тот, кто угодил в лапы Коротаеву, никогда не выберется; век тому свободы не видать.
Подследственный многозначительно сказал:
– Ничего… И с ним сладим. Человек ведь он, а с человеком всегда можно договориться, найти общий язык.
– Надежды юношей питают. Ты же…
– Не сомневайся: за мной…
– Деньги?
– Деньги – тоже… Большие деньги, вишь ты… Но не только они… Власть еще…
– Давай-давай… пробуй, – загадочно произнес охранник и замолчал, так как услышал в коридоре чьи-то шаги.
6
Эксперт-криминалист Комаров, осмотрев вещдоки, приобщенные к уголовному делу, внимательно прочитав экспертные заключения, сделанные его коллегами из областной экспертно-криминалистической лаборатории, сильно задумался, пытаясь в голове выстроить некую логическую цепочку. Так, считает он, будет легче.
Итак, что имеется? А имеется то, что, во-первых, Колобов и его водитель погибли в результате подрыва автомобиля. По мнению специалистов, взрывное устройство равнялось восьмистам граммам в тротиловом эквиваленте. Взрыв произошел, когда машина приближалась к оживленному перекрестку; машина уже тормозила, так как горел на светофоре красный. Как был осуществлен подрыв? Отвечая на этот вопрос, специалисты во мнениях расходятся: одни считают, что безоболочное взрывное устройство могло быть прикреплено на крышу машины (во время ее движения) кем-либо из проезжающих рядом (возможно, но мало вероятно); другие полагают, что взрывчатка была заложена заранее и находилась внутри машины (с этим выводом Комаров может согласиться, так как характер взрыва именно на это и указывает); есть и те, которые полагают, что взрывчатое устройство принадлежало либо водителю, либо Колобову (скорее всего, последнему) и предназначалось кому-то другому, а сам взрыв произошел самопроизвольно, то есть имеет место несчастный случай. Местная прокуратура, Комаров на это обратил внимание, именно упирает на несчастный случай. И на этом основании, собственно, не мычит, не телится. Точнее – не мычала и не телилась. До тех пор, пока не занялась областная прокуратура.
Комаров понимает, что взрыв мог произойти и самопроизвольно – это и не такая уж редкость в истории криминалистики. Однако это уж больно простой ответ, ответ, который во всех случаях приходит в головы специалистов самым первым.
Нет, тут не все так просто, считает Комаров, поэтому склонен думать: а) взрывное устройство находилось внутри машины; б) взрывное устройство имело дистанционное управление. Отсюда вывод: а) взрывное устройство оказалось в машине заранее; б) исполнитель взрыва знал путь движения машины, и время движения, причем, он, исполнитель, точно знал, что его жертва там, в машине.
Комаров понимает: вещественных доказательств того, что все происходило именно так, в уголовном деле нет, не добыто. А это значит, что он, эксперт, гадает на кофейной гуще. Серьезному специалисту этим заниматься не пристало.
Комаров сделал какие-то пометки в записной книжке, встал и вышел на улицу. Остановился. Посмотрел налево, посмотрел направо. Он колеблется. А колеблется, потому что в голове у него совсем другие мысли, никак не связанные с работой. Он невольно возвращается к одному и тому же вопросу: что он подарит жене на день рождения? Может, перстенек? Нет, не стоит повторяться: перстень он дарил год назад. Да и с деньгами у него нынче туговато: заначку растряс по пустякам, а пополнить не успел. А что, если, думает он, подарить корзину роз? То-то, наверное, удивится. Но обрадуется ли? Цветы, ясно, женщины обожают, но когда много и на последние деньги, то… И все же, думает он, к ногам любимой супруженции я поставлю на этот раз корзину роз. Это будет ей сюрприз. Создам прецедент, считает Комаров, а там видно будет.
Комаров машет рукой (что, скорее всего, означает одно: решение принято), поворачивает налево и неспешно идет вдоль забора, которым огорожена новостройка.
– Дима, привет! – слышит он голос справа. Несколько удивлен, так как в этом городе знакомых у него нет. Поворачивает голову и видит, что с противоположной стороны улицы к нему спешит старший лейтенант Самарин.
– Привет, Алексей! – остановившись, говорит Комаров и машет рукой.
Они, встретившись, обмениваются крепким рукопожатием. Самарин улыбается. Улыбается чему-то и Комаров. Комаров с Самариным познакомился днями, но сразу показался симпатичным малым. Не любовь, но уважение с первого взгляда, – это точно. Повлияло, понятно, на расположение и то, что к нему подполковник Фомин откровенно благоволит. А он, то есть Фомин, в людях не ошибается: насквозь видит.
Алексей спросил:
– Куда путь держим?
Комаров замялся. Он не знал, стоит ли говорить? И не потому, что не доверял Самарину, а потому, что мог и обсмеять ведь. Не его это дело, чтобы в пыли ковыряться. Это дело оперов. Есть идея? Ну, дай поручения (разумеется, через начальство) и они все сделают. А он? Все сам да сам. Он больше доверяет собственному глазу, чем чужому.
– Да… так… Алексей… Решил пройтись, подышать…
Самарин рассмеялся:
– Подышать?! Нашим-то воздухом?!
– Ну, Алексей, наш воздух ничем не лучше вашего.
– Все-таки не сероводород.
– Это так, – согласился Комаров. – У нас – выхлопные газы, содержащие тяжелые металлы, например, свинец… Пахнут лучше, но столь же вредны… если даже не больше…
– А я «ЦУ» получил… очередное…
– От него?
– От Александра Сергеевича.
– И что? Доволен? Не сильно шипел?
– Дима, ты шутишь?
– Есть чуть-чуть, – признался Комаров. – Слушай-ка… Я с ним не согласовывал, но… Ты бы не смог пройтись со мной и немного помочь, а? Четыре глаза – не два.
– А в чем дело?
– Решил я пошариться…
– Где именно?
– Решение, знаешь, не от большого ума, а все же…
– Выкладывай и не тяни реину.
– Я топаю туда, где машина Колобова взорвалась.
Самарин недоверчиво посмотрел на него.
– Это еще зачем?
– Хочу посмотреть…
Самарин рассмеялся.
– Что ты там хочешь увидеть-то? Посчитай, какое время прошло. Сейчас там… Что ты хочешь найти?
– Не знаю, – откровенно признался Комаров. – Может, и выглядит как чудачество, но… Есть у меня пунктик: все и всегда хочу видеть своими глазами.
– Пошли, – согласился Самарин. – Мои глаза, понятно, – не твои… Чем могу, тем помогу.
Они пришли на перекресток. Огляделись. Здесь уже ничто не напоминало о взрыве. Разве что все еще не заделанная воронка не проезжей части
Самарин спросил:
– Все-таки: что тебя интересует?
– Алексей, любая мелочь, которая может иметь отношение к взрыву.
Они начали поиск того, не зная, чего. Постепенно они, расширяя зону поиска, отдалились друг от друга.
Минут через двадцать, подняв глаза, Комаров увидел, что Самарин тащит нечто темное. Оказывается, он нашел автомобильное сиденье. Обшивка сгорела. Все говорило о том, что сиденье принадлежало взорванному автомобилю.
Осмотрев сиденье, Комаров хмыкнул.
– А я что говорил?
– Ты ничего не говорил, – напомнил Самарин и усмехнулся.
– Ну, да… правда. Не говорил… Я думал…
– Что конкретно?
– Дело обычное: неряшливый осмотр места возможного преступления. Даже такие крупные детали взорванного автомобиля не все собрали.
– Продолжим? – спросил Самарин.
– Надо, Алексей, надо. Как говорит подполковник Фомин, интуиция – вещь не простая и к ней надо относиться ответственно.
Они продолжили поиск. Минут через сорок встретились у светофора. У Комарова – пустые руки. Самарину повезло больше. Он держал в руках нечто.
– Дай-ка посмотрю, – сказал Комаров и взял находку в руки. – Так… Если я не ошибаюсь, то это остатки кейса, его передняя планка… Даже один из замков цел. Другой, правда, сильно покорежен. Спасибо, Алексей… Это уже кое-что… Рискну предположить, что взрывное устройство находилось в этом кейсе.
– Совсем не обязательно, – возразил Самарин.
– Ты думаешь?
– Да. Это от кейса – тут ты прав. Но кейс вовсе не обязательно из взорванной машины.
– Почему?
– Потому что нашел неподалеку от мусорной кучи, которую кто-то пытался сжечь. Пацаны, наверное. Кейс валялся в общей куче. Он сгорел.
– Логично. Однако позволь не согласиться с тобой.
– Почему?
– Характер повреждений второго запорного устройства. Эти повреждения не от воздействия высокой температуры (точнее – не только), а от силы взрыва.
– Убеждает. Но…
– Давай, Алексей, дискуссию отложим на более благоприятное время, хорошо?
– Как ведь скажешь.
– Сделай вот что, Алексей: забери остатки автомобильного сиденья и эти остатки кейса, отнеси в УВД, сдай на хранение, напиши рапорт, изложи в нем обстоятельства обнаружения дополнительных «вещдоков», укажи в рапорте также и то, что при обнаружении находился эксперт Комаров… Для порядка.
– Сделаю, – ответил Самарин и хотел было уйти. Его остановил Комаров.
– Да… Вот еще что… В ранее обнаруженных вещдоках я видел связку ключей. Если мне не изменяет память, это ключи убитого Колобова. Мне бросился в глаза один маленький ключик.
– Ты считаешь, что ключик от кейса Колобова?
– Не считаю, – поправил его Комаров, – а предполагаю.
– Понял: надо присмотреться к ключику и попробовать установить, подходит ли ключик к найденному нами замку бывшего кейса.
– Ты абсолютно правильно понял. Я думаю, что подходит. Но надо убедиться. И также на сей счет рапорт… по всей форме. Думаю, Фомин обрадуется.
Самарин уточнил:
– На имя подполковника Фомина рапорт писать?
– Нет, Алексей. На имя старшего следователя отдела по расследованию убийств областной прокуратуры Коротаева Ивана Емельяновича. Мы кто? Мы – народ нынче подневольный.
– Тогда – иду?
– До встречи! – сказал Комаров и зашагал в свою сторону.
7
Магазин «Товары для дома». Курбатов появился здесь, когда во всем чувствовалось приближение обеденного перерыва: и покупателей мало и расслабившиеся продавцы, предвкушающие предстоящий обед, но, прежде всего, отдых от покупателей, которые им явно осточертели.
Курбатов подошел к администратору.
– Сотрудник уголовного розыска, – представился он и полез в нагрудный карман за удостоверением.
Администратор так его и понял, поэтому поспешил успокоить:
– Я верю. Вас что-то интересует?
– Да, – Курбатов достал из пакета два замка. – По нашим данным, эти замки были куплены в вашем магазине…
– И что дальше? – насторожившись, спросил администратор.
– Мне нужно уточнить кой-какие мелочи…
– Связанные с приобретением замков?
– Именно. С кем мне лучше поговорить?
– Я вас познакомлю со старшим продавцом отдела Курдюковой Риммой Анатольевной…
– Курдюковой? – переспросил Курбатов.
– Да. А что? Что-то не устраивает?
– Нет-нет, что вы!
Они подошли к прилавку, где на витрине были сотни запорных устройств. Администратор, обращаясь к довольно полной женщине, разговаривавшей по телефону, сказал:
– Товарищ…
– Курбатов – моя фамилия.
– Товарищ Курбатов – из уголовного розыска. Ему, как понимаю, нужна консультация. Помогите, Римма Анатольевна.
Администратор вернулся на свое место. Римма Анатольевна, закончив неспешный разговор, положила трубку на телефонный аппарат.
– Слушаю, – сказала она, не глядя на Курбатова.
– Для начала, Римма Анатольевна, ответьте на один вопрос: вы кем приходитесь Курдюкову Денису Юрьевичу?
– А кто такой этот Курдюков Денис Юрьевич? – удивленно спросила Римма Анатольевна и неприязненно посмотрела на Курбатова.
– Вы такого не знаете?
– А почему я должна знать?
– Может, родственники.
– Нет, – решительно сказала Римма Анатольевна, – среди моих родственников таких не было и нет.
– Извините, но я обязан был уточнить, – не дождавшись никакой реакции от старшего продавца, Курбатов продолжил. – У меня вот замки, – он выложил на прилавок, – и в связи с ними есть несколько вопросов.
– Товарный чек сохранили?
– Да-да… вот, – он положил перед ней бумажку. – В феврале покупали.
– Какие проблемы? По качеству?
– Нет-нет, тут дело в другом.
– В чем именно?
– Мне, знаете ли, – Курбатов всегда терялся, когда сталкивался с подобной неприязнью, – надо уточнить одну деталь.
– Слушаю.
– У вас такие замки есть еще в продаже?
Римма Анатольевна отвернулась, потом дотянулась до верхней полки, достала один из замков и положила перед Курбатовым.
– Смотрите.
Курбатов пересчитал болтающиеся на связке ключи: их было пять. Он спросил:
– А это действительно такой же замок?
– Убедитесь сами. Глаза, надеюсь, есть?
– Скажите, пожалуйста, здесь пять ключей, а у тех, которые я принес, по четыре. Не скажете, почему?
– Не скажу. Мы продали товар в полном комплекте…
– То есть с пятью ключами?
– С пятью ключами, – подтвердила старший продавец.
– А может быть так, что на этот раз вы продали с четырьмя ключами?
– Некомплект?! Что вы такое говорите?
– Возможна ведь и ошибка.
– У нас такие ошибки исключены. Повторяю: товар мог быть продан лишь в том случае, если он в полном комплекте. Некомплект мы возвращаем поставщику.
– Значит, извините, что переспрашиваю, у этих замков должно было быть пять ключей?
– И ни одним меньше. А что покупатель говорит другое?
– Как раз покупатель также утверждает, что при покупке было пять ключей.
– В чем тогда проблема?
– Проблемы нет. Мне надо было лишь уточнить… удостовериться в факте.
– Удостоверились? Всего наилучшего, – и старший продавец повернулась к Курбатову спиной.
8
В помещение вошли Коротаев и Тагильцев. Следователь прошел за стол, присев, стал раскладывать бумаги. Адвокат, оглядевшись, не найдя, куда можно было бы примоститься, остался стоять.
Шилов пробурчал:
– Мог бы и пораньше прийти… Как-никак, но не задаром, вишь ты.
Никто не отреагировал на его бурчание.
– Итак, гражданин Шилов, допрос проводит, как и прежде, старший следователь Коротаев Иван Емельянович. На допросе присутствует ваш адвокат Тагильцев. Жалобы? Заявления? Просьбы? – Шилов промолчал. – Выходит, отсутствуют. Начнем, что ли?
Шилов снова забурчал:
– Начинать нечего… вишь ты.
– Как это «нечего»? Работы у нас много, можно сказать, непочатый край. Как говорится, осталось начать и кончить.
Адвокат Тагильцев пояснил:
– Мой подзащитный имеет в виду, что он по-прежнему не намерен давать показаний.
Коротаев спросил:
– Это так, подследственный?
– Само собой, вишь ты.
– Да или нет?
– Да-да-да!.. Вишь ты!
– Сожалею. Но это ничего не меняет. Допрашивать все равно я обязан.
Коротаев замолчал. Он с минуту смотрел на подследственного, думая о чем-то своем. А потом спросил:
– Какие у вас взаимоотношения с женой, гражданин Шилов?
– Жена? Что жена? Причем тут баба?!
Коротаев усмехнулся.
– Ни при чем, конечно. Но все же…
– Не для протокола? – настороженно спросил Шилов и посмотрел на адвоката. Тот кивнул, давая понять, что его уточнение вполне уместно.
– Именно так, подследственный, – подтвердил следователь.
– Ну… это… значит… Давно живем… Баба ничего… Лаемся иногда… По пустякам, вишь ты… А так… Ничего… Не хуже других живем… В чем-то даже лучше. И что от мужика надобно бабе-то? Чтоб бабки тащил в дом, а не из дому… Ей грех жаловаться…
– А и радоваться особо также нет причины, – заметил Коротаев.
– С чего вы взяли, товарищ следователь?
– Я вам не товарищ… К счастью.
Шилов поспешил поправиться.
– Извините, гражданин следователь.
– Охотно извиняю… Это какая у вас ходка?
– Никакая, – недовольно ответил Шилов. – А было всего три.
Коротаев, с трудом скрывая издевку, спросил:
– Всего три? Так мало?
– Мне хватило.
– Тогда что вы здесь делаете?
– Сам не знаю. Схватили. «Шьете» дело… «Мокруху», значит.
– Ваша жена была у меня, – заметил следователь, оставив последние слова подследственного в стороне.
– Жена? – удивленно переспросил Шилов. – Ей-то, какая нужда?..
– Беспокоится. Хотела получить разрешение на свидание.
– И вы, ясно дело… вишь ты…
– Не разрешил. С какой стати я должен идти навстречу, когда подследственный отказывается от сотрудничества?
– Ну… вишь ты… Одно с другим не связано.
– Это вы так считаете, подследственный. Мое мнение – иное.
Тагильцев заметил:
– Я не советовал ей ездить, но жена, оказывается, упрямая…
– Как ослица, – удовлетворенно сказал Шилов, потирая руки. – Упрется – и все! Ни с места. Будет стоять на своем. Она – такая!.. Вишь ты…
Коротаев сказал:
– Допросил вашу жену в качестве свидетеля по делу…
Шилов тотчас же насторожился:
– Что она наболтала?
Коротаев ответил:
– У вас, гражданин Шилов, еще будет возможность познакомиться со всеми материалами уголовного дела. Пока же скажу одно: она не верит, что вы убили…
Шилов прервал:
– Баба-то, хоть и с куриными мозгами, а и она понимает, что я – не убийца. Соображает, вишь ты. Не чета вам.
– Пожалели бы жену. Надоело ей таскаться с передачами по колониям.
– Никто не заставляет.
– Чувствует ответственность. Потому что жена. Скоро, вот, снова…
Шилов прервал:
– Ничего не «скоро»! Ничего не «снова»! Ничего не выйдет! Не лепите!
– Мой подзащитный прав, – вступился адвокат Тагильцев. – У вас явно просматривается обвинительный уклон.
– Позвольте и мне напомнить вам, адвокат: я представляю одну сторону – сторону обвинения, вы представляете другую сторону – сторону защиты. Поэтому вполне естественно, что у нас с вами разные «уклоны».
Тагильцев возразил:
– Все равно: следователь обязан быть объективным.
– А я разве не объективен? Объективность – это то, что существует вне и независимо от субъекта, основанное на источнике наших знаний на данный момент. Получим новые знания, рассмотрим их в совокупности, а затем определим либо новую объективную реальность, либо еще больше укрепимся в прежней объективной реальности. Таким образом, я сужу по тому, что имею. А имею пока лишь то, что обвиняет подследственного. Но не имею ничего, что хоть как бы оправдывало.
