Лучший способ привязать к себе ребенка – это лишить его материнской любви.
Регулярно встречаясь с такого рода историями моих клиентов, я не перестаю удивляться силе материнской любви. Каждый раз впечатляюсь, насколько огромна потребность ребенка в материнской любви и насколько велика власть матери над ребенком. Поражаюсь, как люди умудряются строить отношения с близкими, всячески избегая проявлений любви-близости. Восхищаюсь надеждой, которая никогда не умирает в ожидании получить эту самую любовь.
Работая с такими историями, понимаешь, что здесь сталкиваешься с чем-то системным, с тем, что выходит за пределы опыта отдельного человека. Речь идет о том наследии, что передается из поколения в поколение в виде жизненных установок, картины мира, картины Другого и способов отношений с ним, формирующем сценарии жизни. В данном случае речь идет о способе взаимодействия в диаде «мать – ребенок» с нарушением «потока любви» (термин Берта Хелингера). Этот способ взаимодействия копируется раз за разом, от матери к ребенку, и передается из поколения в поколение как своеобразная эстафета, делая несчастными всех «актеров этого жизненного театра», но оказывающимися бессильными что-либо изменить в отношениях с близкими людьми.
Здесь нет правых и виноватых, ибо каждый искренне желает добра другому и делает это так, как может. Но тем не менее в итоге все оказываются несчастны. И кому-то нужно прервать эту порочную эстафету нелюбви. Возможно, именно вам.
Часть 1. Лирическая
Она звонит своей маме каждый день – утром и вечером. Она – женщина немного за тридцать, удачно (счастливо?) замужем, с двумя образованиями, сейчас в отпуске по уходу за ребенком. У нее муж и маленькая дочка, любящие ее и ждущие от нее любви. Она звонит маме с надеждой услышать от нее, что та ее любит, думает о ней, услышать просто теплые слова поддержки, такие нужные ей сейчас. Но в ответ она слышит лишь ставшие уже привычными для нее критику, оценки, наставления. Мама по телефону регулярно говорит ей, какая она плохая хозяйка, никудышняя мать, неблагодарная дочь и пр. Она слушает все это, потом плачет. Плачет тихонько, чтобы никто из близких не заметил ее слез. Но все равно она продолжает звонить. Она надеется, что мама когда-нибудь изменится и скажет ей те слова, которые она так долго ждет от нее. Она не замечает, что рядом есть два человека, которые хотят ее внимания, любви и тепла: муж и дочь.
Мама всю жизнь ждет похожих слов от своей мамы (бабушки). Она, женщина немного за пятьдесят, и сейчас ежедневно звонит своей маме и надеется услышать от нее слова любви и поддержки. Она всегда так сильно хотела этого, что в итоге отказалась от себя. Она все делала так, как хотела ее мама, стараясь угадать то, чего та хочет. Да, она все делала «правильно»: выгнала из дома своего мужа (он начинал попивать и был далеко не идеальным), воспитывала одна героически свою дочку. Здесь было не до нежных слов и проявлений любви-ласки – воспитание было строгим. Она не жалела наставлений для своей дочери: как ей нужно жить, что делать, чтобы вырасти приличной. Ради дочери она отказалась от личной жизни и поставила крест на своей женственности: сопротивляющуюся природу удалось усмирить с помощью ряда хирургических операций. Она все еще продолжает надеяться, что мама когда-нибудь изменится и скажет ей те слова, которые она так долго ждет от нее. Она не замечает, что рядом есть два человека, которые хотят ее внимания, любви и тепла: дочь и внучка.
Бабушка – героическая женщина, генерал в юбке! Всю жизнь самоотверженно работала и продолжает делать это и сейчас. В свои почти восемьдесят вкалывает на даче, давая фору дочери. Создается впечатление, что она живет, пока работает. Попутно продолжает активно «командовать семейным парадом». У нее богатый жизненный опыт, и она продолжает учить своих родных, как и что нужно делать, как правильно жить, не скупясь на критику, наставления, оценки. Она «железная», и ей не до нежностей и «розовых соплей». Она все еще продолжает надеяться, что сможет когда-нибудь научить их уму-разуму и они наконец станут жить «правильно». Она не замечает, что рядом есть близкие люди, нуждающиеся в ее внимании, любви и тепле: дочь, внучка, правнучка.
Дочка, маленькая девочка, ей почти три года. Она не понимает, чего хотят от нее все эти взрослые, близкие ей люди, но старается делать это изо всех сил. Она так хочет нежности, заботы, любви от мамы, бабушки, прабабушки. Любви от всех этих взрослых, умных и опытных людей. Она надеется, что когда-нибудь они изменятся и будут просто любить ее.
Часть 2. Практическая
Как остановить эту эстафету нелюбви? Вот некоторые психотерапевтические рекомендации.
Первый этап – распознать свой сценарий.
Первым этапом на этом пути является распознавание своего жизненного сценария, не позволяющего устанавливать подлинно близкие отношения. Только тогда появляется шанс его прервать и прорваться к близости.
Сценарий по Э. Берну – постоянно развертывающийся жизненный план человека, формирующийся в раннем детстве под влиянием родителей. Семейный сценарий содержит установленные традиции и ожидания для каждого члена семьи, которые успешно передаются из поколения в поколение. Получив предписания родителей, ребенок бессознательно принимает их и формирует роли, необходимые для осуществления своей жизненной пьесы. Отличительной особенностью такой жизни является ее драматичность, а порой и трагичность. Маркером сценария является его повторяемость, что проявляется в регулярной воспроизводимости жизни, отношений с близкими, как на уровне личной истории человека, так и на уровне истории других членов его рода.
В данном случае речь идет о такого рода сценарных отношениях, в которых возникают сложности в циркуляции любви между родными людьми. Осознав свой сценарий, человек получает шанс прервать этот автоматический способ жизни, ведущий к дефициту любви в близких отношениях.
Второй этап – разочароваться. И оплакать потерю идеальной мамы.
Следующим шагом на пути к любви будет необходимость отказа от надежды, что ваша мама однажды изменится и даст вам то, что вы всю жизнь так ждете от нее. Надежда – чисто человеческий феномен. Надежда не дает возможности умирать иллюзиям. А правда жизни такова, что люди не меняются, если только сами этого не захотят. А они, как правило, не хотят. Хотя бы потому, что сами не осознают свои жизненные сценарные ловушки.
Психоаналитики (в частности, Мелани Кляйн) утверждают, что ребенок в ходе своего развития должен пережить депрессивную фазу. Суть ее в интеграции образа матери, расщепленного на идеальную и плохую мать. Если мать «живой» человек, то она неизбежно будет делать ошибки в контакте со своим ребенком и признавать их. Ребенок же, встречаясь с фактами неидеальности своей матери, переживает фазу депрессии и разочарования. Это позволяет ему встретиться с реальной, неидеальной матерью – достаточно хорошей (термин еще одного психоаналитика, Дональда Винникотта).
Совсем другое дело, когда матери в силу своих личностных особенностей оказываются неспособны к близкому эмоциональному контакту со своим ребенком. Такие матери демонстрируют эмоциональную отстраненность при наличии высокой функциональной включенности в жизнь ребенка с отсутствием сомнений в правоте своей модели воспитания. Ребенку в этой ситуации сложно принять такую маму, и всю оставшуюся жизнь он находится в поиске идеальной мамы. Вот уж действительно лучший способ привязать к себе ребенка – это лишить его материнской любви либо ограничивать ее поток.
Не получившие в наследие от матери подарка в виде безусловной любви, такие дети всю оставшуюся жизнь испытывают голод по ней. Страстно в ней нуждаясь, они сами оказываются неспособными отдавать любовь другим.
Этот этап является, пожалуй, самым сложным. Человек продолжает надеяться, что когда-нибудь мама изменится и он получит от нее такую долгожданную любовь. И эта надежда поддерживает его иллюзии.
Третий этап – разбудить свою взрослую часть.
На этом этапе происходит обращение человека к своей взрослой внутренней части и ее принятие.
Для этого необходимо создать ситуацию встречи со своей взрослой частью. Для этого полезно задавать себе следующие рефлексивные вопросы:
• сколько мне сейчас реально лет (речь идет о паспортном возрасте);
• что я знаю о себе взрослом;
• какой я взрослый (взрослый мужчина, взрослая женщина);
• что я чувствую как взрослый;
• чего я хочу как взрослый;
• о чем я мечтаю;
• что я могу как взрослый.
Для того чтобы проще было отвечать на эти вопросы, необходимо вспомнить ситуации, в которых вы чувствовали себя сильным, уверенным, взрослым человеком. Проговаривание ответов и погружение в это состояние возвращает и укрепляет веру в собственную способность справляться с жизненными трудностями и формирует позицию внутреннего взрослого.
Четвертый этап – научиться заботиться о своем внутреннем ребенке.
Задача человека, который хочет «подрастить» своего внутреннего ребенка – попытаться самому хотя бы иногда быть для него таким родителем – внимательным, заботливым, чувствительным, безусловно любящим и принимающим. Подробно эта техника описана в главе «Как накормить внутреннего ребенка?».
В результате таких упражнений, ко всему прочему, у человека развивается эмпатия, такой важный и незаменимый механизм понимания Другого и важнейшее условие близости с ним. В такого рода отношениях у человека происходит появление новой функции, функции «давать», на мой взгляд, ведущей функции этапа зрелости.
Результатом описанной работы является встреча с реальностью. Это реальность взрослой жизни. Жизни, в которой ты не ждешь, что тебе кто-то что-то даст, а берешь сам и даешь себе и Другому. Жизни, в которой ты живешь не по чужим сценариям, а являешься сам автором своей жизни и можешь писать свои собственные жизненные сценарии.
Иногда любовь проявляется так «криво», что бывает очень сложно распознать ее как таковую.
Я нередко встречаюсь в психотерапии с ситуациями невозможности взрослого клиента принять своего родителя (родителей). Как это проявляется?
Клиент упорно:
• обвиняет родителей за прошлое;
• связывает свои жизненные неудачи с ошибками родителей либо в целом с идеей плохих родителей;
• жалуется на то, что что-то недополучил от своих родителей в детстве;
• не может согласиться с тем, как родители ведут себя сейчас по отношению к нему (что-то делают не так либо в целом любят не так).
У таких клиентов к своим родителям много обид, претензий, недовольства, с упорным желанием изменить ситуацию, а именно переделать своих родителей.
Вот лишь примеры некоторых из них:
– Она никогда не интересовалась тем, что я чувствую, и не разговаривала со мной об этом… Ей важнее было накормить меня, чем поговорить.
– Я получал внимание от матери, только когда болел, когда мне было плохо…
– Мои родители заставили меня поступить не туда, куда я хотел, и от этого вся моя жизнь пошла к чертям…
– Моя мать меня никогда не слушала, она всегда знала лучше меня, чего я хочу.
– Когда мне нужна ее поддержка – она учит меня, как мне жить…
И я понимаю своих клиентов. Родительской любви хочется в любом возрасте! Не важно, что тебе – 30, 40, 50… Внутренний Ребенок остается голодным. Если в твоей душе дыра от дефицита любви, то она болит и требует заполнения. Рациональные советы типа: «Ты же взрослый! Не ной! Прими ответственность за свою жизнь и пр.» здесь мало помогают.
Я рассматриваю такие ситуации в психотерапии как сложные, но не безнадежные. В них есть плюсы и минусы. Минус в том, что близкие отношения между близкими людьми сейчас оказываются невозможны. Плюс же в том, что у близких людей еще сохраняется потребность в такого рода отношениях и не утеряна надежда на то, что это станет когда-то возможным. Поэтому-то такие клиенты и идут на психотерапию в надежде что-то изменить.
Я не собираюсь сейчас обобщать описанные ситуации (они бывают в действительности очень разными) и выдавать какой-то единый алгоритм по работе с ними. Отмечу лишь, что я придерживаюсь мнения, что для хорошего жизненного функционирования человеку важно сохранять близкие отношения с родителями – «иметь в своем сердце родителей». Однако не во всех случаях это оказывается возможным и не всех родителей можно и нужно простить и принять.
В данном случае я остановлюсь лишь на том варианте, когда родитель в принципе любил и любит своего ребенка, но делает это не так, как тому бы хотелось. Когда эта самая забота-любовь проявляется не явно, не напрямую, а иногда так «криво», что подчас бывает очень сложно распознать ее как таковую.
Следы же такой «кривой» любви можно обнаружить в отношениях неравнодушия-небезразличия родителей к своему ребенку. Такого рода отношения родителя часто описываются клиентом как сухие, неэмоциональные, функциональные, иногда как неадекватные с постоянными вторжениями в личное пространство. Варианты здесь индивидуальны, и их очень много. Единственное, чего точно нет в описываемых клиентом отношениях, – это родительского безразличия. И это важно.
«Люди-айсберги». Хочу сфокусироваться на особенностях личности таких близких людей, неспособных на эмоциональную близость, когда невозможно получить эмоциональное тепло от близкого человека. Невозможно в силу личностных особенностей последнего.
Начну с примера.
Вспоминается очень яркая история из моего личного опыта. Несколько лет тому, находясь в больнице у мамы, я оказался свидетелем нижеописанной ситуации, которая меня потрясла и надолго запомнилась. Соседкой по палате с моей мамой была старенькая бабушка. Судя по всему, насколько я понял из контекста, перенесшая инсульт.
Определить ее возраст визуально было непросто. Как я понял, работала она всю жизнь простой рабочей на железной дороге. Сами понимаете, далеко не женская работа – таскать шпалы. Это, несомненно, сказалось на ее внешнем виде. Поэтому ей могло быть и 50, и 70. Хотя выглядела она на все 80. Но речь сейчас не об этом – сколько у нас после войны женщин, взваливших на свои хрупкие плечи тяжелую неженскую ношу и отказавшихся от своей женской идентичности!
Я впечатлился другим. Как-то к ней наведалась ее младшая сестра – тоже по виду бабушка. Держалась она подчеркнуто бодро, всячески стараясь подержать свою старшую тяжелобольную сестру. Кроме банальных и бесполезных в такой ситуации фраз типа «Все будет хорошо», «Ты поправишься» и пр., суть ее поддержки заключалась в следующем – она все время своего пребывания упорно и навязчиво кормила свою тяжелобольную сестру, стараясь буквально всовывать ей пищу ложку за ложкой. Как будто в этом действии был какой-то только ей понятный сакральный глубокий исцеляющий смысл.
Было очевидно, что ее больной сестре, стоящей на пороге смерти, сейчас не до еды. Но она молча (как и в своей нелегкой жизни) стойко и терпеливо сносила это «пищевое насилие» над собой. И лишь ее выражение глаз выдавало те чувства, что застыли в ее душе. Там было отчаяние, смирение, тоска и еще безнадежность.
Что-то похожее творилось и в моей душе. Это было стойкое ощущение тоски и отчаяния от невозможности встречи двух близких людей. Невозможности, даже несмотря на безмолвно стоящую рядом с ними и наблюдающую за происходящим смерть.
Очевидно, что для этих двух старых женщин пища оказалась эквивалентом-заменителем многих потребностей – в любви, ласке, заботе, нежности. Тех потребностей, которые оказались в их жизни невозможными, неактуализированными и недоступными для них. Тех граней эмоциональной близости, с которыми им не посчастливилось встретиться и пережить. Для этих двух старых женщин, как и для многих женщин, да и для мужчин, переживших войну, голод, разруху.
Это было поколение травматиков, для которых вся их жизнь была сплошной травмой. В этой непростой ситуации нужно было не жить, а выживать. И они выживали. Как могли. Выживали путем отсечения (диссоциации) своей живой, эмоциональной части своей души, наращивая, как панцирь, компенсаторную выжившую, цепляющуюся за жизнь, суровую, неэмоциональную часть. Там не было места «телячьей нежности» и всем этим «эмоциональным соплям», там не было места для эмоционального тепла. Та часть личности, которая отвечала за «теплые» эмоции, оказалась ненужной, лишней и глубоко замороженной. Таков был суровый закон их жизни.
Сложно здесь опять не вспомнить А. Грина, который писал о «мертвой матери», находившейся в депрессии в ситуации ухода за ребенком, и в силу этого оказавшейся не в состоянии поддерживать с ним эмоциональный контакт. Я думаю, что в ситуации нашей послевоенной действительности такими «мертвыми родителями» оказалось целое поколение. И сейчас их дети – 40–50-летние мужчины и женщины – тщетно пытаются, цепляясь за своих уходящих родителей, ухватить хоть малую толику эмоционального тепла. Но, как правило, безуспешно.
Я понимаю гнев и отчаяние моих клиентов, пытающихся «выдавить хоть каплю молока» из высохшей груди своей стареющей матери. Тщетно и бесполезно. Там его-то и в лучшие времена не было.
С другой стороны, мне понятно и искреннее непонимание родителей моих клиентов: «Чего им еще нужно? Сыты, одеты, обуты…» Не дано понять им своих детей, выросших в другое время. Ну не способны они на эмоциональные проявления. Не активированы в их личностной структуре функции, отвечающие за эмоциональное тепло, а в личном словаре нет таких слов, либо они скрыты под толщей стыда.
Таких людей, как правило, не изменить. Годами намерзавшие ледяные глыбы не растопить. Их определенным образом сложившаяся личностная структура, крепко впитавшая в их идентичность травматичный опыт, не поддается психологической коррекции. И самое лучшее, что можно здесь сделать для себя и для них их детям, – это оставить их в покое и не ожидать от них того, чего они не могут дать – душевного тепла. И еще – пожалеть их! Пожалеть по-доброму, по-человечески.
Другого изменить сложно. Тем более в таком возрасте и без его желания. Но не все так безнадежно. Выход для эмоционально недокормленных детей есть. Я здесь вижу два хороших решения:
• Подрастить «хорошего внутреннего Родителя», способного позаботиться о своем эмоционально голодном внутреннем Ребенке. Подробное описание этого процесса можно почитать в главе этой книги «Как накормить внутреннего ребенка?».
• Добирать душевное тепло в работе с психотерапевтом.
А лучше сочетать оба этих варианта. И с этим можно и нужно работать. В описанной ситуации в психотерапии с клиентом необходимо, на мой взгляд, решить четыре основные задачи.
Задача номер один – помочь клиенту распознать, что за всем этими родительскими отношениями стоит родительская любовь. Такая вот любовь.
Задача номер два – привести клиента к согласию с тем, что родителей не выбирают, что родители не изменятся и не смогут любить по-другому. И в итоге разочароваться и согласиться, что это так.
Задача номер три – научиться жить с этим новым знанием, встроить его в свою идентичность.
Задача номер четыре – научиться выстраивать близкие отношения с родителями (к сожалению, не всегда возможно) – такими, какие они есть, а не пытаться их менять.
Эта глава будет посвящена описанию взрослых форм эмоциональной зависимости – комплементарным отношениям в паре. Будут рассмотрены критерии комплементарных отношений, причины их формирования, возможности выхода из такого рода отношений.
Отношения таких людей «привязаны» к полюсам – они либо страстные и невыносимые, либо скучные и невыносимые.
Одной из самых важных потребностей ребенка является потребность в родительской любви, и ребенок готов платить за эту любовь большую цену, даже порой отказываясь от своей жизни.
Не всегда родители оказываются способными «выдавать» любовь своим детям в чистом виде. В силу своих личностных особенностей и травм родительская любовь может быть с разного рода «добавками».
Метафора комплементарных отношений
Сказанное выше можно представить в виде метафоры: родительская любовь, как молоко. Но молоко по какой-то причине не чистое, а с примесью.
Потребность в молоке у маленького ребенка – потребность витальная. Без него он просто не выживет. И выбирать ему здесь не приходится – он пьет то, что ему дают. Только вот молочко это оказывается с добавками. Такими родительскими «добавками» могут быть контроль, насилие, инцест, отвержение, обесценивание, критика и пр.
Ребенок, не имея возможности получать от родителей «чистое» молоко, со временем привыкает к такому вот молоку с добавками. Он ведь никогда в жизни и не пробовал другого молока. Он, собственно, и не знает, что оно может быть другое. Даже, если ему и удастся случайно попробовать молоко без добавок, оно покажется ему невкусным и пресным.
Он привык к такому своему молоку. Это – вкус, знакомый с детства! И этот вкус сохранится у него на всю жизнь.
Повзрослев, такой ребенок будет искать себе партнера, любовь которого будет напоминать ему любовь (в нашей метафоре молоко), привычную с детства. Он будет искать такого партнера, любовь которого будет по вкусу похожа на любовь его родителей. И в итоге он будет выстраивать разнообразные абьюзивные отношения (психологические, физические, финансовые, сексуальные), в которых в качестве «добавки» могут присутствовать насилие, жестокость, манипуляции, оскорбления, унижения, тотальный контроль, обвинения, запугивания, критика и пр. Перечень такого рода токсичных «примесей» можно продолжать.
В моей терапевтической практике часто встречаются такого рода истории.
Клиентка К., женщина 40 лет, в ходе психотерапии приходит к осознанию, что все отношения, которые она выстраивает с мужчинами, имеют схожие черты. Ей попадаются мужчины эмоционально неуравновешенные, склонные к насилию. Влюбившись в мужчину и эмоционально сблизившись с ним, она терпит вспышки его агрессии, оправдывая это тем, что в другие периоды он может быть нежным и заботливым. В ходе психотерапии она обнаруживает сходства своих партнеров со своим отцом – человеком настроения, который любил ее, но мог в любой момент разразиться яростью.
Клиент Н., мужчина 45 лет, проблемные отношения с супругой. В контакте с ней ему не хватает внимательности, уважительного отношения. Жена ведет себя резко, нередко выдает эмоциональные вспышки, в результате которых он на некоторое время отдаляется, но впоследствии опять начинает приближаться. И так до очередного эмоционального взрыва. Три предыдущие женщины были похожи в контакте на нынешнюю супругу. Свою мать клиент описывает в отношении к нему как достаточно жесткую, авторитарную и нестабильную, с постоянным ожиданием от нее агрессивных выпадов и невозможностью нащупать безопасную дистанцию.
Клиент С., мужчина 50 лет, после расставания с женой находится в глубокой депрессии. В отношениях с бывшей женой всего себя посвящал ей. Жил для жены, забывая о себе, старался все делать для нее в надежде получить от нее признание и пережить чувство своей нужности ей. Вспоминает свою маму как дистантную, невключенную, внимание которой можно было получить, только совершая для нее какие-то героические поступки.
Таких клиентских историй можно перечислять немало.
Люди с такого рода историями подбирают партнера неслучайно. Они неосознанно выбирают его для близких отношений. Подходящий партнер улавливается ими какими-то невидимыми, необъяснимыми локаторами. И здесь порой даже не нужно слов. Притяжение происходит на невербальном уровне: интонации, мимики, взгляда, позы. И вспыхивает симпатия. «Вот оно – мое!»
Отличительной чертой таких отношений является их эмоциональная зависимость и воспроизводимость (повторяемость). Несмотря на весь ужас происходящего в них, вырваться оттуда бывает непросто. Если же это и удается, то вновь созданные отношения с большой степенью вероятности повторятся с другим партнером.
Еще одной особенностью таких отношений является их страстность. В них много эмоциональной энергии, противоречий, сильных чувств. Страсти отличаются полярностью – люблю / ненавижу, не могу жить без него / готов(а) убить. В таких отношениях нет места «тихим» теплым чувствам. Чувства здесь интенсивные и яркие.
Привычка к такого рода интенсивным чувствам приводит к тому, что чувства среднего спектра не улавливаются. Такой человек, даже оказавшись случайно в отношениях с партнером, живущем в зоне «средних чувств», не ощутит вкус жизни. Она для него будет скучна, пуста и неинтересна.
Отношения эмоционально зависимых людей «привязаны» к полюсам – они либо страстные и невыносимые, либо скучные и невыносимые. Человек оказывается как будто обречен: он не способен быть счастливым в эмоционально близких отношениях.
Зависимость очень легко спутать с близостью, так как грань между ними очень тонка. Близость – жизненно важная потребность, необходимая для выживания человека (психического и физического). Этот тезис в психологии уже давно стал аксиомой. Данная человеческая (и не только) потребность была достаточно глубоко проанализирована в работах по исследованию привязанности у Джона Боулби и его последователей (см., например, «Создание и разрушение эмоциональных связей»). В случае эмоциональной зависимости привязанность становится чрезмерной, навязчивой, патологической, а объект привязанности начинает выполнять смыслообразующую функцию, – жизнь без него представляется для зависимого невозможной.
Эмоциональная зависимость формируется в ответ на фрустрацию отвержением или его угрозой в тот период, когда у ребенка еще недостаточно собственных ресурсов для самостоятельности и возможность разрыва со значимым взрослым несет витальную угрозу для ребенка, создает для него ситуацию хронической психической травмы – травмы отвержения. В дальнейшем ребенок развивает и закрепляет такие формы поведения, которые помогают ему избегать того ужаса, гнева, страха, которые он пережил в момент травмы отвержения. Зависимое поведение выступает как защита, позволяющая превратить пассивное эмоциональное переживание травмирующей ситуации (ассоциативно напоминающей детский травматический опыт) в активное действие, что избавляет от переживаний беспомощности, гнева, отчаяния, возвращая чувство контроля над собой и миром.
Вступая в отношения, люди с эмоционально зависимой структурой личности создают специфические по своим характеристикам связи – зависимые. Чаще всего в качестве критериев диагностики зависимых отношений выступают следующие: чрезмерная поглощенность жизнью другого человека, «прилипающее» поведение, направленное на сохранение лояльности партнера любой ценой, потеря свободы в отношениях. Клиническими признаками эмоционально зависимого поведения являются: компульсивность, автоматичность, неосознанность.
Описанные выше отношения в паре я называю комплементарными.
Комплементарные отношения – это повторение детско-родительских отношений во взаимодействиях взрослых людей, пытающихся строить близкие отношения. Их следы тянутся в ранние отношения с родителями. Это попытка получить близость с замещенным партнером, который попадает под проекцию родителя.
Комплементарные отношения – несбалансированные, склонные к фиксации на полюсах модальностей психической реальности.
Я выделяю три таких модальности:
• Хочу – Должен;
• Жду – Могу;
• Чувствую – Думаю.
Партнеры по комплементарным отношениям, не являясь гармоничными и сбалансированными, ищут баланс за счет присоединения к Другому. Они выбирают себе в пару человека с модальностями противоположного полюса, образуя таким образом целое из двух половинок.
При взгляде на комплементарные пары возникает целый ряд закономерных вопросов:
• какова суть комплементарных отношений;
• по каким критериям мы можем судить о комплементарности в паре;
• что ищут люди в этих отношениях;
• какие психологические выгоды получает в них каждый из партнеров;
• отчего эти пары так устойчивы;
• что держит партнеров вместе;
• какие существуют возможности выхода из такого рода отношений.
Ответам на эти вопросы посвящена данная глава этой книги.
Специалисты, работающие с проблемами эмоциональной зависимости в отношениях, думаю, согласятся со мной, насколько непростой и достаточно долгой (а иногда и безрезультатной) бывает работа даже с самыми мотивированными клиентами.
Тем не менее в процессе психотерапии появляется возможность осознать свои ранние дефицитарные паттерны ожиданий в отношении близких людей, обнаружить их в отношениях реальных и сформировать новый опыт близких отношений, свободный от «добавок» и «примесей», отравляющих близость.