Этот треск да этот стук Всполошил по дому слуг. Скрип дверей пошёл да шорох — Вылезают из каморок, Выползают из людской Кто с лучиной, кто с клюкой.
Тут раздался новый грохот, Несусветный чей-то хохот, Чу! Неужто от Еланьи, Из боярыниной спальни? По оказии такой Люди кинулись в покой Да отпрянули назад — От разбросанных лампад На коврах круги горят, И боярыня… о, боже, Без платка и без одёжи По-над тем огнём резвится, И хохочет, и кружится! Ниточкой по белой коже Кровь с чела её сочится, Очи злым огнём горят, Не мигаючи глядят… А и вправду дьяволица, А и вправду сущий ад!
Уж постель заполыхала. Между Глашек и Афонь Рыжий Ванька, ровно конь, Проскочил да сбил огонь Византийским покрывалом. Кто-то притащил ушат, Да водою из ковша На ковры пошёл плескать, Тряпки дымные топтать.
А Еланья голымя Среди чада-полымя Пляшет, голову сломя, В руки слугам не даётся, Диким хохотом смеётся. Вдруг на рыжего наткнулась И, незнамо что творя, Рысью дикою метнулась На Ивана-ключаря! Обвила его руками И бесстыжими ногами Да целует его всласть: – Обойми скорее, князь!
Челюсть Ванькина отвисла, Будто сгрёб его нечистый Так, что рук нельзя поднять, Ни вздохнуть, ни слов сказать. Ан людишки подсобили — Навалились, отцепили Ту безумную любовь, Полотенцами связали, Будто куклу спеленали Да с лица утёрли кровь.
Плачет барыня, трясётся, Челядь же по стенкам жмётся, Горю горькому дивясь, За хозяюшку молясь, Просит милости у бога. Постепенно суматоха Поутихла, улеглась… Тут вошёл хозяин, князь, На сундук большой присел, Старца привести велел.
41
Мудрый старец, Белый дед, Сердце – маленькая печка, Сколько зим да сколько лет Люд её теплом согрет… Ан мелеет жизни речка, Белый дед – в окошке свет Нынче кожа да скелет…
Привели. Перекрестился. В свете жиденьком лампад На колени опустился И, уставив тусклый взгляд В этот умственный разлад, Долго слушал бормотанье, Вздохи, всхлипы да стенанья.
Уж в окошке рассвело, Дед, сложив ей на чело Свои высохшие длани, Тихо молвил: «Спи, Еланья». Кукла пару раз моргнула, Веки синие сомкнула И притихла. И уснула.
Кончилась дурная ночь, Потянулась челядь прочь. Слуги, что у стен стояли Да топтались на пороге, Старца подняли на ноги, Кукле руки развязали С сундука, кряхтя, крестясь, Кое-как поднялся князь: – Не прожить, видать, без бед… Вызволяй Еланью, дед.
Смотрит тот слезливым оком, Смотрит далеко-далёко… – В том уже не наша власть, Нет назад дороги, князь. Был ведь чувственный запрет На Еланье али нет? Кабы не снимать его, Не стряслось бы ничего, И с боярыней без бед При увечиях твоих Прожили б вы много лет В уваженьи да любви. Только нам всегда неймётся, По заветам не живётся. Закусили удила — Лишь копыта засверкали! Всё, боярин, прискакали — Это божии дела.
* * *
День прошёл, другой… И вскоре Снова слёзы в княжьем доме. Князь в окно глядит, молчит, Ванька на людей кричит, Те лошадок запрягают, В путь Еланью собирают — Как велел хозяин, в скит.
42
Печи топятся. В палате Жарко, будто бы в парной. Ноги парит князь в ушате, У печи сидит смурной. Вдруг собаки забрехали, Вот за дверью топот ног, Всю закутанную в шали Девку тянут на порог. Взгляд от печки оторвав, Подивился князь Мстислав: – Что за горе-лебеда В наши тихие берлоги? Аль случилось что в дороге?
Бухнулась чернавка в ноги: – А и вправду, князь, беда… Как проехали заставу Да как скрылись терема, Повернул ключарь направо, Где под липою корявой Тараканова корчма. Там все наши мужички Побросали облучки Да в корчму пошли гурьбой, Что бычки на водопой.
– Это вся твоя беда? Да уж так привыкли мы, Чтобы задалась езда, Вёрсты мерить от корчмы… А что знахарь, Белый дед, Бдит Еланью али нет?
– Грелись мы в возке втроём, Не ходили в пьяный дом. Погодя ключарь явился, Деда силился сманить Да не смог уговорить. Не на шутку обозлился, Кулаком его огрел: «Чтоб, кощей, ты околел!» Я за дедушку вступилась, Ваньке в бороду вцепилась, Он легко меня стряхнул, Да ногой вдобавок пнул — Пригрозил отдать стрельцам Аль скормить бродячим псам…
– Это как, отдать стрельцам? Мелет, что незнамо сам… Как вернётся, той порою Я ему допрос устрою! Что Еланья? – Слава богу, Дед её перед дорогой Зельем-дрёмой напоил, Заговором усыпил. Ей в лицо ключарь глядел, Будто разбудить хотел. Покряхтел да потоптался, И назад в корчму убрался.
– Деда сильно он зашиб? Чай, не помер старый гриб? – Он в возке чуть жив сидит, Сильно кровушкой плевался, Как немного оклемался, Мне на ушко говорит: «Больно Ванька наш сердит. Я по рыжей бороде Вижу, Настя, быть беде. Да не о себе пекусь, За Еланьюшку боюсь… Ты давай-ка, девка, ходу — Прыгай в крайнюю подводу, Да в усадьбу поспешай, Извести там воеводу. Коль не свидимся, прощай…»
– Ах ты, рыжий асмодей, Сей же час пошлю людей! Впрочем, эти заодно Станут с теми пить вино… Ай да Ванька! Ай да хам! Погоди, я еду сам!
43
Тараканова корчма — Тарарам да полутьма, Воздух спёрт, зато тепло, Людно, шумно, весело! Стоит только выпить бражки — Жизнь средь этой кутерьмы Будто выйдет из тюрьмы, Из ярма да из упряжки, Из студёной темноты, Из обуз да маяты.
Питухам и бог и царь, Бражку в кружку льёт корчмарь. И охрана, и возницы Поскидали рукавицы, Пьют за краткое приволье Да за Ванькино здоровье.
Сосипатров сын Анфим Звался по отцу Овца Да удался не в отца, Простодушного стрельца. Блюдолиз и подхалим, Скользкий был, что твой налим, Да хитёр, что та лиса… Но при том имел глаза Синие как небеса, Голос – вкрадчивый родник И вельми пригожий лик. По холуйству хитреца Не водилась челядь с ним, Был зато Анфим Овца Дюже бабами любим. Да и сам он был не слаб, Коли уж дойдёт до баб — До застенчивых девиц Да румяных молодиц.
44
Ох, и бражка хороша! Полковша за полгроша, Коли грамотно считать, Умножать да прибавлять, И водой не разбавлять, То получится, что ковш Обойдётся ровно в грош. Коль, карманы вороша, Не отыщешь ни гроша — Ты лаптями не сучи, Просто грейся у печи.
Ванька мрачен, нелюдим Пьёт степенно, не спеша Из особого ковша — Для корчмы такой питух В уваженьи стоит двух. Примостившись рядом с ним, Шепчет на ухо Анфим: – Знаю, в чём твоя печаль, Отчего душа зудит — Красоту такую жаль Отвозить из дому в скит. – Грош цена той красоте… Нынче времена не те — Даже мужу не нужна Полоумная жена.
– Муж-то муж, да столько лет Вроде есть он, вроде нет — Оттого, знать, и свихнулась. Видишь, как всё повернулось… Говорят, тебя она Принародно обнимала Да как будто бы жена Лобызаться заставляла. Сказывают, ты при всех Отказался от утех. – Оттого, что это грех.
– Интересное житьё! Грех брать силой не своё. Потакать же барской воле — То для челяди святое. Не сиди тут как болван, К ней ступай теперь, Иван, Да отведай напоследок Сладкий княжеский объедок — Привалил счастливый случай, Вряд ли в жизни будет лучше… – А и то… Такой мороз, Как бы там кто не замёрз… Надо б выйти, осмотреться, Кой-кого прогнать погреться.
45
Ванька ковшик опростал И покачиваясь встал, Долго ль, коротко ль, вернулся, Как в помои окунулся — Тёмен ликом и на вид Ещё более сердит. Снова ковшик опростал И Анфиму так сказал: – А и вправду хороша Наша барынька–душа… Как в обитель попадёт, Во дремучие леса, Так навеки пропадёт Лучезарная краса… – Дык а я тебе про что — Ты робеешь-то почто? Не кобенься, не чинись, Полезай в возок, женись! Ну что, друже, осмелел?
Ванька сильно захмелел. А над ним Овца Анфим, Знай, дудит в свою дуду: – Спим мы, Ванька, на ходу, Так и жизнь свою проспим. Я тогда в возок пойду!
Ванька вздрогнул, глянул косо, Пальцы дулею скрутил, У Анфима перед носом Этой дулей поводил: – Ты, Овца, и есть овца Против Ваньки-молодца! А и вправду мне пора Подсластить худую жисть! — А глаза – два комара, Будто крови напились. …Кабы знать тогда ему — Не вернётся он в корчму.
46
Распахнулась дверь корчмы. Входит князь: – А вот и мы! Али княжеский указ, Ребятушки, не про вас? Отчего вы не в пути? Ну-ка, Ванька, выходи! Лебезит Анфим Овца: – Княже, нет здесь шельмеца. Выставил нам бражки жбан, С репой пареной казан, Сам напился – и в возок, К нашей барыне под бок — Мол, пошёл вздремнуть часок.
Князь на улицу идёт, Вслед за ним гурьбой народ. Вот подходят к лошадям, Глядь, чернеет что-то там… – Это что за остолоп Приспособил лоб в сугроб? – Эва Ванька нализался, До возка и не добрался! — Вмиг услужливый Овца Мужичка перевернул Да с испугу и икнул, Вдруг узревши мертвеца. Стеклянистыми глазами Под замёрзшими слезами Дед глядит в глаза Овце, Кровь застыла на лице.
47
Князь шагнул к возку и с сердцем Распахнул с размаху дверцу, Глянул внутрь, остолбенел, Ликом грозным потемнел! Застонав, дрожа от гнева, Тащит за ноги из чрева Как брыкливого барана Полуголого Ивана. Спьяну тот не разберёт Что к чему, ногами бьёт: – Не шали, Анфим Овца! Удавлю же подлеца!
Как боярина узрел, Враз осёкся, отрезвел. Хочет встать – не тут-то было! Князь ему ногой поддал: – На колени! Ну-ка, быдло! Али князя не узнал?!
Ванька на колени встал, В ноги князю поклонился. – Каюсь, княже! – повинился. – Без порток, поди, озяб? Поделом, лукавый раб… Славно князю служишь ты — Вместо веленой езды Отвалил на пёсий брех И дорвался до утех! Аль досель убого жил, Скудно ел да мало пил? Почто деда загубил, Почто жёнку возлюбил? Смрадный пёс! Ума хватило Полоумную взять силой!
Глянув барину в глаза, Тот тверёзо так сказал: – Кабы не проклятый хмель, Был бы старец жив досель. А Еланья… Чтоб ты знал, Силой я её не брал, И теперь без сожаленья За безумные мгновенья Голову кладу к ногам — Утоли свои проклятья! …Каковы её объятья, Ты, боярин, знаешь сам.
– Пёс смердящий, замолчи! По делам же получи! — Полушубок скинув с плеч, Князь из ножен вынул меч.
48
Из возка вдруг голос: «Нет!» И является на свет Белогрудая Еланья, Будто Ева в час созданья Али в час, когда из рая Уходила прочь нагая — Белыми ногами боса, Головой простоволоса. Рядом с Ванькою во снег Опустилась как во сне, Обняла его, целует, Нежной горлицей воркует: – Исполать тебе, мой князь, Рыжий мой, я заждалась…
Пуще муж рассвирепел, Оттащить её велел. Кинулись к ней люди было, Да она остановила: – Эй, холопы, лапы прочь! Чай, боярская я дочь! Будь смелее, князь Мстислав! Коли воин, меч достав, Кровенить его боится — В витязи он не годится. Али больше ты не воин И меча уж не достоин? Коли пробил судный час, Так суди обоих нас!
Вскинул голову Иван: – Князь, безумная она! Лишь на мне одном вина, Я отвечу за обман!
Выскочил Овца Анфим: – Не спускай обиды им! Чтобы честь твою сберечь, Дай мне свой булатный меч! За хозяина готов Я срубить хоть сто голов!
– Раб, изыди! – рыкнул князь И, плечом разворотясь, Да взмахнув что было сил, Меч на Ваньку опустил! Даже глазом не моргнув, Вдругорядь мечом взмахнув, Порешил он и жену, Как во полюшке копну…
Люд, что бражничал и пел, Только что в корчме шумел, Оробел и онемел. Девка сзади подскочила, Шалью барыню прикрыла, С неизбывной бабьей силой Над хозяюшкой завыла