Галина Вадимовна Погодина
Капер его величества
К его радости, она спокойно отнеслась к перспективе носить мужские панталоны, обратив всё внимание на халат – принялась разглаживать ткань и разглядывать диковинные рисунки. Спохватившись, она подняла глаза и тихо произнесла несколько слов благодарности. Генри поклонился, снова взял своё приобретение на руки и понёс в будуар, где повар уже поставил поднос с едой. Но девушка поела совсем немного и откинулась на подушках, прикрыв глаза.
Вошёл врач, непринуждённо уселся на пуфик, раскрыл саквояж и принялся расставлять на столике флаконы и баночки, снабжённые ярлычками. Генри ободряюще кивнул Тадефи, которая расширенными глазами наблюдала за происходящим, вернулся в спальню и занялся укладыванием разбросанных вещей обратно в сундук. До него доносились то успокаивающие интонации Джереми, то срывающийся голос девушки. Наконец Питерс отдёрнул портьеру.
– Где ты гуляешь? Топай сюда. Тебе задание: втереть этот бальзам ей в фингал…
Она тихо лежала с закрытыми глазами, а Генри осторожными прикосновениями массировал кровоподтёк, задевая длинные ресницы, вдыхал запах её волос и чувствовал, что у него начинает кружиться голова. Тем временем врач налил стакан воды из кувшина, размешал в нём несколько ложек снадобий из своих флаконов и молча протянул другу. Генри, поддерживая Тадефи, поднёс напиток к её губам, потом уложил обратно на подушки и накрыл одеялом.
– Ну, что скажешь?
Врач жестом пригласил его выйти на галерею.
– Я дал твоей даме изрядную дозу успокоительного, пускай спит, не будем мешать…
– Она сильно ранена?
– Что я обнаружил: набор довольно сильных ушибов, истощение, обезвоживание, но в целом ничего критического. Если не проявятся какие-нибудь инфекции, недели через две-три сможет выходить на прогулки. По пульсу ясно, что она сильно нас боится, так что пока лишний раз её не беспокой, и пусть при ней лучше будет служанка.
Генри благодарно сжал его руку.
– Ещё одна просьба: научи меня говорить по-итальянски…
Капитан спустился в дворик и принялся безжалостно обламывать розы и жасмин. Критическим взглядом осмотрев довольно-таки растрёпанный букет, он постарался придать ему благородную форму, нашёл для него подходящее ведёрко и поднялся в комнату Тадефи. На столике стоял кувшин с водой, чашка, поднос с фруктами и несколько флаконов с лекарствами. Девушка крепко спала и даже не пошевелилась, когда Генри принялся расчищать место для цветов. Он расправил букет и полюбовался получившейся картиной. Всё это было настолько непохоже на вонючие казармы и кубрики, набитые храпящими мужчинами, что Генри понял, что совершенно не знает ту часть мира, которая населена женщинами.
Вечером вернулся Муниб, он привёз нанятых слуг и негритянку Имани, которую поселили в комнате для горничной, расположенной рядом с покоями хозяев. Распорядившись переносом в подвал купленной провизии, управляющий протянул Мэйнуэрингу большой тюк, объяснив, что это платье для госпожи.
Утром Генри долго лежал в постели с закрытыми глазами, вспоминая волнующие события вчерашнего дня, и пришёл к выводу, что это приключение было покруче, чем морское сражение. Он вскочил и осторожно отодвинул портьеру. Тадефи ещё не проснулась. «Неудивительно», – сочувственно подумал капитан, и, одевшись, поспешил по лестнице вниз. Зайдя в кухню, где уже кипела работа, он попросил повара сервировать кофе, оладьи, жареный бекон и яичницу в оружейный зал на шестерых человек, а ещё две порции передать негритянке для госпожи и для неё самой.
После завтрака Питерс прихватил свой саквояж и отправился к пациентке. Через полчаса он вернулся с сообщением, что девушка чувствует себя, во всяком случае, не хуже, состояние стабильно, а значит, несколько дней хорошего ухода должны стать началом выздоровления.
– Я узнал, что она родом из Перуджи, была похищена тунисскими корсарами, и разрази меня гром, если здесь не скрывается исключительно грязная история, которую она сама до конца не понимает.
– Расскажи!
– Прости, но это как тайна исповеди.
– Понял, согласен. Пойду навещу её.
Тадефи отдыхала на тахте, на мягких подушках, укрывшись индийским кашемировым пледом. В соседней комнате раздались шаги.
– Пермессо? – услышала она из-за портьеры знакомый голос.
Дождавшись разрешения, в будуар вошёл хозяин дома с большим тюком в руках.
– Вестито, – улыбнулся он, приподняв свою ношу.
Генри вытряхнул одеяние из мешка, и у него отвалилась челюсть. Муниб по-своему понял задание и раздобыл пышное чёрное платье испанского фасона с жёстким корсетом, с плоёным воротником-«гнездом», на широченном кринолине. Такое платье было пригодно разве что для придворного бала, и то лет тридцать назад, а сейчас оно вышло из моды, полиняло, начало расползаться, а в довершение всего на заду оказалась большая прореха. Тадефи смотрела с тревогой то на платье, то на Генри, явно опасаясь, что он потребует, чтобы она это носила. Он сердито запихал раритет обратно в мешок и на ломаном итальянском пообещал при первой возможности доставить что-то более приемлемое. Однако в Ла Мамора не было магазинов европейского платья, так что Генри смог раздобыть только одежду местного покроя.
После недельного отдыха он вместе со своими офицерами поехал к месту стоянки флотилии, оставив врача при Тадефи. Уже был организован лагерь, построены палатки и хижины, корабли лежали на песке и вокруг них работали команды, сбивая с подводной части наросшие ракушки, которые хрустели под ногами, стремительно разлагались и создавали страшную вонь.
– Сгребите их в реку, бездельники, – морщился Мэйнуэринг. – Ведь даже ночевать здесь нормально невозможно от этого запаха, не говоря уже о том, что вы сами режете о них ноги!
Капитан собрал боцманов и плотников и вместе с ними погрузился в процесс инвентаризации. На одних кораблях требовалась переоснастка, на других – частичная замена прогнившей обшивки. Плотником на одном из кораблей был итальянец, и Мэйнуэринг сделал его своим помощником, оттачивая навыки владения итальянским языком. Хлопот хватало: Генри заключал соглашения с подрядчиками пеньки, железной ковани и выдержанной древесины, договорился с местными рыбаками о регулярных поставках их улова, поругался с поставщиком муки и нашёл взамен него другого, который взялся привозить готовые лепёшки. Когда Генри принимал от очередного подрядчика бочки со смолой, ему сообщили о приезде Аль-Аячи. Капитан вышел к нему, пытаясь на ходу оттереть испачканные смолой руки.
– О, Мухаммед! Салям, рад тебя видеть! Что-то случилось?
– В порт зашёл английский военный корабль, его капитан передал для тебя письмо. Сказал, срочное.
И марокканец протянул другу большой конверт из грубой бумаги. Генри торопливо осмотрел его и вздрогнул от радости: на конверте стояла печать Адмиралтейства.
В письме содержалось очень любезное приглашение как можно быстрее прибыть на борт фрегата «Принс Ройял», который должен будет доставить его в Лондон для переговоров. Письмо было подписано Чарлзом Говардом, вице-адмиралом Сассекса. Генри с трудом мог скрыть ликование: он не сомневался, что пойдёт речь о каперстве и выполнении правительственных заданий, а это в перспективе могло вывести его на уровень Фрэнсиса Дрейка. Уже на следующий день он поднялся на борт, где был принят с большим почётом.