Галина Вадимовна Погодина
Капер его величества
Наступила печальная пауза, и тут Мейнуэринг, раздвинув плечом собравшихся, влез в середину, обвёл всех взглядом исподлобья и негромко, с придыханием произнёс:
– Я буду вашим капитаном!
Все удивлённо уставились на вновь пришедшего. Генри было всего двадцать два года, а выглядел он ещё моложе.
– Ты курс-то хоть можешь проложить? – осторожно спросил Оскар.
Генри кивнул.
– Не беспокойтесь, могу. Умею и пушку навести, и отобрать ветер у противника, и провести абордажную атаку.
В этот момент один из участников беседы с рёвом кинулся на него с кортиком в руке. Мэйнуэринг, почти не повернув головы, выбросил вперёд руку и перехватил кисть противника, сжав её так, что тот выронил оружие.
– Ну ладно, ладно, проверку ты прошёл, отпусти уже, – усмехнулся моряк.
– Раз так, капитан, ты теперь должен одним глотком осушить эту чарку, – заметил другой, протягивая огромную пивную кружку, полную рома.
Генри отпил немного и протянул кружку соседу.
– А теперь каждый из вас сделает глоток, а потом вы встанете на колени и поклянётесь мне в верности.
Так и произошло: больше никто не пытался устраивать ему проверки. Это был только один пример из многих, показывающих удивительную способность Мэйнуэринга подчинять себе людей.
– Ну, не будем тянуть парус за шкоты, – деловито произнёс ирландец. – Предлагаю захватить баркалон «Наяду», у нас там полные трюмы шерсти и вяленого мяса, а на страже всего один матрос, остальные сошли на берег.
– Клянусь черепом папы, «Наяде» уже лет сорок, это старая гнилая калоша! Лучше наш пинас «Бристоль», это отличный, быстроходный корабль, и ему всего восемь лет!
– А я предлагаю флибот «Мэри энд Маргерит» – отлично идёт курсом крутой бейдевинд!..
– Стоп, – произнёс новоявленный капитан, подняв ладонь. – судно должно быть каким угодно, но не английским.
Генри поставил перед собой цель сделать такую же головокружительную карьеру, как и Фрэнсис Дрейк, а для этого требовалось не ссориться с соотечественниками. Поэтому его выбором стал голландский двухмачтовый флибот «Хорн», перевозивший оружие, предназначенное для продажи алжирским пиратам. Среди заговорщиков находился один из его матросов, и он сообщил, что почти вся команда пьянствует на берегу, а на борту остались всего шестеро, которых несложно будет уговорить примкнуть к бунту. Такое положение дел позволило захватить корабль, не поднимая шума, и спустя полчаса «Хорн» поднял паруса и покинул Плимут.
Глава 2. Новые правила
На следующее утро Генри собрал команду на палубе. Все, за исключением вахтенных, построились на баке. Молодой капитан принялся прохаживаться вдоль линии моряков, всматриваясь в лица, которые он накануне в полумраке таверны толком не успел разглядеть.
– Ну что, бродяги, мы неплохо стартовали! В наших руках надёжный корабль, мы сильны, храбры и хорошо вооружены, так почему бы нам через три-четыре года не стать богачами, чтобы вернуться к мирной жизни? Но так, чтобы потом не приходилось удирать от каждого копа и не украсить своим бренным телом виселицу перед Ньюгейтской тюрьмой, как считаете? А для этого нужно сохранить репутацию, и потому наши правила будут такими. Я запрещаю причинять вред англичанам, кто бы они ни были. Я запрещаю причинять зло пленным. Также я запрещаю обижать женщин любой национальности и любого достатка хоть словом, хоть делом – и кто нарушит этот запрет, будет сурово наказан.
– Этот приказ тоже ради того, чтобы потом спокойно жить в Англии? – с хитрым прищуром спросил матрос с квадратной головой, лохматыми чёрными бровями и такой же бородой.
– Этот приказ ради моего собственного желания, понял, барбос? И ты его выполнишь, иначе покинешь этот корабль повешенным, клянусь моей правой рукой, – насмешливо ответил Мэйнуэринг. – Кто с этим не согласен, сообщите об этом, и я высажу вас на ближайший берег.
Генри обвёл взглядом строй. С некоторых лиц сползли радостные улыбки.
– Но почему, капитан? – нерешительно спросил совсем молодой матросик с прыщавым лицом. – Разве не самая большая радость пирата – ходить в шелках и золоте, есть каждый день мясо, пить ром и получить власть над другими людьми, и мужчинами, и женщинами? Можно ведь убить их потом, так что никто ничего не узнает. Это слова Фокса, а он знает толк…
– Я объясню тебе. Понимаете, парни, я не только морской офицер. Я учился в Иннер Темпл, если это о чём-то вам говорит. И хочу познакомить вас со следующей информацией: тот, кто причиняет зло беззащитным, отдаёт свою душу Сатане и рано или поздно заплатит за это. Заплатит такую цену, что жизни не рад будет. И я, как капитан, стану соучастником этих ваших дел, что меня категорически не устраивает. Хотите безумствовать и – ваш путь к другому командиру. И кстати: пьянство я тоже запрещаю. Стакан грога по выходным, и то если корабль в полном порядке. Понятно вам?
Моряки начали переглядываться, но многие лица просветлели.
– Простым труженикам не очень-то хочется брать грехи на свою душу, – пробормотал Оскар.
– Вот и славно, на этом закроем тему, – продолжал Генри. – А теперь поговорим о приятном. Джентльмены удачи перед выходом в море заключают соглашение о дележе добычи, шасс-парти. Кто сколько получит из того добра, которое мы отнимем у врагов английской короны. Этим мы сейчас и займёмся.
Было решено, что капитан будет получать пять долей от добычи, старший артиллерист, боцманы и плотник – по три доли, дополнительные премии получат те, кто проявил особую храбрость или получил ранение. Остальное должно быть поделено поровну между остальными. Каждый член команды поставил на листе пергамента свою подпись или просто отпечаток пальца. После этого пираты выпили по чарке рома и встали на колени, чтобы принести капитану клятву в верности.
– А теперь – боцмана, сигнальте аврал! Вынести на палубу мушкеты, порох и пули. Я объявляю боевые учения!
Команду поделили на палубную команду, марсовых, мушкетёров, канониров и абордажников. Брюнет с растрёпанной бородой, которого звали Фокс, оказался неплохим фехтовальщиком и стал начальником абордажного отряда. Ему было поручено обучать остальных владению саблей и кортиком. Огромный матрос из Уэльса проявил явные способности к искусству артиллериста и был назначен старшим канониром, а заодно получил прозвище Фэтти Джон. С этого момента учения проходили ежедневно, экипаж учился стрелять, фехтовать, отрабатывать военные манёвры и боевую слаженность.
Кораблю требовалась безопасная база, где можно будет укрыться от преследований, пополнить экипаж и продать добычу. Для этой цели Мэйнуэринг выбрал пиратский порт Ла Мамора на атлантическом побережье Марокко, но не хотел являться туда с пустыми трюмами. Потянулись недели в поисках подходящей добычи. В одно ясное утро капитану доложили о появлении в поле видимости двух кораблей, которые шли курсом на север. Выскочив на палубу с подзорной трубой, Генри рассмотрел на них португальские флаги.
– Фок, грот, марсели поднять! Все по боевым постам! Орудия к бою! – произнёс капитан, отнимая от лица окуляр.
Засвистали боцманские дудки, корабль наполнился топотом, заскрипели лебёдки, марсовые полезли на реи, распуская паруса. Португальцы тоже засуетились и бросились выкатывать артиллерию, но они шли на довольно большом расстоянии друг от друга, чем и воспользовался Генри. Пираты, набирая скорость, помчались навстречу ближайшему противнику. У португальского капитана сдали нервы, поэтому он скомандовал «огонь!» слишком рано – ядра достигли англичан на излёте и не причинили серьёзных повреждений. Португальцы лихорадочно перезаряжали пушки и начали разворот, чтобы дать залп другим бортом, но потеряли на этом в скорости. Мэйнуэринг сменил курс и с расстояния полутора кабельтовых дал прицельный залп, повредив корпус галеона чуть выше ватерлинии. Волны стали захлёстывать в пробоину, экипаж занялся спасением корабля и спустил флаг.
– Поворот фордевинд! Право руля!
– А как же абордаж, капитан?! Мы что, зря на него ядра тратили?? – завопил Фэтти Джон.
– Эти от нас теперь не уйдут, надо не упустить второго!
Действительно, второй галеон пытался удрать, но он сильно уступал в скорости флиботу добротной голландской постройки. Разбойники совершили манёвр и помчались наперерез, Генри приказал выстрелить из носовой пушки поперёк курса, португальский капитан не захотел более рисковать, подчинился и приказал убрать паруса. Мэйнуэринг перешёл на его палубу, принял у капитана ключи и выяснил, что корабли шли из Мозамбика с полными трюмами тканей, пряностей и драгоценной посуды. Всех португальцев посадили на тот галеон, у которого был пробит борт, предварительно выгрузив с него все ценности. На палубе флибота образовалась огромная груда сундуков, мешков, ящиков, рулонов великолепных индийских тканей, слоновых бивней… Второй парусник, не разгружая, Генри оставил себе, переведя на него одиннадцать человек, и дал ему имя «Сан-Мартин».
Деньги были поделены сразу. Товары тщательно переписали, чтобы продать в порту. Все пребывали в восхищении от лёгкости, с которой удалось провернуть это мероприятие, и беспрекословно подчинялись своему молодому командиру. Сам Генри тоже был окрылён, но не потерял головы. Он понимал, что на двух его кораблях слишком мало людей. Несмотря на общие призывы напасть на кого-нибудь ещё, он решил свернуть плавание и поспешить туда, где можно было продать добычу и набрать матросов.
В октябре 1610 года Мэйнуэринг прибыл в порт Ла Мамора. Солнце уже наполовину ушло за горизонт, подсвечивая алым светом лёгкие облака. Вершины Атласских гор блестели вдалеке, но город уже погрузился в ночную тьму и светился огоньками. Ла Мамора располагался в устье реки Уэд-Себу, вода здесь была пресная и пахла по-другому, чем в море, с берегов тянуло запахом земли, цветов и пищи, которую готовили на очагах. Возле причалов стояли корабли, рыбаки вытаскивали на песок свои лодки и развешивали сети для просушки. Несмотря на поздний час, пришельцев тотчас окружили плоты и лодки торговцев фруктами. Смуглые мужчины и женщины в синих и голубых одеждах кричали, стучали кулаками по бортам и протягивали наверх корзины с товаром. Их предложение пользовалось спросом, моряки щедро платили за бананы, финики и плоды опунции.
Было уже совсем темно, когда от берега отделилась большая лодка с фонарём на носу и направилась к кораблю Мэйнуэринга. Генри потянулся за подзорной трубой: лодка была большая, украшенная драпировками, и явно принадлежала какому-то значительному лицу.
– Эгей, кто там на вахте – Сирил Боксхолл? Спустить забортный трап!
Через несколько минут лодка стукнулась о борт пиратского флибота.
– Посланник от эмира к господину капитану, – произнёс по-английски скрипучий, властный голос.
На палубу поднялся сухопарый, невысокий мужчина средних лет, обшаривая взглядом корабль. Генри шагнул ему навстречу, сняв шляпу.
– Капитан Мэйнуэринг, к вашим услугам.
– Вы? – гость сверлил его взглядом и не мог скрыть удивления. – Вы больше похожи на какого-нибудь образованного молодого дворянина, совершающего путешествие для собственного удовольствия, или на клерка, на худой конец!
– Вы угадали, сэр, я и то и другое. Но именно я сейчас командую этими кораблями. Не соблаговолите ли пройти в мою каюту?
Гость оказался голландцем на эмирской службе. Зная несколько языков, он проводил переговоры с капитанами европейских кораблей. Через час он, очень довольный, вышел на палубу. Его глаза блестели после нескольких стаканов отменного портвейна и вследствие прекрасных известий, материализованных в дорогие подарки.
Весь следующий день Генри посвятил переговорам с арабскими, мавританскими и португальскими купцами, которые заплатили звонкой монетой за добытые товары. Доля самого капитана оказалась настолько большой, что он весь вечер до глубокой ночи просидел в каюте, привыкая к своему новому статусу богача. С горечью он вспоминал Энн: теперь его сватовство могло быть принято совсем по-иному, но не было сомнений, что она потеряна для него навсегда. Будь у него характер попроще, он поступил бы так же, как его матросы: пробежался по борделям и напился до потери сознания. Но его религиозность и природная брезгливость не позволяли ему допускать в своё личное пространство общедоступных женщин, к которым он не испытывал никакой личной привязанности – не говоря уже о сифилисе и прочих последствиях подобных отношений. Что касается пьянства, то он терпеть не мог терять над собой контроль, поэтому если и пил, то умеренно. Однако становиться монахом и отказываться от мирских радостей Генри тоже не собирался – ровно наоборот, он жаждал получить от жизни как можно больше, но его желания простирались намного дальше минутных удовольствий. Капитан отправился спать уже за полночь, определив для себя ближайшие планы. Кроме мечты повторить успех Фрэнсиса Дрейка, он для начала очень хотел иметь собственный особняк – пусть не роскошный дворец, но достойное жилище, куда не стыдно будет приглашать знатных гостей.
Когда все товары были проданы, а деньги поделены, Мэйнуэринг дал своим морякам несколько дней отдыха, а сам занялся набором экипажей и закупкой продовольствия. К этому времени слух об успехах молодого капитана разнёсся по всему городку, так что не было отбоя от желающих примкнуть к команде. Видя, что дело движется, Генри передал полномочия своим офицерам, а сам занялся поиском участка под строительство дома. Он арендовал лошадь у владельца портовой харчевни и объезжал окрестности городка, выбирая не низины возле реки, кишащие насекомыми, а продуваемые ветром возвышенности. Во время одной из таких вылазок он нашёл неплохую дорогу, по которой можно было проехать даже на повозке. Минуя рощицу из низкорослых кустарников, Генри услышал позади размеренный цокот копыт. Оглянувшись, он увидел худощавого мужчину лет двадцати пяти – двадцати семи, одетого в чёрный тюрбан и простой синий плащ, но с дорогой саблей за поясом, который ехал на прекрасном гнедом арабском коне. Его сопровождали четверо вооружённых всадников, которые следовали в нескольких десятках ярдов позади своего господина. В этой ситуации было самым естественным придержать лошадь и подождать своих невольных попутчиков, что Генри и сделал.
– Каид Сиди Мухамед Аль-Аячи, – представился всадник хрипловатым голосом, слегка поклонившись. Его карие глаза смотрели колюче и внимательно.
– Капитан Генри Мэйнуэринг, – ответил англичанин, тоже наклонив голову.
Мужчины поехали рядом. Скоро выяснилось, что они могут объясниться по-испански, и тут же сошлись в своей враждебности по отношению к испанцам. Аль-Аячи, как оказалось, принадлежал к влиятельной местной семье, был одним из самых популярных племенных вождей и возглавлял гарнизон Ла Мамора. Общность политических взглядов и неуловимое внутреннее сходство сразу сблизили двух командиров.
– Испанцы – вот главная опасность для моей страны, и я сейчас расскажу, почему, – говорил Мухаммед. – Семь лет назад на престол в Марракеше вступил султан Зидан абу-Маали, который тотчас же отказался от союза с Англией и Голландией и стал союзником Испании. Но беда в том, что он никаким образом не самостоятельный правитель, потому что женат на испанской еврейке из рода Паллаче. Считается, что евреи не в ладах с испанским правительством, но на самом деле это касается только тех, кто не захотел или не смог откупиться, и к клану Паллаче это не относится. О, это очень богатый и древний род! Я приказал мудрецам составить их семейное древо, чтобы установить источники их могущества, так вот: предки этого клана с давних времён контролировали западную часть Великого шёлкового пути, они были крайне влиятельны в Александрии при Птолемеях, и до сих пор вся торговля шёлком в Египте находится в их руках. Они всегда меняли фамилию в зависимости от страны, где проживали, маскируясь под местных. Ветвь, которая осталась в Испании, носит фамилию Паласьос, это испанские гранды, приближённые короля. Никто не поминает им еврейское прошлое и не мешает поддерживать связи с родичами в других концах света – напротив, ведь они помогают королю Испании устанавливать власть над другими странами, и конечно, сами становятся при этом всё более могущественными и богатыми. Этот род полностью контролирует султана, причём делают это во благо лично себе и на пользу Испании.
– Но ведь Зидан абу-Маали не единственный правитель в Марокко…
– Да. Есть его старший брат Мухаммед эш-шейх эль-Мамун, который находится с ним во вражде. Он претендует на верховную власть, но его права оспариваются, так как он рождён от рабыни-наложницы, тогда как Зидан абу Маали – от законной жены. В погоне за властью эти два человека готовы разорвать страну. Эль-Мамун тоже вступил в переговоры с испанцами и получил от них военную помощь против брата, но при этом совершил настоящее предательство, отдав им порт Лараче, который находится всего в двух днях пути отсюда, и это очень опасно для Ла Мамора. Как ты видишь, оба султана являются испанскими марионетками, и испанцы пользуются их враждой, чтобы поддерживать то одного, то другого, и захватывать Марокко по частям.
– Кого ещё ты можешь назвать здесь влиятельными лидерами и с кем посоветуешь вступить в союз?
Ахмед ибн Аби Махалли – мой друг, но он против любых союзов с неверными. К сожалению, он не понимает, что и единомышленников, как и врагов, можно найти в любой вере. А сейчас особенно необходимо иметь друзей за пределами мусульманского мира.
– Тем более, что люди меняют веру, как хотят, и выбирая союзников по религиозному принципу, можно нарваться на лжецов, для которых на самом деле нет ничего святого.
– Так что сам Аллах свёл нас с тобой на этой дороге, – улыбнулся Аль-Аячи.
Через некоторое время дорога повернула, и Генри увидел красивую усадьбу на склоне каменистого холма.
– Вот моё скромное жилище, и ты будешь там желанным гостем, – произнёс Мухаммед, с улыбкой поведя рукой.
Генри отметил, что дом похож на крепость: внешние стены были высокими, слегка наклонными и практически без окон, построены из известняка и обмазаны красной глиной. В стенах были предусмотрены желоба на случай вражеского приступа, чтобы поливать нападающих кипятком и расплавленной смолой. Приближение хозяина не осталось незамеченным: Генри зоркими глазами моряка заметил суету на стенах. Распахнулись высокие ворота, окованные металлическими листами, за ними находились вторые – из резного дерева, украшенные золотыми гвоздями. Всадников встретили расторопные слуги: одни приняли лошадей, другие поднесли ароматическую воду, чтобы смыть пыль с лица и рук.
Пройдя во внутренний дворик, Генри почувствовал себя в другом мире. Здесь стены были побелены, этот приём создавал эффект большего пространства, чем было на самом деле. Повсюду виднелись красивые каменные орнаменты и резное дерево. Пыльная, обожжённая солнцем дорога осталась позади: воздух был свеж и чист, а высокие, толстые стены надёжно защищали от жары. Среди апельсиновых и лимонных деревьев искрились и журчали фонтаны, обрушивая прозрачную воду в бассейны. Розы насыщали воздух тонким ароматом, откуда-то доносились звуки струнного музыкального инструмента. Навстречу вышла красивая молодая женщина с блестящими чёрными волосами, в длинном голубом платье с серебряной вышивкой по вороту и таким же поясом. Её белая атласная накидка была расписана цветами и птицами. Едва слышно звенели серебряные подвески на лбу, шее, запястьях. Аль-Аячи, не стесняясь гостя, нежно поцеловал женщину в губы. Приложив руку к сердцу в знак извинения, он попросил Генри подождать.
Пират с удовольствием опустился на прохладную каменную скамью, вдыхая аромат цветов. Подошёл слуга в голубом бурнусе и поднёс ему чашу с ледяным шербетом. Вскоре вернулся хозяин, переодетый в белоснежное одеяние, и провёл гостя в обеденный зал. На низком столе уже было расставлены два серебряных прибора, шербет в запотевших венецианских бокалах, ваза с фруктами и кувшин с ледяной водой. Генри неловко опустился на подушки, которые здесь использовались вместо стульев. Слуги внесли только что зажаренного барашка, закуски из маринованных овощей, кускус и свежие лепёшки. Когда мясо было съедено и тарелки убраны, мужчины продолжили беседу. Генри, помогая себе жестами, сообщил, что намерен здесь поселиться и ищет место для строительства дома.
– Ты можешь купить землю на соседнем холме, там есть хороший участок с родником, – заметил Аль-Аячи. – Утром проедем, посмотрим. Я не желаю ничего лучше, чем если бы ты стал моим соседом.